Научить любить

Часть 1. Пробуждение. Глава 1

Мороз! Ох, и холодно же сегодня! Я бегу на работу и слышу, как под ногами хрустит снег. Всю дорогу приходится сражаться с пронизывающим ветром. Мелкие и острые кристаллики царапают кожу. Я прикрываюсь от них варежкой. Так дышать легче – ледяной ветер не проникает в легкие, заставляя хватать ртом воздух. Открытыми на лице остаются только глаза. Да и их все время приходится щурить.

Первый раз за всю зиму температура воздуха опустилась до минус тридцати. По количеству выпавших осадков наш край, наверное, считается рекордсменом. Снега навалило столько, что сугробы выше человеческого роста. Иной раз и за всю зиму не бывает столько. А сегодня только тринадцатое января – канун Старого Нового года.

В рот попадают ворсинки от варежек. А их у меня по две на каждой руке – снизу тонкие шерстяные, а сверху толстые мохеровые. Только так руки не мерзнут. Конечно, это не очень элегантно, кожаные перчатки куда как красивее. Но в них у меня каждый палец замерзает по отдельности, пока не перестаешь их чувствовать совсем. А в варежках они согреваются, прижимаясь друг к дружке, как родные братья. Мама каждый год вяжет мне новые варежки к началу зимы. Вообще, зимой я предпочитаю одеваться тепло.

А ведь, где-то сейчас люди купаются и загорают, и снег видят только по телевизору. Вот бы хоть на один день поменяться с кем-нибудь из них местами. Я бы погрелась в лучах жаркого солнца, а они бы покатались на лыжах или санках, например.

На самом деле, я люблю зиму, но только до Нового года, когда настроение приподнятое, предпраздничное, когда живешь в ожидании чуда, и радуешься снегу. Новый год – мой любимый праздник. В детстве я за месяц до его наступления рисовала календарик и каждый день зачеркивала по одной цифре. И елку мы с мамой наряжаем не позднее, чем за неделю до праздника, чтобы настроение всю эту неделю было приподнятое. И подарки мы находим под елкой не первого января, а тридцать первого декабря – так намного интереснее. А первого января мне всегда немного обидно, что новый год уже наступил и праздник закончился, и скоро на работу, и снова ждать следующего Нового года.

Наконец-то, добралась. Чуть не навернулась на обледенелых ступенях. Потянула ручку тяжелой металлической двери, обшитой деревом, и заскочила в теплое помещение нашего почтамта. Тут я работаю уже полтора года, почти сразу после окончания школы.

Внутри, кроме ночного сторожа, дяди Гриши, еще никого нет, потому что рано, только половина восьмого, а работаем мы с восьми.

– Привет, дядь Гриш, – отдуваясь, сказала я, – кажись, дошла, не обледенела.

– Привет, воробышек. Ты прямо, как Снегурочка, вон, все ресницы белые.

Люблю приходить самая первая, когда еще нет суеты, никто не делится новостями и впечатлениями, когда можно спокойно раздеться и подготовиться к работе.

Драповое пальтишко отправилось в шкаф. Туда же я повесила теплый кардиган, который связала мама и подарила мне на Новый год. Старенькие сапоги переобула на туфли лодочки без каблука. Обувь с каблуком я не ношу. Чувствую в ней себя невероятно высокой. Кажется, что все только на меня и смотрят. Понимаю, конечно, что это глупо, ведь, роста-то во мне всего метр шестьдесят, но поделать ничего не могу, такая, вот, уродилась.

Зайдя за деревянную стойку со стеклянным верхом, открыла дверь в маленькую комнату, которую считаю своим кабинетом. Кроме телетайпа, крутящегося стула и письменного стола там больше ничего нет, да и не поместилось бы уже. Я включила телетайп и поправила еловую ветку в вазе, украшенную тремя шариками и ниткой мишуры. Намеренно не убираю ее – так создается иллюзия, что праздник еще не закончился.

Работаю я на участке по отправке телеграмм. В стеклянном окошке принимаю телеграммы от жителей и гостей нашего города. Набрав некоторое количество, отправляю их адресатам, стуча по клавишам телеграфного аппарата. Работа мне нравится. Совсем не кажется скучной, потому, что телеграммы бывают такими разными: грустными или радостными, скучными или смешными. Конечно, сейчас уже не многие пользуются таким средством связи, потому что есть компьютеры и мобильные телефоны. Но все же работы хватает даже в нашем городке с численностью населения семнадцать тысяч шестьсот человек.

Телеграфному делу я научилась еще в школе – в старших классах на профподготовке. Практику проходила на нашем почтамте. Поэтому, когда пришла устраиваться на работу, меня сразу взяли. Этот участок у них был как раз свободен, и временно его вела Зайцева Людмила Борисовна, как нагрузку к основному – междугородние и международные переговоры. За небольшую зарплату я работаю в тепле и дружном коллективе.

Хлопнула входная дверь, и зашла Людмила Борисовна.

– Здравствуйте, Григорий Сергеевич, здравствуй, Лидочка.

Это меня зовут Лидой. Имя мне не очень нравится, да и мало кто меня так называет. Почему-то ко мне приклеилось прозвище «воробышек», а придумал его дядя Гриша. Наверное, потому, что я вечно растрепанная. Все эти волосы – непослушные и торчат во все стороны, а стригусь я достаточно коротко. Вот и получается – натуральный воробышек. Я не обижаюсь, иногда даже нравится. Есть в этом что-то ласковое.

Только Людмила Борисовна зовет меня исключительно по имени. Она у нас дама важная, ухоженная. Муж у нее директор нашего гофротарного завода. А Людмила Борисовна работает ради того, чтобы чувствовать себя независимой, как она сама говорит. Одета она всегда с иголочки, вещи дорогие. Макияж, маникюр всегда обязательно. Натуральная блондинка с правильными чертами лица. И, хотя, она старше меня всего на десять лет, но все зовут ее по имени отчеству, даже те, кто старше ее намного. Умеет преподнести себя человек!

Она закончила Одесский институт связи. И когда мужа назначили сюда директором завода, приехала вместе с ним. Он старше ее на пятнадцать лет и души в ней не чает, на руках носит. А она ему платит снисходительной любовью и великолепно за ним следит. Все выглажено, вычищено, в доме ни пылинки, да еще и прекрасно готовит. В прошлом году она нас всем коллективом приглашала к себе домой на день рождения. Угощения все были просто замечательными, пальчики оближешь. Вот тогда я и поняла, что в их доме царит любовь. Только с детьми у них не получается. Но они все равно счастливы, потому что живут друг для друга.

– Здравствуйте, Людмила Борисовна, – ответила я, невольно любуясь ею.

– Холодно сегодня неимоверно, а к вечеру, говорят, еще крепчать будет. Если хочешь, Лидочка, мы с мужем тебя после работы подвезем до дома. Нам все равно в твою сторону, к подруге обещала заехать, – предложила она, снимая шубку и вешая ее на плечики.

– Спасибо большое, но мне нужно будет зайти в супермаркет за продуктами. Мама целый список написала. Не хочу вас задерживать. А оттуда я доберусь на автобусе.

– Ну, смотри…

Опять распахнулась входная дверь и со смехом влетела Машка – наш специалист по почтовым отправлениям и переводам и просто замечательный человек.

– Привет, привет всем, – крикнула она, не прерывая разговора по мобильному и не переставая улыбаться. – Ну ладно, все, пока, целую. Вечером дома расскажешь все в подробностях. Мне нужно работать.

Машке двадцать два года. Живут они вдвоем с младшей сестрой. Два года назад они осиротели – родители погибли в автокатастрофе. И Машка стала заботиться о своей младшей сестре. Ей пришлось бросить институт в Новосибирске и вернуться домой. Людмила Борисовна помогла ей устроиться на работу. Она хорошо знала Машиных родителей.

Машиной сестре шестнадцать, она учится в девятом классе. Говорят, идет на золотую медаль. А Маша у них – основной добытчик. Еще им здорово помогает тетка, сестра отца, коренная москвичка. Она и деньги им переводит, и каждый месяц шлет огромные посылки.

– Ой, ну умора просто. Умереть не встать. Вы представляете, Ленка сегодня умудрилась уйти в школу, забыв надеть юбку. Хорошо подружка в раздевалке вовремя заметила, а то бы стыда натерпелась. Ужас, какая она у меня рассеянная, – смеясь, рассказывала нам Машка.

– Как ты не замерзаешь, Маш, в своей коротенькой курточке и ботиночках? – спросила я. – Я, вот, вся закуталась и, то, еле дошла до работы. Думала, по дороге обледенею.

– Так я же родилась в Магадане. А там еще и не такие морозы бывают. Я закаленная.

– Но все же нужно одеваться теплее, особенно снизу, ты ведь будущая мать,– послышался строгий голос за спиной.

– Здравствуйте, Светлана Викторовна, – хором пропели мы с Машкой.

– Здравствуйте, здравствуйте, девочки. А вы почему еще тут, Григорий Сергеевич? Ваш рабочий день уже закончился.

– Все, уже убегаю. Вот заслушался тут молодежь. Интересно с ними и сам душой молодеешь. – Дядя Гриша был большой охотник до бесед с нами.

– Идите, идите, вам нужно выспаться. А то вечером опять заступать на дежурство, – строго сказала Светлана Викторовна.

– Да я вздремнул тут пару часиков. И потом, много сна в моем возрасте уже не требуется и не получается. Ладно, я пошел, до свидания. – Он помахал нам рукой и вышел на морозный воздух.

– Девочки, предлагаю обсудить новости в обеденный перерыв, а сейчас за работу. Уже без пяти восемь, – полушутя полусерьезно произнесла Светлана Викторовна.

Она – наш начальник, строгая, но справедливая. Ругает, если есть за что, но и в обиду никому не дает. И специалист высококлассный – на любом участке может заменить любую из нас. Как говорится, несовременный тип руководителя. Для своих пятидесяти пяти Светлана Викторовна выглядит отлично.

У нее трое сыновей. Двое отучились в ВУЗах и сейчас работают: старший – в Питере, средний – в Новосибирске. А младший учится на геолога в Новосибирском Университете. Светлана Викторовна не одобряет его выбор профессии, но тщательно это скрывает от него, поскольку уважает желание сына. Муж у нее инвалид третьей группы и работает дома – пишет статьи для местной газеты, а раньше работал на заводе начальником отдела кадров. Еще у нее растут два замечательных внука, только видит она их редко и очень скучает. В их семье родятся одни мальчики. Как говорит она сама, посмеиваясь: «Кузница воинов».

Светлана Викторовна скрылась в своем кабинете, и начался наш трудовой день. Поначалу было мало посетителей, а к обеду в зале стало более оживленно.

Как всегда, у окошка переводов скопилась очередь. Те, у кого нервы послабее, начали переругиваться. Но Машка, со своим веселым и добродушным нравом, быстро их успокаивала.

Когда у меня выпадал перерыв в работе, я смотрела на Людмилу Борисовну в ее переговорном пункте и удивлялась, насколько хорошо у нее все получается делать. Сколько природной грации в движениях. В ее очереди никто никогда не ссорился, при ней было просто неудобно этого делать. Я тоже мечтала стать такой, но в глубине души была уверена, что такими рождаются, а не становятся.

Постепенно мысли переключились на другую тему – как бы нам с мамой встретить Старый Новый год поинтереснее. Она, наверное, приготовит что-нибудь вкусненькое. Можно купить бутылку шампанского и немного повеселиться.

В обеденный перерыв никто никуда не пошел, все дружно перекусили в маленькой комнатке, играющей роль столовой, делясь друг с дружкой тем, что прихватили из дома. В такой мороз лишний раз не хотелось покидать теплое и уютное помещение, где так приятно пахло чернилами, как в те времена, когда бланки телеграмм и переводов заполняли перьевыми ручками, макая их в чернильницы. Уже давным-давно все пишут шариковыми, а запах остался, напоминая детство.

В пять часов я разложила по стопочкам телеграммы, не срочные, те, что не успела отправить сегодня. Завтра ими нужно заняться в первую очередь. Людмила Борисовна и Светлана Викторовна уже оделись и, попрощавшись, ушли.

– Ну, ты чего там копаешься, воробышек? Давай одевайся, я тебя жду. Составлю тебе компанию – пойду с тобой в магазин. Я обещала Ленке купить конфет к празднику,– крикнула мне Машка через дверь.

– Иду. Уже одеваюсь… – Я быстро натянула пальто и вылетела из кабинета.

– Ух ты, вот это скорость! – сказала Машка, застегивая куртку.

Не люблю заставлять людей ждать себя. Считаю это неприличным.

Дядя Гриша уже вновь заступил на боевой пост. Он у нас трудится без сменщика. Говорит, что иначе, дома одному можно свихнуться от тоски, а так, все ж при деле.

– Смотрите, девочки, по улице не шастайте. Мороз о-го-го! Давно не было так холодно, – сказал он, выпроваживая нас за дверь.

– До свидания, дядя Гриша, и с наступающим вас! – запоздало прокричала Машка в закрытую дверь.

Мы вышли на улицу и, в первый момент, я чуть не задохнулась – так было холодно.

– Ну, ты и хилая, Лидка,– хмыкнула Машка, глядя на меня, и бодро потопала в сторону супермаркета.

Я поплелась за ней, кутаясь в воротник пальто. Хорошо хоть ветер стих, значит, температура не будет опускаться еще ниже.

Несмотря на леденящую стужу, на улице было нереально красиво. Деревья стояли белые в свете фонарей, снег искрился под ногами, и небо было чистое, без облаков, только круглая луна выделялась на нем огромным светящимся шаром. Я, как завороженная, не могла отвести глаз от луны, пока не споткнулась и не упала в сугроб.

– Ну, и чего ты такого там увидела? – смеясь, спросила Машка, поднимая и отряхивая меня. – Романтик ты наш неуклюжий.

– Луна красивая, – буркнула я.

– Луна, как луна, ничего особенного, – пожала она плечами.

Мы уже дошли до магазина и быстро забежали внутрь. Я постепенно оттаивала, сняла варежки и размяла пальцы. Взяв тележки, мы пошли затариваться. Я купила все по маминому списку и добавила еще от себя бутылку хорошего шампанского. Решила, что сегодня могу себе это позволить, и маме будет приятно.

Выйдя из магазина, я попрощалась с Машкой и пошла на остановку. Ее дом находился в другой стороне.

Несмотря на то, что было только семь часов, остановка уже пустовала. Правильно, подумала я, нормальные люди в такую погоду сидят дома, а не шатаются по магазинам. Умные и дальновидные покупают все заранее. За остановкой сразу начинался лес. Наш городок называется Болотное, то ли из-за близости болота, то ли в честь небольшой речки Болотки, которая тут протекает. А еще в преданиях говорится, что первым поселенцем у нас был ямщик Болотин, от которого якобы и пошло название города. Мне все эти версии нравятся. Находится он на самой северо-западной границе Новосибирской области и построен прямо в лесу. Со всех сторон его окружает тайга.

Я старалась не смотреть в сторону леса. Темнота навевала всякие страшные картины. Автобуса все не было и не было. Дорога пустовала, даже машины не проезжали мимо. Постепенно страх стал уступать место ощущению нереальности происходящего. Как будто на остановке вовсе не я была, а кто-то, за кем я наблюдаю со стороны. Очертания предметов вокруг расплывались, как будто я резко стала хуже видеть.

Я оглянулась и остолбенела. На скамейке сидел парень и смотрел прямо на меня. Но его не было тут, когда я пришла. Откуда тогда он взялся?

Он сидел абсолютно неподвижно, как будто боялся спугнуть меня. На вид ему было лет двадцать пять. Одет во что-то темное и явно не по погоде. В тусклом свете фонарей трудно было разглядеть внимательнее. Но стоило посмотреть ему в глаза, как я потеряла способность соображать. Они светились в темноте, переливаясь всеми оттенками синего. Таких глаз я еще не встречала ни разу в жизни. Казалось, они жили самостоятельно на лице странного парня.

Я стояла, не шевелясь. Взгляд этих глаз приковывал меня к месту и лишил дара речи. Казалось, он изучает меня, пытается что-то понять. Как будто проникает в мой мозг и читает мысли. Я чувствовала, как постепенно исчезает страх. Какие красивые у него черты лица – идеально правильные и, одновременно, достаточно резкие, словно высеченные из камня. Черные волосы покрыты инеем и блестят, как россыпь драгоценных камней. Телосложение худощавое, но кажется невероятно сильным.

Я забыла, что держу в руках тяжелый пакет, и стою на морозе, что на улице вечер, и вокруг ни души. Меня покинуло ощущение холода. Тело стало невесомым. В мозгу билась одна мысль: пусть это никогда не кончается. В его глазах отражалась вся моя жизнь, и я могла видеть ее со стороны.

Не знаю, сколько прошло времени, но постепенно веки стали тяжелеть и опускаться на глаза. Когда я очнулась, никого рядом не было. Оглянулась в поисках странного парня, но нигде его не увидела. Сразу же вернулось ощущение холода. Я почувствовала, что пальцы совсем онемели от тяжести пакета, ручки которого врезались в кожу даже через варежки.

С шумом подъехал автобус, и я оказалась в относительном тепле. В относительном, потому что со всех щелей задувает ветер, на окнах морозный рисунок, изо рта идет пар. Не люблю ездить в автобусах. Они все старые и дребезжащие. Казалось, что на повороте он обязательно завалится на бок. Но до моего дома всего две остановки, и я была не в том состоянии, когда на все это обращают внимание.

Зайдя домой и, посмотрев на себя в зеркало в прихожей, я удивилась тому, как блестят глаза. Как будто в них до сих пор отражался неестественный свет глаз того странного парня. И лицо такое бледное, не как с мороза. Я потерла и пощипала щеки, подергала нос, пытаясь вернуть себе нормальный человеческий вид. Мама не должна ни о чем догадаться. Ведь, не рассказывать же ей, что я полчаса таращилась на незнакомого парня, который вдруг появился неизвестно откуда. Нормальному человеку в это трудно поверить. Повесив пальто на вешалку, я прошла на кухню, где весело хлопотала мама.

– Что-то ты быстро управилась с покупками. Я ждала тебя не раньше чем через час,– сказала она, не глядя на меня.

Я посмотрела на часы и не поверила глазам. Только пятнадцать минут восьмого? А мне казалось, что там, на остановке, прошла целая вечность.

– Ты чего молчишь? – спросила мама и обернулась, чтобы посмотреть на меня.

– Да замерзла сильно, никак не могу отойти, – ответила я, поспешно склонившись над пакетом с продуктами.

– Ну, беги быстрее в душ, потом разберешь пакет.

В ванной я долго стояла под струей горячей воды, пытаясь осмыслить то, что увидела и почувствовала. Но в памяти остались только пронзительный взгляд синих глаз и мое отражение в них. Я до сих пор ощущала их гипнотическую силу.

Выйдя из ванной, я налила себе огромную чашку чая с малиновым вареньем и выпила ее большими глотками. И только тогда почувствовала, как по жилам заструилось тепло, и тело начало расслабляться.

Мы с мамой быстро приготовили незамысловатый праздничный ужин, включили телевизор, открыли бутылку шампанского и выпили по бокалу. Шел какой-то концерт. Я старалась вести себя естественно и непринужденно, чтобы мама не начала приставать с вопросами. Но у меня это не очень хорошо получалось, поэтому, едва пробило двенадцать, мы выпили с мамой еще по бокалу шампанского, и я отправилась спать.

Закрыв плотно дверь своей комнаты, я прислонилась к ней спиной и какое-то время стояла не двигаясь. Затем заставила себя оторваться от двери и застелить старенький диванчик. Забравшись под одеяло и укрывшись с ухом, свернулась калачиком и, наконец-то, разрешила себе все обдумать. Я пыталась вспомнить подробности того, что произошло на остановке. Но помнила только глаза и их неестественный блеск, и то, как они прожигали меня насквозь. Постепенно мысли приняли другой оборот. А может, мне все привиделось, и на самом деле ничего не было, что все это фантазия моего уставшего и замерзшего сознания. Но я тут же одернула себя. Трудно придумать глаза, которых в природе не существует.

Я проворочалась в постели до половины третьего, но потом все-таки уснула, и приснились мне ярко-синие глаза, но во сне они улыбались и искрились добротой.

Глава 2

Звонок будильника врывался в полусонное сознание. Вроде только уснула, а уже нужно вставать. Давай, подруга, где твоя сила воли, которую ты так упорно воспитываешь? Вставай, кому говорят! Как же хочется еще немного поспать, но минуты убегают, оставляя все меньше времени на то, чтобы собраться. Ну вот, постель убрать теперь не успею. От этой мысли я окончательно проснулась. Пришлось действовать со скоростью пули. Я металась между ванной и кухней. На все про все у меня было ровно двадцать минут. Их хватило, чтобы умыться и выпить кофе.

И вот я уже лечу на работу. Теплее не стало, но вроде и не похолодало. Хорошо, что нет ветра. От бешеной скорости я даже не успела замерзнуть. Еще совсем темно. Луна огромным диском висит в небе. Она напомнила вчерашнего парня, если он, конечно, мне не приснился, что казалось более вероятным.

Рабочий день пролетел быстро. Пришлось помогать Машке на ее участке работы. Скопилась огромная очередь из пенсионеров. Сегодня день выдачи пенсий. Очередь занимала половину клиентского зала. Машка разрывалась между упаковкой посылок и выдачей пенсий. А пакуем мы посылки по старинке – заворачиваем в бумагу, обклеиваем печатями, пишем адрес получателя и перевязываем бечевкой. Все это занимает кучу времени. И хотя у Машки настоящий талант упаковщика, сегодня это не спасало. На подмогу ей решено было бросить меня. Ох, и наслушалась я в тот день недовольных высказываний в свой адрес от особенно вредных стариков и старушек. К вечеру мы с Машкой очень устали. Домой я плелась, не чувствуя ног. Зато мозг мой сегодня отдыхал, позволяя ни о чем не думать.

Мамы дома уже не было. Сегодня у нее дежурство. Работает она ночным воспитателем в детском саду недалеко от нашего дома. До того, как я окончила школу, она еще по выходным торговала на рынке турецкими вещами, которые брала у челночников на реализацию, и три раза в неделю ходила мыть офис фирмы по продаже мобильных телефонов, на первом этаже нашего дома.

В сорок два года мама выглядит на пятьдесят. Отец нас бросил, когда мне был всего лишь годик от роду. Не вынес тягот провинциальной жизни и подался на заработки. Уж не знаю, заработал он что-нибудь или нет, только, с тех пор, мы ни его больше не видели, ни заработанных им денег. Кто-то рассказывал, что встречал его в Хабаровске. Вроде неплохо выглядит. Но нас он уже не интересует. Мама оставила одну его фотографию лишь для того, чтобы я знала, как он выглядит.

Вообще, она у меня молодец. Несмотря на боль, какую ей причинил отец, она никогда ничего плохого про него не говорит. Скорее, не говорит о нем вообще, а у меня нет желания спрашивать. Только туго ей, конечно, приходится. Работает на износ.

Пока я училась в школе, помогала ей торговать на рынке. Больше она мне не разрешала делать ничего, хотела, чтобы я училась хорошо. Только училась я все равно неважно в силу своего характера, а не от недостатка ума. Учила я только те предметы, которые мне нравились, а остальные пускала на самотек. Вот, и закончила школу с четырьмя тройками. Перед мамой стыдно, но время вспять не повернешь и сделанного не воротишь.

Я переоделась в домашние штаны и фланелевую рубашку и решила устроить небольшие постирушки. Бросила в ванну белье замачиваться и пошла на кухню выпить кофе с остатками вчерашнего курника. Времени на обед сегодня не было, и я жутко проголодалась. Как же я люблю нашу кухню! Она, конечно, малюсенькая, но мама сделала так, что старенькая мебель выглядит эксклюзивными образцами без признаков мещанства – никаких салфеточек, вазочек и прочей ерунды. Все вычищено и вымыто, на своем месте и всегда под рукой.

Я сидела в уголке на табуретке между столом и окном, поджав ноги под себя и ни о чем не думая. Делать ничего не хотелось, так меня разморило. Кажется, даже вздремнула чуть-чуть. С трудом заставила себя встать и заняться бельем. Постирала, прополоскала и развесила его в коридоре. Живем мы на первом этаже, и балкона у нас нет. Поэтому веревки натянуты прямо в коридоре.

Скоротать вечер решила с любимым романом – «Цитадель» А.Кронина. Читала его еще в школе, и сейчас решила прочесть еще раз. Почему-то темень и холод за окном натолкнули меня на эту мысль. Усевшись на диван с ногами, и, укрывшись пледом, я погрузилась в мир английской классики и, как всегда, потеряла счет времени.

Опять! Опять это ощущение нереальности происходящего. Книга выскользнула из рук, вдруг ставшими вялыми и легкими, и с грохотом упала на пол. Очертания комнаты потеряли четкость, она как будто поплыла у меня перед глазами. Тело стало невесомым. Мне казалось, что я уже не сижу на диване, а парю в воздухе, в нескольких сантиметрах над ним. Какая-то сила заставила повернуть голову.

Я даже не удивилась, когда увидела его. Он стоял в нескольких метрах от меня, не шевелясь, прямой, как натянутая струна, высокий и очень красивый. На нем был причудливый комбинезон цвета морской волны. Он не обтягивал его, а, казалось, струился вдоль тела. Ткань выглядела необычно – что-то среднее между тонким бархатом и шелком. Хотелось прикоснуться к ней и ощутить ее нежность. Цвет комбинезона оттенял его глаза. Сейчас они казались насыщено синими, почти черными, манящими и пугающими одновременно. Я рассмотрела его волосы – такие гладкие и блестящие. Мечта любой девушки. Каким же средством он пользуется, что они так выглядят? Нужно будет поинтересоваться у него, пронеслась в голове глупая мысль, может и мои перестанут тогда торчать во все стороны.

Он просто стоял и смотрел на меня. Вернее, он смотрел в меня, прожигая насквозь. Я не могла пошевелить даже пальцем на руке. Но мозг продолжал сосредоточенно работать. Я бы даже сказала, что он работал с удвоенной силой. В голове вертелись одни и те же вопросы: Кто он? Что ему нужно от меня? Почему он так странно себя ведет? Но заговорить я не могла – голосовые связки словно парализовало.

Наверное, количество вопросов превысило допустимую норму, потому что внезапно в его взгляде промелькнула стальная искра, и я отчетливо услышала: «Тебе незачем этого знать. Ты – избранная». Слова прозвучали настолько явно, как будто он произнес их вслух. Только, при этом, он даже не шевельнулся и не приоткрыл рта.

Время замерло вокруг нас. Настенные часы в кухне молчали, с улицы не доносилось ни единого звука, не шумела вода в трубопроводе, не хлопали двери на лестничной площадке. Нереальная тишина, вакуум. Казалось, еще чуть-чуть, и нечем станет дышать, исчезнут остатки воздуха, и я потеряю сознание. Но ничего подобного не происходило. Напротив, физически я чувствовала себя замечательно. Усталость трудового дня куда-то испарилась.

Его взгляд опять полыхнул сталью, и мое сознание уловило: «Вот так живем мы. А что вы делаете со своей жизнью?». «Кто вы? И что мы делаем не так?», – хотела крикнуть я, но веки становились все тяжелее и, помимо воли, стали опускаться на глаза.

Проснулась я от звука открываемой двери. Уже утро, я и не заметила, как уснула вчера. Мама вернулась с работы.

– Опять спишь в обнимку с книгой, не раздеваясь? – устало проговорила она, опускаясь в кресло. – Ох и ночка выдалась. У Феди Лебедева поднялась высоченная температура, пришлось вызывать скорую. Ему сделали укол, и уснул он только через два часа, когда температура начала спадать. Маленький, он так плакал. Мне пришлось унести его из спальни, чтобы не разбудил других детей, и укачивать на руках.

– Пойду, приготовлю тебе завтрак, – сказала я, вставая с дивана.

– Нет, сначала я немного посплю, а потом уже все остальное, – зевая, ответила мама.

Я разобрала ей постель, и, едва добравшись до дивана, она уже крепко спала. Бедная мама! Как, наверное, ей тяжело работать по ночам. Да и днем она не давала себе возможности отдохнуть как следует. Всегда находились неотложные дела. Когда я устроилась на работу, мама перестала ходить мыть полы и торговать на рынке. Суставы у нее болели. Конечно, ведь на рынке в любую погоду нужно стоять, да еще и заинтересовывать покупателей, а мысли все только о тепле зимой и о прохладе летом. Хорошо хоть она не пристрастилась к горячительным напиткам, сначала, чтобы согреться, а потом, уже по привычке. Многие там увлекаются огненным змием. И осуждать их за это трудно. Но мама не такая. Она, вообще, всю жизнь старалась мне привить хорошие манеры. Учила правильно говорить, объясняла, что хорошо, что плохо. У нее высшее филологическое образование – русский и литература. Только учителем она уже давно не работает из-за мизерной зарплаты. Это раньше учителя и врачи достойно зарабатывали, считались интеллигентной прослойкой общества, а сейчас они занимаются мало оплачиваемым трудом и держатся на голом энтузиазме. А у мамы была я, которую нужно кормить и одевать.

Несмотря на то, что зарплата у меня небольшая, жить нам стало немного полегче. Раньше мы почти каждый месяц занимали деньги у соседки, Бабы Раи, до зарплаты. Сейчас мы это делаем в исключительных случаях.

Пройдя в кухню и усевшись в свой любимый угол, я стала вспоминать события вчерашнего вечера. На этот раз я отчетливо помнила, как он выглядел, все до мельчайших подробностей. Еще никогда в жизни не встречала такого красивого мужчину. Но в нем не было жизни. Он выглядел таким спокойным, безразличным ко всему, как машина, а не человек. И что он хотел сказать фразой: «Что вы делаете со своей жизнью?».

Во мне закипала ярость. Кто дал ему право так себя вести? Кем он себя возомнил? Тоже мне, супермен! И как он смеет лишать меня способности двигаться и говорить? Я так разозлилась, что представила себе, как вцепляюсь ему в волосы, и как выглядит при этом его прекрасное лицо. От этой мысли даже развеселилась. А еще сегодня суббота, на работу идти не надо, и можно весь день посвятить себе.

Я позавтракала, приготовила щи на обед и решила сходить в магазин – у меня закончилась тушь для ресниц, нужно было срочно ее купить.

Универмаг недалеко от нашего дома. Можно проехать две остановки на автобусе, но я решила пройтись пешком. Тем более что погода выдалась неплохая. Температура поднялась до минус двадцати градусов, и ярко светило солнце. Мороз и солнце – день чудесный. Вот уж поистине. Не успела я дойти до конца дома, как услышала топот за спиной. Обернулась и увидела, как ко мне со всех длиннющих ног несется Машка.

– Ух, как хорошо, что мы с тобой не разминулись, – задыхаясь, проговорила она. – Ну почему у тебя нет телефона? Пришлось тащиться через весь город. Ну, да ладно, прощаю. Слушай, у меня к тебе дело на миллион. Вчера вечером звонит мне тетка из Москвы и сообщает, что сегодня приедет мой брат – ее сын. Представляешь? Как ушат холодной воды на голову!

– Подумаешь, что тут необычного. Брат, все-таки, не жених, – пожала я плечами.

– Да ты не понимаешь! Я его ни разу в жизни не видела. Тетка приезжала к нам пару раз, когда я еще была маленькая. А его с собой никогда не брала. Он у нее болезненным был ребенком, боялась в такую даль тащить. А теперь вот он приезжает, да еще и пожить у нас какое-то время планирует, исследования собирается проводить. Он вроде бы историк.