Хорошо бы всюду, где был счастлив, зарывать в землю что-нибудь ценное, а потом, в старости, когда станешь безобразным и жалким, возвращаться, откапывать и вспоминать.
Когда так страстно ненавидят, это значит, что ненавидят что-то в себе самих.
— по-вашему, обязательно нам каждый вечер напиваться?
— по-моему, обязательно.
— и по-моему, тоже.
Ничто в сущности, не принадлежит нам, кроме прошлого...
Беда современного образования в том, что оно маскирует истинные размеры человеческого невежества. С людьми старше пятидесяти мы точно знаем, чему их учили, а чему - нет. Но молодые люди снаружи все такие образованные, такие знающие, и только когда эта тонкая корка знания прорывается, видишь под нею такие глубокие провалы...
Конечно, те, у кого есть обаяние, в мозгах не нуждаются.
... Прошлое и будущее так теснят нас с обеих сторон, что для настоящего совершенно не остается места.
"Может быть, всякая наша любовь – это лишь знак, лишь символ, лишь случайные слова, начертанные мимоходом на заборах и тротуарах вдоль длинного, утомительного пути, уже пройденного до нас многими; может быть, ты и я – лишь некие образы, и грусть, посещающая нас порою, рождается разочарованием, которое мы испытываем в своих поисках, тщась уловить в другом то, что мелькает тенью впереди и скрывается за поворотом, так и не подпустив к себе."
Нет ничего надежнее хорошего воспитания.
— Но, дорогой Себастьян, не можете же вы всерьёз верить во всё это?
— Во что?
— Ну, вот в Рождество, и в звезду, и волхвов, и быка с ослом.
— Нет, отчего же, я верю. По-моему, это красиво.
— Но нельзя же верить во что-то просто потому, что это красиво.
— Но я именно так и верю.