Lektor

Теперь, – когда я проснулся…

Audio
Posłuchaj fragmentu
Oznacz jako przeczytane
Jak słuchać książki po zakupie
Теперь, – когда я проснулся…
Теперь, – когда я проснулся…
Darmowy e-book
Szczegóły
Opis książki

«Конечно, меня с детства считали извращенным. Конечно, меня уверяли, что моих чувств не разделяет никто. И я привык лгать перед людьми. Привык говорить избитые речи о сострадании и о любви, о счастии любить других. Но в тайне души я был убежден, и убежден даже и теперь, что по своей природе человек преступен. Мне кажется, что среди всех ощущений, которые называют наслаждениями, есть только одно, достойное такого названия, – то, которое овладевает человеком при созерцании страданий другого. Я полагаю, что человек в своем первобытном состоянии может жаждать лишь одного – мучить себе подобных. Наша культура наложила свою узду на это естественное побуждение. Века рабства довели человеческую душу до веры, что чужие мучения тягостны ей. И ныне люди вполне искренно плачут о других и сострадают им. Но это лишь мираж и обман чувств…»

Szczegółowe informacje
Ograniczenie wiekowe:
12+
Data dodania do LitRes:
21 kwietnia 2022
Data powstania:
1903
Czas trwania:
21 min 52 sek.
Lektor:
Юлия Рахманюк
Prawa autorskie:
ЛитРес: чтец, Юлия Рахманюк
Spis treści
Czy książka narusza prawo?
Złóż skargę dotyczącą książki
Walerij Briusow "Теперь, – когда я проснулся…" – pobierz audiobook w formacie MP3 lub słuchaj za darmo online.
Inne wersje
Теперь, – когда я проснулся…
Darmowy e-book

Отзывы 1

Сначала популярные
leoninus

Тяжелое впечатление, сейчас бы это назвали жанром хоррора. Хотя болезненные изломы декадентства Серебряного века касались многих табуированных тем (наркотики, воспевание садизма, секса, крайности эзотерических техник), в рассказе очевидна автобиографическая подоплека: отношения поэта с женщинами были далеки от рыцарства, жестоки, губительны и разрушительны, как в случае с Надеждой Львовой, которая застрелилась из подаренного им браунинга, ранее принадлежавшего другой любовнице Петровской. Само происшествие скорее стало для него неприятным событием из-за общественного обсуждения и так сказать дискомфорта (пришлось даже на время уехать, верная супруга утешила). Вообще современники отмечали, что поэт холоден, эгоцентричен и никого не любит, кроме себя. Тема сна (особенно сна во сне) Брюсова сильно волновала. Нельзя не согласиться, что сон без сновидений не дает отдохновения, но для героя сон (осознанный, направляемый долгие годы тренируемой техникой) становится местом исполнения самых извращенных желаний, где можно безнаказанно пытать, истязать и убивать. Горьким стало прозрение, что преступление произошло наяву и за него придется отвечать. Пожалуй, в этом дидактический смысл рассказа - опасно играть с неведомым и полагаться на всякие практики управления своим сознанием, тем более во сне, ибо все это соблазн и ложь. Контент, однако, тяжелый, это даже не Э.По: убийства, изнасилования, изуверские пытки, уродливые подручные, арсенал пыточных средств в камере, созданной воображением маньяка. Не знаю, насколько оправданным с моральной точки зрения было озвучивать подобное шокирующее произведение. Прочитано неплохо, хотя темп стоило бы замедлить. В слове "дыба" ударение на первый, а не на последний слог. Рассказ будет интересен поклонникам ужасов и психиатрам. Не рекомендую людям чувствительным, с лабильной психикой, особенно на ночь.

Оставьте отзыв

Cytaty 2

Что такое наша явь? Это – наши впечатления, наши чувства, наши желания, ничего больше. Все это есть и во сне. Сон столь же наполняет душу, как явь, столь же нас волнует, радует, печалит. Поступки, совершаемые нами во сне, оставляют в нашем духовном существе такой же след, как совершаемые наяву. В конце концов вся разница между явью и сном лишь в том, что сонная жизнь у каждого человека своя собственная, отдельная, а явь – для всех одна и та же или считается одинаковой… Из этого следует, что для каждого отдельного человека сон – вторая действительность. Какую из двух действительностей, сон или явь, предпочесть, зависит от личной склонности. Мне с детства сон нравился больше яви. Я не только не считал потерянным время, проведенное во сне, но, на против, жалел часов, отнятых у сна для жизни наяву. Но, конечно, во сне я искал жизни, т. е. сновидений. Еще мальчиком я привык считать ночь без сновидений тяжелым лишением. Если мне случалось проснуться, не помня своего сна, я чувствовал себя несчастным. Тогда весь день, дома и в школе, я мучительно напрягал память, пока в ее глухом углу не находил осколка позабытых картин и, при новом усилии, вдруг не обретал всей яркости недавней сонной жизни. Я жадно углублялся в этот воскресший мир и восстанавливал все его малейшие подробности. Таким воспитанием своей памяти я достиг того, что уже не забывал своих сновидений никогда. Я ждал ночи и сна, как часа желанного свидания. Особенно я любил кошмары за потрясающую силу их впечатлений. Я развил в себе способность вызывать их искусственно. Стоило мне только уснуть, положив голову ниже, чем тело, чтобы кошмар почти тотчас сдавливал меня своими сладко-мучительными когтями. Я просыпался от невыразимого томления, задыхаясь, но едва вдохнув свежего воздуха, спешил опять упасть туда, на черное дно, в ужас и содрогание. Чудовищные лики выступали вокруг из мглы, обезьяноподобный дьяволы вступали в бой между собой и вдруг с воплем кидались на меня, опрокидывали, душили; в висках стучало, было больно и страшно, но так несказанно, что я был счастлив. Но еще более любил я, с ранних лет, те состояния во сне, когда знаешь, что спишь. Я тогда же постиг, какую великую свободу духа дают они. Их я не умел вызывать по воле. Во сне я вдруг словно получал электрический удар и сразу узнавал, что мир теперь в моей власти. Я шел тогда по дорогам сна, по его дворцам и долинам, куда хотел. При усилии воли, я мог увидеть себя в той обстановке, какая мне нравилась, мог ввести в свой сон всех, о ком мечтал. В первом детстве я пользовался этими мгновениями, чтобы дурачиться над людьми, проделывать всевозможные шалости. Но с годами я перешел к иным, более заветным радостям: я насиловал женщин, я совершал убийства и стал палачом. И только тогда я узнал, что восторг и упоение – не пустые слова.

0autoreg815962124

Конечно, меня с детства считали извращенным. Конечно, меня уверяли, что моих чувств не разделяет никто. И я привык лгать перед людьми. Привык говорить избитые речи о сострадании и о любви, о счастии любить других. Но в тайне души я был убежден, и убежден даже и теперь, что по своей природе человек преступен. Мне кажется, что среди всех ощущений, которые называют наслаждениями, есть только одно, достойное такого названия, – то, которое овладевает человеком при созерцании страданий другого. Я полагаю, что человек в своем первобытном состоянии может жаждать лишь одного – мучить себе подобных. Наша культура наложила свою узду на это естественное побуждение. Века рабства довели человеческую душу до веры, что чужие мучения тягостны ей. И ныне люди вполне искренно плачут о других и сострадают им. Но это лишь мираж и обман чувств. Можно составить такую смесь из воды и спирта, что прованское масло в ней будет в равновесии при всяком положении, не всплывая и не погружаясь. Иначе говоря, на него перестанет действовать притяжение земли. В учебниках физики говорится, что тогда, повинуясь лишь стремлению, присущему его частицам, масло соберется в форму шара. Подобно этому бывают мгновения, когда человеческая душа освобождается от власти ее тяготения, от всех цепей, наложенных на нее наследственностью и воспитанием, от всех внешних влияний, обычно обусловливающих нашу волю: от страха перед судом, от боязни общественного мнения и т. д. В эти мгновения наши желания и поступки подчиняются лишь первобытным, естественным влечениям нашего существа. Это не часы обычного сна, когда дневное сознание, хотя и померкнув, еще продолжает руководить нашим сонным «я»; это и не дни безумия, умопомешательства: тогда на смену обычным влияниям приходят другие, еще более самовластные. Это – мгновения того странного состояния, когда наше тело покоится во сне, а мысль, зная то, тайно объявляет нашему призраку, блуждающему в мире грез: ты свободен! Поняв, что наши поступки будут существовать лишь для нас самих, что они останутся неведомыми для всего мира, мы вольно отдаемся самобытным, из темных глубин воли исходящим, побуждениям. И в такие мгновения, у меня по крайней мере, никогда не являлось желания совершить какое-либо деяние добродетели. Напротив, зная, что я останусь совершенно, до последних пределов безнаказанным, я спешил сделать что-нибудь дикое, злое и греховное.

0autoreg815962124