Cytaty z książki «Цирцея»
Но может, родитель вообще не способен по-настоящему разглядеть ребенка. Мы видим лишь отражение собственных ошибок.
Сотню поколений я ходила по земле вялая, сонная, жила в праздности и покое. Не оставляла следов, не совершала поступков. Даже те, кто немного любил меня, легко со мной расставались. А потом я узнала, что могу мир изогнуть своей волей, как стрела изгибает лук. И готова была трудиться сколько угодно, лишь бы сохранить эту силу в своих руках. Я думала: вот что чувствовал Зевс, впервые воздев молнию.
Так просто. Я сделаю что хочешь. Поеду с тобой, лишь бы ты была довольна. В такие минуты, наверное, отворяется сердце? Но отворенного сердца мало еще, и я достаточно поумнела, чтобы это знать. Я поцеловала его и покинула.
Но, хоть это прозвучит странно, даже в таком отчаянном положении я не отчаивалась совсем. Я привыкла, что несчастье бесформенно, смутно и простирается до горизонта во все стороны. А у этого были берега, глубина, цель и очертания. В нем заключалась надежда, ведь однажды оно прекратится и принесет мне мое дитя.
Но мужество покинуло меня. Какова моя истинная суть? Этого знания ведь можно и не вынести.
Таков был мой первый урок. За спокойным, знакомым обличьем всего сущего скрывается нечто иное, готовое разорвать мир на части.
ощутила внезапно неуверенность, от которой упало сердце. Но отринула ее. Нет ничего губительнее для колдовских чар, чем страх неудачи.
Я не рассказывала Телегону, каким он был в младенчестве, как злился и упрямился. Не рассказывала о жестокости богов и его собственного отца. Надо было. Шестнадцать лет я удерживала небо, а он даже не замечал. Надо было заставить сына собирать со мной травы, спасавшие ему жизнь. Стоять со мной у печи и слушать, как я произношу магические слова. Он должен был понимать, сколько всего я несла на себе молча, сколько сделала для его защиты.
Вот что я поняла: колдовство не божественная сила, приводимая в действие мгновенно, одной мыслью. Его нужно творить, нужно трудиться – замышлять и искать, выкапывать, сушить, крошить и растирать, готовить, приговаривать и припевать.
Это великая цепь страха, думала я. Наверху Зевс, мой отец – следующий. Потом братья, сестры и дети Зевса, затем мои дядья, а дальше божества всякого старшинства – речные боги и владыки морей, эринии, ветры, грации и, наконец, в самом низу, – мы, нимфы и смертные, – наблюдаем друг за другом.
