«Голем» Густава Майринка относится к лучшим произведениям своего жанра.
Это первый и самый известный из романов писателя. Он повествует о некоем иудейском раввине, который слепил из глины Голема и оживил его каббалистическим заклятием. Будничное и сказочное, мечты и реальности все перемешано в этом сюрреалистическом сюжете, который с одной стороны во многом напоминает произведения Франца Кафки, с другой же обладает ни с чем не сравнимой индивидуальностью и неподражаемостью.
Густав Майринк – больше, чем художественный автор, а его книга «Голем» – больше, чем просто художественная литература. Находясь на границе между литературой и областью эзотерики, эта книга, несмотря на свою популярность и нарочито гротескное содержание, может явиться пригласительным билетом для наблюдательного читателя, умеющего подмечать символы, в области куда более высокие и тонкие, чем те книги, что стоят на полках в книжных магазинах в разделе «эзотерика».
Великолепный Густав Майринк! Получил огромное наслаждение от Романа и не менее большое от чтеца Сергея Чонишвили. Рекомендую каждому для прослушивания. Большое Спасибо,ЛитРес .
Хорошая книга для ухода в читательский астрал. Читать или не читать? - читать. Будет потом что внукам на пенсии перед сном рассказывать.
«Кто же теперь мое «Я»?» – хочется вдруг спросить, но тут я соображаю, что у меня нет больше органа, посредством которого я мог бы вопрошать, и я начинаю бояться, что глупый голос снова проснется во мне и снова начнет бесконечный допрос о камне и сале.
Эта картина заключала в себе мучительное однообразие ежедневных впечатлений, врывающихся, как уличные торговцы, через порог нашего восприятия, и не возбуждала во мне ни любопытства, ни удивления.
рыжая Розина, дочь старьевщика Аарона Вассертрума. Я должен был вплотную протесниться около нее; она стояла спиной к перилам, похотливо откинувшись назад. Она положила свои грязные руки на железные перила, чтоб держаться, и в тусклом полумраке я заметил ее светящиеся обнаженные руки. Я уклонился от ее взгляда. Мне противна была ее навязчивая улыбка и это восковое лицо карусельной лошадки. У нее, должно быть, рыхлое белое тело, как у тритона, которого я недавно видел в клетке с ящерицами у одного
меня: что, если мы, живые существа, являемся чем-то очень похожим на эти бумажные обрывки? Разве не может быть, что невидимый, непостижимый «ветер» бросает и нас то туда, то сюда, определяя наши поступки, тогда как мы, в нашем простодушии, полагаем, что мы действуем по своей свободной воле?
Что, если жизнь в нас не что иное, как таинственный вихрь?! Тот самый ветер, о котором говорится в Библии: знаешь ли ты, откуда он приходит и куда он стремится?.. Разве не снится нам порою, что мы погружаемся в глубокую воду и ловим там серебряных рыбок – в действительности же всего только холодный ветерок дохнул нам на руку?
Отзывы 3