Последнее дело Гвенди

Марше Дефилиппо, большому другу писателей

Stephen King and Richard Chizmar

GWENDY’S FINAL TASK

© Stephen King and Richard Chizmar, 2022

© Cover Artwork. Ben Baldwin, 2022

© Interior Artwork. Keith Minnion, 2022

© Перевод. Т. Покидаева, 2022

© Издание на русском языке AST Publishers, 2022

1

Чудесный апрельский день во Флориде, в местечке Плайялинда неподалеку от мыса Канаверал. Сейчас 2026 год от Рождества Христова, и лишь немногие в толпе зрителей, собравшихся на восточном берегу Макс-Хук-Бэк-Крик, носят маски. В основном это совсем пожилые люди, которые уже привыкли к ним и неохотно меняют привычный уклад. Коронавирус никуда не исчез, как припозднившийся гость, не желающий уходить с вечеринки, и хотя многие боятся, что он снова мутирует и вакцины станут бесполезны, пока что его удается держать в узде.

Кто-то из зрителей – опять же, это совсем пожилые люди, чье зрение уже не такое, как прежде, – смотрят в бинокли, но большинство обходится без них. Космический корабль, стоящий на стартовой площадке космодрома в Плайялинде, – самый крупный из всех пилотируемых кораблей, когда-либо взлетавших с Матери-Земли; при стартовой массе более 4,5 миллиона фунтов он не зря носит имя «Орел-19 Тяжелый». Плотная туманная дымка скрывает последние пятьдесят футов его четырехсотфутового корпуса, но даже самые близорукие зрители видят вертикальную надпись на боку корабля. Три огромные буквы:

И даже те, кто совсем плохо слышит, различают и тут же подхватывают аплодисменты, доносящиеся с космодрома. Один человек – он такой старый, что помнит трескучий голос Нила Армстронга, сообщающий миру, что «“Орел” совершил посадку», – оборачивается к жене. У него в глазах стоят слезы, его загорелые худые руки покрылись мурашками. Это Дуглас Брайхем по прозвищу Дасти. Его жена – Шейла Брайхем. Десять лет назад они вышли на пенсию и переехали в Дестин, но оба родом из Касл-Рока, штат Мэн. Шейла когда-то служила диспетчером в тамошнем полицейском участке.

В полутора милях от них, на космодроме «Тет корпорейшн», продолжаются аплодисменты. Для Дасти и Шейлы они звучат еле слышно, но на другом берегу наверняка гремят громом, потому что цапли срываются с места утреннего отдыха и летят прочь белым кружевным облаком.

– Они выходят, – говорит Дасти своей жене, с которой прожил пятьдесят два года.

– Боже, храни нашу девочку, – шепчет Шейла, перекрестившись. – Боже, храни нашу Гвенди.

2

Восемь мужчин и две женщины идут друг за другом по правому коридору в здании ЦУП. Их защищает стена из прозрачного оргстекла, потому что последние двенадцать дней они провели на карантине. Сотрудники центра отрываются от компьютеров, поднимаются с мест и аплодируют стоя. Это традиция, но сегодня она подкрепляется искренним ликованием. Еще больше аплодисментов и ликующих возгласов будет снаружи, где экипаж встретят полторы тысячи сотрудников «Тет корпорейшн» (они все носят рубашки, комбинезоны и куртки с нашивками, обозначающими принадлежность к братству космических операторов ТЕТ). Любой пилотируемый полет в космос – большое событие, но именно этот полет будет особенным во многих смыслах.

Предпоследней в десятке идет женщина с длинными волосами – уже седыми, – собранными в хвост, спрятанный под высоким воротом скафандра. Ее лицо гладкое, без заметных морщин, по-прежнему выразительное и красивое, хотя вокруг глаз и в уголках рта все же виднеются мелкие морщинки. Ее зовут Гвенди Питерсон, ей шестьдесят четыре года, и меньше чем через час она станет первым в истории действующим сенатором США, который отправится на новую международную космическую станцию МФ-1. (Особо циничные коллеги Гвенди любят шутить, что тут явный намек на кровосмесительный половой акт^[1], хотя на самом деле МФ – сокращение от «Много флагов».)

Астронавты несут шлемы в руках, а значит, у девятерых из десяти свободна одна рука и они могут махать в ответ на приветствия. Гвенди, официальный член экипажа, махать не может, потому что в одной руке у нее шлем, а в другой – маленький белый чемоданчик и махать чемоданчиком ей совершенно не хочется.

Поэтому она просто кричит:

– Спасибо всем! Мы вас любим! Это еще один шаг к звездам!

Аплодисменты взрываются с новой силой. Кто-то кричит: «Гвенди в президенты!» Кто-то еще подхватывает призыв, но таких очень немного. Она популярный политик, но все-таки не настолько. И уж точно не здесь, во Флориде, отдавшей абсолютное большинство голосов кандидату от республиканцев (опять) на последних всеобщих выборах.

Астронавты выходят из здания и садятся в трамвайчик на три вагона, который доставит их к кораблю. Гвенди приходится запрокинуть голову и упереться затылком в жесткий ворот скафандра, чтобы увидеть верхушку ракеты. Я действительно полечу в космос? – спрашивает себя Гвенди, и уже не в первый раз.

Рядом с ней сидит высокий светловолосый биолог. Он наклоняется к ее уху и говорит вполголоса:

– Еще есть время отказаться. Никто не подумает о вас плохо.

Гвенди смеется. Смех получается слишком искусственным, слишком нервным.

– Если вы верите, что я откажусь, то, наверное, верите и в Санта-Клауса с Зубной феей.

– Тоже верно, – говорит он. – И все же не стоит переживать, что подумают люди. Если есть хоть малейшее сомнение… если вы не уверены на сто процентов, что не сорветесь и не начнете кричать: «Стойте! Не надо! Я передумала!» – когда включатся двигатели, то лучше все прекратить прямо сейчас. Потому что когда включатся двигатели, пути назад уже не будет, а на борту никому не нужны паникующие политики. Или, уж если на то пошло, паникующие миллиардеры. – Он смотрит вперед, на соседний вагончик, где упомянутый миллиардер что-то втолковывает командиру корабля. В своем белом скафандре он напоминает человечка из теста от компании «Пиллсбери».

Трамвай уже тронулся с места. Вдоль путей стоят люди в комбинезонах и приветствуют астронавтов аплодисментами. Гвенди ставит чемоданчик на пол и придерживает ногами. Теперь можно махать рукой.

– Со мной все будет в порядке. – Она не совсем в этом уверена, но говорит себе, что должна справиться. Да, должна. Из-за этого белого чемоданчика. С рельефными красными надписями по обеим сторонам: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». – А с вами?

Биолог улыбается, и Гвенди вдруг понимает, что не помнит, как его зовут. На протяжении четырех последних недель он был ее напарником во время предполетной подготовки, буквально пару минут назад, перед выходом из зала ожидания, они проверяли друг у друга скафандры, и она совершенно не помнит, как его зовут. Это О. Н., как говорила ее покойная мама: очень нехорошо.

– Со мной тоже. Это мой третий полет, и когда мы начнем набирать высоту и пойдут перегрузки… Скажу за себя: это лучший оргазм из всех возможных.

– Спасибо, что поделились секретом, – говорит Гвенди. – Я обязательно упомяну эту подробность в своем первом докладе на нижний предел.

Так у них принято называть Землю. Нижний предел. Это она помнит, тут все хорошо. Но как, черт возьми, зовут биолога?

В кармане толстовки лежит записная книжка, где хранится вся информация – и особенная закладка. Там записаны имена всех членов экипажа, но сейчас Гвенди точно не сможет достать свою книжку, а даже если бы смогла, это наверняка вызовет подозрения. Она пытается применить мнемонические приемы, которым ее научил доктор Эмброуз. Они не всегда помогают, но на этот раз все получается. Сидящий с ней рядом мужчина – высокий, статный, голубоглазый, с волевым подбородком и густыми светлыми волосами. Этакий горячий красавчик. Что бывает горячим? Огонь. Сунешь руку в огонь – будет ожог…

Берн^[2]. Его зовут Берн. Берн Стэплтон. Профессор Берн Стэплтон, а также майор в отставке Берн Стэплтон.

– Лучше не надо, – говорит Берн. Она понимает, что он имеет в виду свое замечание об оргазме. С ее кратковременной памятью все хорошо, по крайней мере пока хорошо.

Скажем так, не особенно плохо.

– Я пошутила, – говорит Гвенди и касается его руки под перчаткой скафандра. – Не волнуйтесь, Берн. Со мной все будет в порядке.

Мысленно она вновь повторяет, что справится. Она должна справиться. Нельзя подводить избирателей, которые в нее верят – а сейчас это вся Америка и почти весь мир, – но это не самое главное. Самое главное – белый стальной чемоданчик, стоящий у ее ног. Вот тут она должна справиться любой ценой. Потому что внутри чемоданчика лежит шкатулка из красного дерева. Около фута в ширину, чуть больше фута в длину и примерно семь дюймов в высоту. На крышке – три ряда кнопок, на боковых сторонах – маленькие рычажки, такие крошечные, что их приходится сдвигать мизинцем.

На этом космическом рейсе к МФ есть только один платный пассажир, и это не Гвенди. Гвенди – полноправный член экипажа, у нее будет своя работа. Работы не так уж и много, в основном надо записывать данные на айпад и передавать их в ЦУП, но это не просто прикрытие для ее настоящего дела на верхнем пределе. Она отвечает за климатический мониторинг, и другие члены экипажа в шутку называют ее девушкой из прогноза погоды и Бурей-Бурей. Последнее – сценический псевдоним известной экдисиастки прошлых лет.

Кто это? – размышляет она. – Я должна знать.

Ей приходится снова прибегнуть к мнемонической технике доктора Эмброуза. Слово, которое надо вспомнить, – оно как слой краски. Нет, не так. Прежде чем красить стену, надо избавиться от старой краски. Как-то ее соскоблить, обнажить штукатурку. Да, «обнажить» уже ближе. Кто обнажается перед публикой?

– Стриптизерша, – бормочет она.

– Что? – оборачивается к ней Берн. Он отвлекался, чтобы помахать аплодирующим врачам, стоявшим рядом с машинами «скорой помощи». Которым, даст бог, не придется включать сирены в этот чудесный апрельский день.

– Нет, ничего, – говорит Гвенди и думает: Экдисиастка – это стриптизерша.

Какое все-таки облегчение, когда вспоминается забытое слово. Она знает, что уже очень скоро память откажет совсем. Ей это не нравится – на самом деле ей страшно, – но таково неизбежное будущее. Сейчас ее главная задача – пережить этот день. Когда корабль взлетит (не в воздух, а в безвоздушное пространство), ее уже не отправят обратно домой, если вдруг станет известно о ее проблеме, верно? Но если об этом станет известно, вся ее миссия окажется под угрозой. И есть еще кое-что, самое страшное. Гвенди не хочется об этом думать, но жуткие мысли лезут в голову сами.

Что, если она забудет истинную причину всей этой затеи? Истинная причина – шкатулка внутри чемоданчика. Звучит напыщенно, как в плохой мелодраме, но Гвенди Питерсон знает, что так и есть: судьба всего мира зависит от этой шкатулки.

3

Ажурная башня обслуживания из стальных балок, которая стоит рядом с ракетой, одновременно является шахтой для огромного наружного лифта. Гвенди и ее спутники поднимаются по лестнице из девяти ступеней и входят в кабину. Лифт рассчитан на три дюжины человек, так что места достаточно, но Гарет Уинстон встает почти вплотную к Гвенди, из-под его белого скафандра выпирает солидный живот.

Уинстон ей категорически неприятен, но она, разумеется, не проявляет своей неприязни. За четверть века в большой политике Гвенди Питерсон в совершенстве овладела изящным искусством скрывать свои чувства и изображать искреннее восхищение на лице. В самом начале ее карьеры в правительстве – в качестве депутата в конгресс от первого округа штата Мэн – опытный ветеран политических битв Патриция Фоллетт взяла ее под свое покровительство и дала много полезных советов. Один из этих советов касался старого пердуна, долгосрочного представителя штата Миссисипи Милтона Джексона (который теперь заседает в благословенном конференц-зале на небесах), но оказался универсальным, и Гвенди им пользовалась постоянно: «Когда общаешься с идиотами обоего пола, улыбайся им как родным и старайся все время смотреть им в глаза. Женщины решат, что тебе понравились их серьги. Мужчины – что ты сражена их обаянием. И никому даже в голову не придет, что ты просто следишь за каждым их шагом».

– Это будет незабываемое путешествие. Вы готовы, сенатор? – спрашивает Уинстон, когда лифт начинает свой неторопливый подъем на высоту 400 футов.

– Готовность номер один, – отвечает Гвенди, улыбаясь ему, как всегда улыбается идиотам. – А вы?

– Я весь в предвкушении! – объявляет Уинстон, раскинув руки. Гвенди приходится сделать шаг назад, чтобы он ее не задел. Гарет Уинстон любит широкие, экспансивные жесты; видимо, он убежден, что его состояние в сто двадцать миллиардов долларов (меньше, чем у Джеффа Безоса, но ненамного) дает ему право на экспансивность. – Весь в предвкушении и восторге!

Надо ли говорить, что он и есть платный пассажир, а туристический полет в космос стоит бешеных денег. Официально Уинстон выложил за билет 2,2 миллиона долларов, но Гвенди знает, что была и другая цена. Многомиллиардное состояние неизбежно предполагает немалое политическое влияние, а поскольку «Тет корпорейшн» активно готовится к пилотируемому полету на Марс, им нужны политические союзники – и чем больше, тем лучше. Остается надеяться, что Уинстон переживет путешествие и все-таки сможет использовать свое влияние. Он страдает избыточным весом, и на последнем медицинском осмотре его кровяное давление было на крайнем пределе нормы. Другие члены экипажа об этом не знают, но Гвенди знает. У нее есть на него досье. Знает ли он, что она знает? Гвенди бы не удивилась.

– Сказать, что это путешествие всей жизни, значит ничего не сказать. – Уинстон говорит достаточно громко, и все остальные оборачиваются в его сторону. Кэти Лундгрен, командир корабля, украдкой подмигивает Гвенди и улыбается уголком рта. Не обязательно уметь читать мысли, чтобы догадаться, что это значит: Не завидую тебе, сестренка.

Когда медленный лифт проезжает нижнюю «Т» в надписи «ТЕТ», Уинстон переходит к делу. Уже не в первый раз.

– Вы же летите не только для того, чтобы слать космические приветы своим восторженным почитателям и наблюдать за большим голубым шаром, выясняя, как пожары в лесах Амазонии влияют на ветровые потоки в Азии. – Он выразительно смотрит на чемоданчик с красной надписью «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО».

– Не надо меня недооценивать, Гарет. Я изучала метеорологию в университете и прошлой зимой прошла курс повышения квалификации, – говорит Гвенди, игнорируя и сам комментарий, и подразумеваемый в нем вопрос. Не то чтобы Уинстон стеснялся спросить прямо; он уже спрашивал – и не раз – во время четырехнедельной подготовки к полету и двенадцатидневного карантина. – Боб Дилан, как выясняется, был не прав.

Уинстон озадаченно морщит лоб.

– Я не совсем понимаю, сенатор…

– Чтобы знать, куда дует ветер, все-таки нужен метеоролог. Лесные пожары в Южной Америке и Австралии вносят фундаментальные изменения в общий климат Земли. Некоторые из них явно неблагоприятны, а некоторые, как ни странно, идут планете на пользу. Замедляют глобальное потепление.

– Я сам никогда в это не верил. В лучшем случае – надуманная проблема, в худшем – несуществующая.

Они уже проезжают «Е». Уберите от меня этого идиота, думает Гвенди… а потом понимает, что если ей так противен Гарет Уинстон, тогда и вовсе не стоило затевать этот полет.

Но это точно не вариант.

Она смотрит на Уинстона, удерживая на лице лучезарную улыбку, которую про себя называет улыбкой Патси Фоллетт.

– Антарктида тает, как мороженое на солнце, а вы не верите в глобальное потепление?

Но Уинстон не даст увести разговор в сторону от интересующей его темы. При всем его самодовольном бахвальстве он далеко не дурак, раз уж сделал свои миллиарды. И хватка у него будь здоров.

– Я бы многое отдал, сенатор, чтобы узнать, что вы прячете в этом маленьком чемоданчике. А мне, как вы знаете, есть что отдать.

– Что это было? Попытка подкупа должностного лица?

– Ни в коем случае. Просто фигура речи. И кстати, раз уж мы с вами товарищи по космическому приключению, можно мне вас называть просто Гвенди?

Она стоически держит улыбку, хотя у нее уже сводит мышцы лица.

– Безусловно. А что касается содержимого… – Гвенди приподнимает руку, в которой держит белый чемоданчик. – Если я вам скажу, у нас обоих будут большие проблемы, и вы попадете в федеральную тюрьму, а оно правда того не стоит. Вы будете разочарованы, а мне не хотелось бы огорчать четвертого богатейшего человека в мире.

– Третьего, – поправляет он и улыбается не менее лучезарно, чем сама Гвенди. Он шутливо грозит ей пальцем. – Я не отступлюсь, так и знайте. Я очень упорный. И никто не посадит меня в тюрьму, дорогуша. – О боже, думает Гвенди. Мы продвинулись от «сенатора» к «Гвенди» и «дорогуше» за время одной-единственной поездки в лифте. Хотя лифт действительно очень медленный. – Иначе вся экономика рухнет.

Гвенди не отвечает, а сама думает, что если спрятанная в чемоданчике шкатулка – пульт управления – попадет не в те руки, тогда рухнет всё.

Возможно, у Солнца появится новый астероидный пояс. Между Марсом и Венерой.

4

На верхней площадке располагается просторная белая кабина, где астронавты стоят с поднятыми руками и медленно кружатся на месте, пока на них распыляют дезинфицирующий раствор, запах которого подозрительно напоминает хлорку.

Раньше здесь размещалась еще одна крошечная кабинка с надписью на двери: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ПОСЛЕДНИЙ ТУАЛЕТ НА ЗЕМЛЕ». Но «Орел-19», космический лайнер класса люкс, оснащен бортовым туалетом. Который, как и три личных каюты, размером чуть больше капсулы. Одна из личных кают досталась Гарету Уинстону, и Гвенди считает, что это справедливо: он заплатил немалые деньги. Вторую каюту выделили самой Гвенди. При иных обстоятельствах она была бы категорически против особого отношения к своей персоне, но, помня основную причину участия в этой миссии, согласилась без возражений. Судьбу третьей каюты руководитель ЦУП Айлин Брэддок предложила решить жеребьевкой – разыграть между шестью астронавтами, не входящими в летный экипаж (то есть всеми, кроме командира корабля Кэти Лундгрен и второго пилота Сэма Дринкуотера), – но все причастные единогласно решили отдать кабину энтомологу Адешу Пателю. Всю его живность уже загрузили на борт. Адеш будет спать на крошечной койке в окружении жучков-паучков. Включая (брр, думает Гвенди) тарантула по имени Оливия и скорпиона Бориса.

Туалет общий, и больше всех этому радуется Кэти Лундгрен. «Никаких больше подгузников, – сказала она Гвенди еще на карантине. – Вот это, мой милый сенатор, я называю огромным скачком для всего человечества. Особенно для женской его половины».

– Внимание, – гремит голос в динамике связи с ЦУП. – До старта два часа пятнадцать минут. Все системы готовы. Показатели в норме.

Кэти Лундгрен и второй пилот Сэм Дринкуотер оборачиваются к остальным. Кэти – в ее золотисто-каштановых волосах блестят мелкие капельки дезинфицирующего раствора – обращается сразу ко всем, но Гвенди уверена, что ее речь адресована в первую очередь сенатору и миллиардеру.

– Прежде чем мы приступим к предстартовой подготовке, я повторю вкратце график полета. Вы все его знаете, но таков регламент, установленный «Тет корпорейшн»: проговорить все еще раз непосредственно перед посадкой на борт. Мы выйдем на околоземную орбиту через восемь минут и двадцать секунд после старта и останемся на орбите на двое суток. За это время мы совершим тридцать два или тридцать три полных витка вокруг Земли, в зависимости от скорректированной траектории. Мы с Сэмом составим карту космического орбитального мусора для последующей санитарной миссии. Сенатор Питерсон – Гвенди – приступит к своим обязанностям по наблюдению за погодой. Адеш, как я понимаю, будет лелеять и холить своих жучков-паучков.

Все смеются. Дэвид Грейвс, статистик и айтишник, говорит:

– И если кто-то из них сбежит из каюты, то мгновенно отправится за борт, Адеш. И ты вместе с ним.

Все снова смеются. Это хороший, расслабленный смех. Гвенди надеется, что ее собственный смех звучит так же непринужденно.

– На третьи сутки полета мы стыкуемся с «МФ-один». Сейчас на станции почти пусто, не считая китайского экипажа…

– Жу-у-у-ть, – говорит Уинстон, изображая испуг.

Скользнув по нему ровным взглядом, Кэти продолжает:

– Китайцы держатся особняком, в своем девятом отсеке. Наши отсеки – первый, второй и третий. Отсеки с четвертого по восьмой в настоящее время не заняты. Если мы вообще увидим китайцев, то только во время пробежек на внешнем кольце. Бегают они часто. У нас будет достаточно места. На станции нам предстоит провести девятнадцать суток, и «достаточно места» – это невероятная роскошь. Особенно после сорока восьми часов в «Орле». Сейчас я скажу самое главное, поэтому слушайте очень внимательно. Берн Стэплтон – ветеран космических перелетов, это его третья миссия. Дэйв Грейвс летит во второй раз. Сэм, мой первый помощник, совершил пять полетов, я сама совершила семь. Все остальные у нас новички, и я скажу то, что всегда говорю всем новичкам. У вас еще есть шанс передумать. Последний шанс. Если у кого-то из вас есть хоть малейшие сомнения, что вы сможете выдержать этот полет, лучше скажите об этом сейчас.

Все молчат.

Кэти кивает:

– Отлично. Тогда вперед!

Один за другим они проходят по посадочному рукаву и забираются в люк с помощью четырех техников в белых (тщательно продезинфицированных) комбинезонах. Лундгрен, Дринкуотер и Грейвс – который будет вести наблюдение за полетом по компьютерным мониторам – заходят первыми.

На втором уровне, сразу под ними, рассаживаются в один ряд врач Дейл Глен, физик Реджи Блэк и биолог Берн Стэплтон.

На третьем, самом широком уровне, где когда-нибудь будут сидеть многочисленные платные пассажиры (во всяком случае, в «Тет корпорейшн» на это надеются), располагаются астроном Джафари Банколе, чья работа начнется уже на станции, энтомолог Адеш Патель, пассажир Гарет Уинстон и последняя в списке, но не последняя по значимости, младший сенатор от штата Мэн, Гвенди Питерсон.