Структуры господства, граждане и институты

Tekst
Autor:
0
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Структуры господства, граждане и институты
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

55-летию

Института международного рабочего движения Академии наук СССР

и

светлой памяти

Александра Дмитриевича Хлопина (1946–2011), стоявшего у истоков этого исследования


ФЕДЕРАЛЬНЫЙ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ЦЕНТР РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК ИНСТИТУТ СОЦИОЛОГИИ

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ КОМИТЕТ РАПН ПО ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫМ ИССЛЕДОВАНИЯМ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ КОМИТЕТ РАПН ПО ГЕНДЕРНОЙ ПОЛИТОЛОГИИ

Публикуется по решению Ученого совета ФНИСЦ РАН

Редколлегия:

С. Г. Айвазова, И. Л. Недяк, Т. В. Павлова, С. В. Патрушев (отв. ред., руководитель авторского коллектива), Л. Е. Филиппова (отв. ред.)

Авторский коллектив:

А. В. Жаворонков (II-6; Приложение), Г. Л. Кертман (II-2), A. Л. Королев (Приложение), А. М. Кучинов (II-4), А. О. Ларин (I-5), О. А. Мирясова (II-3; III-4, 5), И. Л. Недяк (I-3, 4), Ю. Е. Островская (III-3, 4, 5), Т. В. Павлова (I-2; III-1), П. В. Панов (III-2), С. В. Патрушев (Введение; I-1; II-5), Д. Е. Притворова (III-6); А. И. Соловьев (I-4), Л. Е. Филиппова (Введение; II-1), Вместо заключения (Экспертное обсуждение – участвовали: О. В. Аксенова, Ю. М. Баскакова, Е. Н. Данилова, М. В. Ильин, Д. Б. Казаринова, А. М. Кучинов, О. Ю. Малинова, О. А. Мирясова, И. Л. Недяк, Т. В. Павлова, С. В. Патрушев, К. В. Подъячев, И. С. Семененко).

Рецензенты:

д-р полит. наук В. С. Авдонин,

д-р полит. наук О. Г. Овчарова

Структуры господства, граждане и институты / [А. В. Жаворонков и др.]; отв. ред. С. В. Патрушев, Л. Е. Филиппова; ФНИСЦ РАН. – М.: Политическая энциклопедия, 2020

© Коллектив авторов, 2020

© ФНИСЦ РАН, 2020

© Политическая энциклопедия, 2020

Введение

Исследование процессов политической трансформации России требует как новых подходов, нового понятийного аппарата, так и обновления прежних, классических концепций. Значительные усилия в этом направлении предпринимались в течение последних трех десятилетий сотрудниками научного коллектива, который складывался с конца 1980-х г. в Институте международного рабочего движения АН СССР[1] и позднее в Институте сравнительной политологии РАН [2], а с середины 2000-х стал отделом сравнительных политических исследований (ОСПИ) в Центре политологии и политической социологии Института социологии ФНИСЦ РАН. Исследовательская работа, осуществлявшаяся, как правило, при финансовой поддержке РГНФ и РФФИ, способствовала развитию институциональной политологии как раздела (по существу, субдисциплины) политической науки, выделенного по единству исследовательского подхода (С.В. Патрушев)[3]. Был разработан и введен в оборот отечественной политической науки, а также частично верифицирован, в том числе эмпирически, ряд понятий: социум клик как особый тип социальной организации, основанный на специфической реципрокности (А.Д. Хлопин)[4]; кликократия как политический порядок, или властное измерение социума клик (С.В. Патрушев)[5]; гражданское участие и гражданское действие как формы активности (С.В. Патрушев)[6]; политика масс, политика граждан и политика множества как типы массовой политики (С.В. Патрушев, Л.Е. Филиппова)[7]; зона власти и поле политики как области властно-политического пространства (С.В. Патрушев, Л.Е. Филиппова)[8]; политизация и деполитизация как обретение и утрата политических качеств (Л.Е. Филиппова)[9]. Кроме того, была осуществлена концептуализация понятий «гражданское» и «политическое» на основе их институциональной дифференциации (Т.В. Павлова, С.В. Патрушев, Л.Е. Филиппова)[10] и обоснована типология исторических проявлений политического, включая версии квазиполитики – недополитику, протополитику, до-политику, антиполитику – и собственно политику (А.М. Кучинов)[11]. Предложенное М.В. Ильиным понятие современной политики [12] было развернуто в понятие «политика современного типа», трактуемое как свободная, ориентированная на общее благо, а не на власть, институционализированная конкуренция общественных целей, проектов и решений (Л.Е. Филиппова)[13]. Одно из актуальных направлений исследований коллектива в последние годы связано с поствеберианской концептуализацией господства как вида власти, упраздняющей политику (И.Л. Недяк)[14], и с анализом социальной патологии, возникающей в социуме в условиях господства (И.Л. Недяк).

 

Данная монография освещает результаты очередного этапа исследований, выполненных коллективом ОСПИ в 2020 г. в рамках продолжающегося проекта «Конституирование политического пространства в России: институциональный анализ альтернативных стратегий политических изменений», и содержательно является продолжением и развитием теоретических рассуждений и эмпирического анализа, представленных в монографиях «Конституирование современной политики в России: институциональные проблемы»[15] и «Господство против политики: российский случай»[16], выпущенных ранее издательством «Политическая энциклопедия».

Методологической основой исследования остается неоинституциональный анализ, ориентированный на изучение процессов отбора и смены институтов и выбора организационных форм в зависимости от характера институциональной среды, особенностей практик и поведения акторов в различных институциональных рамках, и, соответственно, политико-социологический подход. Участие в проекте А.В. Жаворонкова принципиально расширило возможности содержательного и количественного анализа конкретных данных полевых обследований, полученных с использованием инструментария проекта Центром социального прогнозирования и маркетинга Ф.Э. Шереги.

Эмпирической базой реализации текущего этапа исследования стали результаты массового опроса, проведенного отделом сравнительных политических исследований Института социологии Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук в августе – сентябре 2020 г. (ОСПИ-2020). Объем выборки, репрезентативной для Российской Федерации в целом и федеральных округов РФ в частности, составил 1000 человек; отбор респондентов производился с соблюдением пропорций по численности населения в возрасте 18 лет и старше в федеральных округах, по типам поселений, а также с учетом квот по социально-профессиональным группам. Опрос проводился во всех федеральных округах (8), в 22 субъектах РФ. Инструментарий опроса разрабатывался на базе инструментария опросов, проведенных ранее (ОСПИ-2018 и ОСПИ-2019), что позволило сопоставить результаты последнего и предшествующих опросов, создать единую базу размером 2400 респондентов, выявить некоторые устойчивые тенденции в представлениях респондентов о нормативных основаниях социальных взаимодействий в российском обществе, о специфике функционирования политического, о власти, о гражданах и их активности.

Исследования показали, что сложившиеся структуры господства препятствуют процессам конституирования политического пространства, связанным с правовой институционализацией политических отношений. Отношения господства деформируют моральный порядок, трудовую этику и гражданские качества индивидов (ответственность, уважение к закону, моральные нормы), блокируют разработку социально-ориентированных и граждански-контролируемых проектов модернизации, нацеленных на решение жизненных проблем граждан и страны на разных уровнях – от федерального до регионального и местного. В этих условиях затруднено освоение и реализация структурами власти и гражданами делиберативных и конкурентных демократических практик, создание устойчивых стратегических коалиций развития, способных справиться с ближайшими и перспективными рисками и угрозами для страны. Это побуждает интеллектуалов искать порой экзотические инструменты анализа, способы выявления смысла происходящих процессов и наблюдаемых явлений ради освоения нашего подчас очень странного и даже безумного мира, для понимания которого подчас подходит модель случайного поведения. Главное при этом – избежать насилия, которое, к сожалению, по определению предполагают структуры господства. Поэтому столь важно показать направления, в которых возможно возникновение перспективных практик преодоления отношений господства, в частности в области политико-правового противостояния гендерному неравенству, дискриминации и насилию, реализации прав, норм и регуляции отношений в сфере труда.

Сфера трудовых отношений представляет собой яркий пример конфликта «должного» и «сущего», разрыва между декларируемыми демократическими ценностями и реальным устройством «политического»; взаимосвязи социально-экономического и институционального (политико-правового) конфликтов. Конфликты и протесты демонстрируют как провал социального диалога, так и свободу работников и работодателей выражать свои требования. Влияние масштабных трудовых конфликтов на социально-трудовую сферу способно переопределять систему отношений власти и согласования интересов по более широкому кругу вопросов жизни общества, включая политику перераспределения в интересах широких слоев населения.

Завершает книгу экспертное обсуждение перспектив политики граждан в России и мире, в котором приняли участие специалисты ФНИСЦ, ИМЭМО РАН и ИНИОН РАН, НИУ ВШЭ, МГИМО, МЭИ, РУДН, ВАВТ и Langer Research (Нью-Йорк). Обсуждение показало открытость и дискуссионность многих затронутых в книге теоретических и исследовательских проблем, касающихся изучения современных общественных практик[17].

В приложении к книге представлены количественные результаты исследования – базовые и производные таблицы с пояснениями, позволяющие читателям более полно оценить основательность эмпирической составляющей работы, а для исследовательского коллектива являющиеся солидным заделом для движения вперед.

На заключительном этапе проекта, в 2021 г., предполагается осуществить анализ явлений политической консолидации и дифференциации в российском социуме, складывания массовых социальноклассовых группировок на основе общности стоящих перед ними общих и частных проблем, на базе выявившихся за десятилетия российской трансформации интересов, понимания путей и перспектив их реализации. Результаты авторы надеются представить в четвертой книге серии публикаций по проекту ИС ФНИСЦ РАН о политических изменениях в России.

I. Господство и власть

1. Власть в России: политическая, публичная, представительная?

Исследования 2009–2019 гг. показали, что последнее десятилетие (фактически последнюю четверть века) в России в публичном дискурсе в качестве нормативно-ценностных оснований российского социума и государства преобладают, если не господствуют, выгода, сила и собственность и т. п., оттесняя закон и права человека, свободу и равенство, доверие, традицию и мораль (см. рис. 1).

Рис. 1. Нормативно-ценностные основания российского общества – реальность и образ желаемого, 2009–2019 гг., в %


По Х. Арендт, индивид в античном полисе принадлежит двум порядкам существования, которые, несмотря на многовековые трансформации, по сей день сохраняют принципиальное значение:

✓ как собственник, он озабочен частным благом,

✓ как гражданин – общим благом, поэтому участвует в публичной деятельности[18].

Его достижение требует особых качеств: способность к действию и речь. Всякое политическое действие осуществляется через речь, а не насилие.

Властные отношения выстраиваются в политические отношения посредством диалога, переговоров, в отношения господства – через консервацию принуждения. Идеал-типическая модель современной политики опирается на существующие теоретические разработки. Ее основные характеристики:

• конфликтность – на основе идентификации по принципу «свой – чужой»;

 

• агонизм – соперничество «по правилам»;

• универсализм норм – известные и общепризнанные «правила игры»;

• конкуренция и свободный выбор альтернатив;

• целеполагание – стратегические цели, относящиеся к «общему благу».

Политика не сводится к властным отношениям и не отождествляется, как учил Макиавелли и другие практики власти, с борьбой за власть.

Главное – поиск определения общественного блага, путей его достижения, выработка и продвижение сценариев и проектов развития.

Что понимают под политикой россияне? (см. рис. 2).


Рис. 2. Понимание политики, 2018–2020 гг., в %


Совершенно очевидно, такое понимание политики устойчиво.

В сегодняшней России трудно обнаружить современную политику как производство властными акторами и гражданами альтернатив развития, вокруг которых в публичном пространстве формируются полюса конкуренции между сторонниками и противниками решений, ориентированных на общее благо и затрагивающих судьбы множества индивидов и массовых групп.

Россияне воспринимают политику как некое «место», ограниченное и закрытое, своего рода «зону власти», где непублично и неформально действуют политики ради реализации личных или узкогрупповых целей; при этом существующий властный порядок не увязывается с порядками правовым и моральным (расхожее определение «политика – грязное дело»).

Понимание политики становится более подвижным в ответах на вопрос о правилах политической деятельности. Представления респондентов разделяются (см. рис. 3).


Рис. 3. Отношение к суждению, 2018–2020 гг., в %


Одна, меньшая, часть опрошенных (до 20 %), представляющая, как было показано ранее, поле политики, полагает, что в политике есть правила. Для большинства же респондентов таких правил нет или они им не известны. Динамика ответов в последние годы позволяет сделать осторожное предположение, что политика (или то, что под ней понимают в России) становится менее публичной и менее предсказуемой: с 2018 г. доля граждан, не знающих правил политики, выросла на 20 п.п. – с 23 до 43 %, а тех, кто говорит об «игре без правил», увеличилась на 16 п.п. и достигла 45 % опрошенных.

Находящиеся в поле политики более вариативны в оценках ее качеств (см. рис. 4) в отличие от «закрытой» «зоны власти» (см. рис. 5), где непублично и неформально действуют акторы власти ради реализации личных или узкогрупповых целей.


Рис. 4. Поле политики, 2018–2020 гг., в %


Рис. 5. Зона политики, 2018–2020 гг., в %


Сознанию большинства жителей России остается чуждым представление о современной конкурентной, публичной политике, в которой участвуют равные друг другу граждане и их объединения, и где идет диалог, поиск приемлемых для всех решений.

Существующий властный порядок не увязывается с порядками правовым и моральным. Конкретизируем черты властного порядка:

✓ На социальном (межличностном) уровне действуют клики, они переносят на социетальный (надиндивидуальный) неформальные нормы и практики, которые вытесняют правила политики, объемлющей все прочие виды общения.

В социологии клика – это сообщество «своих», действующих на основе личного доверия и личных договоренностей в обход формальных правил, закона. Разновидность вертикальной клики – клиенте-ла, квазитрадиционное и даже архаичное воплощение отношений патрон – клиент, которая является своего рода предысторией клики; с клиентелой связана модная концепция неопатримониализма.

✓ Кликократия господствует с помощью силы, денег, связей и «понятий».

✓ Как господствующие, так и подвластные не имеют выраженной идеологии, кроме лояльности к принципам кликовой организации.

Зона власти (господства) принципиально ограничена и блокирует вовлечение «чужих» в практики формирования альтернатив, вытесняя институты представительства механизмами исключения на основе доминирования принципа лояльности. Формальные институты (политические партии, выборы) встроены в моноцентричную, вертикально выстроенную систему власти, действуют в ее логике и воспроизводят неформальные правила, меняя смысл представительства – отражать интересы социального микрокосма (см. рис. 6).

В российском социуме не просматриваются серьезные предпосылки появления политики современного типа. Существенная причина такой ситуации, на наш взгляд, – неполитический, непубличный и непредставительный характер власти, имеющей черты господства как особого типа властвования.

Не исключено, конечно, что политическая система России уже проскочила стадию демократии по Аристотелю и Арендт и освоила технологии, позволяющие власти решать свои задачи, добиваясь, пусть и вынужденного, согласия населения.


Рис. 6. Представительство интересов групп социума


В качестве ключевых факторов конституирования политического пространства можно выделить следующие:

→ «вживление» принципа политико-правового равенства в нормативно-ценностную структуру, в моральный кодекс общества;

→ правовая институционализация политических отношений;

→ диверсификация и политизация властных полномочий;

→ реализация принципов правового и социального политического государства;

→ правовой, политический и гражданский контроль над ресурсами и практиками господства в форматах разных моделей демократии (представительной, делиберативной, контестаторно-редакторской);

→ критическое социальное и гражданское образование, интерио-ризация эмансипативных ценностей, повышение гражданской компетентности и активности;

→ формирование локальных «движений одной проблемы» для вовлечения граждан в политическую жизнь с перспективой понимания ответственности власти и обретения опыта влияния на принятие решений вплоть до процесса стратегирования.

Для реализации потенциала институциональной среды политики современного типа в России необходимо продолжение процессов формирования делиберативных и других конкурентных практик взаимодействия граждан и политиков, политизация и институционализация этих практик. Освоение современных практик является предпосылкой создания устойчивых стратегических коалиций развития, основанных на самоорганизации граждан во взаимодействии со структурами государства, воплощающих принципы политикоправового равенства и инклюзивной политики. Также должны быть предприняты меры по регламентации протестов, в том числе в сфере труда, с целью институционального обеспечения условий, препятствующих произвольному вмешательству (или его вероятности) в свободный выбор акторов и определяющих границы допустимых форм отстаивания интересов. Выполнение этих условий будет способствовать изменению модели государственного управления, основанной на господстве, в направлении ориентации на диалог и сотрудничество граждан и государства.

Ключевая проблема российского развития – преобразование институциональной среды, которое предполагает:

→ формирование делиберативных и других конкурентных практик взаимодействия граждан и политиков, возможность их политизации и институционализации (с учетом данных общероссийских социологических исследований 2017–2020 гг., целью которых было выявление распространенности ценностей демократии, гражданственности, ориентаций на общественное благо, запроса на участие в управлении страной и политических процессах);

→ создание устойчивых стратегических коалиций развития, основанных на самоорганизации граждан во взаимодействии со структурами государства, воплощающих принципы политико-правового равенства и инклюзивной политики;

→ регламентация протестов, как институциональное обеспечение условий, препятствующих произвольному вмешательству (или его вероятности) в свободный выбор акторов и определяющих границы допустимых форм защиты прав и отстаивания интересов;

→ арбитраж государства при выполнении легальных правил и намерении сторон улучшить систему в пользу мирного разрешения конфликтов;

→ утверждение модели государственного управления, ориентированной на диалог и сотрудничество.

Трансформация российского политического порядка призвана способствовать переходу общественных практик из зоны господства в поле политики граждан.

2. Власть и господство в научном дискурсе

Концептуализация власти через политику эмансипации

В современных концепциях господства высшей политической ценностью прокламируется свобода человека от порабощающих его социальных отношений господства. Ключевым признаком политики утверждается ее нацеленность на эмансипацию человека, на недопущение структурного (вос)производства социальных отношений господства. Последнее в самом общем виде принято трактовать с нормативных позиций как нелегитимное применение власти, которое ущемляет базовые интересы людей.

Не вдаваясь в анализ самих концепций господства[19], приведем «сводный перечень» основных критериев и признаков господства, которые разработаны в наиболее авторитетных его концепциях[20]. Заметим, что эти критерии не конфликтуют друг с другом.

• Отношения господства являются социальными отношениями. Если для определения стратегии и/или тактики своих действий человеку / группе лиц нет необходимости принимать во внимание возможные действия других лиц, тогда эти отношения не подпадают под определение «господство» при наличии всех остальных признаков последнего.

• Любой дисбаланс социальной власти, независимо от ее формы, может продуцировать отношения господства.

Господство – вид несправедливых социальных отношений, которых можно было бы избежать.

• Господство – нормативно-нежелательная форма «власти для». Три основных критерия различения нормативно-желательной и нормативно-нежелательной власти: институциональное наличие и поддержание возможности (1) генерализации правил, (2) воспроизводства структур, (3) использования другого в качестве инструмента для достижения собственной цели.

• Господство представляет собой институциональную форму проявления особого вида власти, которая манифестируется в системно воспроизводящихся асимметричных субъект-объектных отношениях подчинения с нулевым результатом.

• Отношения господства – это отношения зависимости. А и Б находятся в отношениях зависимости в форме господства в той степени, в которой Б считает цену своего выхода из этих отношений (субъективно и/или объективно) неприемлемой.

• Власть в форме господства воспроизводит на структурной основе ингибиторы условий для свободного и осознанного выбора из преднамеренно не искажаемого субъектом власти набора возможностей и преференций, равно как для участия в процессе согласования содержания общих благ, принципов и способов их преумножения и распределения.

• Произвольная власть – безусловный признак господства и по сути его синоним. Отношения господства возникают всякий раз, когда один человек или группа лиц обладает возможностью вмешательства на произвольной основе в отношении другого человека или группы лиц.

• Господство как произвольная власть имеет степень: власть произвольна в той мере, в какой ее осуществление не ограничивается извне эффективными правилами, процедурами или целями, которые известны всем заинтересованным лицам или группам.

• Власть в форме господства (произвольная власть) манифестируется внешним контролем: А (субъект власти) осуществляет внешний контроль над Б (объектом власти), когда А контролирует набор возможностей Б, при этом Б не имеет власти над А. Принципы институционального включения и механизмы исключения являются внешними по отношению к структурам.

• Субъект власти в форме господства имеет структурно и процедурно обеспеченные возможности (1) ограничивать и/или манипулятивно искажать (как реальные, так и воспринимаемые как реальные) возможности выбора/опции[21] объекта господства, (2) навязывать в своекорыстных интересах нормы и правила социальных отношений, (3) устанавливать статус участников взаимодействия без учета интересов объектов господства.

Следует отметить, что концепции господства открыты и развиваются. Практически все их основные положения остаются предметом острых дискуссий.

Как сказывается власть в форме господства на здоровье социального тела? Эмпирически доказано, что отношения господства (воспроизводят на системной основе аномию в широком толковании этого общественного состояния:

– препятствуют процессам конституирования политического пространства, гипертрофируют сферу неполитических властных отношений и ресурсы господства;

– укрепляют правовую базу иерархии власти и контроля за выборами; сужают сферу отношений политической и гражданской реципрокности;

– формируют и поддерживают на системной основе среду политико-правового неравенства граждан, неопределенности и нестабильности источников и ресурсов их субъектности и агентности;

– создают благоприятные институциональную среду и моральный порядок для манипулятивного управления политическим сознанием, размывают социальные и моральные нормы, переопределяют их в интересах субъектов господства;

– «вживляют» в ткань общества кодекс и практики сервитута (отношений «господин – подневольный»);

– деформируют состояние гражданственности (чувство сопричастности, ответственности, солидарности), гражданские добродетели (уважение к закону и согражданам, моральные нормы, активная гражданская позиция, эмансипативные ценности);

– изымают у властных элит и граждан мотивацию к ориентированным на общее благо действиям и блокируют их реализацию;

– склоняют властные элиты к политическому оппортунизму, отчуждают граждан от политики, что сводит зону ответственности граждан к задачам и вопросам, которые поддаются индивидуальному контролю или контролю близким кругом;

– ослабляют институциональный и общественный контроль за действиями власть предержащих, что снижает восприятие ценности социальных отношений в рамках общественного договора;

– блокируют процессы разработки социально-ориентированных, граждански-контролируемых и эффективных проектов модернизации, а также адаптации общества к вызовам современного (геополитического и (гео)экономического развития;

– способствуют социетальной дезинтеграции и в целом снижают жизнестойкость социума.

Измерение власти на шкале «господство – эмансипация, эмпауэрмент»

В современном теоретическом дискурсе господства политика и власть эксплицитно или имплицитно измеряются на шкале с полюсами «неполитическая власть/господство – политическая власть/ эмансипация, эмпауэрмент». В таком измерении понятия «политика» и «политика эмансипации» тождественны. Власть обладает признаками политической в той степени, в какой имеет целью недопущение отношений господства и соотносится с нормативно-ценностной матрицей эмансипации. Непременным критерием политики постулируется de jure и de facto обеспечение политико-правового равенства граждан и возможности их взаимодействия в публичной сфере по поводу общего блага (определения его содержания, принципов и способов его преумножения и распределения, контроля за соблюдением договоренностей и «правил игры»). Агент политики эмансипации – человек, который заботится об общем благе, обладает правами, возможностями, способностями и мотивацией быть хозяином своей жизни (self-mastery), осознано и свободно распоряжаться имеющимся у него набором возможностей, защищенным от манипулятивного воздействия внешних сил.

При таком понимании политики словосочетание «политика господства» становится оксюмороном. Ибо «политика», допускающая/ продвигающая на системной основе социальные отношения господства, изымает политическое содержание из любого властного взаимодействия и субъекта власти, сужает и в пределе уничтожает политическое пространство как место и условие бытования политики.

Особенности поствеберианского теоретического дискурса господства

Современный теоретический дискурс господства можно назвать поствеберианским в том смысле, что он отошел от заложенной М. Вебером традиции, во-первых, определять власть почти исключительно в парадигме «власть над». Во-вторых, оставлять вне фокуса внимания концептуализацию власти в парадигме «власть для». В-третьих, ценностно нейтрально определять власть и господство и, как следствие, нормативно не различать их.

Определяя власть (Macht) как «любую вероятность реализации своей воли в данном социальном отношении даже вопреки сопротивлению, на чем бы эта вероятность ни основывалась»[22], Вебер считал это понятие социологически аморфным, так как реализовать свою волю человеку могут помочь разные обстоятельства вкупе с разными качествами самого человека.

Господство как определенную форму власти – «частный случай власти» – Вебер считал более точным социологическим понятием и определял его как «вероятность встретить повиновение приказу»[23]. Классик социологии уточняет признаки и характер господства, давая более полное определение: «такое положение дел, при котором объявленная воля (приказ) господствующего или господствующих должна определять и фактически определяет действие других (подчиняющегося или подчиняющихся) таким образом, что данное действие в социально значимом отношении развертывается так, как если бы подчиняющиеся сделали содержание приказа (просто в силу его наличия) максимой собственного действия (подчинение)»[24].

Вебер неоднократно подчеркивает, что «к сожалению, единственно удовлетворяющий нас объем понятия обнаруживается только в связи с правом отдачи приказа»[25].

Веберианский ценностно-нейтральный и поствеберианский нормативный подходы к пониманию господства диаметрально противоположно определяют роль последнего в развитии социальных отношений. Согласно Веберу, господство (вне зависимости от его содержания) и способ его реализации рождают «из аморфного действия общности его концептуальную противоположность – рациональное обобществление»[26] (Vergesellschaftung), то есть социальное отношение и социальное действие в рамках этого отношения, которые базируются на рационально (ценностно- или целерационально) мотивированном компромиссе интересов и/или объединении интересов на такой же основе. «Именно структура господства и ее развертывание формируют действие общности, однозначно определяя его ориентацию на некую цель»[27], подчеркивает классик социологии. В поствеберианском дискурсе господства последнее видится как фактор состояния стратегической неопределенности, дезориентации действия общности, блокирования (про)социального поведения, утраты субъектности и агентности объектами господства.

В поствеберианском дискурсе господства «рокировка» проведена и с парадигмами «власть над» и «власть для». В современном научном дискурсе власти сохраняется заложенная М. Вебером традиция понимания власти в парадигме «власть над». Власть определяется и анализируется в телеологической перспективе и в терминах конфликта как «возможность подчинить поведение другого собственной воле» [28], достигнуть своих целей, реализовать свою волю. На периферии внимания дискурса власти продолжает оставаться ее трактовка и анализ с позиций парадигмы «власть для». Исследовательские линзы этой парадигмы настроены на осмысление экзистенционального существования власти, ее природы и ее генерации. Ключевые положения парадигмы «власть для» – власть есть совместное коллективное действие, направленное на достижение общих целей (общих благ). Источник власти – в способности к (само)организации и социальной интеграции людей. Согласно, пожалуй, самому авторитетному теоретику «власти для» Х. Арендт, «единственная материальная, непременная предпосылка создания власти есть сама совместность людей»[29]. Власть создается в процессе нацеленного на достижение общих целей коллективного действия людей в публичной сфере и прекращает свое существование, когда это действие завершается по тем или иным причинам (например, когда «политика» господства «закрывает» публичную сферу). Фокусировка парадигмы «власть для» востребована в современных теориях господства и в сопряженных с ними теориях свободы и эмансипации. Авторы наиболее влиятельных концепций господства солидарны в том, что оперирование понятием «власть» исключительно в парадигме «власть над» настолько сужает рамки исследования, что практически исключает саму возможность развития теории господства, делает невозможным сравнительный анализ эмансипаторных концепций социальной власти[30].

1Трудящиеся массы и антивоенное движение: О новых массовых демократических движениях в развитых капиталистических странах [Е.Е. Грешнова, Е.В. Жилина, А.И. Искольдский и др.] / отв. ред. И.К. Пантин; АН СССР, Ин-т междунар. рабочего движения. М.: Наука, 1988; Массовые движения в современном обществе [С.Г. Айвазова, З.А. Грунт, Й.Х. Де Декен и др.] / отв. ред. С.В. Патрушев; АН СССР, Ин-т междунар. рабочего движения. М.: Наука, 1990.
2Российская повседневность и политическая культура: возможности, проблемы и пределы трансформации: [Сб. ст.] / Рос. акад. наук, Ин-т сравнит. политологии, Центр соц. движений; [Вступ. ст. С.В. Патрушева и др.]. М.: ИСПРАН, 1996.
3Институциональная политология: Современный институционализм и политическая трансформация России / под ред. С.В. Патрушева; Патрушев С.В., Айвазова С.Г., Гвоздева Е.А., Грунт З.А., Кертман Г.Л., Клеман К., Машезерская Л.Я., Павлова Т.В., Панов П.В., Хлопин А.Д. М.: ИСП РАН, 2006. Книга оказалась последней, изданной под грифом Института сравнительной политологии РАН, в том же году объединенного с ИС РАН. См. также: Патрушев С.В. Институциональная политология: четверть века спустя // Политическая наука. 2009. № 3. С. 5–19; Патрушев С.В., Филиппова Л.Е. Институционализм и неоинституционализм // Современная политическая наука: Методология / Алексеева Т.А., и др. Научное издание. Отв. ред. О.В. Гаман-Голутвина, А.И. Никитин. М.: Аспект Пресс, 2019. С. 101–137.
4Хлопин А.Д. Гражданское общество или социум клик: российская дилемма // Полития. 1997. № 1. С. 7–23. Сходный подход был использован через 20 лет, впрочем, без отсылки к предшественникам (Авраамова Е.М. Российское население в постсоветский период: опыт кризисов и социальные ресурсы развития. М.: Изд. дом «Дело» РАНХиГС, 2018).
5Патрушев С.В. Кликократический порядок как институциональная ловушка российской модернизации // Полис (Политические исследования), 2011. № 6. С. 120–133.
6Патрушев С.В. Гражданская активность: институциональный подход (перспективы исследования) // Полис (Политические исследования), 2009. № 6. С. 24–32. См. также: Теория политики: практикум: учебное пособие для вузов / под ред. Т.А. Алексеевой, И.Д. Лошкарева; МГИМО. М.: Аспект Пресс, 2019. С. 344–345.
7Патрушев С.В., Филиппова Л.Е. Массовая политика в России: к проблеме изучения и концептуализации // Политическая наука. 2014. № 4. С. 9–29; Они же. Массовая политика: опыт институциональной реконцептуализации // Полис. Политические исследования. 2016. № 2. С. 131–151.
8Патрушев С.В., Филиппова Л.Е. Институциональные проблемы конституирования политического поля и политики в современной России // Политическая наука. 2018. № 2. С. 14–33; Жаворонков А.В., Патрушев С.В., Филиппова Л.Е. Политическое поле и зона власти: опыт эмпирической верификации // Общественные науки и современность. 2019. № 5. С. 60–78.
9Филиппова Л.Е. «Политизация» vs «деполитизация»: поиск альтернативных стратегических проектов и возможности структурирования политического поля // Политическая наука. 2018. № 2. С. 95–115.
10Павлова Т.В., Патрушев С.В., Филиппова Л.Е. Гражданское и политическое в российских общественных практиках: перспектива институциональной дифференциации // Вестник Института социологии. 2012. № 4. С. 119–137.
11Кучинов А.М. Формирование политического пространства в условиях квазиполитики // Политическая наука. 2018. № 2. С. 116–135. А.М. Кучинов – аспирант ИС РАН в 2015–2018 гг., в настоящее время преподаватель ФГБОУ ВО «НИУ “МЭИ”», участник грантовых проектов ОСПИ.
12Ильин М.В. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий. М.: РОССПЭН, 1997. Подход М.В. Ильина оказал не только очевидное, но и латентное влияние на общее направление исследований, о которых идет речь.
13Патрушев С.В., Филиппова Л.Е. Институциональные проблемы конституирования политического поля и политики в современной России // Политическая наука. 2018. № 2. С. 14–33.
14Недяк И.Л. Измерение власти в концепциях господства // Политическое представительство и публичная власть: трансформационные вызовы и перспективы. Материалы Ежегодной всероссийской научной конференции с международным участием РАПН’2020, Москва, МПГУ, 27–28 ноября 2020 г. / под ред. Гаман-Голутвиной О.В., Сморгунова Л.В., Тимофеевой Л.Н. М.: Изд. МПГУ, 2020. С. 367–368.
15Конституирование современной политики в России: институциональные проблемы / Айвазова С.Г., Баскакова Ю.М., Комин М.О., Кутузов А.Б., Кучинов А.М., Мирясова О.А., Недяк И.Л., Павлова Т.В., Панов Л.Г., Патрушев С.В., Попова О.В., Радина Н.К., Филиппова Л.Е. / отв. ред. Патрушев С.В., Филиппова Л.Е. / Федеральный научно-исследовательский социологический центр РАН. М.: Политическая энциклопедия, 2018.
16Господство против политики: российский случай. Эффективность институциональной структуры и потенциал стратегий политических изменений / Айвазова С.Г., Жаворонков А.В., Кертман Г.Л., Королев А.Л., Кучинов А.М., Мирясова О.А., Недяк И.Л., Островская Ю.Е., Павлова Т.В., Патрушев С.В., Филиппова Л.Е. / отв. ред. Патрушев С.В., Филиппова Л.Е. М.: Политическая энциклопедия, 2019.
17Это же обстоятельство подтверждает раздел, написанный по просьбе редакторов известным российским политологом А.И. Соловьевым. См. также: Соловьев А.И. Власть и политика. Полемические заметки о «проклятых вопросах» политической науки // Полис. Политические исследования. 2020. № 6. С. 135–147.
18Арендт Х. А Vita activa, или О деятельной жизни. СПб.: Алетейя, 2000. С. 34–37.
19Подробнее см.: Господство против политики. Указ. соч.
20Перечень критериев господства составлен на базе следующих работ: Петтит Ф. Республиканизм. Теория свободы и государственного правления. М.: Изд-во Института Гайдара, 2016.; Хаугаард М. Переосмысление четырех измерений власти: доминирование и расширение возможностей // Политическая наука. 2019. № 3. С. 30–62; Шапиро Й. О не-господстве // Логос. 2012. № 4 (88). C. 3-35; Lovett F.A general theory of domination and justice. Oxford: Oxford Univ. Press, 2010; Pettit Ph. Freedom as antipower // Ethics. An International Journal of Social, Political, and Legal Philosophy. Chicago: Chicago Univ. Press, 1996. Vol. 106. N 3. P. 576–604; Republicanism and political theory / C. Laborde, J. Maynor (eds.) Oxford: Blackwell, 2008; Stewart A. Theories of power and domination. The politics of empowerment in Late Modernity. Sage Publications. L., N. Deli: Thousand Oaks, 2001.
21Спектр скрытых форм процедурного и/или структурного ограничения набора опций обширен: управление политической повесткой; намеренное сокращение, искажение, замещение, переменных, относящихся к выбору объекта власти; манипулятивное (пере)формирование его интересов, предпочтений, ценностей, диапазона выбора; изменение представлений объекта власти о среде, о его реальных и потенциальных возможностях, о «цене» предполагаемых выгод и издержек того или иного выбора.
22Вебер М. Хозяйство и общество: очерки понимающей социологии: в 4 т. / Вебер М.; пер. с нем.; сост., общ. ред. и предисл. Л.Г. Ионина; НИУ ВШЭ. T. I: Социология. М.: ИД ВШЭ, 2016. С. 109.
23Там же.
24Вебер М. Хозяйство и общество: очерки понимающей социологии: в 4 т. Т. IV: Господство. М.: ИД ВШЭ, 2019. С. 22.
25Там же.
26Там же. С. 23.
27Вебер М. Хозяйство и общество. Т. IV: Господство. С. 17.
28Там же. С. 18.
29Арендт Х. А Vita activa. С. 266.
30Stewart A. Theories of power and domination. P. 6, 35.