Czytaj książkę: «Призраки из прошлого и другие ужасные истории»

Czcionka:

Призраки из прошлого

Запись № 1

Маньчжурия, июнь, 1917 год

Милая Любушка!

Теперь, после всего, что со мной произошло, я почти уверен, что нам не суждено встретиться. Хотя слабая надежда на то, что это случится и мы будем вместе, не покидает меня. Но понимаю, что это очень и очень иллюзорно.

А пишу я потому, чтобы хотя бы таким образом поговорить с тобой, ведь когда я вывожу эти строки, мне кажется, будто ты сидишь рядом и слушаешь меня, как обычно, подперев кулачком щечку. Как бы мне хотелось, чтобы так было на самом деле!

Увы, увы…

Я в Маньчжурии, и сколько здесь пробуду, неизвестно. Как жаль, что я так и не сумел уговорить тебя бежать со мной. Одно успокаивает: если я не вернусь, ты ни в чем не будешь нуждаться. Уверен: когда-нибудь, может быть, очень скоро, появится человек, с которым вы будете делить все тяготы и радости жизни. Вот он-то и должен забрать на шахте то, что будет предназначено уже вам обоим. Где это находится, отмечено на чертеже, который я тебе оставил. Главное, чтобы ты запомнила то, что я сказал во время последней встречи.

Да, Любушка, мне удалось сделать так, чтобы ты (или вы) никогда ни в чем не нуждалась, но если бы ты знала, чего это стоило! Ведь я, можно сказать, чудом остался жив.

Помнишь, я рассказывал тебе, как устроена шахта? Даже изображал ее графически: рисовал широкий тоннель – штольню, от которой в разные стороны расходятся узкие коридоры – квершлаги. А между входом в нашу шахту и штольней природа образовала небольшое расширение, напоминающее комнату с округлыми углами.

И вот в ту последнюю ночь, когда я добрался до шахты, вход в нее, разумеется, был завален. Если бы не полнолуние, я вряд ли сумел бы отыскать между каменьями небольшое пространство, через которое удалось протиснуться внутрь. То, что предстало перед моим взором, едва только я зажег фонарь, опишу в следующий раз. Скажу лишь одно: мне захотелось убежать с этого места и больше никогда о нем не вспоминать. Но я пересилил себя и пошел в штольню, а потом – в квершлаг, ведь я дал себе слово обеспечить твое будущее.

Когда все было сделано и я, погасив фонарь, уже почти добрался до выхода (до него оставалось каких-нибудь два аршина), ОНИ окружили меня плотным кольцом, и я, похоже, потерял сознание. А очнувшись, увидел в кромешной тьме под сводом шахты ИХ, напитавшихся моей энергией и похожих на огромных желто-зеленых светлячков.

Выход, как я уже говорил, был совсем рядом, но я так ослаб, что не мог пошевелить и пальцем. И понял, что это конец. Что мне суждено навсегда остаться здесь вместе с НИМИ – шестью душами загубленных стражников, которые смотрели на меня сверху и, наверное, радовались такому исходу. Ведь я не мог спасти их от озверевших каторжников, и теперь, похоже, ОНИ хотели, чтобы я разделил их участь.

Я закрыл глаза и мысленно простился со всеми, и прежде всего с тобой, Любушка. Ведь помощи ждать было не от кого….

Твой В. Е.

Часть I
Москва. Наше время

Глава 1

Я не такой, как все.

Я толстый, неповоротливый, некрасивый. Лицо в прыщах, поэтому я стараюсь не смотреть на себя в зеркало. Настроение у меня почти всегда паршивое (и есть от чего!), и поднять его могут только бутерброды, пирожки, мороженое и конфеты. Школьный психолог сказал, что я заедаю проблемы. Наверное, так и есть.

Проблем у меня воз и маленькая тележка. Учусь я неважно (точнее, плохо). А все оттого, что не могу сосредоточиться на уроке.

Я не могу подтянуться на перекладине и пробежать стометровку.

И, наконец, я не могу дать отпор Попову и его команде – Кириллову, Рюмкину и Верхотурову. Ведь для этого всего нужны силы, а у меня их нет.

У меня ни на что нет сил. И с каждым днем их становится все меньше и меньше.

Я пытался рассказать об этом психологу, но он только рассмеялся и попросил нарисовать дом моей мечты.

Что я мог нарисовать? Пустую комнату с огромными окнами.

– И это все? А люди, друзья, школьные товарищи, где они?

– А мне они не нужны, – ответил я. – Мне нужны силы.

Мне на самом деле нужны силы, которые раз или два в неделю высасывают ОНИ. ОНИ приходят ко мне во сне. Утром я могу всего лишь дойти до школы, с трудом отсидеть уроки, не вникая в то, что говорит учитель, и… все.

Этот сон снится мне, наверное, лет с трех. Стоит закрыть глаза, как я оказываюсь в кромешной тьме. Я знаю, что это каменная пещера и что еще немного – и придут ОНИ. И они приходят. И хотя я ИХ не вижу, я знаю, что они рядом – тело становится ватным и тяжелым, мне не хватает воздуха, я задыхаюсь и теряю сознание.

А когда силы начинают возвращаться, в пещеру уже проникает серенький свет и под ее высокими сводами хорошо видны шесть сущностей, похожих на огромных желто-зеленых светлячков. Это и есть ОНИ. Мне кажется, что они очень довольны, что напитались моей энергией. И я почему-то уверен, что если не позову на помощь, ОНИ опять набросятся на меня, высосут последние силы, и я навсегда останусь здесь. В каменном мешке.

Я пытаюсь кричать, но вместо крика из груди вырывается чуть слышный писк, похожий на писк только что вылупившегося цыпленка. Но, наверное, это не так, потому что рядом оказывается мама, берет меня за руку и сидит со мной до тех пор, пока я опять не усну.

Утром сквозь дрему слышу:

– Илья! Пете опять снились кошмары! Ну найди же ты специалиста в конце-то концов!

– Даже не знаю, к кому еще обращаться, – отвечает папа. – Мы обошли уже двадцать профессоров!

– Значит, надо найти двадцать первого! Уж с твоими-то связями…

«Связями» мама называет папиных знакомых, которых у него очень и очень много. Ведь папа – редактор российского журнала «Родные просторы».

Но даже «связи» не помогли разобраться, что же со мной происходит. И теперь я уверен, что ни двадцать первый, ни сто пятый профессор не в состоянии мне помочь. Каждый из них скажет:

– К счастью, все нормально. Патологии нет.

И добавит:

– А вот с лишним весом надо бороться.

Так пролетает год, другой, третий, десятый… Мне уже четырнадцать, скоро будет пятнадцать, но по-прежнему снятся кошмары, которые лишают меня сил. Иногда я чувствую себя дряхлым стариком, но кто об этом знает, кроме родителей?

Глава 2

Сегодня папа не входит, а влетает в квартиру. Возбужденный, с потным красным лицом.

– Петя, Алина, собирайтесь! – кричит он. – Нас ждет профессор Политатуйко! Он работает в НИИ по новейшему направлению, с новейшей аппаратурой, какой нет нигде в мире! Но самое главное – он прямо сейчас готов проконсультировать Петьку. Чует мое сердце, что это шанс, Алина.

– Сколько уже было таких шансов, – вздыхает мама и все-таки говорит: – Ну что ж, Петя, собирайся, поедем.

Я нехотя собираюсь и думаю о том, что вряд ли этот профессор с такой странной фамилией мне поможет. Даже несмотря на то, что его НИИ работает в новейшем направлении и с новейшей аппаратурой. Сколько уж профессоров пытались разобраться с моей дурацкой болезнью! Да и болезнь ли это?

В НИИ нас встречает профессор Политатуйко. Он толстый. Толще, чем я. Голова у него круглая, как глобус, лысая, а из макушки весело торчат несколько рыжих волосинок.

Он просит родителей подождать в приемной, а меня приглашает в свой кабинет и спрашивает, спрашивает, спрашивает… Я отвечаю, но почему-то не могу избавиться от ощущения, что он все знает и так. И про ночные кошмары, и про издевательства Попова с Кирилловым, Рюмкиным и Верхотуровым.

Наконец разговор окончен, профессор подходит к двери, приоткрывает ее и приглашает родителей войти.

Они наперебой засыпают его вопросами.

– Ну что?

– Есть надежда?

– Неужели можно помочь?

– Не будем торопить события, – отвечает Политатуйко. – Для начала мы должны установить за вашим сыном непрерывное наблюдение. Слышите – непрерывное!

– Стационар? – взволнованно спрашивает мама.

– Проще! Мы подведем к его голове несколько электродов!

При этих словах меня охватывает ужас куда более сильный, чем встреча с Поповым и его командой.

Профессор нажимает на красную кнопку, и в кабинет вплывает полная женщина в белом халате.

– Татьяна Павловна, пожалуйста…

Он что-то ей говорит, но я уже не слушаю. Мне страшно. «Подведем электроды…». Как это?

Мне приказывают идти за Татьяной Павловной в другой кабинет. Боковым зрением вижу, как мама подносит к глазам носовой платок.

Татьяна Павловна просит лечь на кушетку, осторожно вырезает в некоторых местах головы пряди волос и делает что-то такое, от чего становится щекотно.

– Все же хочу уточнить, – доносится голос папы. – Я правильно понял, что то, что происходит с нашим сыном, относится к разряду… необычного? Или, как вы сказали, непознанного?

– Совершенно верно! Добавлю: пока непознанного! Но мы постараемся это познать, даю слово!

Похоже, я на какое-то время отключаюсь, а когда прихожу в себя, вижу в проеме двери тучную фигуру Политатуйко.

– Все? Отлично! Можешь вставать, – говорит он.

Я снова иду в кабинет. Голова немного кружится.

– Теперь, Петр, слушай. В некоторые моменты у тебя будут возникать необычные ощущения. Ты должен запоминать, когда и при каких обстоятельствах… А еще лучше – фиксировать все-все-все события, которые будут с тобой происходить буквально с сегодняшнего дня. Потом разберемся что к чему. И знай, что с этого момента над тобой будет непрерывный контроль. Ну, все – вперед, к победе науки над темными силами!

И Политатуйко улыбается так, как будто уже познал непознанное, победил темные силы и прославился на весь мир.

Мог ли я предполагать, чем закончится знакомство с этим лучезарным профессором…

Глава 3

…Я сижу за письменным столом, но вместо того, чтобы делать уроки, тупо пялюсь на шестнадцатиэтажный дом напротив. Мне кажется, что в его окнах кипит жизнь.

В моем же существовании ничегошеньки не изменилось. И я уверен, что не изменится. Скорее всего, этот Политатуйко просто шарлатан, думаю я. И НИИ у него вовсе не НИИ, а контора по выкачиванию денег.

Вспоминаю сегодняшнее «обычное общение» с Поповым, Кирилловым, Рюмкиным и Верхотуровым и сую в рот очередную конфету.

Хорошо, что завтра последний день первой четверти: мы учимся по особой программе, так что у всех каникулы уже закончились, а у нас только начнутся. Хоть недельку отдохну от Попова и его дружков.

Из кухни доносятся голоса родителей. Через три дня папа должен лететь в поселок Благодатный, который находится на границе с Китаем и в котором живет мамин дядя. Дядя Миша. Из его последних писем (а он до сих пор отправляет их в бумажных конвертах, как это делали бабушки и дедушки много лет назад) мы знаем, что в поселке творится что-то непонятное. Такое, от чего волосы встают дыбом. Хотя когда-то дядя называл Благодатный островком российского благополучия. «Тут недавно один знакомый из Благодатного съездил в Америку в составе какой-то там делегации, так до сих пор плюется, – писал дядя Миша. – Как, говорит, у них там, в Америке, все убого, примитивно. И освещение, говорит, на наших улицах куда ярче, чем в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе».

Сейчас же, как я понял, освещение в Благодатном стало куда хуже, чем в том же Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. Вот папа и решил разобраться, что же там, на границе с Китаем, происходит.

– Петь, ты что, оглох? Ну сколько можно звать? – доносится голос отца.

Я вхожу на кухню. По папиному лицу вижу, что он волнуется.

– Петя! – говорит он и замолкает. Потом вскакивает со стула, отходит, нет, почти отбегает в угол кухни и продолжает, – ты знаешь…

– Илья, может, все-таки не надо? – вмешивается мама.

Она выглядит очень встревоженной.

Папа откашливается. Смотрит не на меня и не на маму, а куда-то в сторону:

– Петр! Ты знаешь… кхы-кхы… Я тут это… В общем, Петр, я весь день думал и решил попросить тебя… – он делает паузу, а я пытаюсь угадать, о чем же он хочет меня попросить. – Я, Петр, решил отправить тебя в командировку. В Благодатный. Вместо себя… – он как-то противно мнется, – я не могу оставить редакцию, а там, ну, в Благодатном, нужно все-таки, ну, побывать… Ну, материал потом привезти о том, как там люди живут… Как раз у тебя каникулы начинаются…

Наверное, папа шутит, думаю я. Хотя, судя по выражению лица, вряд ли.

– Илья, может, не надо? – опять вмешивается мама.

– Алина, я тебе только что все объяснил! – срывающимся голосом говорит отец. – Собирайся, Петр! Прямо сейчас едем покупать тебе билет на самолет. Мой сдавать, тебе покупать.

– А по Интернету нельзя это сделать? – тихо спрашивает мама, как будто от заказа билета по Всемирной паутине что-то изменится.

– Можно! – нервно отвечает папа. – Но сдать нельзя. А так мы сдадим мой билет и купим билет Петру. Так что быстро собирайся и не забудь захватить паспорт!

– Но как… – растерянно говорю я. – Как я полечу? Как доберусь до этого Благодатного?

– Да что тут знать! – с напускной беспечностью говорит отец. – Долетишь до Читы, дядя Миша тебя встретит, сядете на поезд, ну, и это… Словом, не заморачивайся, с дядей Мишей я созванивался еще неделю назад, он меня ждет. То есть ждал. Теперь будет ждать тебя.

– Илья… Ну, а как же Петины ночные кошмары? Ведь они будут продолжаться! Подумай, Илья!

– Все, Алина, разговор окончен, вариантов нет. Одевайся, Петр, что стоишь как столб!

Я натягиваю джинсы, которые с трудом сходятся на животе, и размышляю о том, почему отец вдруг решил отправить меня в Благодатный вместо себя. Ведь я не журналист и толку от меня никакого.

Приоткрываю дверь и слышу голос папы:

– Да, это опасно, Алина. Я согласен. Но альтернативы нет.

– Неужели ничего нельзя сделать? – всхлипывает мама. – Может быть, существует какой-то другой выход?

– Нет, Алина. Ну что, Петр, ты готов?

Я выхожу в прихожую. Вяло одеваюсь.

– Петя, быстрее, – торопит меня отец. – Ну что ты как черепаха?

По дороге в агентство воздушных сообщений я пытаюсь выведать, что за опасность меня поджидает. Папа нервно смеется и неумело делает вид, что все хорошо:

– Какая опасность, Петь? Ну, сам подумай! Дядя Миша тебя встретит, поедете в Благодатный, ты у него все расспросишь, запишешь, сделаешь несколько фотографий – и домой. Да я на твоем месте был бы просто счастлив. Побывать там, где, возможно, никогда никто из вашего класса не побывает. Это тебе не какие-то там Канары или Багамы, это, друг мой, Дальний Восток! Граница с Китаем! Места, в которых декабристы отбывали каторгу. Хм… Конечно, не только декабристы, но и всякие там уголовники… – при этих словах отец осекается, потом продолжает: – Эх ты, радуйся, что туда едешь ты, а не Попов с этими, как его… Кирилловым, ну и… остальными!

Глава 4

К ночи все мы успокаиваемся. Родители упорно делают вид, что моя полная опасностей командировка – нечто само собой разумеющееся. Я же просто смиряюсь с ситуацией – ведь все равно ничего не изменишь. И все-таки мне обидно, что папа так со мной поступает. Я, конечно, понимаю, что существует какая-то причина, чтобы отправить меня на край света, но ты скажи о ней своему ребенку! Предупреди, что, мол, сын, будь начеку, тебя ожидает то-то и то-то… Так нет же, делает вид, что прекраснее места, чем Благодатный, не существует!

С утра, перед тем, как поехать в аэропорт, отец дает мне ценные указания.

– Ни одна минута, Петр, не должна проходить зря. Нужно записывать каждую деталь. Всегда иметь при себе блокнот, карандаш, ручку, телефон…

– Сам же говоришь, что там не всегда есть мобильная связь!

– При чем тут мобильная связь! Используй телефон как фотоаппарат, видеокамеру, диктофон!

Но, признаться, я слушаю вполуха. Я размышляю, как могу наказать отца за то, что он не говорит мне всей правды. За то, что он что-то от меня скрывает. За то, что при этом делает вид, что все хорошо. Ну просто замечательно! И тут в голову приходит прекрасная мысль: я не буду собирать никакой информации. Не буду – и все! Съезжу в этот Благодатный как на экскурсию, раз уж родителям (точнее – отцу) так хочется, и… вернусь! А там, в Благодатном, просто отсижусь у дяди Миши дома, посмотрю телевизор – и обратно!

– Ну все, Петь, выезжаем, – говорит отец. – Одевайся.

И вот мы в аэропорту. Мама остается дома – у нее раскалывается голова. Но я-то знаю, ничего у нее не раскалывается, просто она очень переживает из-за моей встречи с опасностью. Глаза с утра красные – проревела, наверное, всю ночь. Папа держится бодрячком.

Наконец объявляется посадка на мой рейс.

– Да, Петь, забыл сказать, что мы с мамой долго думали над тем, как тебе обращаться к дяде Мише. А потом решили, так его и называй – дядя Миша. – Я киваю. – А еще, Петь, дай слово, что ты не будешь ни во что вмешиваться, не будешь участвовать ни в каких разборках… – начинает отец и сам же смеется. – Впрочем, какие разборки – ты ведь трусливый, как заяц…

Трусливый, ленивый, толстый, прыщеватый… Слышать это – приятного мало. Но сейчас я тоже посмеиваюсь: как я могу во что-то вмешаться, когда я вообще ничего не собираюсь делать?

Я одним из первых вхожу в салон самолета. Обида на отца не отпускает. Вспоминаю услышанную где-то фразу о том, что перекатывать неприятные мысли непродуктивно, и, чтобы отвлечься, начинаю разглядывать идущих по проходу пассажиров.

Вот молодой человек с абсолютно неприметной внешностью. Из него мог бы получиться отличный террорист: такому затеряться в толпе как дважды два. Был ли он, не был, никто и не заметит. Разве что синяя куртка-аляска останется в памяти. Чувствую, что вдруг зачесались места, в которые вставлены электроды. Вспоминаю слова Политатуйко о том, что в таких случаях надо все записывать, но тут же забываю – внимание перекидывается на три зеленых страусиных пера на чьей-то шляпке. Шляпка еще только в самом начале салона, и, пока она приближается, я представляю себе ее обладательницу – тоненькую девушку с огромными глазами, и почти тут же разочаровываюсь: «тоненькая девушка» оказывается солидной дамой гренадерского телосложения в зеленом пальто. «Крокодилица!» – называю я ее, и вдруг… Вдруг появляется верзила весом, наверное, килограммов сто сорок, похожий на огромного гималайского медведя. Медведь не просто идет, он при этом будто стреляет глазами по пассажирам, потом издает короткий и энергичный звук «Ха» и исчезает в хвостовой части самолета.

…Теперь проход пуст. Я выглядываю в иллюминатор. Трап, по которому еще несколько минут назад поднимались последние пассажиры, отъезжает в сторону.

Чтобы не думать о том, что ждет меня в Благодатном, достаю журнал «Родные просторы» – папа отправил его дяде Мише. С глянцевой поверхности обложки приветливо улыбаются сытые московские финансисты, похожие на трех поросят. Листаю. Все же, как ни говори, журнал просто замечательный! Чего стоят, к примеру, материалы о школьной обсерватории или о звездах поп-музыки!

– Уважаемые дамы и господа! – слышится из динамика приятный голос стюардессы. – Экипаж авиакомпании «Фортуна» приветствует вас на борту самолета… Прослушайте информацию о полете… Пристегните, пожалуйста, ремни безопасности…

С трудом застегиваю этот ремень, он оказывается слишком коротким для меня и впивается в живот так, что невозможно дышать. К горлу в очередной раз подкрадывается обида на отца. Чтобы отвязаться от дурацких назойливых мыслей, вытаскиваю блокнот и размашисто, на всю страницу пишу:

«МОСКВА. 20 НОЯБРЯ. 15 ч. 15 мин. ВЗЛЕТАЕМ! УР-Р-РА».

«Ура» я приписываю просто так. Для поднятия настроения. Но оно не поднимается.

Бортпроводница приносит курицу с рисом, я накидываюсь на пищу так, будто целую неделю не ел, но на душе не становится легче. Тогда я достаю из пакета бутерброды – один, второй, третий, все они отправляются вслед за курицей с рисом. Примерно после шестого бутера я успокаиваюсь и… засыпаю.

Глава 5

Я опять оказываюсь в знакомом мне каменном мешке. Через щели между валунами, которыми завален выход, уже просачивается серенький свет. Еще немного – и появятся ОНИ. Я уже собираюсь закричать, но одна из стен вдруг превращается в мутное зеркало, я подхожу к нему, но вместо своего отражения вижу нечеткие очертания незнакомца. Он молод. У него стрижка ежиком и усики, смешно торчащие вверх. И одежда, напоминающая форму железнодорожника. Он что-то мне говорит, похоже, о чем-то предупреждает, но ничего не слышно. Я пытаюсь прочитать слова по губам, но разбираю одно-единственное – опасность. Похоже, он еще что-то хочет сказать, но зеркало исчезает, вместо него привычная каменная стена. Откуда-то сбоку появляются ОНИ. И я, как всегда, начинаю кричать.

– Мальчик, мальчик, что с тобой?

Почему мама называет меня мальчиком, думаю я, открываю глаза и пытаюсь понять, кто эти девушка и парень в белоснежных рубашках. Куда я попал? И тут до меня доходит: я же в самолете, и будят меня встревоженные бортпроводники.

– Мальчик, что с тобой? – повторяет девушка.

– Все нормально, – говорю я. – Не обращайте внимания.

– Ничего себе, внимания не обращать! – слышится сзади визгливый женский голос. – Весь самолет взбудоражил! Отправили больного ребенка без сопровождающего!

– Конечно, мальчик больной, – подхватывает другой голос, – посмотрите, какой он толстый.

– И в прыщах!

– У эндокринолога, наверное, наблюдается!

– Да наблюдался бы, не был бы таким толстым.

– А где он, этот толстый?

– Да вот, неужели не видите?

Вот так, можно сказать, «прославился» на борту самолета.

Как всегда, после встречи с НИМИ у ме-ня совершенно нет сил. Настроение падает ниже некуда, а тут еще все вдруг потянулись в туалет, чтобы как бы между прочим взглянуть по пути на больного ребенка – толстого и в прыщах.

К счастью, скоро хождения прекращаются: бортпроводник объявляет, что из-за непогоды в конечном пункте авиалайнер вынужден сделать посадку в Красноярске.

Вместе со всеми покидаю салон, захожу в автобус, который должен перевезти нас к зданию аэровокзала, и опять ловлю устремленные на меня любопытные взгляды. Пытаюсь убедить себя, что это не так, что у каждого на уме свои проблемы, но это не получается, и тогда обида на отца снова захлестывает меня. Чтобы избавиться от нее, ищу в сумке бутерброд и обнаруживаю, что там… пусто!

Теперь я хочу не только есть, но и во что бы то ни стало узнать у родителей, почему и зачем меня отправили в такую даль. Узнать, чего бы мне это ни стоило.

Дорога от трапа до аэровокзала, как назло, кажется бесконечной. Наконец мы заходим в здание. Я достаю телефон, набираю номер. Голос отца звучит не очень радостно.

– Новости пока неважные, – говорит он. – До дяди Миши я так и не дозвонился, там опять нет связи.

В трубке слышатся громкие всхлипывания. Это дает волю своим чувствам мама.

– Говорила же, Илья, не надо его туда отправлять! – кричит она. – Прекрасно же знаешь, как там опасно!

Мне опять становится не по себе.

– Прекрати, Алина! – сердится отец. – Мы уже сто раз об этом говорили! И сто один раз я тебе ЭТО показывал! Забыла?

Интересно, что же такое под названием ЭТО?

Вот дурацкая ситуация! Я ничего не могу сделать, потому что нахожусь в тысячах километров от дома. Я не могу вернуться назад, не могу потребовать, чтобы отец и мне показал ЭТО, которое целых сто раз показывал маме. Но, по крайней мере, я могу убедить его хотя бы по телефону сказать, о какой все-таки опасности идет речь.

– Папа! – решительно говорю я. – Скажи честно, что в Благодатном? Что за опасность?

Папа смеется ненатуральным, очень противным смехом.

– Какая опасность, сын? Это все мамины фантазии. Алина, ну скажи ему, что все нормально!

– Все нормально, сынок, – сквозь всхлипывания доносится голос мамы. – Это нервы мои дурацкие, а так все хорошо. Никакой опасности. Да разве мы с папой отправили бы тебя туда, где что-то происходит, ну… не очень хорошее?

– Петь, не паникуй! – берет трубку отец. – Ты уже взрослый, денег у тебя достаточно, доберешься до Благодатного в любом случае. У меня в командировках и не такое бывало! – Опять слышатся мамины всхлипывания. – Так что все тип-топ. Будь мужчиной!

Сон отнял у меня силы. Разговор с родителями – вдвойне. Чтобы прийти в себя, мне нужно немедленно подкрепиться, и я тащусь к буфету. Все столики, кроме самого дальнего, заняты в основном пассажирами с нашего рейса, и пока я пробираюсь к столику, опять ощущаю на себе любопытные взгляды.

Наконец опускаюсь на свободное место, откусываю пирожок, начинаю успокаиваться и с радостью смотрю на тарелку с целой горой выпечки.

Напротив садится мужчина. Я не помню, с нашего он рейса или нет, но про себя отмечаю, что он здорово похож на Шерлока Холмса.

– Привет! Куда путь держишь? – спрашивает он. – Да, для начала представлюсь – корреспондент краевого телевидения Сергей Смирнов.

Не переставая жевать, я отвечаю, что еду в Благодатный и что мой папа – его коллега, редактор журнала «Родные просторы». При слове «Благодатный» мужчина немного вздрагивает. Или мне кажется? Скорее всего, нет, потому что он тут же начинает нервно стучать пальцами по столу.

– В Благодатный… – повторяет он. – Ты это… Будь там поосторожней…

– А что там? – заикаясь, спрашиваю я.

– Да нет, в общем-то, ничего особенного, – так же, как и отец, успокаивает он и даже выдавливает из себя некое подобие улыбки. – Ну, со связью там мобильной не очень, да и вообще… А так-то все нормально… – Его взгляд беспомощно мечется по сидящим за другими столиками, потом перекидывается за пределы буфета, замирает и…

– Ой, извини, друг, – радостно восклицает новый знакомый, – срочно надо поговорить с одним человеком. – И, оставив недопитый кофе, устремляется к женщине в зеленом, которую я назвал про себя Крокодилицей.

Мне уже не хочется есть. Мне вообще ничего не хочется. Но я знаю, что должен слопать всю выпечку, потому что иначе, наверное, сойду с ума от охватившей меня тревоги. И я мужественно все доедаю и немного успокаиваюсь. И не только. Я начинаю соображать. До меня вдруг доходит, что я не успел (точнее – не захотел) сделать одну важную вещь, о которой предупреждал отец: прежде, чем отправляться в командировку, нужно как можно больше узнать о том месте, куда едешь. Увы, увы… Ничего-то я не узнал, и теперь я почти бегу в зал ожидания, чтобы достать планшет и выйти в Интернет. Прохожу мимо Смирнова и Крокодилицы, которые о чем-то беседуют.

«… в Благодатный и совершенно один!» – доносится до меня голос журналиста.

Я замедляю шаг. Они так увлечены разговором, что, похоже, меня не замечают.

– Ужас! – восклицает Крокодилица и прикладывает руки к груди.

– В том-то и дело! – горячо поддерживает ее Смирнов. – Лично я бы ни за что туда своего ребенка не отпустил! Ни за какие коврижки!

Это опять лишает меня сил, а ведь я только что подкрепился, и неплохо. Стариковской походкой ковыляю до зала ожидания и буквально валюсь в кресло. Отдышавшись, достаю из сумки планшет и выхожу в Интернет. Вбиваю запрос в поисковик и вижу, что информации об островке российского благополучия, как называл его дядя Миша, очень немного. «Горняцкий поселок Благодатный, известный в советские годы на всю страну в нем не одно десятилетие добывалось серебро, умирает, – читаю я. – Те, у кого была возможность, давно его покинули, из 2000 жителей теперь осталось чуть больше 200. А между тем в последнее время появилась реальная возможность возродить Благодатный: разведка показала, что в шахте, действовавшей с 1960-х до 1990-х годов прошлого столетия, еще есть запасы руды драгоценного металла. Временно исполняющий обязанности директора шахты Евгений Саянский делает все возможное для того, чтобы…»

– Объявляется посадка в самолет, следующий рейсом… – доносится из динамика.

Это мой рейс.

В последний момент взгляд выхватывает часть фразы «… старая шахта… закрылась в 1917 году…», быстро скачиваю те немногие материалы о Благодатном, которые удалось найти, и бегу в накопитель. Жаль только, что я так и не узнал, отчего у жителей поселка волосы встают дыбом.