Czytaj książkę: «Региональный консалтинг: приглашение к творчеству. Опыт разработки документов стратегического планирования регионального и муниципального уровня»

Рецензенты: д. э. н., проф. Б. С. Жихаревич, д. г. н., проф. Н. В. Зубаревич

Фото: Н. Ю. Замятина, А. Н. Пилясов

Корректор: И. И. Плотникова

ISBN 978-5-91076-155-5

© Замятина Н. Ю., Пилясов А. Н., текст, 2017

© Гончаров Р. В., Хусаинова А. С., картография, 2017

Введение

Эта книга о напряженном творческом поиске при разработке региональных и муниципальных стратегий, который мы ведем уже более 12 лет. Она о тех крупных и малых интеллектуальных открытиях, которые всегда сопровождают этот поиск. Эта книга о том, что новый Федеральный закон от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации», определяющий стандарт прогнозных документов различного уровня, ни в какой степени не освобождает нас как экспертов в этой области от необходимости новаторства, индивидуального подхода, отказа от рутины унификации при разработке каждой стратегии и программы социально-экономического развития.

Главное кредо авторов книги состоит в том, что новый федеральный закон призван придать новый импульс нашей «штучной» работе с каждым регионом, с каждым муниципальным образованием при выработке долгосрочной стратегии его социально-экономического развития. А здесь не обойтись без филигранного внимания к деталям местного сообщества, местного предпринимательского класса, особенностям политики местной власти и корпоративных структур. И весь наш опыт, которым мы делимся с читателями этой книги, подтверждает эффективность такого подхода.

Инновации – это не только про «железо», это про творческий поиск людей, которые ежедневно, на свой страх и риск, творят региональное и местное развитие, и наша как экспертов задача – помогать им в этом. В этом процессе обнаружения новых возможностей для развития всегда очень много сюрпризов и неожиданностей – выстраиваешь одну стратегическую траекторию, а в реальной жизни прокладывается другая – но ведь такова природа почти всех творческих открытий. Именно о них в области стратегического планирования идет речь в этой книге. Ее можно считать руководством, как в идеологии инновационного поиска вести разработку документов стратегического планирования, как нам как экспертам творчески сопровождать, как ребенок очень хрупкий, зависящий от многих факторов, процесс регионального развития – и показывать, в чем, где именно могут быть рецепты его здоровья.

В советское время широко была признана необходимость предварительных предплановых исследований, которые создают исследовательскую платформу, накапливают знание и компетенции перед самим процессом долгосрочного стратегического планирования. Сегодня, как правило, у нас нет такого предварительного этапа осмысления материала – мы вынуждены обучаться в процессе работы, погружаться в местный контекст одновременно с разработкой самого документа стратегического планирования. Так вот одна из задач данной книги – как раз и дать нашим коллегам возможность понаблюдать кухню этого этапа, которого реально нет, но в котором существует сумасшедшая потребность.

Эта книга и научная монография, и практикум в области регионального стратегирования в одном флаконе. Это живой разговор с коллегами-экспертами на тему, как же нам формировать образ будущего развития для регионов, городов и районов России. Эта книга – дружественный диалог с соратниками по цеху, приглашение коллегам прийти в творческую лабораторию авторов, в которой у них нет монополии на истину, и где у них самих постоянно уточняется понимание процесса долгосрочного социально-экономического развития и оттачивается представление о его основных драйверах. Мы видим нашу книгу как путешествие по прикладным основам стратегирования на разных уровнях – и в этом состоит ее особенность. В книге собраны наиболее интересные выдержки из разработанных нами стратегий городов, районов и регионов не просто потому, что в последние 12 лет нам этим приходилось заниматься. Мы хотели показать, во-первых, что одни и те же принципиальные теоретико-методологические, мировоззренческие подходы (прежде всего установка на творческий поиск новых траекторий развития) способны одинаково эффективно работать и на уровне городов, и районов, и регионов; во-вторых, что под каждый уровень необходимо подобрать свою уникальную «палитру красок», которая позволит решить задачу конструирования образа будущего – конкретный арсенал исследовательских методов, который работает для уровня муниципального образования, нуждается в перезагрузке при выходе на уровень регионального стратегирования.

Три источника вдохновляли нас при работе над этой книгой. Во-первых, это, конечно, лучшие образцы советского наследия в области региональных исследований (работы наших предшественников экономико-географов и региональных экономистов). Во-вторых, это современные зарубежные концепции в сфере региональной науки, которые нам хорошо известны по причине регулярного участия в конгрессах европейской региональной науки и широкой личной коммуникации с коллегами – региональными исследователями из европейских стран, США и Канады. В-третьих, это наш практический опыт разработки региональных и муниципальных стратегий в последние 12 лет.

От советской школы региональных исследований мы взяли концепцию экономико-географического положения (ЭГП) Н. Н. Баранского – И. М. Маергойза и идею об узловой народнохозяйственной проблеме В. М. Четыркина. Первая была обогащена новым представлением об институциональной компоненте ЭГП, вторая – погружением проблемного подхода в контекст современной инновационной модернизации экономики российских городов и регионов (ключевая проблема как стимул к инновационному обновлению местной экономики).

Весь период работы над региональными и муниципальными стратегиями в последние 12 лет нас сопровождают размышления о возможностях и пределах использования современных зарубежных концепций и подходов на российской почве. С одной стороны, нам всегда было очень радостно обнаруживать органичность российских реалий и представлений зарубежной региональной науки. Считаем, что их синтез в российских условиях, подчас абсолютно неожиданный для нас самих, есть сильная сторона этой книги. Однако при этом мы почти всегда обнаруживали, что описанные в современной региональной науке эффекты действуют в российских городах и регионах очень специфично, с непременным значительным допуском, и стремились довести это понимание до нашего читателя.

Очень приятно осознавать то, что сердцевинная географическая специфика нашего исследования, которая проявилась в активном использовании понятий экономико-географического положения, территориальной структуры, агломерации, пространственно-временного цикла и которая десятилетия разрабатывалась нашими предшественниками в советской экономической географии абсолютно обособленно от работ экономистов, вдруг, под влиянием теории эндогенного экономического роста и концепции новой экономической географии, стала составной и органичной частью экономических исследований мейнстрима.

С другой стороны, в работах по региональному и муниципальному стратегированию мы всегда отчетливо осознавали, что западные подходы на российской почве имеют встроенные ограничения для применения, вызванные реалиями обширных низкоплотностных экономических пространств, на которых они полноценно не действуют, поскольку предложены и протестированы, апробированы для условий конкурентной экономики плотно заселенных пространств Западной Европы и США.

Последним по списку, но, наверно, первым по значимости источником нашего собственного обучения в процессе работ над стратегиями разного уровня стал практический опыт десятков командировок в регионы, города и районы России, в которых мы разрабатывали документы долгосрочного прогнозирования, тесной коммуникации с командами местной власти, местным экспертным сообществом, представителями малого бизнеса, некоммерческих организаций и структур гражданского общества. Именно это обеспечило не умозрительный, а идущий от почвы, от реальной жизни характер разработанных нами документов.

Практически на всех страницах этой книги авторы щедро делятся с читателями своим практическим опытом работы в конкретных городах, районах и регионах России. Именно поэтому книга сформирована как коллекция кейс-стади. Это был наш осознанный выбор – потому что одна из ее важнейших задач – погрузить читателя в практическую кухню стратегирования, дать ему минимально необходимые для этой работы навыки. А для этой задачи инструмент кейс-стади подходит как никакой другой.

Именно глубочайшая практическая сориентированность нашей работы обеспечила наш выход за рамки собственно процесса стратегирования к более широкому региональному консалтингу, который мы вели в процессе подготовки региональных и муниципальных стратегий, программ социально-экономического развития, региональных Схем развития и размещения производительных сил.

Для нас конечный продукт в виде региональной/муниципальной стратегии или программы был всегда важен не сам по себе, а именно в контексте, как составной элемент более широкого процесса непрерывного консультирования местной власти в период тесной коммуникации с ней по вопросам долгосрочного прогнозирования социально-экономического развития территории. Сейчас просто пока нет других форм консультационного взаимодействия столичных экспертов с местной властью, кроме как через оболочку разрабатываемых стратегий и программ.

Но мы убеждены, что со временем такие формы появятся. Наша убежденность базируется на том, что, как мы неоднократно были свидетелями в процессе нашей работы, речь идет не просто о подготовке очередного документа долгосрочного прогнозирования, но почти всегда о смене представлений, об одолении десятилетиями складывающихся представлений (мифов и блокировок) о развитии и об инновационном поиске новых парадигм. И хотя эти результаты никогда нам прямо не были заказаны по техническому заданию, они являются попутными позитивными и очень важными экстерналиями процесса разработки стратегий.

Мы неоднократно говорили себе, что подчас самое важное достижение нашей работы – это правка сильно искаженных представлений местной власти и экспертного сообщества о развитии. Она дается не сразу, тяжело, в партнерстве во имя одоления тех многочисленных блокировок развития, которые реально тормозят свободный творческий поиск новых возможностей и новых траекторий. Эта тема впервые обрела звучание в нашей книге «Россия, которую мы обрели: исследуя пространство на микроуровне»¹, потом продолжилась в «инновационном поиске в монопрофильных городах»², с которыми данная книга поддерживает сущностную взаимосвязь. Но если в первой книге впервые и очень мощно была заявлена необходимость спуститься на микроуровень российского пространства, чтобы понять генезис нового эндогенного экономического роста; во второй были впервые заявлены принципы новой промышленной политики и кредо инновационного поиска как основы нашей теоретической платформы в контексте российской ситуации с моногородами – то здесь, в этой книге, показано, как эти постулаты инновационного поиска, эндогенного экономического роста, новой промышленной политики работают в процессе регионального консалтинга, а конкретно в стратегировании на разных уровнях.

Чтобы увлечь молодого читателя и подготовить новую смену экспертов в области регионального и муниципального стратегирования, мы изо всех сил стремились рассказывать о технике нашей рабо- ты в этой книге незасушенно: у обоих авторов многие десятилетия опыта преподавания в студенческой аудитории, внимание которой нам очень дорого. Добро пожаловать на нашу кухню регионального стратегирования!

Глава 1
Добро пожаловать на кухню регионального стратегирования

Наше кредо в сфере регионального стратегического планирования

Первейший вызов для практика регионального развития, работающего в России, – это умение ориентироваться в территориальных различиях социально-экономических процессов. В работах лидеров российской региональной экономики и экономической географии (например, А. Г. Гранберга, но также и других авторитетных исследователей) подчеркивалось, что отстающим субъектам Российской Федерации требуются даже не десятки, а сотни лет, чтобы достичь уровня современных развитых российских регионов. В пределах одной страны речь, по сути, идет о контрастах афро-европейской силы. Не только цифирными значениями показателей, но фундаментально, по драйверам и движущим силам, по институциональным нормам, по самим законам экономического развития различаются между собой наши регионы.

Такие контрасты заставляют каждый раз, при работе в каждом новом регионе задумываться над принципиальным выбором методологии работы. С точки зрения современного мейнстрима западной региональной науки, основные движущие силы экономического развития городов заключаются в самой среде крупных городов. Использовав то или иное преимущество на старте своего развития (удобное транспортное положение, природные ресурсы, административный статус и т. д.), со временем города меняют основную «пружину» своего развития – и в современном мире большинство городов староосвоенных территорий генерируют внутренние, эндогенные, стимулы экономического роста, за счет синергетического эффекта взаимодействия экономических акторов, сконцентрированных на территории города и привлеченных в значительной степени близостью друг к другу. Именно на экономии издержек, проистекающей из самого факта деятельности на плотно освоенной территории, вблизи целой сети поставщиков, смежников и потребителей, вблизи образовательных институтов, источников инноваций и креативности, строятся знаменитые агломерационные и кластерные эффекты. Выявление внутренних, эндогенных, факторов развития территории – важное достижение новой экономической географии. Однако территория за пределами точек роста при этом практически не рассматривается; по сути, речь идет о ситуации стихийной поляризации развития.

Это порождает массу вопросов в выборе инструментов развития конкретных территорий.

Лобовое применение западных подходов к территории России невозможно. Даже если не рассматривать институциональную специфику нашей страны, принципиальное значение для регионального развития России имеет то обстоятельство, что на значительной части ее территории нет достаточной плотности населенных пунктов для получения агломерационного эффекта, нет инфраструктурных условий для частого коммутирования в процессе формирования рынков труда, для локальных перетоков знания – всех тех факторов, на которых основана современная мировая региональная наука. Слепое следование принципу увязки перспектив экономического развития с агломерационными эффектами привело бы к экономической деградации обширных северных и восточных пространств страны, что недопустимо и по соображениям стратегической безопасности, и по соображениям гуманности (особенно актуальным в условиях сниженной мобильности населения, обусловленной неразвитым рынком жилья, низкими доходами значительной части жителей и др.). С нашей точки зрения, проблема решается за счет дифференцированного подхода к определению движущих сил экономического развития разных регионов России (и, соответственно, разных критериев оценки условий, потенциала и перспектив социально-экономического развития).

В общем случае можно выделить две крупные зоны, различающиеся по условиям экономического развития.

Для одной части территории страны с наиболее плотной сетью населенных пунктов вполне применимы популярные инструменты региональной политики, основанные на принципе возрастающей отдачи, стимулировании агломерационного эффекта и др. Важно при этом не терять понимания сути агломерационного эффекта – и как раз здесь не обойтись без глубокого знания теоретических работ западной региональной науки, глубоко продвинувшейся в сфере изучения городских агломераций.

Актуальные трактовки агломерационного эффекта. В последние два-три десятилетия понимание агломерационного эффекта в зарубежной региональной науке значительно углубилось. Исследователи стали различать урбанизационный эффект (когда разнопрофильные заводы концентрируются в одном месте), локализационный эффект, по сути экономической специализации (когда сходные по профилю заводы расположены по соседству) и стандартный эффект экономии на масштабе операций, на размере фирмы.

Урбанизационный и локализационный эффекты, которые еще называют позитивными экстерналиями, чтобы подчеркнуть терминологическую близость феноменов региональной науки макроэкономическим моделям (после работ Пола Кругмана это стало просто модно), на самом деле отражают две школы, две линии научной мысли. Приверженцами первой выступают (в хронологическом порядке) Й. Шумпетер, Дж. Джекобс, Дж. Хендерсон, Э. Глезер. Приверженцами второй (называют МЭР-экстерналии) – А. Маршалл, К. Эрроу, П. Ромер, М. Портер.

В шумпетерианском смысле (перетоки знания и др.) авторы первой школы полагают, что самые радикальные инновации рождаются в результате «рекомбинации» идей. Большая степень разнообразия может способствовать вероятности «открытия» радикально новых товаров или решений в производственном процессе. С точки зрения Дж. Джекобс, экономическое разнообразие является ключевым фактором успеха города. Она полагала, что это самоусиливающийся феномен: городское разнообразие само и позволяет, и стимулирует еще большее разнообразие. Экстерналии Джекобс рождаются от разнообразия местной промышленной структуры. Это разнообразие базируется на сочетании разных видов экономической деятельности в плотной среде крупных городов. Урбанизационная экономия (или урбанизационный эффект, или экстерналии Джекобс) действует на размер рынка, экономическую структуру, генерирование информации и перетоки знания. Разнообразие производственной структуры города и плотность населения иногда рассматриваются как показатели урбанизационного эффекта.

С другой стороны, локализационная экономия (или МЭР-экстерналии) связана с существованием пула квалифицированных кадров, специализированных промышленных районов Маршалла, в которых производители склонны кластеризоваться совместно, чтобы быть вовлеченными в общую специфическую деятельность. МЭР-экстерналии приводят к ярко выраженной специализации на определенных видах экономической деятельности – чаще на той или иной отрасли традиционной обрабатывающей промышленности. Но наукоемкие отрасли имеют другие закономерности.

Темпы их роста увеличиваются, если высок общий уровень региональной экономической диверсификации. Чем больше разных отраслей расположено в регионе, и чем больше технологий здесь присутствует, тем выше вероятность, что появятся новые фирмы. Здесь действуют экстерналии Джекобс³. В долгосрочной перспективе они создают довольно равномерное распределение предприятий по всем секторам экономики, что сокращает безработицу и содействует экономическому росту⁴. Эту дихотомию между экстерналиями Джекобс и МЭР, между разнообразием и специализацией можно увидеть как на городском, так и на региональном, национальном уровнях. Например, в докладе по географическим закономерностям инновационного процесса утверждается, что в то время как Европа полагается на действие экстерналий Джекобс в инновационном процессе, метрополитенские зоны США рассчитывают на позитивное действие как МЭР, так и экстерналий Джекобс⁵.

В 1990-е годы развернулась дискуссия между Э. Глезером, который считал, в духе работ Дж. Джекобс 1960-х годов⁶ и еще более ранних работ Б. Чиница⁷, что для городского развития и роста исключительно важен эффект урбанизационной экономии на разнообразии, перетоков знания между разными отраслями и фирмами, и Дж. Хендерсоном⁸, который отдавал приоритет локализационной экономии (эффекту) в городском развитии. Последний особенно ярко проявляет себя в монопрофильных индустриальных городах. Видимо, в периоды раннего быстрого роста позитивные эффекты от узкой специализации могут быть более значимыми, а на стадии зрелости более важны позитивные экстерналии от перетоков знания между разными отраслями и фирмами.

Важно, однако, осознавать, что понятие агломерационного эффекта, и концепция инновационных кластеров, и связанная с ними концепция региональных инновационных систем, и многие частные западные наработки – например, о роли университетов в региональном развитии – разработаны и апробированы на плотнонаселенном пространстве западных стран. При разработке этих концепций совершенно не учитывались другие пространственные реалии – реалии низкоплотного и очагового расселения в восточных и северных районах России. Социально-экономическое развитие подчиняется здесь иным закономерностям, нежели в плотно освоенном европейском пространстве. Для него применимы принципы «северной экономики» и более широкая концепция экономики фронтира. Термин «северная экономика» был предложен нами в одноименной монографии 1996 года⁹. Последние два десятилетия отработке ее сущностных особенностей были посвящены десятки наших статей и монографий¹⁰. Что касается фронтира, то начало его изучения было положено еще на рубеже XIX–XX веков¹¹, однако сравнительно недавно это понятие было переинтерпретировано с точки зрения современных воззрений, а именно – в рамках концепции новой экономической географии, видным японским экономистом М. Фудзитой¹². К сожалению, принципы региональной экономики фронтира значительно меньше известны российским ученым и практикам, чем западный мейнстрим агломерационных и кластерных исследований. А зря: именно концепция фронтира позволяет понять движущие механизмы развития примерно половины территории нашей страны!

Если для основной зоны расселения главным фактором интенсификации экономического развития будет потенциал агломерационного эффекта, то для редконаселенных территорий ключевым фактором социально-экономического развития, очевидно, являются уникальные ресурсы – минерально-сырьевые, человеческие, географического положения и др. Еще в 1970-е годы К. П. Космачев писал, что именно уникальность ресурсов оказывается ключевым фактором, толкающим к освоению удаленных территорий: «Как правило, в новых районах в хозяйственный оборот вовлекаются наиболее дефицитные в стране ресурсы. Поэтому добывающая промышленность, специализирующаяся на разработке особо необходимых для народного хозяйства ценных ископаемых, часто является первым звеном формирования ПТК, звеном-пионером, создающим надлежащие экономические условия (дорожная сеть, населенные пункты, разведанность полезных ископаемых и т. д.) для развития его последующих звеньев»¹³.

Несмотря на объективные изменения хозяйствования по сравнению со временем написания приведенного текста, уникальность ресурсов и по сей день является наиболее распространенным фактором начала освоения удаленных территорий страны и во многом определяет территориальную конфигурацию их хозяйства и социальной сферы. Сегодня это можно наблюдать на примере районов освоения новых нефтяных и газовых месторождений, к которым тянутся дороги, новые научные структуры, объекты социальной инфраструктуры. Практика освоения новых газовых месторождений Ямала подтверждает, что даже маршруты кочевий оленеводов меняются под территориальную структуру организации газодобычи, а медпункты вахтовых поселков обслуживают коренное кочевое население. В индустриальную эпоху уникальные природные ресурсы становились поводом для начала развития территории под влиянием извне – так называемое освоение территории. Но развитие – это не обязательно освоение с чистого листа.

Сегодня, в постиндустриальных условиях, доминирующим фактором развития территории считается внутренний, эндогенный. Для плотнонаселенных территорий речь идет о креативности местного сообщества, о перетоках знания и инновационном поиске малого предпринимательства. Но и для удаленных территорий эндогенное развитие возможно, но принимает другие формы. Для него тоже нужны уникальные ресурсы, но уже не сырьевые, как для индустриального освоения территории, а ресурсы человеческого капитала, знания, приверженности своей территории и др.

Среди факторов развития редконаселенных территорий можно назвать и некоторые специфические – например, наличие объектов культурного и природного наследия. В некоторых случаях для сохранения наследия (например, деревянные архитектурные памятники, требующие постоянного подновления и ухода) необходимо поддержание на этих территориях постоянного населения – и, конечно, это совершенно особая ситуация. Или, наоборот, территории с большим накопленным ущербом окружающей среде (например, с радиоактивным загрязнением) – они также требуют специальных мер. Или территории, имеющие стратегическое значение (приграничные территории, пункты обеспечения навигации по Северному морскому пути и др.). Наконец, еще один тип территорий – те, где сложился уникальный институциональный климат, специфические поведенческие установки, местный кодекс поведения. Развитие их зачастую наперекор обстоятельствам определяется специфической культурной средой: это и старообрядческие территории, и молодые города (где еще силен дух первопроходства, пересиливающий зачастую неблагоприятную внешнюю экономическую конъюнктуру), и некоторые ЗАТО, сконцентрировавшие в свое время интеллектуальную элиту страны. В любом случае для старта развития территории, расположенной в удаленных и редконаселенных районах страны, сохраняется обязательное условие ее уникальности (по тому или иному основанию).

Таким образом, если какая-то часть установок современной региональной науки и представляется нам применимой к любой территории страны, – так это как раз принцип максимального учета местной специфики, местной институциональной среды. Именно он лежит в основе так называемой новой промышленной политики, которая в последнее десятилетие плодотворно разрабатывается мировой наукой. Остановимся на ней чуть подробнее.

Прежняя («старая») промышленная политика практически во всех странах осуществлялась сверху так называемым таргетированием (избирательной поддержкой) сектора, отрасли, предприятия. Ее повсеместными издержками были произвольность назначения «победителей», которым предназначались бюджетные средства; широкомасштабное лоббирование «генералов» от отраслей промышленности и сельского хозяйства; рентоискательство как чиновников, вовлеченных в процесс распределения средств промышленной политики, так и получателей государственных субсидий, дотаций, субвенций из числа представителей промышленных и аграрных предприятий. И если в малых азиатских экономиках в силу их компактности и вынужденной прозрачности распределительных схем ее издержки были невелики сравнительно с выгодами стремительного роста новых перспективных видов промышленной деятельности, – то в более крупных европейских странах именно из-за многочисленных издержек она, по сути, себя дискредитировала, и с 1980-х годов надежды здесь стали возлагаться в большей степени на рыночные силы конкуренции. Однако после нескольких десятилетий применения либеральных подходов оказалось, что задачи динамичного формирования инновационных видов экономической деятельности, выращивания новой региональной специализации только силами рыночного саморазвития решить невозможно. Снова возник интерес к промышленной политике – но уже к идейно обновленной, «горизонтальной».

Новая промышленная политика¹⁴ обращена на поиск, открытие возможностей для развития новых для данного места видов промышленной деятельности. Старая промышленная политика прежде всего делала акцент на инструменты поддержки (налоговые льготы, кредиты, субсидии и др.), новая – на процесс обнаружения возможностей. В силу такой трактовки она неизбежно приобретает значительно более широкий, чем прежде, характер. В сферу промышленной политики включается уже не только и не столько поддержка той или иной отрасли промышленности – субсидирование колл-центров или туристических, аграрных фирм также может быть отнесено к мерам новой промышленной политики, если они способствуют обучению субъектов местной экономики и снижают барьеры для развития местных промышленных фирм. В коллективный инновационный поиск вовлечены не только сами промышленные предприятия, но также и местная власть, бизнес в сфере услуг, некоммерческие структуры и организации местного сообщества.

Сообразно природе новой промышленной политики определяются и ее приоритеты – это ускорение инновационных процессов, содействие созданию местной инновационной системы и технологическому обновлению производства, в том числе путем привлечения внешних инвесторов и содействия экспорту произведенной продукции. В силу своего децентрализованного характера новая промышленная политика в существенно большей, чем прежняя, степени укоренена в местную почву, использует неявное знание местных условий и местные компетенции. Ее характер – уже преимущественно не отраслевой (например, поддержим легкую, а не пищевую промышленность), а функциональный: например, направлена на адаптацию (настройку) импортных технологий к специфическим местным условиям, что всегда требует значительных усилий и издержек времени, энергии, денег.

Из этого следует, что новая промышленная политика для каждого промышленного региона и монопрофильного города – это абсолютно специфичный и особенный процесс. Общим для мер новой промышленной политики, применяемых в разных регионах и городах, является только их нацеленность на стимулирование инновационного поиска градообразующим предприятием, промышленными малыми и средними фирмами, другими субъектами местной производственной системы, новых возможностей развития – в результате непрерывного экспериментирования, сравнения с передовой практикой. Этот процесс инновационного поиска со временем неизбежно приводит к обнаружению подходящих именно для данного места институциональных практик, которые приносят желаемый результат в привлечении новых инвесторов, реализации новых проектов, обретении новой специализации. Важно, чтобы эти новые для местной экономики элементы, во-первых, в качестве «бонусов» позитивных экстерналий¹⁵ создавали новые перетоки знания, условия для самообучения местного сообщества, и, во-вторых, было бы легко оценить их эффективность.

Ключевые черты новой промышленной политики – это децентрализованный, социально укорененный и потому местно специфичный характер (прежняя «аршином общим» отвечала на все потребности в поддержке); одновременные стимулы на поощрение и наказание; подотчетность и постоянная оценка эффективности с возможностью самокоррекции. Огромную роль играет подборка правильных институтов, чтобы минимизировать издержки и максимизировать выгоды новой промышленной политики. Это обеспечивается четкостью идентификации потребностей местных промышленных предприятий в результате активных перетоков информации и знания между всеми участниками промышленной политики. Приоритетное внимание уделяется основным местным блокировкам назревших структурных изменений (функциональные, политические, когнитивные).