Ковчег Евы

1

На крашеную в ярко-оранжевый цвет палубу, кружась в диком хаотичном вальсе, падали редкие снежинки. Солнце первыми лучами едва пробивалось сквозь плотную пелену кучевых облаков. Кто знает – светит ли оно еще, или мы видим только след от его взрыва, слишком медленно пересекающий бескрайнее пространство Вселенной! После потери связи с остальным миром вряд ли мы это выясним наверняка.

Кутаясь в серый свитер с высоким горлом, на палубу вышел темноволосый с проседью мужчина. Подрагивающими руками он смастерил самокрутку, облокотился о перила, вглядываясь в беспросветную водную гладь, перемежающуюся с льдинами, обломками кораблей и торчащими плавниками дрейфующих айсбергов, и туго затянулся, прикрыв глаза от наслаждения. Среди белого ледяного безмолвия, пожалуй, одно из немногих пока доступных удовольствий.

Ледокол «Арктика», прозванный Ковчегом, с совершенно неготовой к столь длительному дрейфу и часто недружной командой вот уже почти год скитался по свету в поисках… Впрочем, он просто скитался: все, что можно было искать, давно кануло в лету.

Мужчина потушил остаток сигареты прямо о борт и выкинул окурок в Мировой океан. Стоит ли теперь беспокоиться об экологии?

Развернувшись на каблуках тяжелых ботинок, он чеканным шагом пересек палубу и скрылся в трюме. Маневрируя среди бесчисленного множества узких коридоров и не менее узких лестниц, мужчина, наконец, добрался до нужной каюты и без колебаний забарабанил кулаком в дверь, сотрясая стены вокруг. Ответа не последовало ни в этот раз, ни в следующий.

Не желая больше ждать, мужчина толкнул дверь плечом, и цепочка, удерживающая ее на месте, позвякивая, отлетела на пол.

– Ева, вставай! – пробасил он. – Сегодня ты дежуришь по кухне.

В глубине совсем небольшой, но по-девичьи уютной каюты притаилась хрупкая девушка. Она мирно посапывала на узкой койке, обмотавшись с головой одеялом и совершенно не замечая столь раннего гостя. Только золотистые прядки волос выбивались наружу, образуя веер вокруг их спрятавшейся обладательницы.

Мужчина, покачав головой, подошел ближе, с легкой ухмылкой оглядел кровать и принялся тормошить девушку за плечо. Тряся ее все сильнее, он наконец-то добился своего – та, кого он назвал Евой, высунула лицо из укрытия, приоткрыла сонные глаза и чуть улыбнулась:

– Привет, капитан! Уже утро?

– Я не позволю тебе оставить всех без завтрака, – мужчина немного смягчился и потрепал девушку по голове, взъерошив соломенные волосы.

– Всем бы пошло это на пользу, – сощурилась Ева, присаживаясь на койке и натягивая одной рукой очки, – не слишком много среди нас спортсменов, хоть похудеют.

– Физической нагрузки достаточно, ты и сама знаешь.

– Разумеется, – она рывком соскочила на холодный пол, натянув серую безразмерную футболку до самых колен, – только популяцию с ними никто не станет продолжать. Ни одна тварь, – добавила Ева.

Мужчина улыбнулся усталыми, но еще молодыми глазами и покинул каюту.

2

– Все, задолбалась! – Катя как будто выстрелила из-за стола. – Мозги не варят, пойду обедать. Ев, пойдешь?

Ева, последние полчаса кемарившая под кондиционером, встрепенулась и пролила остывший кофе, замерший в ее руках, на белую блузку:

– Блин! Зачем так пугать?

– Ну, прости, – огненно-рыжая, усыпанная веснушками Катя пожала плечами, – на обед, говорю, пойдешь?

– Да мне ж нельзя. Вчера вторым компонентом привилась, а qr-код пока так и не пришел. Захвати мне что-нибудь.

– Слушай, а температура была? – участливо поинтересовалась Катя, присев на Евин стол, вплотную придвинутый к спасительным струям холода.

– Я с 38 начала сбивать, выше не было, да и плечо после второй не особо болит.

– Эх, повезло! – подключилась к разговору полноватая невысокая брюнетка, усердно трудящаяся в дальнем конце кабинета. – Я после второй три дня встать не могла, даже отгул пришлось брать. И чего нас на удаленку не отправят? У меня вся семья из дома работает, а мы сидим тут, попы протираем.

– Как будто дома ты бы протирала что-то другое, – съязвила в ответ Ева, – и здесь кондиционе-е-е-ер! Эти тридцать пять градусов все лето сводят с ума!

– Кто бы жаловался, – ухмыльнулась Катя, – ты в такую жару еще и бегать умудряешься!

– Так я после десяти вечера, а до этого живу вот здесь, в прохладе, – Ева поставила кружку на широкий рабочий стол, усыпанный горами бумаг, и обвела руками свои владения.

– Забудь о беге, – послышался со стороны двери писклявый голос, принадлежащий Леше, менеджеру из соседнего отдела.

Он, держась за дверной проем, стоял на одной ноге, обутой в мокасин без носка, а вторую упер себе в колено. Густо смазанные гелем волосы блестели в свете офисных ламп и, дополняясь огромными очками в роговой оправе, делали образ Леши комично глупым.

– Почему это? – Ева развернулась в кресле, и Леша, смешно перебирая ногами в обтягивающих штанах до щиколотки, подбежал и чмокнул ее в щеку, пристроившись на Евином столе рядом с Катей, которую тоже не обделил поцелуем.

– Ты в окно вообще смотрела? – всплеснул руками Леша, задев недопитую чашку и окончательно расплескав все содержимое.

– Не судьба мне кофе попить, – расстроилась Ева, – в окно не смотрела, да и зачем? Выжженная пустыня и все.

– Ха! – Леша порывисто вскочил и бросился к окну, распахивая плотно закрытые жалюзи. – Смотрите на свою жару! Про обед тоже можно забыть!

От утреннего зноя не осталось и следа. Панорамные окна, начинающиеся от самого пола и уходящие на метры вверх, обычно плотно завешенные для защиты от солнца, теперь выглядели как огромные зияющие глазницы в черную дыру. Все в кабинете повскакивали со своих мест и плавно, подсознательно не делая резких движений, стянулись к окну. Оказалось, что в кабинете уже давно горел свет, включающийся автоматически под вечер. В этот раз он зажегся около двенадцати дня, как только солнце покинуло горизонт, уступив место разгневанной стихии.

На город надвигались иссиня-черные, пышущие молниями и сметающие все на своем пути ураганным ветром, тучи, сравнимые по размерам с самым громадным небоскребом в округе бизнес-центра. Ева положила руки на стекло, вглядываясь вдаль, и тут же отпрянула – неожиданный раскат грома сотряс окно и, как показалось на миг, все здание. Еще секунда, и окружающий мир пропал из поля видимости, уступив место ослепляющим вспышкам со всех сторон, оглушающим завываниям бури и плотной пелене дождя, так и намеревающейся пробить брешь в стекле. Если очень приглядеться, можно было заметить, как мимо пролетает сбитая с соседних домов обшивка крыш, пакеты и такие популярные и необходимые вот уже второй год подряд защитные маски.

3

Ева, все еще сонная и взъерошенная, осталась в гордом одиночестве. Вылезать из кровати страшно не хотелось – в маленькой каюте она успела как следует нагреть воздух своим дыханием, да и какое-никакое отопление все же справлялось, а выход на холодную палубу с не прекращающимся ни на минуту промозглым ветром обещал стать худшим началом дня. Но дежурство – есть дежурство, и как бы Ева ни успела разочароваться в остальных членах команды за время нахождения на ледоколе, разумеется, за редким исключением, кормить их все же придется. Пока не закончатся запасы, разумеется.

Вот уже почти год утро начинается с пронизывающего все вокруг ветра, холода, иногда менявшего гнев на милость, мелких снежинок и дрейфующих обломков от суденышек поменьше или городов, еще совсем недавно мирно строивших свой рутинный быт там, где теперь многометровую толщу воды рассекает атомный ледокол «Арктика».

Накинув на хрупкие плечи толстовку из когда-то ультрасовременной мужской коллекции Nike и обернувшись в махровый шарф по самые уши, Ева выскользнула из каюты. На борту стояла абсолютная тишина, нарушаемая только потрескиванием редких льдинок и мелодичным колыханием волн. Действительно – кому еще захочется просыпаться в пять утра, ради чего? Но порядок – есть порядок. Если бы не капитан, четко соблюдающий установленные им же законы, все разношерстное общество Ковчега давно бы переубивало друг друга от скуки и накопившихся разногласий, унеся с собой и последнюю надежду человечества.

Ева привычным путем выбралась на палубу, задержавшись ненадолго в потоках беспощадного ветра и вдохнув свежий океанический воздух с привкусом полной безнадеги. Очутившись на кухне; куда, к слову, можно было легко попасть, минуя промозглую улицу; в святая святых громадной металлической посудины, она зажгла тусклый свет и принялась за приготовление безвкусной яичницы из сухого концентрата. Другую смесь – загрузить в форму и отправить в печь – вот и будет через полчаса такой же безвкусный и совсем не ароматный хлеб. Кто бы мог подумать: вирус, блокирующий обоняние канул в лету, смытый сотнями цунами и непрекращающимися ливнями, а вкуса у еды не прибавилось.

Погруженная в свои мысли, Ева тихонько напевала себе под нос что-то из русского рока, оставшегося теперь только в ее памяти, покачивая в такт бедрами. Периферическим зрением она заметила какое-то движение позади себя и резко развернулась – молодой, но усталый мужчина с седеющими волосами и строгим вытянутым лицом отпрянул, смутившись.

– Ой, капитан, – улыбнулась Ева, – ты что здесь делаешь? Почему не на пробежке?

– Помощь не нужна? – спросил мужчина, пряча трясущиеся руки за спину.

– Предложил бы ты это до того, как разбудил, и я была бы бесконечно признательна, – Ева сделала вид, что не заметила жеста капитана – слишком уж он стеснялся своих рук, хотя с его-то историей…

– Помочь – не значит сделать самому. Что у нас с запасами? – перевел он тему.

– Думаю, полгода или чуть больше протянем, если продолжим ловить рыбу. Надеюсь, она не истребит сама себя, как птицы, – буднично ответила Ева, натягивая варежки-прихватки и протягивая руки к печи, хотя внутри все бушевало и мечтало о чудесном спасении.

– Давай я достану горячее, – капитан осторожно снял с ее рук варежки, неимоверным усилием воли контролируя тремор, всегда возникающий не вовремя.

4

– Неужели опять? – с досадой всплеснула руками Ева. – Сейчас все зальет, и снова придется ночевать в офисе, как в июне.

– Одна ночь в офисе – это еще ничего, – Катя с высоты лакированных шпилек взглянула вниз на едва различимые во мгле бурлящие потоки воды, – мы в Ялте неделю из номера не вылезали, как раз в самый потоп попали. Вот не любила русский юг, и нечего было начинать – потерпела бы годик, пока Италию откроют.

– Если ее не смоет, – заметил Леша.

– Ну да, – подтвердила Катя, – если вообще все не смоет.

– А я где-то слышала, что скоро будет новый потоп, как в Библии, – раздался голос полной брюнетки, на которую по-прежнему никто не обращал внимания.

– Сомневаюсь, – протянула Ева, обращаясь куда-то в воздух, – в прошлый раз только метро да первые этажи залило. И в этих ваших Ялтах и Сочах тоже за два дня все стекло в море, а дальше снова жара началась. Надо же как-то Сахару этим летом компенсировать – вот и льет.

– То есть ты в конец света не веришь? – Леша изобразил напускной устрашающий тон. – А как же ковид?

– А что ковид, скоро все привьются, и будет все как раньше. Не драматизируй.

– Может, ты и нашествие божьих коровок сможешь объяснить? – не унималась брюнетка. – А потоп в Лондоне? Наводнения в Бельгии и Германии? А извержения вулканов по всему миру? А вспышки на Солнце?

– Коровки спрятались туда, где не залило. В Лондоне всегда дожди, как и в остальной Европе. Вулканы извергаются регулярно, а на Солнце все время что-то вспыхивает. Хватит этих теорий заговора! – разозлилась Ева.

Неожиданно пол и стены здания задрожали, заставив офисные стулья самостоятельно укатиться к дальней стене, свет замигал, а по толстому бронированному стеклу панорамного окна со скрежетом пробежала глубокая трещина. Все в ужасе переглянулись и без слов отпрянули вглубь кабинета.

5

– Спасибо, – улыбнулась Ева, с благодарностью принимая помощь от капитана.

В первые минуты знакомства он показался Еве чрезмерно серьезным, даже озабоченным (хотя кто в мире не был озабоченным в тот момент!), а главное – слишком уж взрослым. Годящимся ей в отцы – веяло от него глубоким и печальным жизненным опытом, которого Еве, к счастью, не суждено было испытать. Каково же было ее удивление, когда позже она узнала истинный возраст капитана и стала внимательнее приглядываться к этому тридцативосьмилетнему человеку в попытках отыскать в нем того парня, каким в душе он и являлся. Наверное, именно ее неподдельный интерес к личности главного на Ковчеге человека и сделал ее в некотором роде любимицей этого угрюмого, но искреннего мужчины.

– Как думаешь, есть у нас шансы? – спросил капитан, скрывая неловкость за отнюдь не новой темой для разговора, дрожащими руками вынимая раскаленный противень, стараясь не замечать, как собрана Ева, чтобы в любой момент подхватить выпавший хлеб.

– Если рыба не переведется, а наши жалкие попытки растить хилую замерзающую зелень все же принесут плоды, то надежда есть.

– А люди?

– А что с людьми?

– Ты же сама сказала, что никто не станет продолжать популяцию с теми, кто оказался на борту.

– Ну, это я не стану, а вообще парочек-то много. Как минимум, Саша светится от счастья, да и многие другие. Расплодятся со временем, – Ева раскладывала приготовленную яичницу по алюминиевым мискам с противным хлюпающим звуком.

– Считаешь, что все они – не твоего уровня? – капитан внимательно посмотрел своими выцветшими, но все еще выразительными глазами на Еву, заставляя ее покраснеть до кончиков ушей.

– Ты и сам все знаешь. Мне просто никто не нравится… из них, – принялась оправдываться Ева, с каждым словом становясь все более пунцовой и с сосущим под ложечкой чувством ожидая следующего вопроса.

– Привет неспящим! – раздался за спинами писклявый голос, и Ева облегченно вздохнула, пряча глаза.

«Дура! Какая дура! Уже давно надо было сказать, вряд ли мы все долго протянем! Подумаешь – ошибка!» – пронеслось в Евиной голове, но вместо этого она с натянутой улыбкой развернулась к входу в кухню:

– Привет, Леш! Не спится?

– Поспишь тут, когда такие ароматы с кухни, – Леша, не изменивший своему подростковому стилю, ввалился в кухню и протянул вытянутую ладонь капитану, – привет, братишка. Капитан хлопнул его по руке и с ребяческой улыбкой потрепал по плечу:

– Знали бы наши родители, что ты уродился ценителем высокой кухни!

– Тогда у них был бы еще один повод со мной не общаться, – пискляво загоготал Леша, но тут же сник, улыбка капитана тоже сползла, не оставив и следа.

Леша привычно клюнул Еву в щеку и уселся на кухонный стол, беспечно озираясь по сторонам, будто был тут впервые.

– Я вам, кстати, не помешал? – к Леше вернулся приподнятый тон; он отломил кусочек свежеиспеченного хлеба, подул на него и отправил в рот. – Опять эта дрянь!

Ева с капитаном неловко переглянулись и, не найдясь с ответом, промолчали.

– Пойду будить команду, – с облегчением отрапортовал капитан, мельком взглянув на часы, – пробежку сегодня проспали все, но в меню омлет от Евы, а такое нельзя пропустить!

– Какой-то Ванек напряженный, – заметил Леша, глядя вслед брату, – тебе не кажется?

– Нет, – Ева пыталась успокоить клокочущее в груди сердце, – самый обычный.

6

– Давайте рассуждать логически, – Катя сняла неустойчивые шпильки и теперь размахивала ими, так и норовя выколоть кому-нибудь глаз, – такое здание обрушиться не может. Мы в полной безопасности.

– Ты с чего это взяла? – удивилась Ева, с усилием вспоминая, что же надо предпринять при землетрясении.

– Ну, оно такое… высокое! – замешкалась Катя.

– И это не придает ему прочности! – отрезала брюнетка, уже спрятавшаяся под стол.

– Ты что там делаешь? – Леша внимательно оглядел укрытие сотрудницы, имя которой так и не удосужился запомнить.

– Во время землетрясений положено прятаться под столом, в ванне, либо распереться в дверном проеме. Вы что, ОБЖ в школе прогуливали? – раздался голос из-под стола.

Все трое утвердительно закивали головами, чем вызвали негодование брюнетки.

– Я под стол не полезу, – отрезала Катя.

– Хорошо бы, конечно, домой добраться, пока все не затопило. Только менять одну многоэтажку на другую – не очень резонно, – Ева пустилась в рассуждения, рисуя в своем богатом воображении самые страшные картины землетрясений, когда-то промелькнувшие в новостях перед ее взглядом. В детстве она частенько любила свернуться на диване рядом с мамой и маленькой сестрой и смотреть по телевизору все на свете, впитывая, как губка, виды дальних стран, диковинных животных и неизученных чудес.

– Как это домой? – раздался голос из-под стола. – А работа? У нас же завал, вы что!

– Не знаю, как в твои, а в мои планы умереть на работе не входило, – ответил Леша, – поедем ко мне, я в Подмосковье живу, в своем доме, там особо и разрушаться нечему.

– Ле-е-еша, – ехидно протянула Катя, – да ты – завидный жених! Свой дом – это достойно!

– Ты поменяешь свое мнение, когда мы доберемся, – бросил Леша между делом и устремил свой взгляд на Еву, – ну что, едем?

– А я-то что? – удивилась девушка. – Сидеть здесь – не вариант, лезть на мой пятнадцатый этаж в такую погодку тоже, так что я согласна!

Катя, схватив подругу за руку, согласно замотала рыжей головой, и только оставшаяся безымянной для всех брюнетка, совсем недавно приступившая к своим обязанностям, осталась сидеть под столом, утверждая, что работа превыше всего.

Ранним утром следующего дня, расположившись в Лешином деревенском доме, совсем не похожем на коттедж, какой представила себе Катя, ребята узнали, что в центре Москвы из-за неожиданного землетрясения магнитудой в восемь баллов, вызванного смещением тектонических плит где-то в Гренландии, просело полгорода, похоронив под завалами тысячи людей. В том числе, и их офис.

7

Питание, как важнейшая часть культурной жизни Ковчега, проходило не в скромной столовой для рядовых, а в офицерской кают-компании. Впрочем, людей, имевших хоть какое-то отношения к флоту, среди населения ледокола было немного, а простые смертные не вникали в корабельные тонкости. Только капитану поначалу было тяжело свыкнуться с мыслью, что он принял под свое крыло разношерстную толпу, желавшую только одного – выжить любой ценой, будь то в воде или космосе.

Ева с помощью пританцовывавшего возле нее Леши выставила пять громадных подносов с четко выверенной порцией омлета и кусочком свежего хлеба – ни больше, ни меньше, каждая съестная крупинка расписана и учтена. Она никак не могла понять, почему, несмотря на аскетичную еду, суровый климат и серьезные физические испытания, выпадавшие на долю жителей Ковчега, большая часть мужского состава команды пребывала в своей далеко не лучшей форме.

Пожалуй, первым, на что она смотрела в мужчине, было телосложение, и только потом внешность, голос, характер. Вот такая глупая избирательность. Если уж говорить прямо, капитан выигрывал у всей команды с лихвой; а потому, увидев его впервые, хоть и накинув ему десяток лет, находясь в испуганном и совсем измотанном состоянии, Ева больше не могла воспринимать ни одного мужчину на борту.

«Эх, был бы он помоложе!» – пронеслось тогда в ее голове, отчего она смутилась и рассмеялась одновременно, что так не соответствовало ситуации.

Кают-компания, где проходили все трапезы и общие собрания, представляла собой просторный зал в классическом советском стиле – стены обиты светло-коричневым ДСП, плохо маскирующимся под дерево, такие же столы, покрытые клеенкой в мелкий цветочек, плоские мерцающие лампы, окрашивающие все вокруг в оттенки желтого, и в довершение – плакаты в красных тонах с призывами к действию, как сейчас бы выразились, мотивирующие. «Требуйте долива после отстоя пены» – был всеобщим любимчиком.

Завтрак вечно голодная команда уничтожила за считанные секунды, и зал наполнился веселой болтовней – торопиться было некуда, вокруг бескрайние мерзлые водные просторы и абсолютная неизвестность впереди.

Работы на борту хватало, но вся она была простая и не отнимала много времени – ловля рыбы, уборка, жалкие попытки поддерживать жухлую зелень на импровизированных грядках в свете тусклых ламп. Ответственный пост занимал только сам капитан и его команда, настоящая команда моряков и механиков, знавших специфику ледокола. Именно они сутками пропадали на центральном посту управления и в ходовой рубке, контролируя курс движения и работу энергетической установки, благодаря которой все вокруг вообще могло существовать. Случались, конечно, ситуации, когда абсолютно всей команде приходилось объединяться и бороться со стихией – штормами, обледенениями, ураганными ветрами, будь ты хоть клерком, хоть балериной в прошлой жизни. Но последнее время было тихо, слишком тихо; ледокол лениво бороздил безграничные просторы изменившейся планеты, а его жители так же лениво попивали растворимый кофе, запасы которого неумолимо заканчивались, и болтали о ерунде.