Эдуард Лимонов

кричать и невежливые вещи, противоречащие духу санаторной комнаты, в которой живет. («А не пошли бы вы на хуй, парни!» –

Но он всегда разговаривал с Вами На языке неземном.

Арестовали генерала. Арестовали как попало. Большой и толстый генерал Сидит в очках, в тюрьму попал… Сидит сычом он за решёткой С двумя серьгами и бородкой С большой и сытой головой Ужо попался. Вон какой! Дрыманов. Да. Нет, Добронравов? Он раньше заключённых бил Сейчас сидит, лишённый правов Как ангел, но лишённый сил… Я таких видел на промзоне Они брели как матерьял В то время как на нашем троне Уже не Сталин восседал

– Да вот недавно. – А девочки?

работы, заметь, но то, как я работаю. Ты знаешь, что я всегда опаздываю, Эдвард? – Я киваю головой. – Да, я опаздываю! – восклицает он патетически. – Но я все делаю не хуже других, в срок, и ты знаешь, Эдвард, что в  своей области, как спортивный журналист, я очень хороший профессионал. Да, я знаю, Тьерри – талантливый и  храбрый журналист. Однажды, делая репортаж о боксе

Русские ребята, русские ребята всегда растаивают при проявлениях гостеприимства нацменьшинств. Я заметил. Проявляется их природное дружелюбие, да и наивность. Дети большого народа, что вы хотите. Большой народ обычно снисходителен по отношению к небольшим. Небольшие народы относятся к небольшим с опаской. Абхазов тысяч девяносто всего. Мой народ насчитывает одного человека, это я.

вает почти забытый эпизод собственной жизни, и ты со вздохом вынужден спуститься и втиснуться в толпу. В теплую и грязную толпу себе подобных. В толпе пахнет чесноком, отрыгивают прокисшим дешевым вином, подванивают нестираными носками, испускают газы, щиплют девушек за задницы, короче, родное