Максим Немцов

Но тогда они выплясывали по улицам, как дурошлепы, а я тащился за ними, как всю жизнь волочился за теми, кто мне интересен, потому что единственные люди для меня – это безумцы, те, кто безумен жить, безумен говорить, безумен спасаться, алчен до всего одновременно, кто никогда не зевнет, никогда не скажет банальность, а лишь горят они, горят, горят, как сказочные желтые римские свечи, взрываясь среди звезд пауками, а посередке видно голубую вспышку, и все взвывают: «А-аууу!»

Если хочешь что-то поторопить, значит, тебе больше нет до этого дела, и ты хочешь перейти к чему-то другому.

над головой, зеленя и уродуя все лица, сияли ртутные лампы, удаляясь асимметричной V к востоку, где темно и баров больше нет.

Соперничая с черепами, догоревшими свечами и гнилыми плодами, песочные часы – также один из неувядающих тропов в ванитасах – произведениях искусства, иллюстрирующих собой физическую бренность мира. Смятые тюльпаны, высохший пергамент. Упирая на этот сатурнический восторг коронных номеров memento mori , пиратские корабли XVII и XVIII веков на флагах своих рядом с более знаменитым символом – черепом с костями – несли песочные часы. Иконография песочных часов также превалирует на множестве надгробий, где зачастую сопровождается такими девизами, как «Tempus fugi» («Время летит») или «Ruit hora» («Час истекает»).

чудом. («Ведь мудрый каждый раз добивается успеха, но, приступая к чему-либо, полон нерешительности». – Книга XXVI, «Чжуан-цзы» 109 .)

что как образованье ни зови – в нем аромат останется все тот же, если не лучше 168

Все мы вчетвером – кровные родственники и говорим на некоем эзотерическом семейном языке, изъясняемся чем-то вроде семантической геометрии, где кратчайшее расстояние между двумя точками – примерно полная окружность.

водителю зажегся красный свет, мужик развернулся на сиденье и глянул снизу вверх на меня – я стоял прямо у него за спиной. В девятнадцать лет я не носил шляп, зато у меня имелся приплюснутый, черный, не очень хорошо промытый кок по континентальной моде над дюймом сильно прыщавого лба. Водитель обратился ко мне тихо, едва ли не деликатно. – Ладно, приятель, – сказал он, – давай-ка подвинем задницу.

Оттого что человек умер, его нельзя перестать любить, чёрт побери, особенно если он был лучше всех живых, понимаешь?

он встает и подходит к фотографии. – поди сюда, Буковски. – я мечу пивную банку в мусорный бак и подхожу. – это что? – спрашивает Санчес. я смотрю на фотографию. очень хорошая фотография. – ну, похоже на хуй. – что за хуй? – твердый. большой. – это мой. – и что?