Хозяин острова Эйлин-Мор

Сергей Мельников

Хозяин острова Эйлин-Мор

Дело о пропаже смотрителей маяка началось с письма комиссару, доставленного способом загадочным и невероятным. Рождественским утром 25 декабря 1900 года молодой констебль Квиди, патрулируя набережную Сторновэя, заметил светлое пятно на украшенном белыми и красными лентами фонаре в конце причала. Самого светильника на столбе почему-то не было. Движимый любопытством, констебль подбежал к нему и увидел сильно повреждённый водой листок.

Неустановленный злоумышленник вырвал с корнем колпак фонаря, а одним из болтов пригвоздил бумагу к столбу. Жители окрестных домов и сторож, сидевший в своей будке в двухстах ярдах от причала, клялись и божились, что никакого шума с места происшествия не слышали. Когда погас фонарь, никто сказать не мог.

Прибывший инспектор выбрал грузчика покрепче, вручил ему кувалду и такой же болт. Следственный эксперимент показал, что дюжий докер с бицепсами, размером и твёрдостью напоминавшими бочонки эля, смог вбить болт в дерево только с девятого удара, а на шум, сбежалась вся округа. В полном недоумении сотрудники полиции уступили место происшествия техникам газовой компании.

Своей цели неизвестный злоумышленник достиг: письмо, написанное несмываемым карандашом на листе из разграфлённого журнала, попало на стол комиссара. Именно его фамилия была выведена размашистым почерком в первой строке. А внизу стояла подпись: Лт. Первого Королевского Сассекского полка Дж. Дукат.

Когда комиссар отложил лупу и листок, инспектор сказал с презрительной улыбкой:

– Я думаю, сэр, какому-то писаке не дают покоя лавры мистера По, и он решил таким образом привлечь внимание к своей персоне.

Комиссар смерил его тяжёлым взглядом и ответил:

– Поверьте, инспектор, чтобы Джим Дукат выдавил из себя пару строк, должно случиться второе пришествие, а тут целое письмо. Соберите группу и будьте готовы. Я распоряжусь, чтобы вас доставили на Эйлин-Мор как можно быстрее.

В тот же день из бухты Сторновэя вышла рыбацкая шхуна, зафрахтованная комиссаром. На палубе стоял инспектор и с тоской смотрел на удаляющийся городок.

На самом деле эта история началась немного раньше: в день, когда бывший капитан торгового флота Дональд МакАртур стал смотрителем маяка на крошечном островке Эйлин-Мор в архипелаге Флэннан, так он обозначен на британских картах. Шотландцы называют его «Фланнах», а среди местных жителей ходит имя «Семь охотников».

Истинная история маяка на острове Эйлин-Мор, рассказанная Дональдом МакАртуром

Северная Атлантика – место гиблое. Воды в наших краях изобилуют рифами, берега круты, подходы к ним утыканы острыми скалами. Арктический северо-восточный Борей дует почти круглый год. Веками он гнал к нашим берегам драккары жестоких и жадных викингов, теперь измельчал и гонит лишь ледяную крошку, жадно и безжалостно отбирая остатки тепла. Шторма у нас – дело обычное, а зимой море редко бывает спокойным.

Труднее всего приходилось судам, идущим в Шотландию из Исландии: Борей сносил их к подводным скалам, окружающим острова Фланна. Пока ко дну шли шотландские моряки, это никого не волновало, но стоило напороться на скалу норвежскому пароходу, и Адмиралтейство нехотя открыло кошелёк. Пять лет назад на Эйлин-Море начали строить парафиновый маяк, а в прошлом году в него установили новейшую ацетиленовую горелку.

Я давно не вожу суда океанскими маршрутами, и на лов в те места не выхожу. Моя жизнь могла бы пройти спокойно и размеренно в двадцати милях от проклятого острова с чёртовым маяком, но кредиторы не оставили мне выбора. Мой красавец-клипер с пробитым дном уже несколько лет лежал у подножия рифа Хелен, а его владелец начинал проявлять признаки нетерпения.

Когда в Сторновэе прошёл слух о том, что на Эйлин-Мор нанимают смотрителей, желающих не нашлось, не смотря на хорошее жалование. Про острова Фланнах на Гебридах ходит немало зловещихлегенд. Где-нибудь в эдинбургской гостиной или лондонском клубе они могут показаться глупым суеверием. Здесь, на пустынном острове, где бурые вересковые пустоши сползают в бездонные болота, холодные бельма озёр смотрят в серое небо с несущимися по нему тучами, а на древних курганах стоят гигантские глыбы старше пирамиды Хеопса, легенды намного ближе дирижаблей и электрических фонарей.

Я суеверен, как все моряки, и не желал рисковать ни телом, ни бессмертной душой ради денег, но сын судовладельца быстро убедил меня в обратном. С тяжёлым предчувствием я вернулся домой, повесил на крюк мокрый макинтош. Конверт с подписанным контрактом во внутреннем кармане пиджака холодил сердце. В глубине дома трещали дрова в камине, из кухни пахло жареной рыбой. Я, стараясь не шуметь, снял ботинки и подкрался к двери гостиной. Оттуда раздавалось невнятное бормотание и скрип половиц. Осторожно повернув ручку, я резко распахнул дверь. У камина, посасывая вересковую трубку, сидела Лорна, моя тёща, старая наполовину парализованная пьяница.

После смерти мужа она слегла несколько дней лежала, глядя сухими глазами в потолок, а, когда немного отошла, оказалось, что ноги её не слушаются. Тогда я пожалел старуху и привёз ей из Глазго инвалидное кресло на колёсах. Неблагодарная ехидна быстро освоилась и первым делом нашла, где я прячу свой виски. С тех пор мы играли с ней в одну и ту же игру: она хлестала моё спиртное, я пытался её поймать на горячем, но она всегда оказывалась быстрее. Для своего возраста у Лорны был слишком острый слух и ловкие руки.

– Вернулся, зятёк? – спросила она, не вынимая трубки изо рта. – Думала, ты в Сторновэе ночевать останешься.

– Что мне там делать? – буркнул я, внимательно рассматривая задравшийся половик у правого колеса её коляски.

– Чтобы Дон МакАртур и не нашёл, как развлечься в большом городе? – расхохоталась Лорна. – Неужели ты стареешь, мой дорогой зять?

– Большой… – фыркнул я. – Ты лучше скажи, что у тебя там под половиком спрятано!

– Где? – она удивлённо оглянулась.

– Ну хватит! – я упал в кресло напротив. – Давай, доставай, старая воровка, пока виски не закипел! Ты б его ещё в камин засунула!

С обречённым вздохом Лорна подняла с пола бутылку и стакан. Я протянул ей глиняную кружку:

– Наливай, и про себя не забудь!

Она плеснула мне в кружку, бросив недоверчивый взгляд, налила себе полный стакан и сразу опустошила его на треть.

– Какой ты сегодня добрый! – Лорна блаженно зажмурилась. – Никак зубы стучат от нового места службы?

Я тоже глотнул и посидел немного с закрытыми глазами, наслаждаясь теплом.

– Кто наплёл уже?

– Сорока на хвосте принесла.

– Сорока? – рассмеялся я. – Сороку Аннабель зовут? Это какие ж крылья должны быть, чтоб её толстый зад от земли оторвать? Перестань, чего б им стучать? Хорошее место, не работа – мечта. Ничего не делаешь, а денежки на счёт капают.

– Да конечно! – не унималась вздорная старуха. – Стучат, потому что страшно самому идти к охотничкам в зубы.

– Глупые суеверия, – фальшиво отмахнулся я.

– Не скажи! – Лорна понизила голос и склонилась ко мне. Редкие седые пряди упали на лоб, в глазах плясали огоньки пламени, добавляя безумия в наш разговор. – Ты знаешь, что острова Фланнах ещё называют «Семь Охотников»?

– Знаю, – нехотя сказал я. – Семь островов – семь охотников. Птицу там били предки, вот и всё объяснение.

– Не пытайся выглядеть глупее, чем ты есть, Дон. Всё ты прекрасно знаешь, а возражаешь мне только из упрямства. О Морском Хозяине и его семи охотниках знают не только здесь, но и у меня на родине. Ты же знаешь, что я из Белфаста? Люди там пропадали ещё во времена набегов викингов. Когда скотты воевали с пиктами, на Эйлин-Мор ушёл большой отряд с жёнами и детьми. Не вернулся никто, а посреди острова нашли курган, сложенный из костей и черепов. Так-то!

– От голода умирали, а хоронить сил не оставалось, вот и стягивали тела в одну большую кучу, – попытался возразить я.

– Не так быстро плоть полностью истлевает, Дон. А вот тебе совсем недавний случай. Помнишь старого Нэрна?

Я опрокинул остатки виски в рот и протянул кружку Лорне за новой порцией.

– Не помню, – соврал я.

– Врёшь, зятёк. Нэрн так знатно отходил тебя веслом по хребту, когда застал тебя со своей дочуркой под лодкой. Все думали, ты не выживешь. Такое не забывается.

– Сплетни.

– Оставь, Дон, я хорошо тебя помню молодым. Приезжал щёголем, все девки от тебя млели, а ты пользовался. У меня на таких кобелей глаз намётан. Хорошо тебе моя Грейс попалась, перья повыщипывала, – Лорна расхохоталась беззубым ртом. – Огня хотел, а женился на дровах. Где твои глаза были, Дон?

Я уткнулся взглядом в кружку. Права Лорна, как есть права. Мне и правда отказа не было: молодой, красивый, уже капитан торгового флота, при деньгах, которые в Мангерсте никому и не снились. А Грейс меня отшила. Красивая была и гордая, держала себя, как дочь лорда, а не простого рыбака, тем и зацепила. А потом оказалось, что, кроме красоты, ничего в ней и нет: кукла фарфоровая, пустышка. Пока мог, держался от неё подальше, но пришлось вернуться.

– У нас говорят: не можешь кусать – не скаль зубы, а у тебя, зятёк, рот не закрывался, – не унималась Лорна.

– Занесло тебя в дебри, – оборвал я её. – Что там с Нэрном-то?

– Да ничего, нету больше Нэрна. Пропал за пару лет до того, как ты приехал с поджатым хвостом. Какой-то сказочник наплёл старому дураку, что у Эйлин-Мора видел огромный косяк макрели. Нэрн повёл туда свою шхуну. День нет, два нет. Потом рыбаки наши с Логаном, его племянником, пошли к островам Фланнах и нашли там его судно, пустое: ни Нэрна, ни сыновей.

– Мало ли, – пожал я плечами. – Штормом за борт смыло.

– Такого опытного моряка, как Нэрн? С палубы судна, стоящего на якоре? Сам понял, что сказал? – Старуха протянула мне стакан, и я послушно плеснул туда виски.

– Это не всё, – сказала она. – После его исчезновения пропали жена и младший сынишка, ему всего десять лет исполнилось, как нашему Шону.

– И куда они пропали? – спросил я.

– Тоска заела, – непонятно ответила Лорна. – Не ходил бы ты, зятёк, на тот маяк. Сожрут тебя охотнички, если повезёт. А не повезёт…

Она выдержала драматическую паузу и сказала шёпотом:

– Сам охотником станешь, а это похуже смерти.

В гостиную заглянула Грейс, недовольно посмотрела на нас, на стоящую между нами полупустую бутылку виски, но промолчала. Поджав сухие губы, ушла, слишком громко хлопнув дверью. Не обратив на это внимания, я тоже склонился к Лорне.

– А тебе-то что? – спросил я. – Сгину на Эйлин-Море, только перекрестишься.

– Господь с тобой, Дон. Никто не будет оплакивать тебя горше, чем я. Где я выпивку брать буду? От настойки Аннабель у меня изжога, а от моей ханжи-дочурки ничего крепче молока не допросишься.

Я не удержался и расхохотался в голос.

– Возвращайся, Дон! – сказала Лорна без тени обычного ехидства. – А лучше вовсе не уезжай.

– Не могу, – вздохнул я. – Мне пообещали хорошее жалование, а дела у меня не очень, ты и сама знаешь.

– Никакие деньги не стоят загубленной души.

– В любом случае, отказываться поздно.

Хлопнув по ручкам кресла, я поднялся, и Лорна отсалютовала мне стаканом:

– Ну, будь здоров, зятёк! Хотя, зачем тебе теперь здоровье?

Меня это разозлило. Я выхватил из неожиданно цепких рук выпивку.

– Хватит с тебя, старая дура, – бросил я, уходя. Но всё же перед отъездом оставил ей полдюжины бутылок.

* * *

Клипер "Кромдейл" из Глазго подобрал нас троих, новую смену смотрителей маяка, на рейде Касл-бэя. Со мной на Эйлин-Мор отправились ещё двое. Один – молодой паренёк Томми Маршалл. Его единственного пришла провожать на причал жена. Полчаса они ворковали друг с другом, держась за ручки, пока Дукат не рявкнул в голос так, что чайки взлетели с пакгаузов. Маршалл, втянув с перепугу голову в плечи, наконец, отлип от жёнушки, и мне стал виден её округлившийся животик. Ну что ж, судьба такая у жены моряка: ждать любимого и надеяться, что и в этот раз он вернётся.

Второй – Джеймс Дукат, бывший полицейский из Сассекса, старший смотритель маяка. Дукат носил бёрнсайдские бакенбарды и разговаривал, лениво ворочая слова в глотке. Заносчивый сассенах! Мне сразу захотелось начистить его рожу, как медную бляху, но долги учат сдержанности.

Мы поднялись на борт "Кромдейла". Томми стоял у лееров и махал рукой. Дукат сел на кнехт и принялся набивать трубку, с лёгким презрением поглядывая то на меня, то на Маршалла. Я сразу понял, что дружбы у нас не выйдет. На траверсе по правому борту медленно проплыл замок Кисимул. Я встал и отдал честь развевающемуся над ним бело-голубому флагу Шотландии. Не то, чтоб я всегда это делал, но сейчас очень захотелось позлить надутого южанина. Дукат сплюнул за борт и ушёл с палубы.

Я только покачал головой: плевать за борт – плохая примета. Когда ты ходишь на крошечном судёнышке по водной стихии, для которой твой кораблик мельче песчинки, поневоле будешь уповать на чудо. Предупреждение старухи Лорны тоже не давало мне покоя, какой бы безразличный вид я при ней не делал.

До Эйлин-Мора мы добрались за двенадцать часов. Клипер держал приличную скорость в десяток узлов, волнения не было, ветер попутный. Ближе к островам Фланнах резко похолодало и небо заволокло тучами, но море оставалось спокойным. "Кромдейл" встал на якорь в трёх кабельтовых от бухты, скорее трещины в скале, засыпанной большими и мелкими глыбами. Наверх вела железная лестница, правее торчал чёрный скелет лебёдки, едва видимый на фоне тёмного неба. Боцман дал отмашку, и на воду спустили две шлюпки. В одну загрузились мы с нашими пожитками, в другую матросы опустили бочки с карбидом.

Гребцы налегли, и мы медленно двинулись к скалам, заросшим понизу бурыми водорослями. Наш ялик резал носом мелкую рябь. В сгустившихся сумерках под самой поверхностью воды мелькали призрачные серебристые пятна. Может, и прав был тот сказочник из Мангерста про стаю макрели, за которой старый Нэрн отправился в своё последнее плавание. Места тут рыбные.

Дукат стоял, засунув руку за борт бушлата. Обращённая в мою сторону половина его лица была мертвенно-зелёной от носового фонаря. Неровный свет от рифлёного стекла ложился полосами, будто Дукат находился под водой, покрытой рябью. Я помотал головой, отгоняя наваждение.

Остров медленно увеличивался в размерах. Был он, по сути, одной большой скалой, на которую ветром, провидением или недоразумением нанесло немного земли. Здесь было всего два цвета: бурый цвет гнилых водорослей, тонкого слоя грунта, жухлой травы, припорошенной снегом, и серый: скал, похожих на застывшую магму, моря и неба, почти сливающихся друг с другом. Посреди этого серо-бурого мрака торчало единственное светлое пятно: невысокая белая башня потухшего маяка.

– Почему маяк не горит? – спросил я у Дуката.

Он недовольно посмотрел на меня, будто я оторвал его от важных размышлений и неохотно ответил с протяжным южным выговором:

– Лихорадка. Смотрителей вывезли, трубы перекрыли. На рейде с севера дежурит "Энсон".

Он отвернулся, не желая продолжать разговор. Оглянувшись назад, я увидел Маршалла. Он сидел на полуюте, уткнувшись носом в какую-то безделушку. Почувствовав мой взгляд, он спрятал её за пазуху и смущённо улыбнулся. На «Кромдейле» пробили склянки, со скалы впереди сорвались бакланы и заметались в воздухе над нашими головами, скрипуче проклиная непрошенных гостей.

– Да, сэр, – сказал мне молодой матрос, налегая на весло. – как посмотрю: просто страсть. На этом крошечном камушке посреди моря, на несколько месяцев. Не завидую вам.

– Ничего, – пожал я плечами, – этот камушек не утонет, а я отдохну от двух язв.

– Правый, навались, левый сбавь! – скомандовал старший матрос.

Остров медленно поплыл влево, открывая каменистую расселину.

– Береги вёсла! – последовала команда.

Матросы напряжённо вглядывались в проплывающие мимо в сумерках скалы. С одной из них с маслянистым плеском скользнул в воду тюлень. Я тоже напряг зрение, улавливая среди всеобщей серости более тёмные пятна, об которые можно повредить лодку. Справа показался большой круглый валун. Сидящий рядом молодой матрос приподнял весло, чтоб не зацепить его лопастью. Вода полилась на камень, и вдруг он ушёл целиком под воду, оставив за собой расходящиеся круги, в центре которых лопнул большой пузырь воздуха. Матрос повернул ко мне испуганное лицо, но я только пожал плечами:

– Тюлень, наверное, – сказал я со спокойствием, которого не испытывал.

– Тюлень? – переспросил он, судорожно сглотнув. – Разве бывают тюлени такого размера?

– Наверное, бывают. Может, морская корова? Слышал, что были такие животные, футов тридцать длиной, но вымерли. Может, не все?

– Может, – неуверенно кивнул матрос. Дальше он грёб с опаской, осторожно погружая весло в воду.

– Достаточно! – скомандовал старший.

Матросы подняли вёсла и начали укладывать их вдоль бортов. Под дном заскрипела галька. Гребцы сноровисто вытащили шлюпку носом на каменистый берег. Правее на пляж выскочила лодка, гружёная ёмкостями с карбидом.

Матросы подтащили бочки к лебёдке. Пока они поднимали наверх карбид и грузили в четырёхколёсную вагонетку, мы, загрузившись нашими пожитками, полезли по лестнице вверх. На кромке скалы, когда вся небольшая поверхность острова открылась перед нами, я оглянулся назад. Совсем рядом – рукой подать – ярким светляком в ночи горел огнями наш клипер. Белый клотиковый огонь заливал палубу и зарифленные паруса.

У лееров стояли люди, наблюдая за высадкой, а вокруг судна, насколько глаз хватает – чёрное море, чёрное небо, затянутое чёрными тучами. Темнота сжала яркий огонь нашего корабля: ещё чуть-чуть и раздавит. Я с трудом подавил желание сбежать вниз, к шлюпкам и грести туда, где свет, где люди, где цивилизация, подальше от этих диких безлюдных мест, и плевать, что обо мне подумают. Потом вспомнил о своих долгах и, сжав волю в кулак, потащился с кладью к маяку.

По выложенным вулканическим туфом ступеням я поднялся к распахнутой деревянной двери. Дукат с керосиновой лампой в руке указывал матросам, что куда ставить. Внутри было холодно и сыро, кажется, даже холоднее, чем на улице. Повинуясь его командам, мы с Томми заправили ёмкости карбидом, подкачали воду. Дукат сам вскарабкался на самый верх и рявкнул оттуда:

– Маршалл! С водой и тряпкой сюда!

Томми через ступеньку рванул по лестнице наверх.

– Линзы Френеля грязные! Отдраить, чтоб сияли, как Божья благодать! – услышал я оттуда.

Сверяясь с инструкцией, я дождался нужного показания манометра и перешёл ко второй ёмкости. Старший матрос, задрав голову, крикнул:

– Мы всё закончили, сэр. Можем отчаливать?

– Да! – ответил Дукат сверху.

С видимым облегчением, матросы сбивчиво попрощались со мной и потрусили к берегу, а я с непонятной тоской проводил их взглядом. Мы остались одни на этом крошечном камушке посреди темноты, как его назвал молодой матрос.

Тут сверху раздался ровный гул, яркий луч разрезал ночную мглу, превратил на мгновение ночь в яркий день. Засверкал снег на тёмно-зелёной траве, и сразу отпустило напряжение. "Свет солнца прогоняет тьму", как сказал апостол Матфей. Я перекрестился и потащил свой багаж в спальню.

Заскрипели шестерни, и луч сместился в сторону. На дорожку за окном вновь опустилась непроглядная ночь, но страха больше не было: от вершины нашего маяка в море уходил яркий луч света, как знак того, что Господь всегда с нами.

Таинственное исчезновение юного Томми Маршалла

Очень быстро оказалось, что самый страшный наш враг – не тьма и штормящее море, а скука. Маяк не требовал многого, и все технические задачи по его обслуживанию занимали незначительную часть времени. Маршалл по большей части валялся на своей койке, разглядывая портрет любимой в медальоне, который носил на груди. Именно за этим занятием я застал этого достойного юношу на полуюте шлюпки. Дукат был молчалив, с нами предпочитал общаться исключительно командами, и всеми силами английской души показывал своё превосходство над жалкими северянами.

День на третий Томми бродил по островку и нашёл крошечную бухту с противоположной стороны, а в ней на чёрной гальке лежала перевёрнутая вверх дном лодка. На побелевших от старости и морской воды кольях висели сети, а под самой лодкой обнаружились и прочие рыболовные снасти. Обрадованный сверх меры, он влетел в дверь, и захлёбываясь от счастья, поведал нам о своей находке.

Дукат презрительно выпустил воздух сквозь сжатые зубы и сказал:

– Меня б спросил. На маяках всегда есть рыбацкая лодка.

И ушёл. А я просто от души поздравил Маршалла с находкой.

С этого дня он каждый день выходил рыбачить возле скал, иногда я составлял ему компанию. Мы много разговаривали. Я рассказывал ему о своих морских путешествиях, о далёкой Америке. Он слушал меня, открыв рот, а мне, не скрою, был приятен такой собеседник. Оказалось, что он с малолетства мечтал пойти матросом в королевский военно-морской флот, но рано и удачно женился. Ничто так не отдаляет человека от моря, как счастливая семья, и ничто так не приближает, как сварливая жена.

Объединяло нас с Маршаллом и то, что мы оба чувствовали себя намного комфортнее, когда не видели вечно недовольную бульдожью морду Дуката.

Так мы и служили. Томми оказался умелым рыболовом, и наше меню стало намного разнообразнее. Я готовил, а в этом я мастер. Дукат раздувал щёки от чувства собственной значимости.

В один день, когда на море опустился густой туман, случилось непоправимое. Я накануне немного перебрал, обсуждая с Дукатом, справедливо ли Англия обошлась с Шотландией. Под жаркие споры, и от раздражения, которое у меня неизменно вызывает его надменная физиономия, я выпил лишку и теперь страдал от боли в висках. Когда Том позвал меня на рыбалку, я отрицательно мотнул головой, и сразу пожалел об этом. Лихо козырнув мне на прощание, Маршалл убежал к своей бухте. С рыбалки он не вернулся.

Обычно он причаливал до того, как солнце достигнет своей наивысшей точки, которая на нашей широте не так уж и высока. Но подошло время обеда, а его всё не было. Дукат от меня лениво отмахнулся: он всё ещё страдал от похмелья и уязвлённого имперского самолюбия, поэтому я отправился на поиски один.

Ночью шёл снег, и на нашем продуваемом всем ветрами островке было совсем неуютно. Первым делом я добежал до бухточки, где Том хранил свою лодку. Там было пусто, лишь торчали выбеленные шесты, на которых он развешивал сеть.

Тогда я кинулся на противоположную сторону, к той расселине, через которую мы попали на Эйлин-Мор, но и там не было никаких следов. Я обежал весь остров по краю, пристально вглядываясь в море, в надежде увидеть тёмное пятнышко его лодки на хмурой глади Атлантики, но всё было тщетно.

Расстроенный и обескураженный, я вернулся к маяку. Сверху, от фонаря, спускался Дукат. Обычное его высокомерное выражение сменилось растерянностью, мне было непривычно видеть его таким.

– Я осмотрел море до горизонта, но не увидел его, – Дукат поставил на стол 12-кратный морской бинокль и тяжело опустился на табурет. – Даже если бы он утонул, лодка должна была остаться на плаву. На море штиль, её не могло далеко отнести течением, а туман почти спал.

Я не знал, что ему сказать. В наших краях водились киты, сюда заплывали акулы. Любое крупное морское существо могло затопить лодку, будь у него такое желание. Я понимал бесполезность дальнейших поисков, но сидеть на маяке с Дукатом было выше моих сил. Я вышел на берег и начал методично обходить остров, заглядывая в каждую расселину.

Когда солнце село, Дукат высунулся из-за двери и крикнул мне:

– МакАртур, выпейте горячего чаю, не хватало, чтобы вы простудились и скинули всё на мои плечи.

Нехотя я поплёлся в наш домик. Странное дело, я совсем не замёрз, словно мороз в моей душе уравновесил холод снаружи. Сегодня я потерял своего единственного друга, и даже не знаю, что с ним на самом деле случилось.

Дукат сунул мне в руки огромных размеров кружку с крепким чаем, обильно сдобренную чёрным ромом и специями, судя по запаху. В жидкости плавала, наверное, половина лимона, нарезанная дольками. Я с сомнением посмотрел на начальника, но он сказал строго:

– Давайте, МакАртур, давайте, пейте, пока грог горячий. Это не выпивка, а лекарство.

Крепкое пойло потекло по жилам и затуманило мозг. Захотелось забраться под тёплое одеяло, но я благодарно кивнул Дукату и снова натянул макинтош. Дукат скривился:

– МакАртур, вы не хуже меня понимаете, что Маршаллу уже ничем не помочь. Температура воды около нуля, прошёл целый день. Он не выжил бы даже, если б выбрался на берег.

– Простите, сэр, я всё равно не усну, – ответил я.

С зажжённым фонарём в вытянутой руке, я выскочил наружу, а Дукат, недовольно бурча под нос, удалился в спальню.

Порыв ветра качнул меня, а может, в гроге было слишком много рома. Подавив отрыжку, я двинулся по берегу, внимательно глядя с обрыва вниз, и стараясь не поскользнуться на поросших мхом и присыпанных снегом камнях. Я метался по островку, прекрасно понимая, что потеряться тут просто негде. Надежда покидала меня постепенно, вместе с силами. Я всё меньше мог сопротивляться порывам ветра, и меня всё больше тянуло присесть на камень и отдохнуть.

Я решил ещё раз спуститься к месту нашей высадки и посветить фонарём, подавая сигнал. Затея, глупая совершенно, ведь у меня над головой в темноту над морем бил яркий луч маяка. С трудом удерживая равновесие на скользких камнях, я спустился вниз. Осмотрел, на всякий случай, всю нашу крошечную бухту. Пусто, только блестят мокрые камни и морщится недовольно вода, перемешивая гальку.

Мне стало так неуютно и грустно, что с ослабевшими коленями я опустился на валун у самой кромки воды. У моих сапог плескалось море. Фонарь показался невыносимо тяжёлым, и я поставил его за спину. Завернувшись в макинтош, я зябко втянул голову в плечи. Глядя на свой тёмный силуэт, колеблющийся на поверхности воды, я погрузился в грустные мысли.

Мне показалось, что один из камней в бухте: дальше, у самого выхода из неё, ушёл под воду. Я напряг зрение, но больше ничего не менялось: море оставалось спокойным, и скалы никуда не перемещались, как им и положено природой. Я с тоской поднял глаза на уходящий вдаль луч света, подпитываясь его чистой силой, а когда опустил взгляд, увидел округлый камень, торчащий над водой там, где его совершенно точно не было: ровно посередине бухты. У меня на глазах он ушёл под воду.

Со смешанным чувством страха и надежды я вскочил на ноги и схватил фонарь, но свет его был слишком слаб. Как я ни вглядывался, рассмотреть что-то на расстоянии больше трёх ярдов я не мог. Я снова вскинул глаза к небу и в голове вспыхнуло: надо бежать к Дукату, уговорить его направить свет маяка сюда, на бухту. Я не успел сделать и шага, как услышал тихий голос Маршалла:

– Мистер МакАртур, погасите фонарь, пожалуйста.

Да, это был голос Томми, но ровный и безжизненный. Я обернулся: в неверном свете фонаря заплясали тени на серой стене утёса, и одна из них с тихим плеском ушла под воду.

"Отец наш Небесный Да Святится Имя Твое Да приидет Царство Твое Да будет Воля Твоя На земле, как и на Небе…" – зашептал я тихо и сразу устыдился своего стеснения. Я договорил молитву громко, в полный голос. И в тот момент, как я сказал "аминь" и осенил себя крестным знамением, Маршалл сказал:

– Это не поможет, мистер МакАртур. Не бойтесь, я не причиню вам вреда.

Слева раздался всплеск, застучали капли по камням. Из моря за большую, обтёсанную волнами скалу скользнула чёрная тень.

– Погасите фонарь, пожалуйста, или направьте в другую сторону: сильно глаза режет, – попросил Томми.

Я с трудом удержался, чтобы не припустить вверх по склону в убежище нашего маяка, за крепкую дубовую дверь, обитую железными полосами, в голосе Тома не было угрозы. Превозмогая страх, я убрал фонарь за камень.

– Спасибо, мистер МакАртур, – сказал Томми.

Мои глаза уже достаточно привыкли к темноте, чтобы увидеть, как слева от края скалы появилось круглое чёрное пятно: его голова. Маршалл долго присматривался, потом встал в полный рост и протянул руку ко мне:

– Простите, я не хотел вас напугать, – сказал он.

Я до рези в глазах вглядывался в его фигуру, пока не понял, что не так. Сейчас, в декабре, в продуваемой ледяным ветром бухточке на каменной скале посреди Атлантики, Томас Маршалл стоял передо мной голый, и при этом его голос не дрожал, и зубы не стучали. Я не верил ни в какую мистику, хотя… О, Господи! Кого я обманываю? Ощущая, как поднимаются волоски на моей шее от ужасного предчувствия, я спросил:

– Томми, ты умер?

Он покачал головой:

– Нет, мистер МакАртур.

– Тебе холодно?

– Нет, – ответил он и присел на камень напротив меня.

Нас разделяло не больше пяти ярдов. От Томми исходил сильный запах свежеразделанной рыбы.

– Мистер МакАртур, я помню добро. Поэтому прошу вас: уезжайте с острова. Отправьте "SОS" лучом маяка в сторону Гебрид, вас должны будут отсюда вывезти.

– Томми, – сказал я, пряча панику за показным спокойствием. – Пойдём со мной. Дукат, конечно, редкая сволочь, но он сварил горячий грог. Если ты жив, если ты не боишься молитвы, значит, всё ещё можно исправить!

Я услышал странный звук: Томми то ли всхлипнул, то ли тихо рассмеялся.

– Вы только что просили защиты у Господа. Наверное, вы давно не вдумывались в слова этой молитвы. "Да будет воля Твоя на земле, как на небе", – продекламировал он. – Тут ничего нет про воду. Знаете, почему?

Я недоумённо покачал головой.

– Потому что в океане свои боги, мистер МакАртур, и Господь земной и небесный не имеет над ними власти. Уезжайте отсюда, прошу вас, и больше никогда не приезжайте.

Он повернулся к морю и, осторожно переступая, вошёл в воду.

– Том, – окликнул я его, – вспомни о своей жене и ребёнке, которого она носит под сердцем.

– Нет минуты, чтобы я не думал о них, – ответил он, не оборачиваясь.

Эти грустные слова, сказанные ровным тихим голосом, потрясли меня. Морская волна накрыла его голову, и он исчез. Я долго вглядывался в тёмную воду, но больше Том не показывался.

Всю дорогу к маяку я думал, как рассказать Дукату о моей встрече с Томасом и, уже на пороге, понял, что не смогу. В лучшем случае он посмеётся над суеверным джоком, в худшем – запрёт меня в кладовой от греха подальше. Поэтому я налил себе ещё одну кружку грога и пошёл спать. но, не смотря на выпитый ром, заснуть мне удалось лишь под утро.

Целый день я ходил вокруг поворотного механизма маяка и обдумывал слова Маршалла. Я даже прикидывал, как оглушить Дуката и подать сигнал бедствия, но, оказалось, не так просто ударить исподтишка человека, даже если он тебя сильно раздражает. Так ни на что и не решившись, я лёг спать, а утром пошёл в обход по берегу.