Елена Костюкович

получить удовольствие от научной работы, не хватаясь за всякое знание без разбору, а приобретая опыт критического подхода, и выработать способность (которая пригодится вам в будущем) точно определять проблемы, методично их решать и грамотно излагать свои выводы

Повсюду искал я покоя и в одном лишь месте обрел его - в углу, с книгою.

Поскольку по определению объездить весь мир жизни не хватает, имеется один выход: прочитать все в мире книги.

- Сколько же у меня книг. Извини, у нас.

- Здесь пять тысяч. Когда приходят идиоты, обычно спрашивают: сколько же книг у вас, вы их все прочитали?

- А я что отвечаю?

- Обычно ты отвечаешь: эти я еще не читал, иначе не держал бы у себя, вы же не сохраняете пустые консервные банки, правда? А те пятьдесят тысяч, которые я прочел, я уже передал в больницы и тюрьмы. От этого ответа идиоты падают на месте.

Аналогичная ситуация отмечается сейчас в Интернете. Посещая домашние странички, обнаруживаешь, что целью множества людей является обнародование своей малоинтересной нормальности, или, хуже того, малоинтересной ненормальности.

От чужой глупости своя не уменьшается.

Должна существовать связь между волей к власти и половым бессилием. Маркс симпатичен мне: чувствуется, что он и его Женни занимались любовью с энтузиазмом. Это ощущается по умиротворенности его стиля и по неизменному юмору. В то же время, как я заметил однажды в коридоре университета, если спать с Надеждой Константиновной Крупской, человек потом с железной неотвратимостью пишет что-то жуткое, типа "Материализма и эмпириокритицизма".

«В истинной любви важнее всего благо любимого».

Постмодернистская позиция напоминает мне положение человека, влюбленного в очень образованную женщину. Он понимает, что не может сказать ей "люблю тебя безумно", потому что понимает, что она понимает (а она понимает, что он понимает), что подобные фразы - прерогатива Лиала. Однако выход есть. Он должен сказать: "По выражению Лиала - люблю тебя безумно". При этом он избегает деланной простоты и прямо показывает ей, что не имеет возможности говорить по-простому; и тем не менее он доводит до ее сведения то, что собирался довести,- то есть что он любит ее, но что его любовь живет в эпоху утраченной простоты. Если женщина готова играть в ту же игру, она поймет, что объяснение в любви осталось объяснением в любви. Ни одному из собеседников простота не дается, оба выдерживают натиск прошлого, натиск всего до-них-сказанного, от которого уже никуда не денешься, оба сознательно и охотно вступают в игру иронии... И все-таки им удалось еще раз поговорить о любви.

Ненависть — истинная природная страсть. Аномальна как раз любовь. За нее Христа и распяли.