Вдова Хана

Она сбежала! – Чтооо?! Как, мать твою? Не поверила, подпрыгнула от неожиданности и от черной злости. Никчема. Пустое место. Клоуниха, циркачка. Способна только толпу развлекать. Надо было не делать на нее ставки и не выкупать ее из захудалого шапито, чтобы подсунуть жалостливому Хану, привыкшему коллекционировать убогих, похожих на него самого. Не способна даже привезти девку и пацана. – Она… письмо твое нашла! Сбежала, ясно? – Какая же ты…. Насрать, что нашла. Как от тебя сбежала девка на ходулях? С тобой охрана из пяти человек! – Твоя охрана – бездарные придурки. Они ее не нашли! Она сбежала у них из-под носа! Ухар. Тварь мерзкая. Даже не сообщил. Испугался

мужчина выронил винтовку. – Говори мне сейчас же, кто они такие, или я тебя уничтожу. Сгною. С дерьмом смешаю. Слышишь? Я тебя… – Стоять! – голос Дарива прозвучал гдето сзади, и я поняла, что он направил пистолет на второго охранника, сидящего на вышке. – Кто! Они! Такие! ОТВЕЧАЙ! Нож вонзился ему в ногу, неподалеку от паха. Он взвыл. Я

«Истинную красоту ничем не испортить, пред ней преклоняют колени, даже когда она измазана грязью…, а уродство, особенно душевное, не спрятать даже под самой дорогой и изысканной огранкой. Оно прет наружу и воняет гнилью на километры».

оставшись совершенно голой, беззащитной, словно с меня сняли кожу. Только он умел смотреть так, что вся неуверенность в себе, весь страх начинали испаряться, растворяться в его глазах. Уродство не может разжигать такой огонь в мужском взгляде. – Красоту не испортить ничем,  – шепчут его губы, – ничем, слышишь? Ты совершенная,

Нет большего доказательства, что женщина принадлежит мужчине, чем ребенок, рожденный от него.