Чувство долга

не забудь у меня свои двенадцать рублей забрать, когда в следующий раз придешь. – Да мне не горит. – От моих щек в тот момент можно было прикуривать. – Пап, тебя. За время папиного разговора я стремительно почистил зубы, разделся, лег спать и, понимая, что не засну, стал учиться изображать спящего. Папа так и не заглянул. Я вошел в роль и вырубился.

сокровища. Я даже начал взвешивать копилку на безмене, чем немало озадачил родителей, которые не понимали, как можно перевести силу тяжести в суммы. Незадолго до окончательного заполнения фарфоровый сейф переехал ко мне в кровать. Я засыпал и просыпался с ним в обнимку, так как боялся, что чудовища, вроде бы переставшие жить под моей кроватью уже пару лет как, вернутся и украдут накопленное. Приближался Новый год. Я ожидал различных зимних подарков и собирался либо купить коньки к подаренной клюшке, либо наоборот. Чуть ли не второго января я торжественно расколотил ларец, растекся между монетами, облобызал каждую, посчитал несколько раз, разложил по номиналу и увидел нирвану

Я как раз в тот момент читал «Колодец и маятник» Эдгара По. В рассказе инквизиция создала комнату, стены которой сжимаются, загоняя жертву в бездонный колодец. – В долг дал, – выполз ответ. «Господи, если он не спросит „кому“, я обещаю тебе… ну, в общем, все обещаю, что хочешь!!!» – Кому? – Папа отвлекся от книги и посмотрел на меня с неподдельным любопытством. Бога нет. Ох. Я опустил глаза, обмяк, усох и начал сознаваться: – Баб… И вдруг зазвонил телефон. Я рванул к нему, как раб с плантации: – Але! – Саня, это бабушка, папа дома? И, кстати,

первом месте, а рассказать отцу о судьбе накоплений в нынешних обстоятельствах означало бы катастрофу. Редко когда так ясно осознаешь полную безвыходность своего положения. Похолодевшими губами я пролепетал: – Я ее уже разбил, так что мелочь больше не нужна, спасибо. – О как, и сколько насобирал? – не отвлекаясь от книжки, поинтересовался отец. Его равнодушие так диссонировало с бурей, бушевавшей внутри меня, что мне казалось, этот контраст осязаем и виден невооруженным взглядом, как парашют Штирлица в известном анекдоте. – Двенадцать рублей. – Обреченность чувствовалась в каждом слове. – Куда дел?

успокоить меня бабушка. На этой фразе даже демон внутри меня начал смеяться. Я же просто был готов взорваться на месте. «Повезло?!» – Я пошел в туалет, – прикрывая свой отход, произнес я дрожащим голосом, полным обиды и разочарования. «Деньги – зло. Я тону во вранье. Я больше никогда, никогда…» – и далее целый список, заканчивающийся клятвой не давать в долг более, чем готов потерять. Вот такие мысли крутились в моей голове все дорогу из больницы домой. Вечером папа сдал мне мелочь, как это периодически происходило весь последний месяц, и спросил: – Когда копилку-то разбиваешь? Мне стало совсем нехорошо. В списке «никогда более» ложь находилась на