George Gordon Byron

Ода к Наполеону Бонапарту IВсе кончено! Вчера венчанный

Владыка, страх царей земных,

Ты нынче - облик безымянный!

Так низко пасть - и быть в живых!

Ты ль это, раздававший троны,

На смерть бросавший легионы?

Один лишь дух с высот таких

Был свергнут божией десницей:

Тот - ложно названный Денницей! IIБезумец! Ты был бич над теми,

Кто выи пред тобой клонил.

Ослепший в яркой диадеме,

Другим открыть глаза ты мнил!

Ты мог бы одарять богато,

Но всем платил единой платой

За верность: тишиной могил.

Ты доказал нам, что возможно

Тщеславие в душе ничтожной. IIIБлагодарим! Пример жестокий!

Он больше значит для веков,

Чем философии уроки,

Чем поученья мудрецов.

Отныне блеск военной власти

Не обольстит людские страсти,

Пал навсегда кумир умов.

Он был как все земные боги:

Из бронзы - лоб, из глины - ноги. IVВеселье битв, их пир кровавый,

Громоподобный клич побед,

Меч, скипетр, упоенье славы,

То, чем дышал ты много лет,

Власть, пред которой мир склонился,

С которой гул молвы сроднился, -

Исчезло все, как сон, как бред.

А! Мрачный дух! Что за терзанье.

Твоей душе - воспоминанье! VТы сокрушен, о сокрушитель!

Ты, победитель, побежден!

Бессчетных жизней повелитель

Молить о жизни принужден!

Как пережить позор всесветный?

Ты веришь ли надежде тщетной

Иль только смертью устрашен?

Но - пасть царем иль снесть паденье.

Твой выбор смел до отвращенья! VIГрек, разломивший дуб руками,

Расчесть последствий не сумел:

Ствол сжался вновь, сдавил тисками

Того, кто был надменно смел.

К стволу прикован, тщетно звал он...

Лесных зверей добычей стал он...

Таков, и горше, твой удел!

Как он, ты вырваться не можешь,

И сам свое ты сердце гложешь! VIIСын Рима, сердца пламень жгучий

Залив кровавою рекой,

Отбросил прочь свой меч могучий,

Как гражданин ушел домой.

Ушел в величии суровом,

С презрением к рабам, готовым

Терпеть владыку над собой.

Отверг венец он добровольно:

Для славы - этого довольно! VIIIИспанец, властью небывалой,

Как ты, упившись до конца,

Оставил мир для кельи малой,

Сменил на четки блеск венца.

Мир ханжества и мир обмана

Не выше, чем престол тирана,

Но сам презрел он шум дворца,

Сам выбрал - рясу и обедни

Да схоластические бредни. IXА ты! Ты медлил на престоле,

Из рук своих дал вырвать гром

По приказанью, поневоле

Простился ты с своим дворцом!

Ты был над веком злобный гений,

Но зрелище твоих падений

Багрит лицо людей стыдом.

Вот для кого служил подножьем

Мир, сотворенный духом божьим! XКровь за тебя лилась потоком,

А ты своей так дорожил!

И пред тобой-то, как пред Роком,

Колена сонм князей клонил!

Еще дороже нам свобода

С тех пор, как злейший враг народа

Себя всемирно заклеймил!

Среди тиранов ты бесславен,

А кто из них с тобой был равен? XIТебя Судьба рукой кровавой

Вписала в летопись времен.

Лишь бегло озаренный славой,

Твой лик навеки омрачен.

Когда б ты пал, как царь, в порфире,

В веках грядущих мог бы в мире

Восстать другой Наполеон.

Но лестно ль - как звезда над бездной

Сверкнуть и рухнуть в мрак беззвездный? XIIНа вес не то же ль: груда глины

И полководца бренный прах?

Нас Смерть равняет в час кончины,

Всех, всех на праведных весах.

Но хочешь верить, что в герое

Пылает пламя неземное,

Пленяя нас, внушая страх,

И горько, если смех презренья

Казнит любимца поколенья. XIIIА та, цветок австрийский гибкий...

Такая ль доля снилась ей!

Она ль должна сносить с улыбкой

Все ужасы судьбы твоей!

Делить твои в изгнанье думы,

Твой поздний ропот, стон угрюмый,

О, с трона свергнутый злодей!

Когда она с тобою все же -

Всех диадем она дороже! XIVСокрыв на Эльбу стыд и горе,

Следи с утесов волн стада.

Ты не смутишь улыбкой море:

Им не владел ты никогда!

В унынья час рукой небрежной

Отметь на отмели прибрежной,

Что мир свободен навсегда!

И стань примером жалкой доли,

Как древний "Дионисий в школе". XVВ твоей душе горит ли рана?

Что за мечтами ты томим

В железной клетке Тамерлана?

Одной, одной: "Мир был моим!

Иль ты, как деспот Вавилона,

Утратил смысл с утратой трона?

Иначе как же быть живым

Тому, кто к цели был так близко,

Так много мог - и пал так низко! XVIО, если б ты, как сын Япета,

Бесстрашно встретил вихри гроз,

С ним разделив на крае света

Знакомый коршуну утес!

А ныне над твоим позором

Хохочет тот с надменным взором,

Кто сам паденья ужас снес,

Остался в преисподней твердым,

И умер бы, - будь смертен, - гордым! XVIIБыл день, был час: вселенной целой

Владели галлы, ими - ты.

О, если б в это время смело

Ты сам сошел бы с высоты!

Маренго ты б затмил сиянье!

Об этом дне воспоминанье

Все пристыдило б клеветы,

Вокруг тебя рассеяв тени,

Светя сквозь сумрак преступлений! XVIIIНо низкой жаждой самовластья

Твоя душа была полна.

Ты думал: на вершину счастья

Взнесут пустые имена!

Где ж пурпур твой, поблекший ныне?

Где мишура твоей гордыни:

Султаны, ленты, ордена?

Ребенок бедный! Жертва славы!

Скажи, где все твои забавы? XIXНо есть ли меж великих века,

На ком покоить можно взгляд,

Кто высит имя человека,

Пред кем клеветники молчат?

Да, есть! Он - первый, он - единый!

И зависть чтит твои седины,

Американский Цинциннат!

Позор для племени земного,

Что Вашингтона нет другого!

Ода к Наполеону Бонапарту IВсе кончено! Вчера венчанный

Владыка, страх царей земных,

Ты нынче - облик безымянный!

Так низко пасть - и быть в живых!

Ты ль это, раздававший троны,

На смерть бросавший легионы?

Один лишь дух с высот таких

Был свергнут божией десницей:

Тот - ложно названный Денницей! IIБезумец! Ты был бич над теми,

Кто выи пред тобой клонил.

Ослепший в яркой диадеме,

Другим открыть глаза ты мнил!

Ты мог бы одарять богато,

Но всем платил единой платой

За верность: тишиной могил.

Ты доказал нам, что возможно

Тщеславие в душе ничтожной. IIIБлагодарим! Пример жестокий!

Он больше значит для веков,

Чем философии уроки,

Чем поученья мудрецов.

Отныне блеск военной власти

Не обольстит людские страсти,

Пал навсегда кумир умов.

Он был как все земные боги:

Из бронзы - лоб, из глины - ноги. IVВеселье битв, их пир кровавый,

Громоподобный клич побед,

Меч, скипетр, упоенье славы,

То, чем дышал ты много лет,

Власть, пред которой мир склонился,

С которой гул молвы сроднился, -

Исчезло все, как сон, как бред.

А! Мрачный дух! Что за терзанье.

Твоей душе - воспоминанье! VТы сокрушен, о сокрушитель!

Ты, победитель, побежден!

Бессчетных жизней повелитель

Молить о жизни принужден!

Как пережить позор всесветный?

Ты веришь ли надежде тщетной

Иль только смертью устрашен?

Но - пасть царем иль снесть паденье.

Твой выбор смел до отвращенья! VIГрек, разломивший дуб руками,

Расчесть последствий не сумел:

Ствол сжался вновь, сдавил тисками

Того, кто был надменно смел.

К стволу прикован, тщетно звал он...

Лесных зверей добычей стал он...

Таков, и горше, твой удел!

Как он, ты вырваться не можешь,

И сам свое ты сердце гложешь! VIIСын Рима, сердца пламень жгучий

Залив кровавою рекой,

Отбросил прочь свой меч могучий,

Как гражданин ушел домой.

Ушел в величии суровом,

С презрением к рабам, готовым

Терпеть владыку над собой.

Отверг венец он добровольно:

Для славы - этого довольно! VIIIИспанец, властью небывалой,

Как ты, упившись до конца,

Оставил мир для кельи малой,

Сменил на четки блеск венца.

Мир ханжества и мир обмана

Не выше, чем престол тирана,

Но сам презрел он шум дворца,

Сам выбрал - рясу и обедни

Да схоластические бредни. IXА ты! Ты медлил на престоле,

Из рук своих дал вырвать гром

По приказанью, поневоле

Простился ты с своим дворцом!

Ты был над веком злобный гений,

Но зрелище твоих падений

Багрит лицо людей стыдом.

Вот для кого служил подножьем

Мир, сотворенный духом божьим! XКровь за тебя лилась потоком,

А ты своей так дорожил!

И пред тобой-то, как пред Роком,

Колена сонм князей клонил!

Еще дороже нам свобода

С тех пор, как злейший враг народа

Себя всемирно заклеймил!

Среди тиранов ты бесславен,

А кто из них с тобой был равен? XIТебя Судьба рукой кровавой

Вписала в летопись времен.

Лишь бегло озаренный славой,

Твой лик навеки омрачен.

Когда б ты пал, как царь, в порфире,

В веках грядущих мог бы в мире

Восстать другой Наполеон.

Но лестно ль - как звезда над бездной

Сверкнуть и рухнуть в мрак беззвездный? XIIНа вес не то же ль: груда глины

И полководца бренный прах?

Нас Смерть равняет в час кончины,

Всех, всех на праведных весах.

Но хочешь верить, что в герое

Пылает пламя неземное,

Пленяя нас, внушая страх,

И горько, если смех презренья

Казнит любимца поколенья. XIIIА та, цветок австрийский гибкий...

Такая ль доля снилась ей!

Она ль должна сносить с улыбкой

Все ужасы судьбы твоей!

Делить твои в изгнанье думы,

Твой поздний ропот, стон угрюмый,

О, с трона свергнутый злодей!

Когда она с тобою все же -

Всех диадем она дороже! XIVСокрыв на Эльбу стыд и горе,

Следи с утесов волн стада.

Ты не смутишь улыбкой море:

Им не владел ты никогда!

В унынья час рукой небрежной

Отметь на отмели прибрежной,

Что мир свободен навсегда!

И стань примером жалкой доли,

Как древний "Дионисий в школе". XVВ твоей душе горит ли рана?

Что за мечтами ты томим

В железной клетке Тамерлана?

Одной, одной: "Мир был моим!

Иль ты, как деспот Вавилона,

Утратил смысл с утратой трона?

Иначе как же быть живым

Тому, кто к цели был так близко,

Так много мог - и пал так низко! XVIО, если б ты, как сын Япета,

Бесстрашно встретил вихри гроз,

С ним разделив на крае света

Знакомый коршуну утес!

А ныне над твоим позором

Хохочет тот с надменным взором,

Кто сам паденья ужас снес,

Остался в преисподней твердым,

И умер бы, - будь смертен, - гордым! XVIIБыл день, был час: вселенной целой

Владели галлы, ими - ты.

О, если б в это время смело

Ты сам сошел бы с высоты!

Маренго ты б затмил сиянье!

Об этом дне воспоминанье

Все пристыдило б клеветы,

Вокруг тебя рассеяв тени,

Светя сквозь сумрак преступлений! XVIIIНо низкой жаждой самовластья

Твоя душа была полна.

Ты думал: на вершину счастья

Взнесут пустые имена!

Где ж пурпур твой, поблекший ныне?

Где мишура твоей гордыни:

Султаны, ленты, ордена?

Ребенок бедный! Жертва славы!

Скажи, где все твои забавы? XIXНо есть ли меж великих века,

На ком покоить можно взгляд,

Кто высит имя человека,

Пред кем клеветники молчат?

Да, есть! Он - первый, он - единый!

И зависть чтит твои седины,

Американский Цинциннат!

Позор для племени земного,

Что Вашингтона нет другого!

ЭвтаназияПусть рано, поздно - то мгновенье

Придёт - и вступит Смерть в мой дом.

Тогда овей меня, Забвенье,

Всепримиряющим крылом.Наследства ждущей алчной своре

Закрой к усопшему пути.

Ни плакальщиц в притворном горе,

Ни близких сердцу не впусти.Без шума из земного круга,

Без лишних слов уйду во тьму,

Не беспокоя даже друга,

Не портя пира никому.А ты, Любовь, без жалоб тоже,

Ту силу, что дана Любви,

И мне, как дар на смертном ложе,

И ей - кто будет жить - яви.Дай видеть мне, моя Психея,

Твою улыбку до конца,

И стихнет боль моя, слабея

При виде милого лица.Но ты, как жизнь, уйти готова,

А слёзы из прекрасных глаз

Обманут в смутный миг живого,

Но ранят сердце в смертный час.Так пусть угасну одинокий,

Без жалоб, без речей, без слёз.

Ведь многих в Вечность миг жестокий

На мягких крыльях перенёс.Уходят все. А время нудит:

"Пора! Умри!" И замкнут круг.

А там - а там тебя не будет,

Ты завершил дорогу мук.Он близок, день, зовущий к тризне,

Сочти же блага прошлых дней,

И ты поймёшь: кем ни был в жизни,

Не быть, не жить - куда верней.

Люблю я ночь, - мне образ ночи ближе,

Чем образ человека, в созерцанье

Ее спокойной, грустной красоты,

Я постигаю речь иного мира.

Несправедливость – в мире, но отмщенье — За будущим; быть может пьедестал Оно воздвигнет мне, хотя желанья Клонились не к тому, чтобы попал Я в список тех людей, что в лжесиянье Купаются, и гонит их суда Не ветер, уст изменчивых дыханье. Их цель одна: меж тех, кто города Оружьем брал и суд чинил неправый — Прославиться на многие года Истории страницею кровавой.

Родясь для блага, он злодеем стал;

Обманут рано, долго верил, ждал;

Ток чистых чувств, как влага та, что в грот,

Чтоб сталактитом затвердеть, течет,

Сквозь толщу лет пробившись, замутнел

И, наконец, застыл, закаменел.

XLIV. Довольно воспевать любимцев брани; Победный лавр их не продолжит дней; Чтоб мир узнал о славе их деяний, Должны погибнуть тысячи людей. Пускай наемщик гонится за славой И, веря ей, кончает жизнь в бою: Он дома мог бы в свалке пасть кровавой Иль, очернен разбойничьей расправой, Тем опозорить бы отчизну мог свою! XLV.