Czytaj książkę: «Владение и владельческая защита в гражданском праве»

А. В. Коновалов

Czcionka:

ASSOCIATION YURIDICHESKY CENTER

Theory and practice of civil law and civil procedure

A. V. Konovalov

POSSESSION AND POSSESSORY PROTECTION IN CIVIL LAW

3d edition, supplemented

Saint Petersburg

Yuridichesky Center Press

2004

Редакционная коллегия серии «Теория и практика гражданского права и гражданского процесса»

А. П. Сергеев (отв. ред.), Е. А. Суханов (отв. ред.), И. П. Грешников, В. Ф. Попондопуло (отв. ред.), В. Н. Плигин (отв. ред.), Л. А. Баталова, Н. С. Волженкина, Н. Д. Егоров, И. В. Елисеев, А. В. Коновалов, И. Н. Косицкая, Д. В. Костенников, Л. А. Кривоносова, Д. Г. Лавров, Н. Э. Лившиц, С. В. Нарижний, Д. В. Петров, Ю. С. Пилипенко, Т. Б. Полякова, В. И. Телятников, Н. А. Чечина

Рецензенты:

Д. В. Костенников, начальник юридического отдела аппарата полномочного представителя Президента РФ в Северо-Западном федеральном округе

А. П. Сергеев, доктор юридических наук, профессор

И. И. Сыдорук, прокурор Московской области, доктор юридических наук, государственный советник юстиции 2-го класса

Editorial Board of the Series “Theory and Practice of Civil Law and Civil Procedure”

A. P. Sergeev (managing editor), E. A. Sukhanov (managing editor), I. P. Greshnikov, V. F. Popondopoulo (managing editor), V N. Pligin (managing editor), L. A. Batalova, N. S. Volzhenkina, N. D. Egorov, I. V Eliseev, A. V Konovalov, I. N. Kositskaya, D. V Kostennikov, L. A. Krivonosova, D. G Lavrov, N. E. Livshits, S. V Narizhny, D. V Petrov, Yu. S. Pilipenko, T. B. Polyakova, V I. Telyatnikov, N. A. Chechina

Reviewers:

Head of Legal Department of the Apparatus of the Plenipotentiary of the President of the RF in the North-West Federal Region D. V. Kostennikov Doctor of Law, professor A. P. Sergeev Procurator of Moscow Region, State Councilor of Justice of the 2^nd Class, Doctor of Law I. I. Sydoruk

Possession and Possessory Protection in Civil Law. 3d edition, supplemented. – St. Petersburg: “Yuridichesky Center Press”, 2004. – 405 p.

For the last decade the book has been the first monograph research directly devoted to the concept of possession and such specific kind of its protection as possessory process.

The author has formulated a number of theoretical conclusions and proposals based on profound study of different aspects of actual possession, the right of ownership, and rights in rem. Some of these conclusions turned out to be recallable when working out “The Concept of Development of Civil Legislation on Immovable Things” by a working group of the Council on Codification and Improvement of Civil Legislation of the President of the RF. The third edition of the book takes into account the changes that have taken place in the current legislation and law enforcement practice; the concept of prescription by possession has got an additional detailed working out. The work analyses the practice of consideration of property suits, works out the proposals concerning integration of simplification of actual possession protection procedure into Russian civil procedure. The book contains a detailed historical-analytical essay on protection of possession in pre-revolutionary Russian and foreign law, in particular, in Anglo-American law.

The book is addressed to scholars and practitioners who are specialized in the field of law of property, protection of the right of ownership, and actual possession. It can be used in the courses of Civil Law, Civil Procedure, and Roman Private Law.

Уважаемый читатель!

Вашему вниманию предлагается третье издание книги, продолжающей серию научно-практических трудов, объединенных общим названием «Теория и практика гражданского права и гражданского процесса».

Труд А. В. Коновалова «Владение и владельческая защита в гражданском праве», созданный на основе кандидатской диссертации автора, в полной мере отвечает основной идее серии: вобрать в себя опыт практического и одновременно вдумчивого, теоретического осмысления малоисследованных проблем гражданского права и процесса.

Среди серьезных монографий последних лет на тему владения и владельческой защиты книга не имеет аналогов. Более того, данная публикация оказалась первым и пока единственным основательным исследованием этой проблемы в контексте положений Гражданского кодекса Российской Федерации 1994 г. и современной правоприменительной практики.

Некоторые из выводов автора оказались востребованными при разработке рабочей группой Совета по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства при Президенте РФ «Концепции развития гражданского законодательства о недвижимых вещах». В третьем издании книги учтены произошедшие изменения в действующем законодательстве и правоприменительной практике; дополнительную подробную разработку получило понятие давностного владения. Проанализирована практика рассмотрения судами вещных исков, выработаны предложения по интеграции в российское гражданское процессуальное законодательство упрощенного порядка защиты фактического владения.

Публикуемая работа имеет ценность не только практическую и академическую, но и обзорно-познавательную. В ней кратко и емко дана панорама взглядов правоведов, обширная и разнообразная как по своей национальной географии, так и по временному охвату – начиная от римского права, вплоть до классиков немецкой юриспруденции и дореволюционной российской науки, и заканчивая последними достижениями отечественной и зарубежной правовой мысли.

Вместе с тем экскурсы в историю вопроса и практику иностранных правовых систем никогда не перерастают в самодостаточное, отвлеченное исследование. Они важны для автора в той мере, в какой иллюстрируют принципиальные позиции по животрепещущим вопросам владения и владельческой защиты в современной жизни.

Категория владения предстает перед читателем не как сухая юридическая материя, а как многогранное явление, в том числе и как социально-психологический феномен индивидуального и общественного сознания. Благодаря ярким и образным цитатам, выдержанной динамике повествования, органичному сочетанию аналитических умозаключений и конкретных предложений по совершенствованию современного законодательства книга будет интересна широкому кругу читателей, включая представителей всех юридических профессий, студентов и преподавателей юридических вузов.

Особый интерес, и познавательный, и прикладной, представляют приложения, содержащие как фрагменты Германского гражданского уложения и Свода законов Российской империи, так и разнообразную судебную практику.

Надеемся, что публикуемый труд найдет своего читателя и станет достойным продолжением серии книг, посвященных теории и практике гражданского права и гражданского процесса.

Редакционная коллегия декабрь 2003 г.

Предисловие к третьему изданию

Монография кандидата юридических наук, питомца Санкт-Петербургской цивилистической школы А. В. Коновалова вне всякого сомнения привлечет внимание широкого круга читателей. Объясняется это целым рядом обстоятельств. Во-первых, в послереволюционной литературе по гражданскому праву как в Советском Союзе, так и в нынешней России по существу не было опубликовано ни одной работы, специально посвященной владению и владельческой защите. Нельзя сказать, что эти вопросы исследователи обходили вниманием. Достаточно вспомнить содержательную диссертацию о понятии владения А. А. Рубанова. Она, к сожалению, осталась неопубликованной, да и написана без малого полвека назад.

Причиной отсутствия специальных исследований о владении и владельческой защите является то, что сложившиеся в обществе социально-экономические отношения и правовые нормы, их опосредующие, отнюдь не стимулировали появление таких исследований. В условиях административно-командной системы гражданский оборот, особенно оборот недвижимостей, был заморожен, да и само деление имущества на движимое и недвижимое было сведено на нет. В этих условиях споры, требовавшие внедрения упрощенной системы судопроизводства для защиты владения, возникали сравнительно редко, а если и возникали, то разрешались обычно во внесудебном порядке. Целью гражданского судопроизводства объявлялось достижение объективной истины по каждому делу, которая, по мнению ведущих ученых и практиков, могла быть достигнута лишь при активной роли суда на всех стадиях гражданского судопроизводства. Именно в этом большинство специалистов по материальному и процессуальному праву усматривало коренное отличие состязательности в условиях социализма от так называемой буржуазной состязательности, при которой вынесение законного, обоснованного и справедливого решения зависело прежде всего от усилий тяжущихся сторон. В этих условиях многие ведущие ученые считали излишним возрождение в советском гражданском процессе владельческой (посессорной) защиты как упрощенного способа защиты нарушенных или оспоренных имущественных прав. В числе немногих ученых, которые и в тот момент ратовали за возрождение владельческой защиты, можно назвать Б. Б. Черепахина.

Сегодня положение коренным образом изменилось. Переход к рыночной экономике сопровождается отказом от многих казавшихся ранее незыблемыми принципов гражданского судопроизводства либо их существенной модификацией. Активная роль суда существенно ограничена, что отчетливо просматривается в нормах материального и процессуального права, появившихся в последнее десятилетие. Предпринимаются попытки возродить состязательность в гражданском процессе в ее изначальном понимании, заложенном, в частности, в российском Уставе гражданского судопроизводства 1864 г. Новые экономические отношения вызвали вовлечение в гражданский оборот объектов, которые доселе были из него изъяты, и в первую очередь недвижимость. Сам гражданский оборот в условиях шоковой терапии во многом приобрел ярко выраженный криминальный оттенок со всеми связанными с этим негативными последствиями. В этих условиях неизбежно происходит переоценка ранее сложившегося отношения к владельческой защите. Необходимость выработки упрощенного и вместе с тем достаточно эффективного механизма защиты имущественных прав становится все более очевидной, и взоры исследователей неизбежно обратились к незаслуженно забытому институту владельческой защиты. Однако на пути этих благих пожеланий стоит немаловажное препятствие теоретического порядка, а именно – отсутствие в отечественной цивилистической литературе послереволюционных лет сколько-нибудь глубокого и всесторонне обоснованного понятия владения, что самым отрицательным образом сказалось на кодификации гражданского законодательства последних лет. В сущности, понятие владения в отечественном законодательстве отсутствует, а без разработки этого понятия, раскрытия его содержания трудно вести предметный разговор о владельческой защите, поскольку неизвестно, что именно в этом случае подлежит защите.

Именно эти две проблемы – раскрытие понятия владения и необходимость специальной владельческой защиты – составляют основное содержание исследования А. В. Коновалова, которое легло в основу предлагаемой вниманию читателей монографии. О владельческой защите как эффективном и оперативном средстве охраны нарушенных или оспоренных субъективных прав речь может идти лишь тогда, когда в процессуальном законодательстве будет четко прописан сам ее порядок. К сожалению, в новейшем процессуальном законодательстве, как в ГПК, так и в АПК, этот вопрос по-прежнему оставлен открытым. Будем надеяться, что теоретические разработки в указанной области, в том числе и исследование А. В. Коновалова, явятся толчком для решения законодателем этого назревшего вопроса. Уверен, что книга А. В. Коновалова оправдает ожидания читателей, которые давно истосковались по солидным, неконъюнктурным исследованиям важнейших теоретических и практических проблем современного гражданского права и гражданского судопроизводства.

Доктор юридических наук,

профессор Ю. К. Толстой

Глава 1
Общие положения о понятии владения и основаниях его защиты

§ 1. Понятие владения

Несмотря на многовековую историю исследования, вопрос о понятии владения до настоящего времени остается в гражданском праве одним из самых проблемных. Автор не ставил заведомо неразрешимой задачи раскрыть все аспекты многогранной проблемы понятия владения – в поле зрения исследования находятся лишь те из них, которые непосредственно связаны с институтом владельческой защиты. В первую очередь необходимо дать ответ на вопрос, являющийся стержневым в теории владения, а именно, является владение фактическим состоянием или субъективным правом.

Основы для исследования проблемы владения были заложены в юриспруденции Древнего Рима. Римская, а впоследствии и средневековая цивилистические школы использовали следующие понятия, связанные с реализацией правомочия владения: detentio или posses-sio naturalis (corporalis) – держание, понимавшееся так же, как «естественное владение», физическое владение вещью, составляющее материальную основу юридического владения; possessio ad interdicta – собственно владение, защищавшееся специальными исками, преторскими интердиктами, однако не приводившее к возникновению права собственности по давности владения;¹ ager vectigalis – владение субъекта наследуемого права аренды земельного участка; precario possidere – прекарное владение, т. е. владение вещью, переданной в пользование на доверительных началах до ее востребования собственником; pignus datum – владение залогодержателя; sequester – владение переданной на хранение до окончания судебного процесса спорной вещью; bonorum possessio – владение вещами, входящими в наследственную массу, разрешенное претором на время рассмотрения спора между претендентами на наследство, наконец, possessio ad usucapionem – давностное владение. Только лишь последнее рассматривалось как possessio civilis, опиравшееся на законное основание – justа causa; лишь оно могло преобразоваться в право собственности по давности владения (usucapio).

Рossessio ad interdicta в римском праве противопоставлено давностному владению, которое, помимо интердиктов, защищалось еще и петиторным вещным иском – actio Publicianаe.

В качестве субъектов detentio рассматривались арендаторы, узуфруктуарии, хранители, ссудополучатели, опекуны, прокураторы (лица, осуществлявшие представительство без поручения).

Римскому праву были известны владение possessio justa и possessio injusta (законное и незаконное); possessio bonae fidei и malae fidei (добросовестное и недобросовестное). Под незаконным владением понималось владение, приобретенное vi (с применением насилия), clam (посредством тайного похищения) или precario (т. е. в результате отказа по требованию собственника вернуть вещь, ранее полученную в прекарное владение). Недобросовестность владения имела место в случае осознания его неправомерности. Добросовестное владение имело юридическими последствиями возможность приобретения права собственности по давности (usucapio), защиту при помощи actio in rem Publiciana, приобретение права собственности на плоды вещи с момента их отделения. Значение института владения в римском праве состояло, во-первых, в обеспечении необходимого условия для пользования вещью собственником; во-вторых, в том, что владение являлось составным элементом почти всех способов приобретения права собственности, и, наконец, в-третьих, в предоставлении владению как таковому юридической защиты посредством интердиктов.²

Римская традиция понимала юридическое владение как неразрывное единство двух составляющих: corpus possessionis – фактического, реального господства лица над вещью, пребывания последней в его хозяйственном ведении и animus domini – намерения лица владеть вещью от своего имени, не признавая чьего-либо сильнейшего права. Понятие animus domini у римлян было взаимосвязано с causa possessionis – основанием приобретения владения. В споре о владении наличие animus domini предполагалось при представлении доказательств corpus possessionis; противной стороне следовало доказать, что фактическое владение основано на causa possessionis, следствием которого является не animus domini, а detentio alieno nomine. Общим правилом являлись стабильность основания приобретения владения и невозможность произвольного его изменения (nemo sibi causam possessionis mutare potest). Для изменения causa possessionis требовалось совершение фактических действий, явно свидетельствующих о намерении в дальнейшем владеть вещью от своего имени, причем не в отношении третьих лиц (продажа втайне от собственника арендованного имущества), а именно в отношении собственника, либо совершение сделки с собственником.

Таким образом, можно заключить, что под владением в римском праве понималось фактическое пребывание вещи в сфере хозяйственного господства владеющего субъекта, соединенное с особого рода субъективным волевым отношением последнего к характеру его связи с вещью, проявляемым вовне и воспринимаемым окружающими владельца участниками гражданского оборота. Анализ литературы по рассматриваемому вопросу позволяет сделать вывод, что как римской юриспруденции, так и традиционной теории владения нового времени свойственно признание приоритета именно за фактическим положением вещи и за субъективным отношением к ней владельца. В то же время, даже если согласиться с тем, что владение по римскому праву должно квалифицироваться исключительно как фактическое состояние особого рода в силу признания за ним особых юридических последствий, т. е. предоставления юридической защиты (что более не свойственно, как признают безоговорочно все исследователи, ни одному юридическому факту) и возможность преобразования в право собственности, ни в каком случае нельзя уйти от оценки его восприятия окружающими. Такой вывод должен быть сделан в отношении любого социума, в котором существуют регулируемые частным правом имущественные отношения, как бы примитивны и неразвиты они ни были.

Уместно вспомнить о том, что в теории владения в римском праве использовалось понятие custodia (хранение) – «всякое положение вещи, которое по общепризнанному эмпирическому подсчету вероятностей обеспечивает нашу власть над нею».³ Различались объективная custodia (скрытое от окружающих удержание вещи в своем хозяйственном обороте) и субъективная, т. е. удержание, открытое и явное для всех окружающих. Для обеспечения такого явного для всех поведения действия лица должны содержать в себе определенный минимум, общепринятый в обществе и в большинстве случаев достаточный для надлежащего бытия владения, необходимую сумму предосторожностей, которую предполагается достаточной предпринимать в данных условиях для сохранения вещи в своей хозяйственной сфере. При наличии меньшего объема предусмотрительности вещь будет казаться брошенной или утерянной; при наличии большего речь пойдет о повышенной бережливости субъекта владения.

Итак, при исследовании понятия владения, даже в случае квалификации владения как факта, нельзя не признавать важности момента восприятия corpus и animus окружающими владеющего субъекта лицами. Очевидно, что это положение признавалось и римскими юристами. Данное наблюдение весьма полезно для дальнейшего определения юридической природы владения. Считаем возможным утверждать, что и в римском праве, для которого традиционным считается понимание владения как факта, центр тяжести идеи владения находился в восприятии его окружающими в единстве corpus possessionis и animus domini. Любопытно, что к такому же выводу приходит и английский исследователь римского права B. Nicholas, отмечая, что только этим объяснимы признававшееся римскими юристами сохранение владения за субъектом в случае оккупации его вещи посторонними лицами и предоставление ему владельческого интердикта. Таким образом, «римляне склонялись к трактовке владения как права, тем самым размывая грань между владением и собственностью, которую они в то же время так тщательно устанавливали».⁴

Как уже было сказано, в юридической науке за владением традиционно признавались исключительно свойства юридического факта, хотя и факта особого рода, обладающего в связи с предоставлением ему юридической защиты своеобразным ореолом, либо же отмечалась двойственная природа владения. Так, Ф. К. фон Савиньи владение понимает как продолжающуюся возможность произвольно репродуцировать непосредственное отношение к вещи, непосредственное физическое господство над нею; рассматривает и как факт, и как право одновременно: как факт, поскольку в основе его лежит фактическое отношение (detentio), как право, поскольку с его бытием связаны правовые последствия.⁵ Дореволюционное российское гражданское право рассматривало владение как юридический факт. Именно такой взгляд на понятие владения высказал в своей работе «Российское частное гражданское право» В. Г. Кукольник⁶, а также в более поздних трудах Ф. Морошкин, К. П. Победоносцев, В. Г. Демченко, И. А. Покровский.⁷

Революционной в понимании юридической природы владения стала «Новая теория владения» Р. фон Иеринга, или, как называл ее сам автор, «теория реальности собственности», изначально построенная на критике воззрений Ф. К. фон Савиньи на владение как на фактическое господство над вещью. Вместо понятия физического господства Р. фон Иеринг предлагает к употреблению понятие «фактическое засвидетельствование собственнических притязаний». С точки зрения Иеринга, вещь заявляет о наличии правоотношения владения самим положением, в котором она находится. Если положение ее нормально, то всякий воспринимающий его не как случайное, а как преднамеренное, будет иметь основания для убеждения в том, что в таком положении вещь выполняет свое экономическое назначение и служит своему собственнику; таким образом, в понимании владения как реальности собственности содержится «выгода для окружающих», которые могут так распознавать наличие права собственности на вещь. Таким образом, «тот становится владельцем, кто либо сам придает, либо велит придать вещи такое положение, которое соответствует собственности, и тем самым заявит себя в качестве лица, притязающего на собственность».⁸

Идея Р. фон Иеринга о владении как видимости, реальности собственности, состоит в том, что понимаемое таким образом владение всюду разделяет экономическую судьбу собственности и собственника, пока последний пользуется вещью согласно ее назначению. Владение приобретает здесь характер исключительно практический, обыденный, а своим возведением в степень юридического отношения обязано не самому себе, а собственности.

Таким образом, впервые приоритетным признается именно момент оценки третьими лицами отношения владельца к вещи, находящейся в его хозяйственной сфере. Значение теории владения Р. фон Иеринга состоит в том, что центр тяжести в понимании владения перенесен здесь из области физического воздействия лица на принадлежащую ему вещь в область восприятия окружающими способа, которым имущество введено в хозяйственный оборот, признаки которого позволяют им не сомневаться в пребывании вещи в чьем-то владении, которое у Р. фон Иеринга предполагается совпадающим с правом собственности (знаменитое «wo kein Eigentum, da auch kein Besitz» – где нет собственности, там нет и владения, где собственность, там и владение).⁹

Под воздействием «новой теории владения» и в дореволюционном российском гражданском праве появились определенные колебания по поводу безоговорочной оценки владения как юридического факта, а некоторые ученые прямо высказывались против определения владения как фактического господства над вещью.¹⁰

Дореволюционное гражданское законодательство России использовало понятие владения в нескольких аспектах. Так, ст. 513 ч. 1 т. Х. Свода законов говорит о владении как существенной части права собственности, когда они соединены, о владении «вотчинном, вечном и потомственном», когда владение утверждается жалованными грамотами и иными законными основаниями. Статья 514 Свода законов определяет владение как «особое право»: «когда частный владелец, удержав за собой право собственности по укреплению, отделит от него владение и передаст или уступит оное другому по договору, дарственной записи или другому какому-либо акту, тогда сие отдельное владение составляет само по себе особое право, коего пространство, пожизненность или срочность определяется тем самым актом, коим оно установлено». Наконец, в ст. 523–53 °Cвода законов законодателем определены известные русскому гражданскому праву признаки давностного владения.

Составители проекта Гражданского уложения владение рассматривали как «правовое состояние», служащее источником некоторых прав, важнейшими из которых являлись посессорная защита и приобретение имущества на основании давности. Весьма важным для характеристики тенденции в трактовке понятия владения российской правоприменительной практикой и наукой российского гражданского права представляется решение кассационного департамента Правительствующего Сената 1871 г. № 1212, в котором говорится: «Владение есть право, по содержанию своему близко подходящее к праву собственности и даже заменяющее его для владельца, доколь не будет доказано, что сильнейшее, лучшее право на ту же вещь, дающее то же право на владение, право собственности, принадлежит другому». ¹¹

Следует признать, что в послереволюционный период развития отечественной цивилистической мысли вопрос о юридической природе владения так и не нашел однозначного разрешения. А. В. Венедиктов отрицал наличие самостоятельного права владения в советском гражданском праве.¹² В трудах Д. М. Генкина военных и первых послевоенных лет вопрос об определении владения решен недостаточно ясно.¹³ Некоторые ученые исследовали либо отдельные аспекты правомочия владения,¹⁴ либо специфику его реализации в условиях социалистического хозяйства,¹⁵ не отвечая прямо на вопрос о юридической природе владения. Наконец, в более поздних работах владение понимается не только как фактическое состояние, но и как право.¹⁶ Так, например, Ю. К. Толстой определяет владение в экономическом смысле как теоретическое выражение статики общественного производства, результат присвоения и его предпосылку, само присвоением не являющееся, которое выражает состояние закрепленности средств и продуктов производства, их принадлежности индивидам или коллективам.¹⁷ Он особо подчеркивает, что владение отражает не отношение человека к вещи, а общественное производственное отношение между людьми по поводу вещей. Правомочия владения, пользования, распоряжения следует отличать от аналогичных экономических категорий. В частности, неправильно определение правомочия владения как факта обладания вещью – здесь имеет место смешение понятия юридического владения либо с экономическим отношением, либо с осуществлением правомочия. Владение как составная часть субъективного права собственности должно пониматься как юридически обеспеченная возможность определенного поведения управомоченного лица, а не факт обладания. Таким образом, «владение как экономическая категория – это хозяйственное господство лица над вещью»; «правомочие владения – это юридически обеспеченная возможность хозяйственного господства лица над вещью».¹⁸

В современной отечественной цивилистической литературе вопросы понятия владения и защиты владения достаточно подробно разработаны в книге Д. В. Дождева «Основания защиты владения в римском праве».¹⁹ К сожалению, высказанные в названной работе положения не позволяют четко определить, как же все-таки – как право или как факт – определяет автор понятие владение.

Вопрос о юридической природе владения в современной науке гражданского права должен решаться в пользу безоговорочного признания владения субъективным правом. Накопленный столетиями развития цивилистической мысли опыт позволяет сегодня признать явным анахронизмом положение о возможности существования юридического отношения между субъектом права и вещью. Такая связь может носить только фактический характер. Отношения же юридические возникают лишь в области межличностных связей в социуме постольку, поскольку in definitio относятся к сфере волевых, психических явлений и не могут связывать лицо с предметом материального мира, не наделенным сознанием и волей.²⁰

Это положение является логической основой для квалификации владения как субъективного правомочия. Однако такому выводу надлежит предпослать ряд замечаний.

Утверждение о необходимости признания приоритета оценки третьими лицами, окружающими владельца, фактической связи между ним и находящимся в его владении предметом материального мира²¹ (corpus) и волевого отношения владельца к этой связи (animus) не означает отрицания значения названных двух элементов понятия владения. Особая значимость фактического состояния в самом бытии владения признана, пожалуй, всеми исследователями данного института и отличается лишь оценкой степени этой значимости – от понимания corpus possessionis как conditio sine qua non владения до трактовки corpus как факультативного его условия. Нет смысла отрицать и особую самостоятельную роль субъективного психического отношения владельца к принадлежащей ему вещи, более того, этот субъективный момент заключает в себе квинтэссенцию понятия владения и предпосылку его бытия в качестве юридического института. Таким образом, и фактический, и волевой моменты во владении обладают своим обособленным бытием, значением, а в конечном счете реализуются в абсолютном субъективном правомочии владения, воспринимаемом всеми третьими лицами, окружающими владельца.

В самом первом приближении владение нужно понимать как физическое моментальное обладание, непосредственную власть над вещью, которые обеспечиваются физическим к ней прикосновением, оккупацией, исключением воздействия на нее иного лица, кроме владельца (на вокзале в ожидании поезда собственник имущества или работник, которому имущество сдано на хранение, располагается возле составленных рядом чемоданов или на них, своим физическим, телесным прикосновением обеспечивая владение и устранение от его вещей всякого постороннего; покупатель уносит из магазина приобретенную вещь, держа ее в руках; также и преступник, скрываясь с места преступления, удерживает при себе похищенное). Не являются владением случаи так называемого натурального владения, когда невозможность обеспечения непосредственной власти над вещью физическим прикосновением к ней однозначно явствует из самой обстановки, в которой происходит это прикосновение (занимая место в театральном зале, зритель имеет физическое прикосновение к креслу, однако цель его пребывания в театре не позволяет сомневаться в том, что таким прикосновением он не устанавливает своей власти, даже временной, над вещью, и едва ли будет правильно понят, если по окончании спектакля вознамерится самовольно продолжать это положение). Натуральное владение, таким образом, не является по своей сути фактическим владением и в этом смысле факт юридически безразличный.

1.Возможно, термин possession происходит от словосочетания potis sedeo – «сижу как господин» (см.: Бартошек М. Римское право: понятия, термины, определения. М., 1989. С. 251).

2.Хвостов В. М. Система римского права. СПб., 1998. С. 271–283.

3.Юшкевич В. А. О приобретении владения по римскому праву. М., 1908. С. 73–78. Возможно, более точный аналог римского термина – охрана; так, в древнецерковнославянском «кустодия» – «стража».

4.Nicholas B. An introduction to Roman Law. Oxford, 1996.

5.Das Recht des Besitzes. 1865. S. 239.

6.Именно В. Г. Кукольника, определившего право собственности как «право в наличных материальных вещах, из коего следует власть владеть, пользоваться и располагать оными во всем их пространстве или в части, ежели тому не препятствует закон или право другого лица», следует считать «отцом» конструкции триады правомочий собственника в российской цивилистике (Кукольник В. Г. Российское гражданское частное право. Ч. 2. СПб., 1815. С. 155).

7.Демченко В. Г. Русское гражданское право. Право вещное. Киев, 1894.
С. 42; Морошкин Ф. Л. О владении по началам российского законодательства. М., 1837. С. 65–81; Победоносцев К. П. Курс гражданского права. Ч. 1. СПб., 1896. С. 150; Покровский И. А. История римского права. СПб., 1998. С. 344.

8.Иеринг. Об основании защиты владения. М., 1883. С. 139, 148,159.

9.Там же. С. 150.

10.См. Башмаков А. А. О владении по наследству. СПб., 1901. С. 126–138; Гамбаров Ю. С. Русское гражданское право. Курс лекций. Вещное право. СПб., 1897. С. 33–34; Он же. Вещное право. Особенная часть гражданского права. СПб., 1913. С. 291; ГервагенЛ. Л. Характер и защита владения. Петроград, 1916. С. 15–26; Колокольцев Л. Понятие и юридическая природа владения вещами по римскому праву. Ярославль, 1874. С. 17–20; Хвостов В. М. Система римского права. С. 270–273; Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1995. С. 156. Юшкевич В. А. О приобретении владения по римскому праву. С. 47–48.

11.Книрим А. А., Карницкий И. И., Лукьянов С. И., Малышев К. И. и др. Проект Высочайше учрежденной редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения: Т. 1, с объяснениями. СПб., 1902. С. 79, 429.

12.Венедиктов А. В. Государственная социалистическая собственность. М., Л. 1948. С. 14.

13.Гражданское право / Под ред. М. М. Агаркова, Д. М. Генкина. Т. 1. М., 1944. С. 226–227. Советское гражданское право / Под ред. Д. М. Генкина. М., 1950. С. 266; Генкин Д. М. Право собственности в СССР. М., 1961. С. 82.

14.Амфитеатров Г. Н. Активная и пассивная легитимация при виндикации в советском праве. Тезисы докладов на научной сессии ВИЮН. М., 1946. С. 34–36.

15.Дембо Л. И. Основные проблемы водного законодательства. Л., 1948. С. 65–67; Компанеец Е. С. К вопросу о проблеме владения в советском праве // Сб. статей, посвящен памяти В. М. Гордона. М., 1927. С. 35. В подкрепление высказанной позиции Е. С. Компанеец также ссылается на концепцию Гедемана (см.: Гедеман. Трансформация понятия собственности. Харьков, 1924. С. 27).

16.Малинкович М. В. Право владения несобственника: Автореф. дис… канд. юрид. наук. М., 1969. С. 11; Подопригора А. А. Вещно-правовые способы защиты рабовладельческой собственности в римском праве: Автореф. дис… канд. юрид. наук. Киев, 1962. С. 7–9.

17.Толстой Ю. К. Понятие права собственности // Проблемы гражданского и административного права. Л., 1962. С. 149.

18.Там же. С. 187.

19.См.: Дождев Д. В. Основания защиты владения в римском праве. М., 1996. С. 35. Об определении понятия владения см. также: Скловский К. И. Проблемы собственности и владения в гражданском праве России. Автореф. дисс… докт. юрид. наук. М., 1999; Скрябин С. В. Гражданско-правовые проблемы понятия вещного права. Автореф. дис… канд. юрид. наук. Алма-Ата, 1998.

20.Убедительна аргументация, приведенная Н. Д. Егоровым в пользу признания объектом имущественного правоотношения поведения субъектов гражданского оборота, направленного на материальные предметы: объектом правоотношения, т. е. тем, на что оно направлено и на что оказывает воздействие, может быть лишь явление, способное реагировать на такое воздействие, правоотношение не может непосредственно воздействовать на вещи, материальные и нематериальные блага, так как не изменяет их; оно может воздействовать только на поведение людей, которое способно реагировать на воздействие со стороны правоотношения (Егоров Н. Д. Понятие имущественного правоотношения // Вестник ЛГУ. 1980. Вып. 4, № 23. С. 60–62). Иной точки зрения придерживается А. А. Иванов, который аргументирует необходимость выделения категории вещных прав неизбежной необходимостью квалификации правоотношений, ограничивающих абсолютное право собственности (последнее автор трактует как существующее вне правоотношения); сами же правоотношения он склонен понимать исключительно как относительные (Иванов А. А. Право собственности и товарно-денежные отношения. Автореф. дис… канд. юрид. наук. Л., 1991. С. 110–111). Разницу между обязательственными и вещными правоотношениями А. А. Иванов видит в том, что «корреляция встречных предоставлений в обязательстве вытекает из согласования воль должника и кредитора, а в вещном правоотношении – из экономического и юридического единства вещи»; вещные правоотношения «соединяют лиц посредством их отношений к одной и той же вещи» (С. 126). Из этого сделан вывод о необходимости понимания вещного права как связи человека с вещью, поскольку «юридическому опосредованию подвергаются волевые действия собственника в отношении принадлежащих ему вещей, причем независимо от того, затрагивают эти действия третьих лиц или нет» (С. 94).

21.Как сказано выше, российской науке гражданского права всегда было свойственно отрицание возможности владения имущественными правами. В связи с этим категорически неприемлема передача в аренду любой ценной бумаги, коль скоро основная утилитарная ее ценность заключается именно в закреплении (в том числе и в бездокументарной форме) того или иного имущественного права; смысл же аренды как гражданско-правового института заключается в извлечении полезных свойств из вещи именно в процессе владения и пользования ею. Предположение извлечения пользы из владения и пользования ценной бумагой как материальным носителем, символом воплощенного в ней имущественного права – абсурдно; а в случае, когда ценная бумага существует в бездокументарной форме, владение и пользование ею и вовсе невозможны.