Перстень Лёвеншёльдов. Шарлотта Лёвеншёльд. Анна Сверд (сборник)

Сельму Лагерлеф, как и большинство россиян, знала только как автора ставшего классикой «Путешествия Нильса с дикими гусями…». Книгу «Перстень Левеншельдов» и последующие романы приобрела случайно. Предполагая в лучшем случае качественную и занудную классику. Но роман настолько захватил,что не могла оторваться. Изложение классическое, чувства и жизненные ситуации переданы мастерски, сюжет очень интересный. Кроме литературных достоинств, можно приобрести знания об укладе жизни того исторического периода. Очень советую.

Эта книга про судьбу) Как хитро всё же переплетаются выборы, которые делаем мы сами, и те знаки, которые, казалось бы, нам кто-то посылает. А может быть, это просто игра нашего восприятия?..

Скажу одно: заслуженно автор получила Нобелевскую премию!

Один вопрос мучает…. А есть ли продолжение этой трилогии или глава «Обручальное кольцо» заключительная?

Встреча с Сельмой Лагерлёф всегда встреча с чудом. Подобные ей писатели мне больше не встречались. И каждая наша новая встреча становится радостью давно не видевшихся подруг. Мы познакомились в рождественскую ночь. В детстве бабушка или мама читали мне на Рождество рассказ "Святая ночь" из сборника Лагерлёф "Легенды о Христе". Это рассказ о человеке, который в глухую, тёмную ночь пытался раздобыть огня, переходя от хижины к хижине, чтобы согреть только что родившегося младенца и его мать. Огонь он смог раздобыть только у пастуха, который, впрочем, пытался отогнать попрошайку, но по нескольким необычным приметам заинтересовался человеком и пошёл за ним в пещеру, где увидел множество ликующих, радующихся ангелов. И тут моя бабушка повторяла вслед за бабушкой Сельмы: "то, что видел пастух, мы тоже могли бы увидеть, потому что ангелы летают в поднебесье каждую рождественскую ночь. Если бы мы только умели смотреть!.. — И, положив мне руку на голову, бабушка прибавила: — Запомни это, потому что это такая же правда, как то, что мы видим друг друга. Дело не в свечах и лампадах, не в солнце и луне, а в том, чтобы иметь очи, которые могли бы видеть величие Господа!" Моё сердце замирало, а на утро я находила под ёлкой подарки, принесённые рождественским ангелом. Этими ангелами, конечно, были мои родители и понимать я это стала довольно рано. Но вера в чудо не испарилась, а окрепла. Верить или не верить в Христа и ангелов - дело личное. Но то, что нужно иметь сердечные очи, чтобы уметь видеть добро, замечать не только свою нужду и боль, учиться смотреть, чтобы видеть кажущееся невидимым, в этом меня не переубедить.

К исторической трилогии о семье Лёвеншёльдов приступала с опаской, что могу разочароваться. Сохранится ли камерное очарование маленьких историй с явной христианской тематикой в большой семейной саге, не скатится ли милая Сельма в скучное морализаторство? Как я могла так подумать? Только не Сельма. Она умеет сразу расположить к себе, окутать уютным теплом и заботой так, чтобы вы почувствовали, что история рассказывается именно вам. Её мягкий сказочный стиль повествования заставляет поверить в реальность происходящего и не вызывает недоверия в правдивости истории. Каждое движение души её героев откликается в сердце либо любовью, либо негодованием, но равнодушным не оставляет. Помучить Сельма любит. Как она вынуждает переживать о героях! Показывает, какими чудовищами могут становиться люди, прикрываясь красивыми словами о добродетелях. Сквозь весь текст проходит всё та же важная мысль о необходимости умения смотреть и видеть. Сельма не просто показывает, что за бедной одеждой скрывается доброе сердце и богатая душа. Это было бы слишком просто. За платьем замарашки может скрываться, как злодей, так и добряк. Богатство не гарантия счастья, но и из-за него человек не обязательно превращается в равнодушного паршивца. Обстоятельства могут изменить человека, но главное в сердце человека неизменно в любых условиях. И поэтому важно себя не терять. Намеренно ничего не пишу о сюжете. Он так увлекателен, что не требует пересказа. Думаю, что вы подобно мне полюбите Шарлотту Лёвеншёльд и Анну Сверд. Карл Артур изрядно постарается выбесить вас и у него это получится как нельзя лучше. До такой степени неприятных проповедников морали я мало встречала в литературе. Похожее неприятие у меня вызывал только Урия Хип из романа Диккенса "Дэвид Копперфильд". Почему Сельма Лагерлёф пытается его спасти и оправдать, я понять могу. Но.. и это единственный минус для меня.. не люблю, когда на одну злодейку пытаются повесить все несчастья и все ужасные превращения. А дивная сказительница назначила роковую злодейку, преследующую род Лёвеншёльдов, главной виновницей. Возможно этого потребовал жанр. Требовалось сгустить краски вокруг родового проклятья. Сельма словно понимает, что не всем понравится такой расклад и делает финал открытым. Можно самому решить, как поведут себя герои дальше. Не могу не написать о любви Лагерлёф к родной ей Скандинавии. Книга дышит любовью к истории и мифам, людям, проживающим там, к их быту. Это очаровательно. Приведу в конце отрывок из интервью с Сельмой Лагерлёф, одной из удивительнейших женщин во вселенной. Кажется, она его давала при получении Нобелевской премии.

Заметила, что именно в книгах скандинавских и английских писательниц того времени очень сильно ощущается предвестие духа феминизма. Но если у британок выражение идеи достаточно агрессивное, по моим личным ощущениям, то у скандинавок как-то получалось более продуманно, не раздражающе. Там, где всякие там джейн эйр выходили замуж, только заимев свои деньги и мысленно благодаря автора за инвалидность будущего супруга, здесь придурошный мужик обижает женщину, и она как бы склоняется перед его финтами, но не ломается, казалось бы, покоряется неизбежному, но по результату все равно торжествует победу. Причем, как-то это все происходит не обидно для самодура. Хотя кое-кого стоило бы макнуть в его же нечистоты по самую маковку, ибо заслужил.

Прочитала все три части. И они неравноценные. Самая атмосферная - первая, в которой призрак бравого шведского Енерала неистово кошмарит округу, ибо из его могилы посмели похитить перстень, жалованный самим Амператором карлом, что ли. И никому через сие низкое злодейство нет покоя. Эти шведы прошлых времен, не то что сейчас. Это были огого какие зловредные рубаки. Так что через козни покойника пострадало немеряно народу, включая его потомков. Ибо перстень должОн быть возвращен и никаких гвоздей во крышку гроба. В общем, возвернули таки, то есть почти хэппи энд, правда не для всех.

А дальше началось несколько затянутое повествование о всяких побочных ветвях сего славного рода. Особливо об одном из отпрысков, который имея прекрасную мамашу-фею-музу-и-так-далее и все необходимое для успешного жизненного старта, ударился в религию. И это на самом деле - не катастрофа. Катастрофа выразилась в том, что ежели заставить дурака богу молиться... Причем, расшибал он там не только свой лоб, многим неслабо досталось. И мамаше, и невесте, и еще одной невесте, и даже преданной фанатке-аки-маньячке. И все они так или иначе нянчились с этим недоделанным ревнителем веры и опосля всяких его откровенно глупых или подловатых заскоков бесконечно отвечали добром. Даже маньячка, преследуя низменные цели, боготворила предмет обожания. И не сказать, что он был плохой человек. Нормальный религиозный, донельзя экзальтированный, фанатик, которому надоть было ни под каким соусом не связываться с женщинами, а самому нести свой крест, выражающий в виде полной категоричности и черно-белого взгляда на мир. Что в конце концов и произошло, и пошло всем только на пользу.

Короче, я тут было думала, что мужская слабость в той или иной степени перед женщинами - это некая фишка современной скандинавской литературы. А тут вижу, что нет. Надо будет почитать классиков-мужчин, чего они там писали об отношениях полов. Потому что сейчас их писатели вне половой принадлежности ваяют опусы о сильных женщинах и слабых мужчинах. Собственно, у той же лагерлеф в ее трилогии наблюдаются не только самодуры и тираны, но полусамодуры и полутираны, и хорошие мужики, но как-то их всех так или иначе строят фру самых разных мастей. Такой вот мягкий, продуманный, скандинавский предфеминизм.