Цена алчности

Tekst
Z serii: Ареал #2
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Jak czytać książkę po zakupie
Цена алчности
Цена алчности
Audiobook
Czyta Иван Литвинов
Szczegóły
Цена алчности
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Автор благодарит за помощь в работе по созданию топографии района Ареал:

Дмитрия Никитина, г. Ухта

Василия Седойкина, г. Новочебоксарск

Юлию Толкачеву, г. Москва

Автор выражает отдельную благодарность за предоставленные экспертные консультации, легшие в основу научной части серии, ученых кафедры технологии переработки нефти факультета химической технологии и экологии Российского государственного университета нефти и газа имени И. М. Губкина:

кандидата химических наук Чернышеву Елену Александровну,

кандидата химических наук Назарова Андрея Владимировича



1

Полевая научная лаборатория ЛП-32, «Ареал», Зелёная Зона, 21 июля 2009 года, 14 часов 7 минут, время московское

Шевеление в кустах повторилось, и Иван поднёс бинокль к глазам, всматриваясь в далёкие заросли. На севере, у самого края подлеска, примыкающего к поросшим березняком холмам, из жёлто-синих кустов, крадучись кошачьими шагами, осторожно вышел крупный зверь. Оканчивающиеся толстыми крючковатыми когтями кривые узловатые пальцы и трезубец острых длинных бивней, словно вилы выпирающих из сравнительно небольшой головы, были настолько огромны, что хорошо просматривались даже с такого расстояния. Лапы и голова зверя под действием мутации «Ареала» уже изменились до неузнаваемости, потеряв шерсть и обзаведясь синюшным покрытием с желтоватым отливом, напоминающим хитин и чешую одновременно, но тело ещё сохраняло прежние формы, придавая зверю узнаваемость.

Берёзов поправил провод гарнитуры рации и вышел в эфир:

– Медведь, ответь Туману. – Он подошёл к западному краю лабораторной крыши и окинул взглядом пустырь. – Медведь – Туману! – повторил он, отыскивая внизу могучую фигуру, возвышающуюся над копошащимися в траве сотрудниками лаборатории.

Новая смена научного состава ЛП-32 приступила к работе несколько дней назад и сразу серьёзно взялась за дело. Возможно сказывалась повышенная работоспособность свежих, только что отдохнувших людей, а может, просто сама смена имела больше энтузиазма по сравнению с предыдущей. Как бы то ни было, но с момента прибытия нового персонала кипучая деятельность в лаборатории утихала только к ночи. Вот и сейчас работа шла полным ходом. На пустыре, старательно обходя отмеченные красными флажками границы аномалий, под бдительным оком сжимающего неизменный «Печенег» Медведя, проводили работы несколько учёных. Медленно перемещаясь по безопасной площади пустыря, они утюжили скрытые в траве колонии Синьки неуклюжими аппаратами, представляющими собой забавную смесь пылесоса с газонокосилкой, собирая лабораторный материал. Ещё один вместе с Лавандой возился на крыше недалеко от Ивана, проводя профилактику многочисленному научному оборудованию, раскреплённому здесь же.

– На связи! – откликнулся Медведь, оборачиваясь к зданию лаборатории. Он поднял голову и посмотрел на стоящего на краю крыши Берёзова. – Прыгай! – нарочито серьёзным тоном посоветовал здоровяк.

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, – улыбнулся Иван. – Чтобы от нечего делать скакать с пятиметровой высоты, для начала надо научиться пронзительно орать и лазить по отвесным стенам.

– Фу на тебя! Накличешь! – Медведь погрозил ему кулаком. – Ещё вернётся! Как обстановка?

– Кабан у холмов, – сообщил Берёзов, сверяясь с лазерным дальномером, – удаление двести тридцать метров. Стоит на месте, смотрит в нашу сторону. Крупный такой товарищ, когти и клыки отсюда видны.

– Кабан? – вклинился в радиоэфир голос Лаванды. – Туман, вы не обратили внимания, как давно он появился?

– Минут десять в кустах прятался, – ответил Берёзов, оглядываясь на неё, – теперь вылез, но от подлеска не отходит.

– Понятно, – оценила ситуацию Лаванда и тут же добавила, немного повысив голос: – Владислав Павлович! Заканчивайте сбор, на сегодня достаточно!

– Вас понял, Мария Сергеевна, – откликнулся учёный. – Полагаете, уровень возмущения пси-поля подскочил?

– Думаю, да, – подтвердила Лаванда. – Я сейчас займусь этим, но в любом случае, будет разумнее продолжить сбор материала завтра.

– Хорошо, – согласился с ней коллега. – Мы сворачиваемся.

Учёные на пустыре выключили сборочные машины и завозились с механизмами, отцепляя накопительные ёмкости, заполненные свежесобранной Синькой. Сначала контейнеры с насекомыми будут доставлены в виварий, где в специальных герметичных кубах Синьку почистят воздушными струями, после чего поместят в изолированные вольеры для накопления и последующей переработки в лабораторный материал или что там у учёных… Запомнить всё обилие научной терминологии ГНИЦ «Ареала» Берёзов даже не пытался – там сам чёрт ногу сломит, не каждый научный сотрудник сможет похвастать тем, что знает всё это дело в совершенстве. Уникумов, подобных Лаванде, было не так уж и много.

– Туман, вы не позволите мне воспользоваться вашим перископом? – Лаванда передала своему помощнику электронный тестер и подошла к Ивану.

После инцидента с Дикобразом общаться им не приходилось, но научный руководитель ЛП-32 заметно изменила свое отношение к охране и более не создавала «острых углов». Это ощутимо снизило натянутость взаимодействия охранников и персонала лаборатории, и служба пошла много проще. Оценив произошедшие изменения, Медведь с ехидной улыбочкой поздравил Берёзова с произведенным на Лаванду неизгладимым впечатлением и пообещал подробно осветить сей подвиг в Отряде путём прочтения лекции на тему: «Как правильно использовать шоколад для покорения сердца учёной стервы». Сам Иван отметил, что, перестав источать желчь и пренебрежение, Лаванда выглядит очень даже милой. Несмотря на мешковатый защитный комбинезон сотрудников ГНИЦ.

– Да, конечно, там не заперто. – Он указал ей на дверь в сторожевую будку. – Пользоваться умеете?

– Это всё-таки моя лаборатория! – коротко улыбнулась Лаванда, направляясь к бронированной двери. – К тому же не первая и не первый год.

Она скрылась внутри, и спустя несколько секунд поворотная платформа перископа пришла в движение, разворачиваясь в сторону холмов. Берёзов посмотрел в бинокль, отыскивая кабана. Обезображенное мутацией животное обнаружилось на прежнем месте, только теперь у кромки подлеска стояло уже два зверя. Оба застыли в неподвижной позе, напряженно всматриваясь кроваво-красными глазами в сторону лаборатории. Словно в подтверждение его наблюдений, в эфире раздался голос Лаванды:

– Владислав Павлович, я наблюдаю уже две особи с явными признаками реакции на возмущения пси-поля, – произнесла она.

– Мы уже закончили, Мария Сергеевна, – доложил ассистент, – осталось лишь завести внутрь оборудование.

– Внимание всему персоналу! – повысила голос Лаванда. – На сегодня все эксперименты с живыми образцами приказываю прекратить, сбор биологического материала будет продолжен завтра. Владислав Павлович, я прошу вас внести соответствующие записи в вахтенный журнал, мне нужно ещё закончить некоторые дела.

– Да, разумеется, – ответил тот.

Иван опустил бинокль. Пожалуй, лабораторию стоит запереть, пока всё ещё тихо и спокойно. Он поглядел вниз, на учёных, затаскивающих сборочные аппараты-пылесосы внутрь здания. Перевалить довольно массивные устройства через бронированный порог для не отличающихся особыми габаритами научных сотрудников было задачей не самой лёгкой, и потому у входа возникла небольшая пробка. Сотрудники впряглись в аппарат вдвоём, чтобы втащить его внутрь. Ситуацию выправил Медведь. Могучий майор подошёл к возящимся людям и, посоветовав им не загораживать проход, не торопясь повесил пулемёт на грудь. После этого он играючи схватил в каждую руку по аппарату и за пару секунд перенёс их через порог, иронично вопрошая учёных, почему же они при всех своих высокоразвитых мозгах не догадались внести в конструкцию лаборатории более удобную форму порога. В ответ один из научных сотрудников лишь развёл руками, мол, это обычное для нашей страны дело: проектируют одни, мучаются другие. Изначально планировалось, что оборудование на колёсах будет перемещаться через грузовые ворота, но открывать такую огромную дыру в лабораторию ради нескольких «пылесосов» слишком долго и неразумно. Дольше потом придётся восстанавливать чистоту, а кое-где и стерильность…

Учёные скрылись внутри здания, и Медведь, внимательно осмотревшись вокруг, сделал Берёзову короткий жест.

– Чисто! – прошипел в эфире голос здоровяка. – Время четырнадцать ноль пять, запираю вход.

– Принял тебя, – ответил Иван.

Медведь зашел в лабораторию, и через секунду раздался звук закрывающейся бронедвери, сменившийся шипением воздуха в системе герметизации.

– Я закончил. – К Берёзову подошел работавший на крыше учёный. – На сегодня все необходимые мероприятия проведены, я вернусь завтра в это же время.

Иван кивнул, и они направились к входу в сторожевую будку. Лаванда все ещё разглядывала животных в перископ, и ассистент, обменявшись с ней несколькими фразами, спустился в лабораторию по трапу внутреннего люка.

– Вы закончили на крыше? – спросил Лаванду Берёзов. – Я могу запирать дверь?

– Да, запирайте. – Молодая женщина отстранилась от окуляров и посмотрела на встроенный в УИП хронограф. – Ваша смена заканчивается через час. Можно мне остаться здесь? Я хотела бы поговорить с вами о том случае с Дикобразом. Надеюсь, вы не откажетесь ответить на несколько вопросов?

– Ответить не сложно, – пожал плечами Иван, – только боюсь, что мало чем смогу вам помочь. Я боец специального подразделения, а не учёный.

– Да, я знаю. – Лаванда склонила голову. – Но сначала я должна перед вами извиниться за свои слова и за поведение в целом. Я была не права и в своей иронии зашла слишком далеко за рамки разумной корректности. – Она виновато посмотрела на него: – Знаете, я тогда буквально вышла из себя, когда вы столь резко посоветовали мне прикусить язык. Бросила всё и помчалась искать на вас управу. Заявилась прямиком к руководителю ГНИЦ академику Морозову. Я работаю с ним с самого университета, Станислав Викторович был моим научным руководителем ещё во времена написания моей первой кандидатской диссертации. Он едва услышал мои возмущения, так сразу же повёл меня к генералу Рябову, начальнику службы безопасности. Я думала, что сейчас мы разнесём вас в пух и прах!

 

Лаванда сделала паузу и печально вздохнула. Было видно, что ей сейчас очень неловко. Она подняла глаза на терпеливо молчащего Берёзова и продолжила:

– Но вместо этого Рябов разнёс в пух и прах нас обоих. Он вывалил на стол четыре набитые папки с жалобами, не меньше пяти килограммов бумаги. И всё это были рапорты сотрудников СБ, возмущённых моим оскорбительным отношением к ним. Рябов заявил, что из уважения к Станиславу Викторовичу и моему личному вкладу в исследования ГНИЦ закрывал на это глаза, но сейчас моё высокомерие перешло все разумные границы. Он спросил, представляю ли я вообще, кем недовольна на это раз, достал ваше личное дело и зачитал несколько выдержек. Группа «Альфа», одиннадцать опаснейших операций, более тридцати спасённых жизней, правительственные награды, ранение, тяжёлая контузия, из-за которой вы попали в РАО. Вы едва не погибли, спасая тех женщин и детей, почти двое суток в коме… Я даже помню этот сюжет в новостях о террористах, перепуганные женщины с плачущими детьми на руках на фоне развороченного дымящегося дома… – Лаванда вновь печально вздохнула и закончила: – А я вела себя словно капризный подросток! Мне, право, очень стыдно. Я искренне прошу вас простить меня!

– Дело не в этом, – покачал головой Берёзов, – вы вольны относиться к людям так, как вам вздумается, но зачем же оскорблять и унижать их только потому, что они делают свою работу и их работа вам не по вкусу? Да, я понимаю, в нашей службе народ по большей части простой и часто грубый, но ведь они от этого меньше людьми не становятся. Если охранник не пускает вас в запретную зону или не подпускает к вам опасного зверя, пусть даже и при помощи оружия, он делает это не из вредности. Его прямая обязанность – обеспечить неприкосновенность запрещённого к посещению места и сохранить вам жизнь и здоровье! Разве обязательно в ответ на это вываливать на людей ведро помоев? Даже если они не служили в «Альфе» и не взрывались на фугасах террористов? Если вам не нравятся обязанности сотрудника, предъявите претензии руководству! У нас в инструкции прямо сказано: «любыми способами не допускать причинения вреда жизни и здоровью находящегося под охраной персонала РАО „Ареал“»! Боритесь с системой, если считаете нужным, зачем втаптывать в грязь простых людей? А если бы у меня не было такого послужного списка, вы что, добивались бы моего увольнения? Так, что ли?

Он укоризненно покачал головой, глядя на молодую женщину, и неодобрительно поморщился.

– Мне действительно очень жаль, – грустно ответила она, – я понимаю, моё поведение выставляет меня не в лучшем свете. Что тут добавить? Я сделала выводы и впредь постараюсь не допускать подобного. Но поймите и вы меня, Туман, я занимаюсь изучением мутагенных факторов «Ареала», и мне более чем необходимы живые образцы претерпевшей мутации фауны! А я из года в год получаю изорванные пулями трупы! В лучшем случае, израненных особей! Нелегко глядеть в глаза животным, умирающим на твоих руках! То, что они мутировали, не лишило их души! Они тоже страдают! И всё понимают! Более того, как раз они-то чувствуют намного больше, чем мы или другие земные живые формы! Вы же сами знаете! Иначе не смогли бы вывести Дикобраза из лаборатории!

– Я тут ни при чём, – отмахнулся Иван, – фокусу с шоколадкой меня научил Болт. Он показал мне, как это делается.

– Валерий? – переспросила Лаванда. – Вы можете подробно вспомнить, что именно он вам рассказал?

– Да ничего, собственно, – пожал плечами Берёзов, – просто я видел, как он подманивал шоколадкой семейство Дикобразов, вот и повторил его действия в точности.

– Похоже, вы не в курсе некоторых основных особенностей «Ареала». – Она внимательно посмотрела на него. – Не удивительно. Служба Безопасности считает нашу теорию бредом, да и не только она. А между тем именно она является основным моментом, отражённым в сохранившихся записках пропавшего академика Лаврентьева, который не просто является родоначальником научных исследований «Ареала». Я твёрдо убеждена, что мы до сих пор не знаем об «Ареале» и четверти того, что удалось выяснить Лаврентьеву! Позвольте, я введу вас в курс дела хотя бы вкратце!

– Только делайте скидку на отсутствие у меня научного образования, – согласился Иван, – поменьше непонятных терминов.

– Я всё изложу доступно, – кивнула Лаванда. – Дело в том, что сам, как вы выразились, «фокус с шоколадкой» известен довольно давно. Пристрастие Дикобраза к шоколаду было выявлено ещё академиком Лаврентьевым. Вот только покормить Дикобраза с руки, когда он напуган или чувствует агрессию, до сих пор не удавалось никому, кроме Болта. А теперь и вас. Дело в том, что, по теории Лаврентьева, все жизненные формы внутри «Ареала» объединены в сложную сеть взаимосвязанных полей неких тонких материй, не доступных нашему анализу, а зачастую и вовсе нами не воспринимаемых. Одним из таких элементов является единое пси-поле, в которое автоматически включается любое живое существо, попадающее внутрь «Ареала». На сегодняшний день это чуть ли не единственный параметр, который мы можем, образно выражаясь, «потрогать руками». Все существа «Ареала» способны воспринимать яркие психологические импульсы, генерируемые сознанием, и чем мощнее такие импульсы, тем больше расстояния, на которые они распространяются. И это не способность отдельного существа воспринимать некие образы, а именно колебания неизвестного науке единого психологического поля, из которого все обитающие здесь жизненные формы считывают информацию! Понимаете? Все абсолютно, от крохотной Синьки до Унка! Причём последний является наиболее чувствительным индикатором колебаний пси-поля из всех известных нам существ «Ареала».

Она немного потупилась и, поморщившись, призналась:

– Это моя вина, что он пришёл. Моё упрямство подвергло опасности жизни всех находившихся в лаборатории людей. Я не желала смириться с тем, что раненого Осьминога не спасти, и упрямо делала все, чтобы продлить ему жизнь. Несчастное животное умирало слишком долго и, как я теперь понимаю, очень болезненно – оно получило тридцать девять пулевых ранений. Его страдания были столь сильны, что возмущения пси-поля докатились до Красной Зоны и привлекли Унка. Я поступила в высшей степени глупо и непрофессионально.

– А что это за существо? – Иван вспомнил рассказ Медведя. – Мне говорили, что, со слов Болта, это то, чем стали новорождённые дети, погибшие в момент первого Выброса в населённых пунктах Эпицентра и Красной Зоны?

– Официально наука не поддерживает эту версию, так как никаких конкретных доказательств получено не было, – ответила Лаванда. – Унк практически не изучен в силу своей крайней опасности. Излучаемые им звуковые и ультразвуковые колебания смертельны для человеческого мозга, и никакие наушники тут не помогут. Некоторые специалисты считают, что крик Унка – это не только звуковые колебания, в нём присутствуют и другие, куда более опасные энергии, не известные науке, и я согласна с такими доводами. То, что вы слышали тогда, ночью, фактически не было криком, скорее, захлёбывающимся плачем. Сам крик вызывает болевой шок от мучительных страданий в считанные секунды. Именно поэтому никто в здравом уме никогда не подойдёт к нему близко. Если Унк испугается и закричит – это гарантированная смерть. За всё время существования ГНИЦ в нашем распоряжении оказался лишь один образец Унка, да и то сильно повреждённый. Одна из спасательных бригад случайно натолкнулась на него в ходе работ по спасению сотрудников из развалин лаборатории, пострадавшей от неудачного эксперимента. Там произошёл сильный взрыв, и нескольких человек заживо похоронило под завалами, размозжив конечности. Люди умирали мучительной смертью, что вероятнее всего и привлекло Унка.

– Как спасателям удалось его поймать? – заинтересовался Иван.

– Согласно официальному отчету, Унк появился неожиданно и сразу же закричал, – болезненно поджала губы Лаванда. – Два человека скончались на месте. Остальные открыли огонь, и это, разумеется, напугало существо ещё сильнее. В общем, погибло более половины сотрудников. А убили его совершенно случайно, один из спасателей был вооружён бензопилой и в тот момент перепиливал обрушившуюся деревянную балку перекрытия. Вероятно, звук вгрызающейся в дерево бензопилы частично снизил силу удара крика, а может быть, сам спасатель от природы оказался более устойчив к этому воздействию. Словом, Унк оказался рядом с ним, и этот человек, оставшись на ногах, нанёс ему удар работающей бензопилой и искромсал Унка на куски, после чего потерял сознание от болевого шока. Он чудом остался жив. Останки Унка доставили в ГНИЦ, но исследования быстро зашли в тупик – у Унка не оказалось почти ничего общего ни с человеком, ни с Зомби, кроме разве что явных следов действия эффекта обратной регенерации. Мы даже не можем толком ответить на вопрос, живой он или, так скажем, не живой. С одной стороны, его кровь не сворачивалась, как у восставших из могил покойников, подвергшихся обратной регенерации, с другой – он не только чувствует эмоции, но и сам очень глубоко испытывает их! Впрочем, эта теория сейчас не популярна, кроме меня и узкого круга моих единомышленников её никто не поддерживает. К тому же вследствие роста «Ареала» места обитания Унков в Красной Зоне отодвигаются от нас всё дальше, и встречи с Унками практически сошли на нет. Поэтому проект, занимавшийся изучением этого существа, закрыли.

– Вы сказали, что это версия официальная, – заметил Берёзов, – стало быть, есть ещё и неофициальная? Как я понял, ваша и ваших сторонников?

– Верно, – кивнула Лаванда, – хотя правильнее будет назвать её теорией Лаврентьева. Вот она-то как раз многое объясняет. Как я уже сказала, всю территорию «Ареала» пронизывает пси-поле, в котором взаимодействуют все находящиеся в Зонах существа, независимо от того, хочется им этого или нет. И подвергшиеся мутациям живые, и неживые формы в той или иной степени чувствуют его возмущения. Я склонна отчасти верить объяснению Валерия Болта: если в момент Выброса недавно рождённый малыш погиб не мгновенно, но испытал перед смертью тяжелейший шок от страха и боли, то эти эмоции должны были оказаться чуть ли не единственными образами, заполнившими ещё чистое сознание несчастного ребенка. Страх, безысходное одиночество и инстинктивное ощущение неизбежно приближающейся смерти – вот и все факторы, сформировавшие его. И вот он умер и практически тут же ожил, ведь в Эпицентре и Красной Зоне действие всех процессов «Ареала» на порядки мощнее, чем тут, в Зелёной или даже в Жёлтой Зоне. Скорее всего, он был абсолютно мёртвым не более одной-двух минут. И если потом он ожил, во что превратилось его сознание? Я уже не говорю о физической мутации, это вообще загадка, если бы я сама не исследовала те останки, я бы сказала, что всё это антинаучный бред! Учитывая всё это, неудивительно, что Унк чувствует приближающуюся смерть. Это единственное ощущение, помимо страха, которое он знает. И оно притягивает его. Очень возможно, что несчастное существо идёт, желая помочь умирающему, но ему неведомо, как это сделать. И потому Унк просто пытается быть рядом, чтобы избавить страдающего хотя бы от ужаса умереть в одиночестве. Но, как мы уже разобрались, вторая основная эмоция Унка – страх, он боится всего, что проявляет к нему агрессию, и потому кричит. Крик – это не атака, а самозащита Унка, и она срабатывает, как и всё у него, сугубо рефлекторно, едва существо почувствует направленную на себя злобу, ярость, желание убить и тому подобные намерения.

– То есть вы хотите сказать, что все остальные звери «Ареала» тоже чувствуют нечто подобное? – переспросил Иван, невольно окидывая взглядом окрестности через затянутое бронестеклом окно.

– Именно! – с жаром подтвердила Лаванда. – От мала и до велика! Унк предельно сенситивен и способен уловить и отследить источник мощных возмущений пси-поля за многие десятки километров. Другие жизненные формы не столь чувствительны, но все они это ощущают, абсолютно все! Вот почему тот Дикобраз был панически напуган – он провёл почти сутки в непосредственной близости от умирающего в муках Осьминога! Вот почему остальные его сородичи инстинктивно собрались на вертолётной площадке – они пытались ему помочь! Даже Синька, мелкое насекомое, является неотъемлемой частью пси-поля. И хоть сама по себе единичная особь Синьки слишком мала, чтобы вызвать серьёзные возмущения, совокупной массы нескольких тысяч этих насекомых вполне достаточно для создания довольно сильных колебаний пси-поля.

 

– Поэтому вы прекратили сбор Синьки с появлением Кабанов? – догадался Берёзов. – Они почувствовали страх насекомых?

– Я бы сказала, что сборочные аппараты поглотили существенно большое количество насекомых, каждое из которых на своем уровне ощущало направленную на неё агрессию. Ведь управляющие аппаратами люди знают, что Синька пойдёт в переработку, и их подсознание невольно транслирует в единое пси-поле образы скорой гибели собранных насекомых. И если одна особь мало на что способна, то несколько килограммов собранной Синьки являются вполне серьёзным проводником эмоциональной материи в пси-поле. Именно эту агрессию и почувствовали мутировавшие Кабаны. Потому сбор Синьки на сегодня был прекращён. Я, конечно, люблю и уважаю наших животных, но не настолько глупа, чтобы спровоцировать, как это у вас называется, массированную атаку на свою лабораторию. Достаточно того, что по моей вине здесь побывал Унк, и хорошо, что вы не открыли по нему огонь.

– Медведь не позволил, – признался Берёзов, – сам я ничего об Унке не знал и, будь я один, наверняка подошёл бы к нему. Я очень удивился, увидев сидящего на крыше маленького мальчишку в лохмотьях.

– Это было бы равносильно прыжку в кратер извергающегося вулкана, – покачала головой Лаванда, – шансов выжить примерно одинаково. Кстати, вблизи Унк мало похож на ребёнка и производит жуткое, отталкивающее впечатление. Ходит он прямо, но для бега словно изламывается в позвоночнике почти пополам и пользуется четырьмя конечностями, заканчивающимися совсем не человеческими пальцами, а манипуляторами, более напоминающими толстые короткие щупальца с тремя когтистыми отростками. Он закричал бы, едва заметив вас. Хотя… – Она задумчиво посмотрела на Берёзова. – После случая с Дикобразом… я уже не уверена в этом. Скорее всего, подсознательно вы не боитесь местных животных и не излучаете агрессию. Невероятно! Вы второй человек после Валерия-Болта, кто продемонстрировал подобное на моей памяти.

– Не знаю, как насчет подсознательно, но сознательно я их очень даже побаиваюсь, – улыбнулся Иван, – ибо инстинкт самосохранения мне совсем не чужд! Так что я правда не знаю, почему у меня получилось подманить Дикобраза. В тот момент я думал, что это в порядке вещей.

– Вот и Болт отвечает на подобные вопросы точно так же, – вздохнула Лаванда, – и я даже не буду уговаривать вас, Туман, согласиться на обширное обследование, так как уверена, что наши специалисты ничего в вас не обнаружат, как и в случае с Валерием. Я полагаю, что способность взаимодействовать с пси-полем «Ареала» лежит где-то в глубинных слоях подсознания, и обнаружить этот механизм на текущем уровне развития современной науки мы не в силах. Но тем не менее он есть, я твердо убеждена в этом, и это также полностью соотносится с теорией академика Лаврентьева!

– Согласен, что эта ваша теория объясняет гораздо больше, и главное, понятнее, чем основная версия, – оценил Берёзов. – Странно, что она не признана.

– К сожалению, у нас нет для неё никаких доказательств. – Лаванда грустно пожала плечиками. – А наука приемлет только факты, но не домыслы. Единственным косвенным свидетельством в пользу того, что наша теория имеет право на существование, является метаморфит, получивший среди сталкеров название «Шестое чувство». И это все, что у нас есть.

– Кстати, что он дает? – спохватился Иван. – Давно про него слышу, но всё как-то не доходили руки узнать о его свойствах. Я слышал, он редкий и довольно дорогой.

– Не абсолютный раритет, но довольно редок, – кивнула она, – и вы правы, стоит немалых денег на чёрном рынке. По своему действию он очень показателен в свете теории академика Лаврентьева. При тактильном контакте с «Шестым чувством» человек начинает чувствовать местонахождение всех живых форм вокруг. Радиус зависит от индивидуальных особенностей самого контактёра, обычно его величина варьируется от четырёхсот до пятисот метров.

– Полезная вещица, – оценил Берёзов, – точно знать местонахождение противника. Странно, почему РАО не продвигает его в военные разработки.

– По простой причине, – улыбнулась Лаванда, – не только контактёр чувствует окружающие его живые формы, но и живые формы тоже начинают чувствовать его.

– То есть? – Иван поднял брови. – Я вижу их, а они видят меня? Так, что ли?

– Совершенно верно, – подтвердила Лаванда.

– Сомнительное преимущество, – покачал головой Берёзов. – Чего же ради он стоит таких огромных денег?

– Возможно, с военной точки зрения польза от него не столь и велика, но в других областях он бывает незаменим, – возразила она, – например, при проведении спасательных работ, особенно в условиях завалов, оползней и схода снежных лавин. И среди местных сталкеров он весьма востребован. Оказавшись в опасном месте, они посредством контакта с данным метаморфитом мгновенно получают полную картину расположения всех находящихся в округе живых форм, после чего прерывают контакт и меняют место своего нахождения. Как мне рассказывали знающие люди, такое весьма не лишне в Жёлтой Зоне, особенно в первую неделю после Выброса, когда идет бурное заселение обитателями «Ареала» вновь приросших к Зонам территорий, и мутировавшие существа особенно активны, причём как живые, так и неживые.

– То есть «Шестое чувство» работает и вне «Ареала»? – спросил Берёзов. – Но тогда каким образом его существование подтверждает вашу теорию единого пси-поля?

– Тут есть два момента, – принялась объяснять Лаванда. – Во-первых, данный мет вне «Ареала» имеет втрое меньший радиус действия, а во-вторых, сам факт того, что он действует вне «Ареала», позволяет нам предполагать, что пси-поле существует по всей нашей планете. Просто вне Зон оно либо гораздо слабее выражено, либо мы имеем менее сильные способности его чувствовать, либо и то и другое одновременно.

– Полагаю, эта часть теории имеет ещё большее количество скептиков, – улыбнулся Иван, – уж больно похоже на байки из области экстрасенсов, предсказателей, ведьм и прочих графов Дракул.

– Это так. – Лаванда коротко развела руками. – Тут нам пока что нечего противопоставить оппонентам. Хотя, опять же, есть косвенные свидетельства в пользу теории Лаврентьева. Те же знаменитые предсказатели, известные на весь мир, например Нострадамус, Ванга или гораздо более авторитетный Эдгар Кейси, все они откуда-то черпали свои сведения. И если есть теория единого информационного поля, почему должно быть исключено существование единого пси-поля, тем более сейчас, когда «Шестое чувство» столь явно его демонстрирует? Радиус его действия вне «Ареала» невелик, но он есть. И радиус этот внутри Зон не одинаков, в Жёлтой Зоне он больше, нежели в Зелёной. И я подозреваю, что в Красной он ещё больше, а в Эпицентре и вовсе огромен! Об усилении пси-поля свидетельствует и возрастание степени агрессивности живых форм по отношению к человеку по мере приближения к Эпицентру. Проницаемость поля усиливается, и животные острее чувствуют исходящую от людей агрессию. Ведь в Зоны не ходят без оружия, а каждый вооружённый человек при виде мутанта в первую очередь думает о том, чтобы его убить, выстрелить или хотя бы взять в руки автомат, даже если само животное и не выказывает никакой враждебности! Я убеждена, что мы сами вызвали ненависть местных живых форм к себе, мы вызвали её именно своей же собственной злобой и агрессией! Ведь если вдуматься, то сам по себе «Ареал» нельзя назвать однозначно враждебным. Да, он расширяется, захватывая новые территории, но он не убивает всё на своём пути, но лишь изменяет!

– Не думаю, что нам от этого легче, – не согласился Берёзов. – Убивает или уродует мутациями – какая разница? Я уже не говорю про аномалии и Выбросы, в них я вообще не нахожу ничего, кроме враждебности.