Поэзия опыта. Poetry of expirience

© Милана Смоленская, 2017

ISBN 978-5-4490-0070-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Серия книг Smolenskaya. Мoscow

1. «Поэзия Невинности» / «Poetry of Innocence» (2006—2007; доступна к чтению на сайте http://Smolenskaya.Moscow)

2. «Мечты и Звёзды» / «Wishing on Stars» (2008)

3. «Поиски Пути» / «Searching for a Way» (2008—2009)

4. «Разум или Чувства» / «Sense or Sensibility» (2009—2010)

5. «Возвращение к Истокам» / «Journey to the Past» (2010)

6. «Суррогат Любви» / «Substitute for Love» (2010—2011)

7. «Поэзия Опыта» / «Poetry of Experience» (2012—2015)

Роман Smolenskaya.Moscow основан на реальных чувствах и событиях. Имена героев, по понятным причинам, вымышлены. Любые совпадения с реальными личностями абсолютно случайны.

Part 1 #2012—2013 #LA #Сан-Франциско #Париж #Нью-Йорк #Ибица

«For aught that I could ever read,

Could ever hear by tale or history,

The course of true love never did run smooth¹»

У. Шекспир «Сон в летнюю ночь»

Он писал о ней песни, а она зависела от славы

Лето 2012

Саундтрек эпизода: One Republic – «Everybody Loves Me»

Эффектная блондинка в откровенно лёгком платье вышагивала по танцполу модельной походкой. Её волосы были собраны в высокую причёску, обнажённая спина ожидала прикосновений. Поклонники медлили в нерешительности, расступаясь и следуя за ней взглядами, полными надежд.

Из толпы оробевших воздыхателей выступил симпатичный самоуверенный шатен, одетый по последней клубной моде, и, вплотную подойдя к девушке, дважды коснулся её спины, легко постучав между лопаток подобно тому, как лайкают фотки в Instagram. Она обернулась и просканировала его профессионально быстрым взглядом. В её больших безразлично зелёных глазах, окаймлённых чёрной подводкой, промелькнуло раздражение.

– What do you want?² – холодно поинтересовалась она.

– I like you³, – улыбнулся он.

Пухлые алые губы изогнулись в насмешливой улыбке:

– Like but don’t follow⁴.

Музыка заиграла громче, на заднем плане сменяли друг друга кадры роскошно пустых дней модели, превратившей свою жизнь в Instagram аккаунт, а Джей Джонс повествовал о модных порядках и современных отношениях в своей фирменной ритмичной манере. Надменная блондинка появилась в конце клипа, подошла к нему и сказала:

– Jay, is this real?

– Heart shaped feelings, baby.

Он притянул её к себе и поцеловал. Они покинули клуб, провожаемые тяжёлыми ревнивыми взглядами, и уехали в звёздную ночь на белом Lamborghini Murcielago LP640 Versace.

***

С тех пор прошёл год. За это время и шатен, и блондинка успели многого добиться и вызвать не один приступ зависти у своих многочисленных фолловеров.

Джей Джонс записал новый альбом, «Like But Don’t Follow» попала в десятку хитов чарта Billboard, а Милана Смоленская заработала вожделенный миллион долларов, выведя свой интернет-магазин на стабильно прибыльный уровень и выпустив собственную капсульную коллекцию клубной одежды, которая была распродана за месяц, благодаря успехам новых клипов Джея.

Милана и Джей встречались регулярно – то в Лондоне, то в Нью-Йорке, то в Лос-Анджелесе, то в Монако, то в Сен-Тропе, то в Милане, то в Париже… Он звал её наркотиком своего вдохновения и писал о ней песни, а она зависела от славы, которую обретала вместе с ним. Деньги и поклонники кружили голову подобно волшебной карусели, и Милана наслаждалась галлюцинаторным переживанием исполнения своих затаённых желаний, не вникая в собственную жизнь, всё больше напоминавшую кино.

Её стали узнавать гораздо чаще, люди теперь следовали за ними с Джеем не только в социальных сетях, но и на улицах, фотографируя и прося автографы. Несмотря на неожиданные нападки папарацци, у этой юной звёздной пары не было ни одного неудачного кадра – Милана всегда сияла самой фотогеничной улыбкой, а Джей был верен своему публичному имиджу и картинно слал всех куда подальше.

Молодые богатые и знаменитые, они любили друг друга красиво и модно. Их ненавидели, им подражали, их осыпали оскорблениями и восхищениями, им слали подарки, звали на вечеринки и показы, приглашали в рекламу…

Джей сделал себе новую татуировку, нанеся на плечо имя своей возлюбленной, которая больше не экспериментировала с нательными рисунками, соблюдая условия контрактов. Милана уверенно продолжала строить свою модельную карьеру. Она дважды позировала Демаршелье, но не прекратила сниматься вопреки данным себе обещаниям. Фотосессии для «Elle», «Harper’s Bazaar», «Vogue», «Marie Clair», «Cosmopolitan» и «InStyle» пополнили её портфолио, она часто попадала на страницы глянца как образец стиля или гостья вечеринок, давала интервью как девушка Джея Джонса, и, откинув в сторону все опасения, открыла два показа на весенней Неделе высокой моды.

Сплетники старательно преувеличивали всё, что видели. Чаще всего под удар попадали губы и грудь Миланы. Обвинения в пластике сыпались в Formspring намного чаще комплиментов. Милана отвечала с выгодой для себя – рекламировала марку нижнего белья, благодаря которому обрела свои пышные формы, и блеск для губ, увеличивающий объём. Джей знал правду, а доказывать что-либо другим Милана считала изматывающей и заранее проигрышной затеей.

Популярность, случившаяся ожидаемо внезапно, привела к тому, что некоторые дела Миланы резко взлетели, достигнув звёздных высот, а некоторые потяжелели и стали неповоротливыми в решении. С трудом получив степень бакалавра, она отправила свой Bentley и часть вещей в Москву, навсегда покинула лондонскую квартиру и перебралась к Джею в Лос-Анджелес, где быстро стала своей, при этом оставаясь чужой, потому что была собой и была необычной.

Круг её знакомых стремительно расширился за счёт временных людей, игравших важные роли, и друзей Джея. Со своими московскими друзьями Милана почти не общалась, утратив былое взаимопонимание. Камила завидовала шумно и колко, Лейла и Гена Смирнов молча наблюдали со стороны.

Один лишь Антоний спокойно относился ко всем творческим поискам своей сестры, убеждённый в несерьёзности её отношений с Джеем. «Ты не влюблена – тебя влечёт успех», – говорил он, а Милана горячо возражала, вызывая у брата ироничную улыбку. В целом же он хвалил её за успехи в бизнесе, и она была ему благодарна за честность и искренность, по которой голодала так же сильно, как по сладостям, нормальной учёбе и спокойной жизни Миланы Гусевой.

Журналисты быстро расставили точки над «i», и она больше не могла скрываться под своей скромной фамилией Guseva. С Джеем Джонсом встречалась не простая модель, а Milana Smolenskaya – русская Пэрис Хилтон, модная бунтарка и наследница многомиллионного капитала. К большому удивлению Миланы, деду нравилась эта популярность, благодаря которой рекламировались семейные отели.

Он даже посетил США с деловым визитом и заехал в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с отцом Джея. Переговоры привели к обсуждению пышной свадьбы, которую Говард Джонс предлагал провести в Лас-Вегасе. Ни Милана, ни Джей не думали о женитьбе, поэтому детали торжества совершенно не интересовали их, и дата бракосочетания растворилась в неясности жаркого калифорнийского лета.

С Дэни Милана не общалась.

Мы не можем не любить друг друга – мы же так сильно любим себя

22 июля 2012

На террасе повисло душное лето. Кожа, покрытая золотом, благосклонно принимала ласки вечернего солнца. Ровный шум прибоя, доносившийся с океана, помогал спокойно воспринимать все старания фотографа.

– А теперь поцелуйте её. Нет-нет, в щёку, не в губы. Вот так.

Вспышка, снято. Джей психует, чувствую это.

– Не прижимайте так, вы мнёте платье.

Новый кадр нашей счастливой истории. Вот так мы любим друг друга. Пластиково.

– Потрясающе смотритесь! Потрясающе! – воскликнула Сара, координатор съёмки.

– Да, мы в курсе, – раздражённо отреагировал Джей.

Милана мило улыбнулась, на опыте убедившись, что лучше ничего не говорить в такие моменты.

Да, Сара, спасибо, мы в курсе. Об этом вся наша любовь. Мы звёзды шоу-индустрии, и всё у нас напоказ. Растворяемся в проходящем и временном, не строим своё счастье, а ищем внешние радости и совершенно не знаем друг друга. Вечера всегда проводим в клубах, днём работаем, занимаемся спортом, встречаемся с друзьями и практически не пересекаемся. Нам сложно быть вдвоём, потому что в наших отношениях уже давно нет нас.

Если очистить наши чувства от всей показухи и оставить нас с Джеем на необитаемом острове без жадного внимания фэнов, мы утопимся от своей безысходности, и любовь нас не спасёт – её ведь не перед кем будет демонстрировать.

У нас уже не любовь, а затянувшийся самообман. Самообман, без которого я больше не могу жить, ведь он стал неотъемлемой частью меня. Той меня, которой мне так нравится быть. Давно уже в плену у собственного имиджа.

Но я скучаю по тем чувствам, которые когда-то объединили нас и которые со временем всё больше растягиваются, подобно жевательной резинке, теряя вкус, форму и былое качество и не наполняясь ничем новым. Нам теперь всё чаще приходится казаться влюблёнными, потому что становится сложно ими быть. Странная обречённость, превратившаяся в профессию…

Мы идеальные, и мы любим друг друга красиво и страстно, играем в чувства, позируем и воплощаем чужие мечты. Легко делать то, что знаешь. Особенно, когда успех предсказуем. Легко потрясающе смотреться, легко снова и снова надевать знакомый образ, улыбаться, включать радость, когда нужно, и выключаться, оказавшись в тишине, в тени, покинув свет.

Сложнее потом слой за слоем снимать грим, без него выглядишь незащищённой и не такой, изменившейся. Не такой, как привыкли другие, не такой, как хочется самой. Когда я в последний раз была собой?

Милана осушила стакан воды. Алкоголь ни к чему, когда предстоит ещё один выход.

– Вы будете завтра в «Boa Steakhouse»? – спросила Сара.

– Да, – односложно ответил Джей и, обняв Милану за талию, повёл её к выходу.

Она обернулась, послав извиняющуюся улыбку Саре, и прильнула к Джею, предчувствуя неминуемое грядущее. Джей слишком долго ничего не сочинял, и это означало, что со дня на день должна была разыграться новая сцена нервной драмы, на которой держалась их потрясающая любовь.

Они освежали свои отношения бурными ссорами, после которых Джей получал мощный импульс вдохновения и начинал рифмовать свежие строки, а опустошённая Милана ехала в клуб – давать эксклюзивные интервью новым подругам и знакомым барменам. Джей забирал её под утро, возвращал домой, дарил что-нибудь красивое и нежно целовал, называя своей музой и принося привычные извинения.

Милана охотно прощала, и вместе они обсуждали новую песню, спорили и пели, валяясь в постели и не отвечая на звонки. Обиды забывались так же быстро, как высыхали слёзы, смех вытеснял всё плохое, и в этом контрастном ритме проходило первое лето независимой взрослости Миланы Смоленской.

– Мне понравилось, а тебе? – Милана села в его красный кабриолет Ferrari.

Джей молча включил свою музыку и начал напевать бессвязные строчки знакомых ей песен. Милана посмотрела на него.

– Мне очень нравится быть с тобой, – сказала она, привыкнув озвучивать ему свои мысли.

– Заткнись, – посоветовал Джей.

Милана послушно замолкла.

– Нет. Лучше говори, – попросил он через пару мгновений.

Она улыбнулась и, откинувшись на сидении, посмотрела в небо, багровеющее поздним июльским закатом.

– Хочу сделать новую коллекцию, – мечтательно произнесла она.

– Сделай.

– А мы поедем в Лондон? – спросила Милана, заметив тонкий растущий полумесяц и вспомнив о своих планах.

– Что?

Джей постоянно переспрашивает не потому, что не слышит, а потому что ленится вслушиваться и вникать. Он всё время зависает в мире своего эго, и другие ему не интересны.

– Мы поедем в Лондон? – Милана терпеливо повторила свой вопрос.

– Зачем? – Джей взглянул на неё сквозь свои глянцево-чёрные Ray-Ban.

– Я же тебе утром говорила. 27-го будет открытие летних Олимпийских игр, и у нас есть билеты.

Он кивнул, затем вдруг спросил:

– Что есть?

– Би-ле-ты, – по слогам произнесла Милана. – Пой свои мысли вслух, пожалуйста.

Он улыбнулся.

– Лучше расскажи, как сильно ты меня любишь.

– Ты такой смелый, – Милана покачала головой.

– Да, детка, продолжай…

Джей не оценил сарказм, прозвучавший в её голосе. Милана вздохнула и начала озвучивать чувства, о которых ей с каждым разом становилось всё сложнее говорить.

Если есть любовь, то отношения переполняет жизнь, энергия и лёгкость. Если её нет… То и отношений, по сути, нет. Чем активнее используешь чувства, тем меньше их остаётся, если их не восполняет взаимность. Пусто мне. Довольствуюсь красивыми словами, внешними проявлениями любви и чужой завистью, тешащей тщеславие.

– У тебя завтра кастинг, – вдруг сказал Джей, перебив Милану на полуслове.

– Что? – переспросила она.

– Отец организовал тебе кастинг, – медленно выговорил Джей. – Продолжай.

– Что? – спросила Милана, окончательно сбитая со своей волны вдохновения.

– Мне понравилась строчка про лунные ночи, сухие слёзы, пустые слова и громкие прикосновения.

– Я этого не говорила, Джей.

Он кивнул и улыбнулся ей.

– Да, это сказал я – тебе такую гениальность не приписываю. Но ты рассуждай, Милана, мне это нравится.

Милана задумчиво улыбнулась в ответ, отвлечённая мыслями о кастинге и лунных ночах. Опустевшие отношения вдруг снова наполнились свежими надеждами. Юный хрупкий месяц мягко сиял в калифорнийских сумерках, вселяя веру в светлое будущее. Сердце, привыкшее обманываться, забилось в ритме сладостных грёз.

Мы с Джеем так похожи, что не можем не любить друг друга – мы же так сильно любим себя!

Я ничего не хочу демонстрировать. Я устала играть. Хочу жить!

23 июля 2012

Наши отношения сотканы из сценариев его клипов. Мы играем то, о чём грезим, а потом проживаем каждую сцену, воплощая в жизнь то, что пользуется таким успехом на YouTube и MTV. А после титров начинается самое сложное – надо чем-то заполнять пустоту.

Китайская ваза звонко разлетелась на осколки.

– Истеричка, – оценил Джей.

Во время ссор они часто менялись ролями. Иногда Джей кричал на Милану, нервно мечась по гостиной, а порой она вживалась в образ и перенимала его манеру поведения. Теперь Милана расхаживала взад вперёд по просторной комнате, выстукивая ритм своего раздражения каблуками новых сверкающих лабутенов, а Джей стоял у высокой витрины, за которой плавно погружался в вечерние сумерки недремлющий Лос-Анджелес, и спокойно наблюдал за ней.

– Как ты мог? – начала она, перешагнув через осколки и остановившись напротив него.

– В чём проблема? – лениво поинтересовался Джей.

Он смотрел на неё, улыбаясь и поигрывая своими мускулами. Милана искренне пожелала, чтобы он одел футболку. Его самоуверенность странным образом действовала на неё, успокаивая нервы и переключая мысли на привычный лёгкий лад.

– Я играла многие роли, примеряла всякие маски, но быть русской шлюхой никогда не соглашусь! – горячо воскликнула Милана, не глядя на него.

– Ты неправильно поняла свою героиню, – мягко сказал Джей. – К счастью, голливудский кастинг – не театр масок.

– Поясни!

– В Японии в эпоху Эдо актёров за испорченное представление могли приговорить совершить харакири или сослать на далёкие острова…

Милана громко фыркнула и села на низкий диван, о чём тут же пожалела, взирая на Джея почти с пола. Он возвышался над ней, невозмутимо вальяжный в своём состоянии вечерней задумчивости, во время которого набирался энергии для бессонных клубных ночей.

– Да расслабься. Кто ж знал, что ты такая патриотка.

Джей подал ей руку. Милана отвернулась, скрестив руки на груди.

– Ты меня не любишь. Ты меня даже не знаешь. И не спешишь узнавать.

– В кино не попала – драмы хочешь? – Джей посмотрел на неё сверху вниз.

– Тебе видней, – сказала Милана, глядя на свои плотно переплетённые пальцы. – И не хотела я эту роль!

– Одевайся, мы едем в «Boa».

Он вновь вернулся к созерцанию закатного неба. Милана неловко встала с унизительно оранжевого дивана, приобретённого Кэмерон, юной пассией свежеразведённого отца Джея. Обновлённый интерьер вызывал у Миланы устойчивое отторжение.

– Я никуда не поеду! – неожиданно громко заявила она.

Не знаю, круто ли это – быть русской. Круто быть мной, да. Но я вообще ничего никому не хочу демонстрировать. Я устала.

Джей удивлённо посмотрел на неё.

– Что это значит?

– То и значит, что я никуда не поеду.

Милана взглянула на осколки разбитой вазы, сгрудившиеся около неуместно тяжёлого в своей антикварности журнального столика, и ощутила неподдельно острое желание испытать подлинные чувства. Устала играть. Хочу жить!

– Ты поедешь со мной, – твёрдо сказал Джей, приблизившись к ней. – Нас там ждут.

– Поезжай один, – Милана отошла в сторону. – Я устала.

– Пойдём, сделаю тебе коктейль, – он взял её за руку.

– Джей, я не хочу пить! – сказала Милана, высвобождая свою руку.

– Да что с тобой?

Джей смотрел на неё с искренним непониманием. Неужели заметил меня? Wow.

– Я чувствую себя оскорблённой, Джей.

В первую очередь, тобой.

– Милана… – он провёл рукой по волосам, поправляя свою небрежную укладку, на которую обычно тратил не менее получаса.

– Мне надо побыть одной, – сказала Милана и удивилась тому, как театрально прозвучала её фраза.

– Нам надо побыть в «Boa», – Джей вновь приблизился и обнял её за талию. – Мы поедем туда, и тебе станет весело, вот увидишь.

– Тебе по жизни весело, – сердито буркнула она. – А я не могу так, Джей.

– Как?

Его ореховые глаза смотрели на неё, замечая осыпавшуюся тушь, нервно сузившиеся зрачки и золочённые помадой губы. Они скользили по её лицу, не заглядывая в её душу, тревожно бурлившую за изумрудными окнами.

– Не могу сейчас улыбаться, – призналась Милана, желая и в то же время страшась покинуть тепло его объятий.

– Я подарю тебе улыбку, хочешь?

Он поцеловал её, прижимая к себе.

– Хочу, – она отстранилась и посмотрела ему в глаза. – Хочу побыть с тобой дома.

– Сначала мы съездим в «Boa», – заупрямился Джей.

Милана ощутила новую волну раздражения и отрицательно покачала головой.

– Выбирай, что ты хочешь: меня или публику?

Джей пожал плечами.

– Ты одна, мне тебя мало.

Услышав ту правду, которую боялась почувствовать, Милана резко отстранилась от него.

– Не буду тебя ограничивать!

– Куда ты? – спросил Джей, выйдя вслед за ней из гостиной.

Милана быстро простучала каблуками по холлу, заселённому тропическими растениями, и остановилась у входной двери.

– Милана, что случилось?

Джей стоял в паре метров от неё и не стремился сокращать дистанцию, а Милане вдруг захотелось, чтобы их разделяли сотни километров. Она холодно улыбнулась, ощутив свежий импульс театральности, и пафосно сказала:

– Ты поэт, ты понимаешь силу слов. Додумай.

– Додумать что? – спокойно уточнил Джей.

– Oh fuck you!

Милана раздражённо хлопнула входной дверью и направилась к своему белому кабриолету, взятому напрокат. Джей не стал её останавливать, и она быстро отъехала от особняка Джонсов, утомительно роскошного в своей экзотической эклектике.

Я не готова любить, и потому мне нужен Джей. Люблю его, как себя

24 июля 2012

Mercedes летит на скорости, ветер рвёт волосы, лето переполняет сердце, жажда свободы пьянит опустошённую душу…

Милана ехала вдоль океанического побережья, слушая свои мысли, неожиданно осмелевшие и набравшие непозволительную ранее громкость. Долгая дорога, лишённая пробок, стимулировала на искренность с собой.

Искренность нужна там, где искры, где чувства, а наша любовь, как Coca Cola light – 0% искренности. Мы с Джеем на волне взаимопонимания: лжём друг другу и самозабвенно обманываемся. У нас есть всё, о чём мечтают люди, кроме главного – чувств. Когда мы рядом, мы отделены друг от друга километрами несостоявшихся разговоров, мы не любим, не слышим, не понимаем друг друга. Когда-то нас связали эмоции, и это было чётко, но их больше нет, и теперь мне ужасно пусто – и с ним, и без него. Не лучше ли быть одной?

Единожды открывшись истинному чувству, невозможно потом лгать себе. Я прекрасно понимаю, в каком красивом самообмане живу уже не первый год, но так же хорошо осознаю, что вернусь к Джею утром и буду извиняться, потому что не могу без него. Попытка рационализировать наши чувства уже давно привела к их полному истощению.

По сути, у нас любовь по инерции. Нам с ним выгодно быть вместе – мы пара, притягивающая внимание и популярность. Мы зависим друг от друга, и, возможно, я даже больше нуждаюсь в нём, чем он во мне.

Публичность, как наркотик, заполняет пустоту внутри меня. Я бы рада стать менее заметной, но как-то не получается. Я бы попробовала быть другой, но на мне слишком плотно сидят стереотипы социальных ожиданий, которым так привычно соответствовать. И всё бы хорошо, но порой случаются всполохи откровенности, которые, подобно сверкающим молниям, освещают тенистые уголки моей души. Тогда хочется ехать, куда глаза глядят, и не думать ни о чём. Обострённая неудовлетворённость пытает душу. Я знаю, что живу не так, как хочу, и от этого знания ничуть не легче.

Мой банковский счёт богатеет, а я с каждым днём дешевею, стремительно нищаю душой. Чувствую это, но ничего не могу с собой поделать. Пытаясь всем нравиться, разонравилась самой себе. Раздражаю себя. Запуталась в своих образах, как в чрезмерно длинных платьях. Выдавливаю из себя улыбки, как зубную пасту из тюбика. Вот только всё имеет свойство заканчиваться, особенно – эмоции, и я замечаю, что уже начала иссякать, опустошаться, блекнуть.

Как там меня когда-то назвал Али? Королева посредственности? Надо было прислушаться к нему и не сопротивляться, ведь с посредственности меньше спрашивают, но я, увы, возглавила иное королевство. Научилась быть раскрепощённой и беспечной, легко шагать по жизни и не вникать в чувства, а сегодня вдруг задалась вопросом: я – звезда своего шоу или дублёр?

Как сильно опустошает вся эта показуха… За привычной демонстрацией теряется самое главное – суть. У меня не жизнь, а какой-то театр абсурда. Время есть, но его нет. Людей вокруг так много, а одиночество всё сильней.

Нет времени? Бред, мы ведь состоим из времени. Когда мы говорим, что у нас нет времени, мы признаёмся в том, что нас самих не существует, что мы стёрты нашими чрезмерно важными делами, лишёнными всякой ценности. Так и есть – у меня совершенно нет свободного времени, ведь у меня очень насыщенная жизнь. Правда, она ничего не значит. Но сейчас такой век.

В мире всё больше абсурда: кофе без кофеина, шоколад без какао, каблуки без каблуков, отношения без любви, еда без вкуса, жизнь без смысла. Потребляя ничто, становишься никем – всё просто. Без настоящего нет будущего. А если настоящее ненастоящее, какое тогда будет будущее? Не хочу об этом думать.

Я уже давно ушла от реальности в грёзы и успела на этом заработать. По пути немного изменилась и изменила себе. Под палящим калифорнийским солнцем волосы немного пожелтели, кожа приобрела шоколадный загар, а мысли чудесным образом выпрямились. Как следствие, не могу понять, что мне сейчас надо и что мне интересно.

Когда не знаешь, чего хочешь, даже Google не поможет с ответом, но я не просто не знаю, что хочу, я теперь вообще ничего не хочу. Серьёзный дисбаланс наметился в моей жизни: избыток заменителей чувств и дефицит искренности. Очень красивый фасад и очень выстуженный дом, если выражаться по-смоленски.

Пустоту в душе наполняет мечта. А что, если не о чем мечтать? На этот случай есть заменители и роскошные иллюзии счастья. В наш век можно купить почти всё, но так мало из этого на самом деле достойно того, чтобы быть приобретённым. А то, что несомненно достойно, купить невозможно. Зато можно поверить в собственный обман. Я забываюсь в новом, временном и дорогом так же, как Джей, как Камила, как десятки других знакомых и чуждых мне людей.

Странная-странная жизнь. Как гонка. Как бегство. Время летит, а чувства, мысли и мечты все где-то позади и всё время от меня отстают. Не живу, а существую и ужасно голодаю по прошлому – там осталось то, что питает душу. Скучаю по родным местам, которые теперь не смогу увидеть с былой искренностью во взгляде. Скучаю по незабываемо ярким моментам, которые уже никогда не повторятся. Скучаю по людям, с которыми тогда была так счастлива и с которыми сейчас едва найду пару общих тем для разговора. Скучаю по той себе – такой мне уже не быть.

Известность и стиль – далеко не всегда синонимы, но я стала известной благодаря своему стилю, и утверждаюсь на этом пьедестале с прошлого августа, когда меня закрутило-понесло и вдруг закинуло в этот мир открытых оценок и стёртых границ. На мне теперь всегда мои социозащитные очки, толстый слой косметики и самые модные вещи сезона.

При мне мой iPhone, в котором умещается вся моя жизнь. Я круглые сутки на связи. С кем? Точно не с собой. Меня мучает эта увлекающая социальность. Чья я? Невозможно принадлежать кому-то, не принадлежа себе, а я сама не своя.

Я уже давно не слышу себя. Душа говорит шёпотом, а я боюсь прислушиваться и заглушаю навязчивое чувство беспокойства чем-то пустым, но шумным – клубами, музыкой, бессмысленными разговорами.

То, что я имею сейчас, я заработала своим трудом и заплатила за это высокую цену. Постоянные недосыпы, нервные срывы, жёсткие диеты, ссоры и раздражающе пристальное внимание посторонних – всё это сказалось на качестве моей жизни. Я уже давно не была полноценно счастлива.

Но я ни о чём не жалею. Наивные ожидания опасней отрезвляющего опыта. Теперь меня больше не пытают иллюзии о том, что популярность – это сладкое комфортное состояние. По сути, популярность – это кокс. Сначала кажется, что легко можешь бросить, а потом вдруг становишься рабом этого удовольствия, жадно поглощающего все жизненные силы.

Я уже просто не могу остановиться. Боюсь быть с собой. Боюсь признаться себе, что я так много расплескала, так много потеряла из того, что имела в шестнадцать, в восемнадцать, даже в двадцать…

Сегодня быть звездой намного грязнее, чем, скажем, 40 лет назад. Тогда в этой безумной индустрии было намного больше гламура, шика и блеска, сегодня же куда ни глянь – треш. И мода такая…. Негармоничная, что ли. Увидев, как поредело число преданно следующих за ней и способных её понять, высокая мода унизилась, кинулась догонять массы и преуспела, слившись с ними. Мода стала уличной, приспособилась к чуждым ей стандартам, потеряла лицо и былую харизму элитарной недоступности.

Я прячусь в моду, когда критикуют меня. Мы с ней прекрасно понимаем друг друга – обе немного потерялись и изменили себе в угоду ценителям.

Современная жизнь быстро обтачивает и шлифует многогранность под давлением ускоряющегося времени и упрощающихся требований общества. Впрочем, общество тоже стало безликим, в нём всё сложнее выделить для себя значимые ориентиры, а жить без авторитетных оценок и жёстких внешних границ – всё равно, что попасть под дождь без зонта. Первые капли вызывают стресс, а потом – плевать на всё, можно получать удовольствие, промокая с достоинством.

Интересно, когда человек перестаёт уважать себя: когда делает то, за что осуждает других? Или когда не делает то, что, по его мнению, должен делать? Что делаю я?

Пытаюсь оправдать своё поведение, встречая туманный рассвет в Сан-Франциско. Стою на мосту, любимом туристами и самоубийцами, и думаю, как же это странно: уехала куда подальше от казалось бы любимого человека, чтобы просто побыть собой, подумать, помолчать, не притворяясь вечно весёлой, словно на завтрак, обед и ужин – кокс.

В том-то и проблема наших отношений, что нам комфортней друг без друга! Но мы не можем расстаться, потому что оба подсели на самый сильный наркотик, балующий тщеславие и пробуждающий совершенно иные эмоции…

Любовь – это самая прекрасная свобода, но если тесно с собой, любви нет места ни в сердце, ни в мыслях. Глупо уходить от себя в других людей – всем от этого хуже. Я не готова любить, и потому мне нужен Джей. Люблю его так же, как саму себя, ведь он – это я. Мы растворяемся друг в друге.

Fuck. С кем он сейчас? И если всё это не всерьёз, почему я так сильно нуждаюсь в нём?

В лазурных водах Атлантического океана, шумевшего далеко внизу, плавали тёмные тени, навевая мысли об акулах и смерти. Милана смахнула неуместно честные слёзы, смывшие с души налёт солёной безысходности, и направилась к своему кабриолету, одиноко белеющему вдалеке.

От Лос-Анджелеса до Сан-Франциско более 500 километров, но дорога к себе, похоже, намного длиннее и дольше. Впрочем, искренность не была целью этого пути. Она стоит слишком дорого, и я ещё не скоро решусь на такое никчемное приобретение. Пока моя жизнь напоминает театр, мне хочется сыграть как можно больше важных и прибыльных ролей.

Show must go on! Я уже не могу иначе.