Женщины во лжи

Глава 1. Шэннон

– Кофе здесь на редкость паршивый! – заявила Лекси, стоило мне приблизиться к столу. В пустой закусочной фраза прозвучала излишне громко, и я невольно оглянулась на бармена, который только что любезно объяснял, как добраться до пансиона. Парень усердно складывал чеки и, казалось, не слышал нас. Я села напротив подруги и осторожно заглянула в свою чашку. Коричневая вода с темным осадком и правда ассоциировалась со словом «паршиво». Я отодвинула кружку от края стола и устало потерла глаза.

– Если не будешь пить, тогда поедем? Я все узнала. До пансиона примерно шесть миль. Оказывается, есть еще старое шоссе, его на картах уже не обозначают. А мы с тобой туда-сюда полночи гоняли. Да еще и указатель неправильно высматривали – это не просто мотель. У пансиона есть официальное название.

– Удиви меня, – Лекси упорно цедила кофе, морщась после каждого глотка.

– «Уайт Лилис Гроув».

– Да ладно! Ой, не могу! – она расхохоталась.

А вот мне смешно не было. Слишком устала. Из Чарльстона мы выехали утром, рассчитывая добраться до Пайнвуда к закату, но из-за неясностей в путеводителе заплутали в проселках и распутьях. Я хорошо запомнила наставления милой дамы, данные мне по телефону – после того, как я забронировала номер: не заезжая в сам Пайнвуд, свернуть направо. Кто же знал, что в город ведут два шоссе?

Лекси все еще смеется.

– «Уайт Лилис Гроув», серьезно? Спорю на пять баксов – это белый домина в старом стиле, с четырьмя колоннами и кедровой подъездной аллеей. Вот увидишь: они до сих пор прячутся от северян и тайно состоят в ку-клукс-клане. Господи, там хоть вай-фай есть? Уже не терпится убраться отсюда…

На «старую дорогу» мы выехали быстро – благо, парень за стойкой подробно объяснил, как ее отыскать. Шоссе освещалось редкими фонарями и казалось жутко запущенным. Сосны подступали к самой обочине, среди них терялись дорожные знаки – грязные и кривые.

– Фильм ужасов какой-то, – ворчала подруга с соседнего сиденья. – Не удивлюсь, если сейчас покажется силуэт женщины в белом.

– Вот и она! – заорала я и дернула руль. Лекси завизжала что было мочи, а я от смеха еле выровняла машину.

– Дура, Шэннон! – Лекси ткнула меня в плечо и обиженно надулась.

Отсмеявшись, я сосредоточилась на дороге, и очень кстати – едва не проскочила нужный поворот. Вовремя увидела указатель: белая светоотражающая табличка с потекшими буквами и схематичным изображением цветка, давшего имя гостинице.

Проселочная дорога, на которую мы свернули с шоссе, едва виднелась в скачущем свете фар, но лес, обступавший ее со всех сторон, не давал сбиться с пути – старые деревья не оставляли альтернативы: я выруливала туда, где машина могла проехать сквозь чащу.

Дом возник неожиданно. Он навис над нами, черный на фоне звездного неба, по-хозяйски растолкав высокие сосны, словно бы сам являлся частью леса. Они смотрелись очень гармонично – дом и лес – оба старые и мрачные.

Дорога заканчивалась, уткнувшись в ступени высокого крыльца, как в тупик. Справа, на небольшой вычищенной площадке, красовался блестящий внедорожник. Я пристроилась рядом и заглушила мотор.

Лекси, все это время молча разглядывавшая пансион, выдохнула:

– Слушай, ты уверена, что это здесь? Да уж… Лучше б это был колониальный особняк, чем мотель миссис Бейтс.

Я не отвечала, сгребая в сумку валявшиеся по салону вещи – расческу, кошелек, кредитки. Подруга вышла, и на хлопок закрывшейся двери лес ответил ворчанием. Ночной воздух был свежим и острым. Я огляделась: мы, шум наших шагов по гравию, машины – все это казалось здесь совершенно неуместным. Словно кто-то варварски пририсовал на картину с диким пейзажем нелепых человечков и блага цивилизации.

– Шэн… Может, нам лучше вернуться в город и остановиться в обычном мотеле? Я чувствую себя героиней фильма ужасов.

– Реальный ужас – это грязные простыни и тараканы размером с сосиску. Не драматизируй. Мы обе жутко устали.

Я вспомнила строки из письма полковника Хэмптона: «…моя приятельница, мадам Белинда Барлоу, содержит небольшую, но респектабельную гостиницу – в городе ее так и называют «пансион мадам Белинды», телефон указан ниже. Рекомендую на время вашей исследовательской деятельности остановиться у нее, я замолвлю словечко. Городская гостиница доверия не внушает – придорожный мотель не место для молодых леди…».

У ступеней крыльца мы остановились, задрав головы и разглядывая «Уайт Лилис Гроув». Дом, казалось, вмещал в себя больше, чем два этажа – остроконечная крыша терялась где-то в кроне деревьев. К двери вело ступеней пятнадцать, не меньше. В окнах – ни проблеска, но фонарь, горящий над крыльцом, оставлял надежду, точно маяк – заблудившемуся кораблю.

Решительно закинув ремешок сумки на плечо, я зашагала вверх по лестнице, Лекси – следом. Стук ее каблучков по каменным плитам звучит, как канонада, и лес замирает, прислушиваясь. И приглядываясь. Мне стало не по себе от этой мысли. Дом сразу же перестал быть чужим – мне захотелось спрятаться за его огромной дубовой дверью. Я забарабанила молоточком, прикрепленным у круглой ручки.

– Они дрыхнут и не откроют нам. Господи, только не ночевка в машине… – скулила Лекси за плечом. Дом молчал, словно оценивая, стоит ли нас впускать. Я снова постучала – нервно, отчаянно – теперь уже в полной уверенности, что в пансионе никого нет, и мы будем вынуждены тащиться по этому ужасному лесу обратно в незнакомый город.

И тут дверь громко лязгнула и неторопливо отворилась. Надкрылечный фонарь осветил узкую фигуру – она вся поместилась в щель приоткрытой створки. Я ожидала увидеть пухлую миловидную даму с пушистым шлемом блондинистых волос – почему-то именно так я представляю хозяек пансионов по имени «мадам Белинда», «приятельниц» респектабельных полковников. В такое время суток ей полагалось быть сонной, завернутой в шотландскую шаль и держать в маленьких белых ручках круглый светильник. Но сегодняшняя ночь надежд не оправдывала. Мадам Белинда оказалась высокой леди в строгом черном костюме, юбка которого отутюжена так, что краями можно хлеб нарезать. Выше – жакет с блестящими пуговицами, украшенный брошью в виде искусственной белой лилии: единственное светлое пятно. Очки в черной оправе, стекла бликуют и глаз не увидеть. Волосы идеально уложены в ракушку – тоже черные и блестящие, как у фарфоровой куклы.

– Доброй ночи, юные леди, – сказало бледное лицо. От избытка пудры оно казалось старее, чем есть в действительности. – Чем могу помочь?

Ужасно неловко – мы так увлеклись разглядыванием хозяйки пансиона, что мадам Белинде пришлось заговорить первой.

– О, здравствуйте, – нервничая, я начинаю тараторить, – меня зовут Шэннон Галлахер, я вам звонила. Бронировала номер. Простите за такое позднее вторжение – мы заблудились, пока добирались сюда.

Жердь в черном костюме отошла назад, открывая дверь шире и делая приглашающий жест рукой.

Внутри дом оказался уютнее, чем снаружи. Обитые темным деревом стены были украшены оленьими рогами и акварельными пейзажами. Стук каблуков Лекси увяз в темно-красном ковре, укрывшем паркет. В глубине коридора горел неяркий свет. Подруга, вцепившись мне в локоть, шептала на ухо:

– Она что, у двери всю ночь напролет нас ждала? Я даже звука шагов не слышала. А видок заценила?

Я строго шикнула. Не хватало еще, чтоб мадам Белинда услышала эти нелестные комментарии. Не хочу, чтоб мне подмешали уксусную кислоту в шампунь.

Коридор перетек в небольшую комнату, которую язык не поворачивался назвать вестибюлем – слишком уж по-домашнему выглядели два белых кресла у круглого столика, букет полевых цветов в пузатом кувшине и торшер над ними. Напротив – деревянная стойка, за ней – все, как полагается в отелях: круглые часы на стене, ячейки для писем и ряд крючков с номерными ключами. Мрачная дама прошла за конторку.

– Чаю? – лаконично спросила она все тем же официозным тоном. И появилась из-за стойки с блестящим подносом в руках.

– Да, но мы бы хотели поскорее отдохнуть… – промямлила я, мечтая, как бы быстрее получить ключ и завалиться спать. Но мои возражения были отметены решительным водружением подноса на столик. Чашки, окружившие запотевший прозрачный чайничек, так же решительно звякнули.

– С ромашкой! – объявила жердь. – Снимет усталость и улучшит сон.

Она принялась разливать чай, и мы с Лекси послушно сели в кресла.

– Ваш багаж? – дама пронзила меня бликом очков.

– Он в машине, мы сейчас за ним сходим, – спохватилась я.

– Не стоит беспокоиться, – ответила она, возвращаясь за стойку. И громко добавила куда-то в сторону:

– Мистер Дэш!

В глубине комнаты, там, где свет торшера не мог разогнать ночной мрак, послышались шаркающие шаги. Вскоре появился и их обладатель – высокий, косматый старик в мешковатой одежде, настолько старой, что ее изначальный цвет невозможно было понять. Разглядывая его, я вспомнила картинку в учебнике по истории освоения Америки, изображающую траппера. Этому мистеру только енотовой шапки не хватало.

Жердь громко дала распоряжения, разделяя слова:

– Нужно принести чемоданы из машины! – и указала на меня. Я протянула ключ:

– Они в багажнике. Но не стоит беспокоиться, мы ведь можем сами…

– Мисс Галлахер, это его работа, – отсекла дама. Мне осталось только виновато улыбнуться, но старик остался равнодушен – и к грубости, и к вежливости. Взяв из моих рук ключ, он поковылял к парадной двери.

Я попыталась сгладить неловкость светской беседой:

– Полковник Хэмптон очень тепло отзывался о вас и вашем пансионе, миссис Барлоу. Вы с ним давно знакомы?

Дама выложила на стойку бланки.

– Миссис Барлоу в отъезде. Я – управляющая. Марджери Розенфелд.

– О! – только и осталось выдохнуть мне. Лекси прыснула. Ну ее лесом, эту вежливость, буду помалкивать. Схватив чашку с остывающим золотистым чаем, я сделала пару глотков. Терпкий вкус, отдающий лекарством. Паршиво.

– Будьте добры, ваш документ, удостоверяющий личность. И вот, необходимо заполнить бланк. Стандартная форма.

Мы с Лекси радостно подскочили. Пока я рылась в сумке в поисках водительских прав, подруга принялась заполнять анкету. За спиной прошаркали – шаги стали тяжелее и медленней. «Не забыть дать ему чаевые» – подумала я.

– Много у вас постояльцев?

– У нас их в принципе не может быть много. Пансион не рассчитан на большое количество гостей. Кроме вас, занята одна комната. Завтра ждем еще постоялицу. Прошу. Одиннадцатый номер. Лестница справа.

Пока мы поднимались, Лекси бубнила:

– Ну, классика жанра: мотель посреди сосновой чащи, женщина в черном в роли управляющей, страшный старик с бородой, которому только топора в руках не хватает… Вот увидишь: в номерах у них железные кровати, решетки на окнах и распятия на стенах.

– Чур, я первая в душ! – перебила я ее стенания и ускорила шаг. Но тут же отпрянула, едва не вскрикнув – из-за угла на лестницу вышел мистер Дэш, напугав меня своим внезапным появлением. Я схватилась за перила, чтоб удержать равновесие. Он же прохромал мимо, не удостоив нас взглядом. Я запоздало вспомнила о чаевых, и мысленно махнула рукой: догонять его? – нет, спасибо.

Лекси ошиблась в предсказаниях: номер не напоминал монастырскую келью. Он и номер не напоминал – уютная комната в светлых обоях, с яркими покрывалами на двух кроватях. Пара тумбочек, комод с зеркалом, маленький письменный стол у окна – все здесь словно специально рассчитано на юных студенток. Даже Лекси осталась довольной.

Быстро приняв душ, я с наслаждением растянулась на кровати. Глаза сразу закрылись, я почувствовала, как постепенно выключается сознание. Убаюканная мурлыканьем подруги, доносящимся из ванной, я заснула, не дождавшись, пока она выйдет.

***

Утро перевернуло все с ног на голову. Во-первых, выяснилось, что «Уайт Лилис Гроув» – никакое не мрачное место, а очень даже чудесное. Потягиваясь на кровати и щурясь в рассветных лучах, я слушала гул леса, яростное чириканье неведомых птиц, шелест воды – и пыталась угадать: это водопад? Или фонтан? Мучимая любопытством, выбралась из-под одеяла и выглянула в окно. Тут меня и постигло удивление: пансион вовсе не был окружен диким лесом: эта сторона дома выходила на красивый, ухоженный сад с яркими розовыми глициниями, и клумбами с лилиями, разумеется. А фонтан здесь заменяла механическая поливалка.

– Эй, Лекс! Подъем! Нас ждут великие дела!

Удивление номер два: подруга встала раньше меня. На застеленной кровати лежала записка: «Ушла осматривать окрестности». Это повергло меня в еще большее удивление: те окрестности, которые лежали в пределах досягаемости, Лекси могла согласиться осмотреть только из окна машины. Неужели она ушла бродить по лесу? Впрочем, чего только не случится с девушкой таким вдохновляющим утром! Мне самой немедленно захотелось свершений и открытий.

Быстро натянув джинсы с майкой, я вышла в коридор, где меня накрыло потрясение номер три, а именно – аромат свежего кофе. Густой, тягучий, коричный – все, как люблю! И я радостно поскакала вниз.

Что, черт возьми, происходит? В этом пансионе утро все преображает? Вчерашняя мисс Ужасный Вид и Сложное Имечко превратилась в премилую Марджи – домохозяйку, живущую по соседству: в белой блузке с камеей, подкалывающей ворот и в накрахмаленной юбке в красную клетку – точь-в-точь со станиц «Women’s Day» середины пятидесятых. Я даже засомневалась, она ли открыла нам дверь минувшей ночью?

– Доброе утро, мисс Галлахэр! – обратилась она с улыбкой. Я невольно улыбнулась в ответ:

– И вам, мисс Розенфелд.

Указав на раскрытые двери слева от лестницы, она добавила:

– Прошу в гостиную. Завтрак включен в стоимость проживания. Обеды мы не подаем, но в городе есть отличное недорогое кафе.

– Спасибо, прекрасно.

Я пошла на запах кофе, который привел меня в светлую комнату с верандой, выходящей на оранжерею, которую я видела из окна комнаты. Справа от двери, на длинном столе расположилась огромная электрическая кофеварка, поднос с вафлями, вазочки с джемом и тарелка с тостами. Я попала из фильма ужасов в волшебную сказку. Вдоль стены уместилось несколько круглых столиков, и за одним из них, отгородившись газетой, сидела женщина в очках, немыслимым образом державшихся на самом кончике носа. Черные волосы собраны в небрежный пучок, на ногах – ковбойские сапоги. Не удивлюсь, если на поясе брюк окажется пара пистолетов.

Возня за спиной отвлекла меня от разглядывания постоялицы. Оглянувшись, я увидела еще одну соседку – в кресле у пустого камина сидело худющее существо с бледной кожей и блеклыми волосами, существу на вид можно было дать и двадцать пять и сорок – настолько стертым казалось лицо, абсолютно лишенное эмоций. Точно маска венецианского карнавала. Она сидела, обхватив своими тонкими, птичьими лапками большую кофейную кружку, и смотрела невидящим взглядом на каминную решетку. Тем временем «техасский рейнджер» выглянул из-за газетного листа:

– Чудесное утро, не правда ли?

Я вежливо улыбнулась:

– Да, действительно.

– И кофе отличный! Присоединяйтесь, – она кивнула на соседний стул. Ну что ж, ничего не имею против компании. Не люблю есть в одиночестве, да и вообще, не шарахаюсь от людей, в отличие от Лекси, которая ненавидит случайные знакомства. Кстати, надо написать ей сообщение, чтоб поторапливалась назад. Мы сюда не видами наслаждаться приехали. Думая об этом, я налила себе кофе и положила на тарелку пару вафель – еще теплых и хрустящих.

– Ах, молодость! – воскликнула моя новая знакомая, когда я села напротив. – Можете себе позволить и вафли, и джем, и кофе со сливками. Я после тридцати на завтрак не видела ничего, кроме эспрессо и пересушенного тоста. Тэйлор Эмери, – представилась она и протянула мне руку. Я автоматически отозвалась:

– Шэннон Галлахер.

Она принялась расспрашивать, что привело столь юное создание в это богом забытое место, но я не отвечала, задумавшись. Тэйлор Эмери. Имя отозвалось каким-то болезненным воспоминанием, перед глазами появились реки крови, изувеченные тела и подвалы, превращенные в камеры пыток.

– Я вас знаю! – бухнула я в середине ее фразы о неприязни к лилиям. Она осеклась, но тут же расплылась в улыбке:

– Как приятно, что мое творчество популярно среди молодого поколения. Вот, приехала за вдохновением.

– Разве в этих местах орудовал какой-то маньяк? – спросила я, интуитивно понизив голос и наклонившись ближе к ней. Она рассмеялась:

– О, дорогая, поверьте, их во всех местах было предостаточно.

Эта женщина снискала популярность, крапая полудокументальные книги о серийных убийцах, действовавших во всех уголках Штатов. Я не была ее поклонницей и за творчеством не следила. Как-то прочла одну книжку. Впечатления остались ужасные.

– Сегодня планирую осадить местный архив. А вы здесь…?

– О, я учусь в колледже имени Вудро Вильсона, в Атланте, увлечена историей Гражданской войны и веду исследовательскую работу, основанную на фронтовых письмах. Пытаюсь восстановить повседневную жизнь солдат, понимаете? Это сейчас самая актуальная тема, даже актуальней, чем гендерное направление! Мои научные публикации увидел полковник Натаниэль Хэмптон, и написал мне, сказав, что ему понравилась моя статья, пригласил ознакомиться с его личным архивом. А его дед был в бригаде Джона Гордона, а значит, сражался при Геттисберге, представляете?

Не стоит спрашивать меня о моей деятельности. Могу тарахтеть часами, как одержимая. Мисс Эмери только междометия и успевала вставлять. Большего поощрения мне и не требовалось.

– Его бабушка сохранила письма – все-все! И переписку со своим братом, а он из «Луизианских тигров»… и все это полковник Хэмптон хочет передать мне, для научной работы!

У меня закончился воздух, и во рту пересохло. Замолчав, я отпила из кружки, ожидая восторгов от своей собеседницы. Но та была удивлена вовсе не моей чудесной находкой:

– Радует, что среди молодежи есть такие увлеченные натуры! Такая редкость в наше время!

Я тут же вспомнила, что не одинока в своих увлечениях и полезла в карман за телефоном. Лекси не отвечала.

– Вы согласны? – неожиданно обратилась Тэйлор к призраку в кресле у камина. Я обернулась из любопытства. Женщина подняла взгляд, но не ответила. Но мисс Эмери не сдавалась:

– Как вы находите Пайнвуд?

Леди медленно выпрямилась, сфокусировала взгляд, отставила кружку на скамеечку для ног – словом, приготовилась вступить в диалог.

– Здесь очень тихо, – ответила она бесцветным голосом.

– И правда! Вы здесь по делам или отдохнуть приехали?

Вспомнилось, что Тэйлор Эмери начинала писательскую карьеру, строча заметки в какую-то бульварную газетку.

Этот вопрос погрузил прикаминное приведение в еще большую задумчивость. По ее блуждающему взгляду мне показалось, что она с трудом пытается вспомнить, как здесь оказалась. Наконец, последовал ответ:

– По работе.

– И кем же вы работаете, мисс…?

– Калверт. Кэтрин Калверт. Я работаю в Трэнтоне, Нью-Джерси, небольшая строительная компания.

Мисс Эмери собралась задать очередной вопрос, но Кэтрин Калверт, поднявшись, отошла к столу с кофе.

Интересно, у журналистов генетически отсутствует чувство такта или их этому специально в колледже учат?

Но рассуждать на эту тему было недосуг. Торопливо допив кофе, я откланялась. Полковник писал, что будет ждать меня в первой половине дня, и последнее, чего мне хотелось – так это произвести на него впечатление несерьезной безответственной девицы. Если Лекси надумала шарахаться по лесу до вечера – ее дело.

***

Спустя час, оставив Лекси ответную записку в номере, а ключ – у мисс Розенфильд, я подъехала к воротам дома полковника Хэмптона. Створки были заперты, и мне пришлось, оставив машину у забора, идти до особняка по заросшей подъездной аллее.

Эх, вот бы Лекси сейчас на славу повеселилась! Здесь-то ее надежды точно бы оправдали себя. Коттонхилл – типичный особняк-«антебеллум», олицетворение Старого Юга: величественный, гордый, с отпечатками былой роскоши на колоннах, барельефах и резных перилах, но в то же время – запущенный и постепенно разрушающийся. Кизиловая аллея – разросшаяся, со спутавшимися над головой ветвями, казалось, заглушала звуки. От этой мертвой тишины, от полузаброшенного дома, мне стало тоскливо и жутко.

Постаравшись отбросить неуместные мысли, я прибавила шагу, загородившись папкой с тетрадями и ручками, как щитом. Дом выглядел спящим, и меня охватили сомнения – не будет ли мое прибытие выглядеть вторжением?

Тихая аллея, неподвижный дом – всё словно просило меня: «не нарушай наш покой, уходи». Но я уже стояла на крыльце и давила в кнопку звонка. Длинное густое «доннн!» раздалось где-то внутри. Я начала считать до десяти, выжидая положенную приличием паузу, на седьмой секунде дверь степенно отворилась.

Я натянула самую доброжелательную улыбку, имевшуюся в моем арсенале, увидев, что в проеме стоит седовласая женщина в строгом черном платье с ослепительно-белым воротничком.

– Что вам угодно? – поинтересовалась она холодно.

– Добрый день, я – Шэннон Галлахэр. Полковник Хэмптон меня ожидает.

Она сделала шаг назад, пропуская меня внутрь. В темной прихожей, после яркого света, я захлопала глазами, пытаясь привыкнуть к полумраку. Строгая тетка не торопилась вести меня к своему хозяину.

– По какому вопросу? – спросила она.

«А вот встреча у меня с ним, деловая! Тебе какое дело? Показывай дорогу!» – хотелось ответить мне и высунуть язык. Почему все домоправительницы такие чопорные? Их этому где-то учат? Взять хоть «нашу» мисс Розенфильд – слова не вытянешь.

– Я из колледжа в Атланте. Полковник пригласил меня поработать с его личным архивом – фронтовой перепиской его деда.

Миссис хмуро окинула меня взглядом, в котором я прочла: «Да кому ты сказки рассказываешь, детка?».

– Вы уверены? – спросила она, наконец. Я начала терять терпение.

– Конечно. Он написал мне письмо, в котором указал и день, и место, и время, когда ему удобно будет меня принять. Я веду исследование по Гражданской войне…

Она жестом прервала меня:

– Могу я взглянуть на письмо?

Черт.

– К сожалению, я не захватила его с собой сегодня. Не думала, что возникнут какие-то проблемы.

Мне показалось, что леди хмыкнула. Лицо ее оставалось неподвижным – все то же холодное презрение.

– Боюсь, здесь какая-то ошибка, мисс. Во-первых, полковника сейчас нет в Пайнвуде. Он на Восточном Побережье, как всегда, в это время года. Во-вторых, он никому – никому! – не позволяет прикасаться к этим письмам. Ни одному историческому обществу или музею не удалось даже издалека на них взглянуть. Думаю, вы что-то неправильно поняли.

Я взвилась, начиная терять терпение:

– Я поняла ровно так, как могла понять фразу: «Приезжайте ознакомиться с письмами из моего семейного архива». Когда вернется полковник Хэмптон? Может, он перепутал даты, а вас не счел нужным известить о моем визите.

Однако моя резкость ничуть не смутила домоправительницу.

– Не имею права говорить об этом.

Мы смерили друг друга рассерженными взглядами. По поджатым губам домоправительницы я поняла, что раскрывать рта она более не намерена.

– Послушайте, леди, – примирительно начала я. – Я половину каникул посвятила этому исследованию. Чтоб добраться до Пайнвуда, я ехала всю ночь, отказалась от поездки в Калифорнию со своими друзьями, торчу теперь в этой глуши. И я с места не сдвинусь, пока вы мне не скажете, когда вернется полковник.

Театрально вздохнув, леди разомкнула скрещенные на груди руки, и я поняла, что выиграла.

– Письмо, конечно же, отпечатано?

– Написано от руки, – торжествующе ответила я.

– Привезите его, и если это действительно писал полковник Хэмптон, я не только скажу, когда он приедет, но и позвоню ему, чтоб он приехал как можно раньше.

Я чуть в объятия ее не заключила. Конечно, я была уверена, что все это какое-то недоразумение, и я доберусь-таки до этих злосчастных писем. Почему ни одно дело, за которое я ни берусь, не проходит гладко? Вечно что-то случается!

Сдержав эмоции, я уже собралась попрощаться, как услышала нечто странное. Звук, которой никак не вписывался в атмосферу этого дома, не подходил ни под его обстановку, ни под его обитателей – семидесятилетнего полковника и престарелую домоправительницу.

Разорвав тишину умирающего особняка, он зазвучал неожиданно, жутко, но в то же время – естественно. Детский плач.

Я автоматически повернула голову на шум, а потом взглянула на стоящую передо мной женщину, а она не сводила взгляда с меня. Казалось, она пыталась проникнуть в мои мысли, и понять, слышу ли я этот звук, и что об этом думаю. Я попыталась улыбнуться – рядом с маленькими детьми положено умиляться. Но при виде исказившегося лица домоправительницы, у меня вышла лишь кривая гримаса. Леди грубо схватила меня за рукав:

– Так ты за этим здесь? Ну, признавайся!

Я выдернула руку и шарахнулась к двери:

– О чем вы?

Она рванула дверь, запуская в прихожую поток света.

– Убирайся!

Маска холодного равнодушия съехала с ее лица, словно кто-то распустил тесемки. Губы гневно дрожали, глаза метали молнии.

Я благоразумно решила не спорить и бросилась сквозь проем, через ступени, к воротам. А вслед

мне надрывался детский плач.

***

Прийти в себя мне удалось только на проселочной дороге, ведущей к пансиону. Весь путь я бессознательно давила на газ, и пыталась переварить странное происшествие. Бред какой-то с этим Коттонхиллом. Ладно, я дам старушке успокоиться, и вернусь с письмом – пусть убедится, что ничего, кроме архива, мне не надо. Подумаешь, ребенок! Интересно, конечно, чей он, и что за муха укусила домоправительницу, стоило ему расплакаться. Но это не мое дело. Мое дело – исследовательскую работу закончить.

Подъезжая к пансиону, я чуть не застонала, вспомнив, что собиралась заскочить в город и взять нам с Лекси по гамбургеру на обед. Черт, что у нее с телефоном? Не отвечает ни на сообщения, ни на звонки. В подреберье вдруг зашевелилось беспокойство: слушая гудки в трубке, я и мысли не могла допустить, что подруга, скажем, заблудилась или … Нет, такое с нами случиться не может. Такие истории всегда происходят с кем-то другим.

Но тревога заполнила нутро и подкатила к горлу, когда мисс Розенфильд с улыбкой протянула мне ключ от номера. Я взяла его дрожащей рукой:

– Моя подруга так и не вернулась?

Та взвела брови, точно курок.

– Ну, моя подруга, – напряженно сказала я. – Вы не знаете, во сколько она ушла? По моим подсчетам, ее уже больше трех часов нет. В лесу возможно заблудиться?

Мисс Марджери продолжала смотреть так недоуменно, точно я идиотка. Может, по ее мнению, я зря беспокоюсь? Меня начинали бесить и ее брошка на блузке, и красная ниточка губ, и глаза-бусины за стеклами очков. И с чего я сегодня взяла, что из ночной ведьмы она превратилась в утреннюю фею? Такая же злобная мегера, только замаскированная под добропорядочную мать семейства из пригорода.

– Простите, мисс Галлахер, я не знала, что вы ждете подругу. Никто не приходил.

Мне показалось, что диалог принял странную форму. Словно мы говорим о разных вещах.

– Во сколько она ушла из пансиона?

– Да о ком вы толкуете? – не выдержала она.

– О моей подруге, Лекси Доусон, с которой мы ночью приехали, помните?

Она неуверенно улыбнулась.

– Но… мисс Галлахер. Вы приехали одна.

Я бессознательно отступила назад. Еще шаг, и еще. Пока не уперлась в край кресла. Того самого, где сидела вчера Лекси, распивая ромашковый чай.

– Вы что, смеетесь надо мной? Мы приехали вместе, в половине третьего ночи, вы нас встретили, напоили своим мерзким чаем, и заселили в одиннадцатый номер! Обеих!

Она поморщилась и отгородилась от меня ладонью:

– Я прекрасно помню, во сколько вы приехали, и куда я вас определила, повышать голос ни к чему. Только вы были одна.

Я схватилась за голову. Мне хотелось наорать на нее, тряся за грудки, что есть мочи. Но я могла только сильнее сдавить виски. Наконец, до меня дошло:

– Это Лекси вас подговорила? Мстит мне, что я разыграла ее женщиной в белом на дороге?

– Мисс Галлахер… Утро сегодня на редкость жаркое, а молодые леди сейчас зря не носят шляп…

– С моей головой все отлично! Передайте Лекси, что она идиотка, и шутки у нее идиотские! Я сейчас переоденусь и уеду в город до вечера, если она хочет куковать под вашей стойкой или где-то в чулане – флаг ей в руки! Лекси! Ты меня слышишь? Не умри от голода, у них тут не подают обедов!

Яростно стуча каблуками по ступеням, я взлетела на второй этаж. Моему возмущению подружкиными глупостями не было предела – нашла время развлекаться, когда надо решать проблему с этой ужасной домоправительницей, засевшей в особняке полковника, точно дракон в пещере с золотом.

Ну что за ребячество!

Ворвавшись в комнату, я остолбенела. Ключ с металлической пластинкой вывалился из рук и грохнулся на пол.

– Что за хрень? – громко сказала я и не узнала собственный голос. – Что за хрень тут творится?

И всхлипнула, и закричала.

Наш номер. Из него исчезла вторая кровать. Вторая тумбочка. Лексин чемодан. Все было иначе.

Это был одноместный номер. Комната на одного.