Cytaty z audiobooka «Он»
Это все хорошо, я ничего не возражаю, но не нужно все время спрашивать, не надо говорить так много. Как мне объяснить ему, что молчание — есть естественное состояние человека, когда сам он настойчиво верит в какие-то слова, любит их ужасно.
Доктора стукали по его груди молоточком, прикладывали трубку и слушали,
перекидываясь друг с другом замечаниями и обращая внимание студентов на те
или иные особенности. Часто они начинали расспрашивать Лаврентия Петровича
о том, как он жил раньше, и он неохотно, но покорно отвечал. Выходило из
его отрывочных ответов, что он много ел, много пил, много любил женщин и
много работал; и при каждом новом "много" Лаврентий Петрович все менее
узнавал себя в том человеке, который рисовался по его словам.
Странно было думать, что это действительно он, купец Кошеверов,
поступал так нехорошо и вредно для себя.
И все старые слова: водка, жизнь, здоровье - становились полны нового и
глубокого содержания.
Все, что было в кем силы и жизни, все было растрачено и изжито без нужды, без пользы, без
радости. Когда он был молод и волосы его кучерявились на голове, он
воровал у хозяина; его ловили и жестоко, без пощады били, и он ненавидел
тех, кто его бил. В средних годах он душил своим капиталом маленьких людей
и презирал тех, кто попадался в его руки, а они платили ему жгучей
ненавистью и страхом. Пришла старость, пришла болезнь - и стали
обкрадывать его самого, и он ловил неосторожных и жестоко, без пощады бил
их... Так прошла вся его жизнь, и была она одною горькою обидой и
ненавистью, в которой быстро гасли летучие огоньки любви и только холодную
золу да пепел оставляли на душе.
...
Умер Лаврентий Петрович в следующую ночь, в пять часов утра. С вечера
он крепко уснул, проснулся с сознанием, что он умирает и что ему нужно
что-то сдедать: позвать на помощь, крикнуть или перекреститься, - и
потерял сознание. Высоко поднялась и опустилась грудь, дрогнули и
разошлись ноги, свисла с подушки отяжелевшая голова, и размашисто скатился
с груди массивный кулак.
И снова я шагал по дороге и напряженно размышлял, пока не заметил, что мысли мои повторяются, двигаясь в одном и том же порядке, что я мыслю по кругу, соответствующему бегу цирковой лошади, и что круг замыкается в одном и том же месте, одним и тем же словом: бессмыслица.
И последующие затем дни, наряду с мраком, сгущавшимся над моею душою, запестрели проблесками какой-то искусственно веселой суеты, крикливой и шумной работы над ненужным, шуток, которые никого не веселят, громкого смеха, похожего на треск раздираемых в отчаянии одежд.
Но что-то сильнейшее, чем рассудок с его скучным и вялым голосом, приковывало меня к месту, направляло волю и все глубже вводило в круг таинственных и мрачных переживаний: у печали и страха есть свое очарование, и власть темных сил велика над душой одинокою, не знавшей радости.
Наклонясь к самому лицу Торбецкого, она говорила:
- Посмотри, какие горячие щеки.
И он смотрел, но не глазами, а губами, и смотрел долго и очень крепко.
Каждая веточка плавает в море голубого воздуха, и среди белых, толстых, пушистых ветвей одного дерева воздуха так много, как во всем мире. Это было прекрасно и необыкновенно, а когда еще солнечные желтовато-розовые лучи вмешивались в
неподвижную игру, тихо гасли, и вспыхивали, и терялись где-то в отдаленнейших переходах инея, глазам и душе становилось даже больно от красоты.
Как могу я забыть это мелкое, безнадежно унылое море, лежавшее так плоско, как будто земля в этом месте перестала быть шаром?
Кто же в молодости не любит моря!
