Тайну прошепчет лавина

Tekst
56
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Jak czytać książkę po zakupie
Nie masz czasu na czytanie?
Posłuchaj fragmentu
Тайну прошепчет лавина
Тайну прошепчет лавина
− 20%
Otrzymaj 20% rabat na e-booki i audiobooki
Kup zestaw za 24,25  19,40 
Тайну прошепчет лавина
Audio
Тайну прошепчет лавина
Audiobook
Czyta Аглая Малиновская
13,86 
Szczegóły
Тайну прошепчет лавина
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Все события вымышлены, любые совпадения случайны



Кайди Лааньярв и ее прекрасным детям Эмилии и сэру Ланселоту за источник вдохновения и невыдуманные истории.



«Умение прощать и ни о чем не думать может быть крайне полезно».

«Она улыбнулась, и мне показалось, что весь мир стал светлее».

Ремарк Э. М. «Три товарища»

© Мартова Л., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Из ленты новостей: «Все внимание сейчас приковано к Краснокаменску. В ночь со 2 на 3 февраля там произошла трагедия – при сходе лавины погибли три человека: директор базы отдыха «Оленья сторожка» Олег Девятов, его жена Ирина и их полуторагодовалый ребенок. Старший, пятнадцатилетний, сын находится в реанимации. Десять постояльцев турбазы не пострадали. Их жизни находятся вне опасности. Сход лавины был зафиксирован в половине второго ночи. По предварительной оценке, ее размеры составляют около 300 квадратных метров. ЧП случилось без видимых причин. Следственный комитет начал проверку».

Глава первая

Патриция стояла над раскрытым чемоданом и задумчиво изучала его содержимое. Ей казалось, что, собирая вещи, она руководствовалась исключительно здравым смыслом, но здесь, на турбазе, целесообразность виделась совсем не так, как в Москве.

Конечно, костюм – легкий и теплый, купленный специально для этой поездки, оказался очень даже в тему, так же, как и удобные высокие ботинки-дутики. Подруга Люська – заядлая горнолыжница и сноубордистка – очень советовала прикупить гейтор, он же неквормер, он же просто бафф – широкий шарф трубой, надежно защищающий голову и шею от снега и ветра. Перчатки, в том числе и запасные, три пары шерстяных носков, термобелье, спасающее от непогоды и возможной прохлады в доме. Все указания Патриция выполнила, хотя в доме оказалось так натоплено, что было не только тепло, а даже жарко.

Дом ей вообще нравился, ей было по вкусу все основательное, сделанное без излишней помпы, но добротно и с заботой о комфорте постояльцев. Деревянный, из толстых вековых бревен, на первом этаже дом имел большой обеденный зал, в котором стояли огромный дубовый стол и тяжелые стулья, а с потолка свисали тяжелые хрустальные люстры с тысячей подвесок, не меньше.

На мягких кожаных диванах и в креслах хотелось сидеть, не вставая, ноги утопали в пушистом ковре с длинным ворсом, в камине многообещающе трещал огонь. В огромном, от пола до потолка, витражном окне расстилалась белая снежная гладь, от которой днем становилось больно глазам, а за ней вставали горы. Те самые, с которых Патриции предстояло научиться съезжать.

Конечно, затея отправиться сюда, за четыре с лишним тысячи километров от дома, была чистой воды авантюрой, но за прошлый год Патриция так соскучилась по путешествиям, что любую перемену мест воспринимала как подарок судьбы. Идея поехать в Красноярский край кататься на лыжах принадлежала подруге Люське. Здесь было дешевле, чем в Сочи, на Красной Поляне, куда в этом году, кажется, отправились все знакомые. Как раз от них Люська и сбегала, приходя в себя после неудачного романа, а Патриции было все равно. Красноярск так Красноярск. Точнее, Краснокаменск.

Кто ж мог знать, что практически перед самым выездом Люська заболеет и останется дома, надсадно кашляя и сбивая огромную температуру. То есть, конечно, в нынешние времена предполагать такую возможность, готовясь к поездке, следовало, но, как ни странно, ни сама Люська, ни Патриция вообще не думали о плохом, а потому, столкнувшись с неизбежным, немного растерялись.

Отказаться от столь вожделенного отпуска и остаться в Москве из солидарности с подругой, коротая в кои-то веки выпавшие свободные дни на диване перед телевизором и с книжкой в руках, или улететь одной, при этом ни разу в жизни не стояв на горных лыжах? С выбором Патриция промучилась все оставшиеся до отъезда три дня, а потом все-таки полетела, решив, что не пропадет. В конце концов, и в Красноярском крае люди живут.

И вот она была здесь, в гостеприимном деревянном доме, про который ей все время казалось, будто он дышит. Помимо гостиного зала со столом, камином, диванами и домашним кинотеатром, на первом этаже также располагались просторная кухня со всем необходимым оборудованием, отделенная от гостиной лишь небольшим подиумом, финская сауна с комнатой отдыха, гостевой санузел, комната для персонала, где можно было разжиться утюгом и гладильной доской, а также две спальни.

Зачем на турбазе гладильная доска, Патриция вначале не поняла, но через два часа после приезда, заявившись на первый в новом месте ужин в одном из двух взятых с собой спортивных костюмов и кроссовках, увидела постоялицу одного из нижних номеров в маленьком черном платье с открытой спиной. Поняв, что утюг в здешних широтах вещь все-таки необходимая, она и стояла сейчас над своим открытым чемоданом, уныло пытаясь понять, как жить в оставшиеся шесть дней. Маленького черного платья у нее не было, и вообще ничего, кроме спортивной одежды не имелось, не считая джинсов и свитера, конечно. За вечерний наряд они не могли сойти даже в первом приближении.

Ее номер, не очень большой, но уютный, с огромной двуспальной кроватью, встроенным шкафом, сушилкой для лыжной одежды и очень комфортной и стильной ванной комнатой, располагался на втором этаже. Как знала Патриция из описания базы, изученного на сайте вдоль и поперек, здесь располагались еще два таких номера, а также один двухкомнатный люкс. Интересно, сколько всего на базе сейчас гостей?

Шумная незнакомая компания страшила Патрицию, и она вдруг остро пожалела, что приехала в Краснокаменск, да еще в одиночку. А вдруг кто-нибудь из гостей будет навязчив? Как она справится, если это случится? Думать о неприятном не хотелось, зато все явственнее давал о себе знать голод: с раннего завтрака в самолете она ничего не ела, а запахи с первого этажа доносились дразнящие.

Еще раз бросив отчаянный взгляд на чемодан, как будто от этого в нем могло появиться что-то приличное, чего Патриция туда не клала, она легонько вздохнула, захлопнула крышку и снова сбежала по лестнице вниз, смиряясь с неизбежным.

Дама с голой спиной все так же стояла у окна, листая какой-то журнал. На вид ей было лет сорок, хотя, надо признать, она всеми силами пыталась это скрыть. Лицо было подтянутым, немного неестественным, как всегда бывает у женщин, злоупотребляющих услугами косметолога, а еще очень уставшим, почти измученным.

При звуке шагов дама повернулась, быстрым цепким взглядом окинула Патрицию с головы до ног, явно оценив недешевый спортивный костюм и кроссовки престижного бренда, чуть задержалась на перехваченных резинкой для волос буйных кудрях, которые сама Патриция считала главным своим достоинством, и шагнула вперед, по-мужски протягивая руку.

– Здравствуйте, я Карина Матяш. Хозяйка сказала, что вы приехали одна, я тоже, так что рада, что нам обеим не придется прозябать в одиночестве.

Чего-чего, а одиночества Патриция как раз не страшилась. Оно было ее прибежищем, ее отрадой, ее уютной раковиной, в которой можно было надежно укрыться от несовершенства окружающего мира. С самой собой Патриции никогда не было скучно, а потому чужой компании она, как правило, не искала.

– Приятно познакомиться, – вежливо ответила она, покривив душой, – Патриция Леман. Я действительно приехала одна, потому что моя подруга заболела, а отменять поездку в последний момент не захотелось.

– Какое у вас необычное имя, – прищурившись, сказала ее новая знакомая. – Вы из этнических немцев?

– Папа – немец, мама – русская, – сухо ответила Патриция, предпочитая не вдаваться в особенности своей биографии. – Меня назвали в честь папиной любимой книжной героини, что, несомненно, добавило мне в детстве проблем.

Договорить она не успела, потому что с лестницы с грохотом скатился русоволосый мальчик лет четырех, одетый почему-то в костюм единорога. Кажется, такой вид одежды назывался кигуруми.

– Папагой, – возвестил он, подойдя к Патриции и требовательно глядя на нее.

– Что? – не поняла та.

– Мне нужен мой папагой. Ты его видела?

В речи мальчика было что-то неправильное, какой-то легкий акцент, что ли. Или просто ему нужен логопед? Как бы то ни было, Патриция понятия не имела, о чем именно он спрашивает.

– У меня его нет, – ответила она и даже развела руками. – Может быть, ты в другом месте поищешь? А потом покажешь мне, ужасно хочется на него посмотреть.

– Ланс, сэр Ланселот Нильс, – послышался с лестницы мелодичный, очень приятный женский голос, а затем показалась и его обладательница – высокая худощавая женщина с нежными чертами лица и огненно-рыжими волосами. Она снова заговорила, только теперь Патриция не понимала ни слова.

– Вы на каком языке говорите с сыном? – спросила из-за ее спины Карина.

Патриция поморщилась, потому что не любила бесцеремонности.

– На эстонском.

– На эстонском? Ни за что бы не догадалась.

Патриция снова поморщилась, потому что не любила банальности.

– Давайте знакомиться, – на правильном русском языке произнесла между тем высокая красотка. Патриция невольно ею любовалась, поскольку живые, полные внутреннего огня глаза придавали лицу незнакомки особую прелесть. – Меня зовут Кайди Ратсепп. А этот маленький сорванец мой сын. Лансюша, скажи тетям, как тебя зовут.

– От. Поисс, – непонятно, но весьма дружелюбно сообщил мальчишка, чьи кудрявые волосы делали его похожим на ангела.

– Поиски – по-эстонски мальчик, – пояснила Кайди, а От – это сокращенно от Ланселот Нильс. Мы с мужем между собой зовем нашего сына сэр Ланселот.

 

– Почему? – не поняла Карина, явно не слышавшая ни о короле Артуре, ни о рыцарях Круглого стола.

Патриция вздохнула.

– Неважно, не берите в голову, – махнула рукой Кайди. – С нами еще наш папа Айгар и наша старшая дочь Эмилия. А вы?

– Это Карина, а я – Патриция.

– Оу, если ваша фамилия Хольман, то я буду с вами фотографироваться, – вскричала Кайди, явно более начитанная, чем Карина. – Обожаю «Три товарища». Это моя самая любимая книга у Ремарка.

– Нет, моя фамилия Леман, но мой папа тоже обожал Ремарка и мог цитировать «Трех товарищей» без остановки. Близкие зовут меня Пат или Триш. Более оригинально сократить мое имя непросто. Кайди, вы приехали сюда кататься на лыжах из Эстонии?

– Да, понимаю, что это выглядит странно, но мой муж родом из этих мест, – охотно пояснила женщина. – Уехал в Эстонию в девяностых годах, тогда многие отправлялись на историческую родину. Он предприниматель, у него бизнес, который требует довольно частых поездок в Россию. Так что мы путешествуем вместе с ним. Летом – в Москву, а сейчас решили сюда, в Красноярский край. Мы обожаем горные лыжи, а в этом году, сами понимаете, выбор не очень велик.

– Да, иначе бы мы тут все вряд ли отказались. Хотя я, надо признаться, на лыжах не стояла ни разу в жизни, это меня подруга подбила, а сама заболела.

– А я здесь по работе, – сообщила Карина, которой, судя по всему, наскучило следить за чужим разговором. – Я менеджер по туризму. Осматриваю новые продукты для наших клиентов. Вы правы, в этом году приходится изворачиваться, чтобы чем-то заменить полюбившиеся людям варианты. Но, судя по всему, тут очень даже неплохо. А вы кем работаете?

– Я… – Кайди вдруг на мгновение запнулась. Легкая тень пробежала по ее лицу и тут же пропала, – я только что вышла из декретного отпуска. Три года не работала, так что, боюсь, весь профессионализм теперь придется накапливать заново.

– А я – личный помощник, – Патриция решила прийти ей на помощь и переключить внимание любопытной Карины. – Покупка билетов, сопровождение встреч, расписание, дети в школу, машина на мойку, вот это все.

– Интим с шефом в служебные обязанности входит? – деловито спросила Карина.

От этого простого и тоже до оскомины банального вопроса у Патриции потемнело в глазах. Она глубоко вздохнула и задержала воздух в груди, чтобы не сорваться.

– Нет, не входит. А вот переводы с трех языков, один из которых китайский, да.

– То есть интим по отдельному тарифу, – глубокомысленно хмыкнула собеседница, окинув взглядом все тот же спортивный костюм, несмотря на бренд, не шедший ни в какое сравнение с маленьким черным платьем. – Вариант «по любви» я, простите, отметаю. Вы в своем костюме от Армани на «такую» не похожи.

«Не сорваться, не сорваться», – твердил кто-то маленький и злой, живущий внутри Патриции. Это было трудно, но ее спас юный сэр Ланселот, с новой силой возопивший:

– Папагой!

– Чего он хочет? – полюбопытствовала Патриция.

– Ищет своего попугая. Понимаете, привычные для большинства детей логопедические проблемы в нашем случае еще накладываются на трудности, с которыми сталкиваются все билингвы. Сэр часто смешивает русские и эстонские слова, которые к тому же неправильно запоминает и не может четко произнести. В нашей семье это постоянный повод для шуток. Ланс, тут нет твоего попугая, ты совершенно зря выскочил из номера, пойдем, а то папа и Эмилия нас потеряют. Поищем попугая внутри.

– У вас люкс, – догадалась Патриция.

– Да, вчетвером в двухместном номере было бы трудновато, особенно с таким подвижным ребенком, как юный сэр. Ланс, пойдем.

И они поднялись по лестнице и скрылись в своем номере, снова оставив Патрицию и Карину наедине. Впрочем, ненадолго. Открылась входная дверь, и в комнату вплыла хозяйка турбазы. Ее Патриция видела при заселении, а потому знала, что женщину зовут Ириной. Внешне она выглядела ровесницей Патриции, может, на пару лет моложе. Муж же ее, Олег Девятов, был существенно старше, лет сорока пяти. Такие разновозрастные браки всегда интересовали Патрицию до невозможности, поэтому к Девятовым она присматривалась с жадным вниманием. Впрочем, как и Карина. Ее острый, направленный на Ирину взгляд, казалось, прожигал в той дыру.

Ирина с шумом высыпала у камина связку дров.

– Мужчины спустятся к ужину, спросите, сами они растопят камин или надо работника прислать, – попросила она. – Официанты сейчас придут и стол накроют. Думаю, что минут через десять все будет готово.

– Много в доме гостей? – спросила Патриция.

– Вместе с вами десять человек. Все комнаты заняты.

– А вы где ночуете?

– У нас свой отдельный дом на территории, – Ирина говорила вежливо, но не очень охотно. – Мы же здесь круглый год обитаем, базу нельзя оставить без надзора даже в межсезонье. Да и животные требуют пригляда. Работников мы, конечно, распускаем, но сами остаемся.

– Животные?

– Здесь же оленья ферма, – вступила в разговор Карина, видимо, разрабатывая новые туристические маршруты, она с вниманием относилась к мелочам. – База называется «Оленья сторожка» не просто так. Тут разводят оленей, так что, с точки зрения туристической привлекательности, место, несомненно, имеет свою фишку.

Патриция вдруг подумала, с каким восторгом воспримет известие об оленях маленький «мальчик От». Еще бы, детям здесь иначе было бы совсем скучно. Кстати, о детях.

– А дети ваши тоже круглый год тут живут? – спросила она у Ирины, скорее, для поддержания разговора, чем из интереса. – Насколько я понимаю, до ближайшей школы довольно далеко.

– Не очень, – все так же сдержанно пояснила Ирина. – Нашему младшему сыну полтора года. А что касается старшего, то он ходит в школу, расположенную здесь, в поселке. Мы же фактически на окраине, пусть и в стороне. На машине до школы двадцать минут, Олег возит дважды в день. А куда деваться.

– Ваша комната на втором этаже? – спросила Карина у Патриции.

– Да.

– Интересно, кто мой сосед на первом? – Женщина потянулась всем своим, надо отметить, роскошным телом. – Признаться, в такой глуши бывает довольно страшно ночью, так что я бы предпочла иметь в соседях крепкого мужчину.

– Не сомневаюсь. – Патриции показалось или в тоне Ирины сквозила язвительность?

Впрочем, подумать над этим она не успела, потому что хлопнула дверь в коридоре, и из того самого второго номера на первом этаже появился мужчина, высокий и плечистый, довольно красивый, именно такой, каким только что грезила Карина. Патриция не удержалась и хрюкнула от смеха.

– Что? У меня чернильное пятно на носу или прыщ на подбородке? – уточнил вошедший.

Она покачала головой, давая понять, что все в порядке, а ее смех к нему не относится.

– Это радует. Добрый вечер, меня зовут Павел.

– Карина.

– Патриция.

– Кайди. – С лестницы вновь спустилась прекрасная эстонка, а следом за ней члены ее семьи. – А это моя дочь Эмилия, сын Ланселот и муж Айгар. Здравствуйте.

– Начинаю испытывать комплекс неполноценности от того, что я всего-навсего Павел, – пробормотал жилец с первого этажа. – Боюсь, дамы и господа, у меня не получится с первого раза правильно запомнить ваши имена.

– Ничего страшного, потренируетесь, – Карина явно шла на сближение, по крайней мере, смотрела она на Павла весьма призывно, то и дело облизывая нижнюю губу, весьма пухлую.

Патриции снова стало смешно. Айгар, муж Кайди, оказался похож на викинга – высокий, крепкий, широкоплечий, со светлыми волосами и ярко-синими глазами, он удивительно подходил своей худощавой высокой жене, и Патриция невольно залюбовалась этой парой, поскольку ей нравилось смотреть на красивое.

Эмилия оказалась светловолосой и тоже высокой, видимо, в мать, а маленький Ланс прижимал к груди большого мягкого попугая и выглядел умиротворенным, из чего Патриция сделала вывод, что «папагой» все-таки нашелся.

В дом, стряхивая снег с ботинок, вошли официанты – двое молодых мужчин, несущих термосумки с едой, начали ловко и споро накрывать на стол.

– Рассаживайтесь, – пригласила Ирина, – сегодня у нас на ужин печеная картошка, соленые грибы со сметаной и луком, оленьи язычки в желе, домашние колбаски на гриле, форель, запеченная в соли. Для детей сосиски отварены, если они вдруг что-то не будут.

– Я буду домашние колбаски, – сообщил сэр Ланселот, – а кровяной колбасы нет?

– Нет, – ответила Кайди и снова перешла на эстонский, видимо, объясняя сыну особенности местной кухни, не предусматривающие подачу кровяной колбасы.

– Вы на каком языке разговариваете? – спросила Ирина.

Патриция заметила, как коротко, одними губами усмехнулся Павел, видимо, тоже не терпел бесцеремонности.

– На эстонском, – спокойно ответил Айгар.

– Как необычно, я думала, на финском. Хотя мой муж имел какое-то отношение к Эстонии, по крайней мере, он упоминал какой-то эстонский то ли остров, то ли город, название не помню.

– Бывает. – Да, было похоже, что «викинг» не разбрасывается словами попусту.

Начали неспешно рассаживаться вокруг большого стола. Павел отодвинул для Патриции стул, она поблагодарила его глазами, успев заметить, как недовольно скривилась Карина.

– А разве все гости уже в сборе? – спросила та. – Или мы не будем никого больше ждать?

– Еще трое мужчин, – охотно пояснила Ирина. – Один наверху, в своей комнате, думаю, что сейчас спустится, а еще двое – друзья, забронировавшие один номер на двоих, пока не подъехали, но мы ждем их с минуты на минуту.

– Номер на двоих? Надеюсь, они натуралы, а то, признаюсь, компания начинает казаться мне скучной, – капризно сказала Карина, бросив многозначительный взгляд на Павла. – От настоящего мужского плеча рядом я бы не отказалась.

Патриции надоело смотреть на это представление, отдающее дурновкусием, а потому она деловито наложила в тарелку исходящей паром картошки и горку скользких белых груздей, пересыпанных луковыми колечками, сделала сверху нашлепку из жирной сметаны, наколола гриб на вилку, макнула в сметану, положила в рот и зажмурилась от удовольствия. Вкусно.

Заскрипела лестница, и в зал спустился невысокий, довольно плотный, но подвижный мужчина лет сорока пяти, в дорогих очках и отчего-то стеганой бархатной домашней куртке с кистями. На горнолыжной базе куртка выглядела неуместно, а в сочетании с коктейльным платьем Карины и просто нелепо. К радости Патриции, все остальные гости были одеты, как она: Кайди, Эмилия и Павел в спортивные костюмы, Айгар и маленький Ланс – в джинсы и толстовки. Вот и славно.

– Добрый вечер, – произнес тем временем новый гость. – Меня зовут Аркадий Петрович. Приятно познакомиться.

Компания вразнобой поздоровалась, занятая ужином.

– Вы откуда? – спросил Павел, видимо, для поддержания разговора. – Местный или из Москвы?

Простой вопрос почему-то привел гостя в смятение. Он суетливо сорвал очки, протер их вынутой из кармана бархоткой, водрузил обратно на нос.

– Из Москвы, – наконец сказал он. – Разумеется, из Москвы.

– И это так странно. – Ирина, закончившая расставлять тарелки со снедью и уже собиравшаяся уходить, вдруг остановилась как вкопанная. – Я все пыталась понять, что не так, и только сейчас поняла. В этот заезд все неместные. Вот ведь чудеса.

– Почему чудеса? – не поняла Патриция. – Разве у вас не бывало раньше гостей из других мест?

– Да, бывали, разумеется, – то ли с досадой, то ли все с тем же недоумением объяснила Ирина. – Понимаете, «Оленья сторожка» – довольно популярное место отдыха именно у жителей Норильска. Все знают, что здесь можно заниматься и начинающим, и уже матерым лыжникам и сноубордистам. Ехать недалеко, условия хорошие, канатка и подъемник новые, инвентарь напрокат можно взять, кормим вкусно, да еще и для детей развлечение есть – питомник с оленями. По сравнению с Альпами и Сочи цены у нас доступные. Так что едут к нам из Москвы, но одна пара там или две. Ну, еще вариант – целая компания, забронировавшая турбазу целиком. Но чтобы вот так, по отдельности, такое впервые.

– Не вижу ничего странного, – Павел пожал плечами, – тем более что из Москвы только Карина, Патриция и Аркадий, э-э-э, Петрович. Я из Архангельска, Айгар и Кайди вообще из Эстонии, а про тех двоих, кто еще не приехал, мы вообще пока не знаем, откуда они.

– Мы приехали, – послышался от двери веселый мужской голос, и в комнату ввалились два парня лет тридцати шести – тридцати восьми, оба с модной щетиной на щеках, в ярких пуховиках и весьма дорогих спортивных ботинках. При виде их Карина повела плечами, спуская вырез платья пониже, а Ирина вздохнула, глядя, как опадает на расстеленный на полу ковер мокрый снег. – Я Эдик, он – Серега, Сергей, и мы жутко голодные с дороги.

– Ваша комната наверху, номер шесть, пожалуйста. Располагайтесь и спускайтесь, ужин на столе, – велела хозяйка дома. – Я, с вашего позволения, вас оставлю, мне нужно покормить семью и уложить младшего сына спать. Вечером я к вам загляну, чтобы рассказать, как у нас тут все устроено. Надеюсь, что вы найдете общие темы для разговора, ведь в компании друг друга вам предстоит провести шесть дней. И в нашей с мужем компании тоже.

 

Лучезарно улыбнувшись напоследок, Ирина исчезла. Хлопнула входная дверь, и на мгновение в домике стало тихо.

– Ну что же, – прервал неловкую паузу Айгар, – давайте выпьем за знакомство, что ли. Кстати, если кому удобнее, то меня можно звать Гариком.

– А меня От. Поисс, – тут же вставил юный сэр Ланселот. – А это мой папагой.

– Мальчик Ланселот, – пояснила вновь прибывшим Кайди и что-то сказала сыну по-эстонски.

– Это на каком языке? – спросил парень, которого звали Серегой.

Айгар вздохнул и пояснил на каком.

– Какая экзотика. Первый раз слышу эстонскую речь, – с искренним изумлением сказал парень.

Патриция весело рассмеялась и с удовольствием начала поглощать свой вкусный ужин, вдруг почувствовав, что ужасно проголодалась. Вокруг нее шумела разношерстная, но явно неплохая компания, состоящая из четырех мужчин, трех женщин и двух детей.

* * *

Иногда мне кажется, что все позади. Тягостные воспоминания погребены под лавиной других, не таких важных, не столь болезненных, просто более свежих, ведь в нашей жизни каждый день находится тысяча поводов для эмоций, которые слой за слоем, шаг за шагом стирают старые воспоминания, заставляя их тускнеть.

Да, иногда кажется, что мне удалось забыть. Но потом яркая вспышка света ударяет по глазам, внутри черепной коробки взрывается сгусток боли, стремительно распространяется взрывной волной, заполняя собой все пространство, разметает мысли и чувства, убивает силу воли, благодаря которой ты стараешься не думать, не вспоминать.

Страшно терять свою семью. Вдвойне страшно, когда эта потеря – результат не смертельной аварии или страшной болезни, не стечение обстоятельств, а следствие чужой, тщательно спланированной подлости. Страшно втройне, когда эту подлость придумал и воплотил близкий тебе человек. Тот, ближе которого у тебя не было.

До шестнадцати лет у меня был брат. Родной старший брат, вписывающийся за меня в любой школьный конфликт, помогающий с уроками, защищающий от родительского гнева. До шестнадцати лет у меня была семья, в которой меня не всегда понимали, но точно любили. По крайней мере, мне так казалось.

С тех пор прошло очень много лет. Но я до мельчайших подробностей помню тот день, когда всего этого у меня не стало. Ни брата, ни семьи, одно только неизбывное одиночество. Как оказалось, оно не проходит только от того, что рано или поздно ты оказываешься среди людей. От сковавшего тебя холода не спасает собственная семья, любимые рядом, их поддержка, ласка, внимание и готовность мириться с твоим настроением, когда тебя «накрывает».

Я помню ту последовательность сменяющихся внутри чувств – от непонимания через удивление к изумлению, ужасу и отчаянию, – когда до тебя вдруг начинает доходить, что тебя предали. Вы скажете мне, что любой человек рано или поздно сталкивается с предательством. Но когда тебя предает собственный брат, когда в искусно состряпанную им чудовищную ложь безоговорочно верят родители, а тебе при этом всего шестнадцать, ты не думаешь о том, что так бывает со всеми.

В этот момент ты просто в одиночестве стоишь на вершине высокой, совершенно голой скалы, под которой бушует бездонное море. С грохотом срываются вниз камни под твоими ногами, утес становится все меньше, и ты понимаешь, что сейчас свалишься в пучину, и море поглотит тебя, сомкнет волны, навсегда закрыв солнечный свет. Поверьте, больше никогда в жизни мне не было так больно.

Когда ты осознаешь, что тебя предали, ты делаешь единственно возможное – поворачиваешься и уходишь. Обычно так поступают с приходом взрослости, но мне пришлось уйти, когда мне было всего шестнадцать. Нет, не уйти, уехать. Поменять город и окружение, лишиться семьи и привычного образа жизни, а главное – веры в людей. Тогда меня спасли бабушка и дед, которые не дали пропасть, вытащили из пучины отчаяния, вдохнули веру в себя и надежду на то, что когда-нибудь все обязательно наладится.

Благодаря им я выжил. Стал взрослым. Научился прощать. На это ушло много лет. Чем дальше уводила меня жизнь от того нескладного, смертельно раненного подростка, который никак не мог понять, почему в одночасье лишился родителей и брата, тем больше готовила к тому, чтобы однажды понять, а вслед за тем и простить.

Несколько раз мне казалось, что все получится. В смысле, воссоединение семьи состоится, потому что там, дома, вернее, в месте, которое когда-то было моим домом, меня все так же любят и ждут. Мне было двадцать три, когда умер дед, а вслед за ним, спустя месяц, ушла из жизни бабушка. Тогда мне казалось, что смерть – прекрасный повод для прощения, но телеграмма, отправленная родителям, осталась без ответа. Они не приехали на похороны. Ни на первые, ни на вторые, ни на девятый день, ни на сороковой.

Мне было трудно это понять, и снова навалившееся одиночество плохо способствовало прощению, задушив его в зародыше. Потом у меня появилась собственная семья и мне снова показалось, что новая жизнь – прекрасный повод для прощения, но и эта телеграмма тоже осталась без ответа. Ни меня, ни моих любимых потерянная когда-то семья вовсе не стремилась видеть. Они так и не простили мне свое предательство.

Когда родителей не стало, это тоже выяснилось случайно. Рассказал одноклассник, проездом оказавшийся в моем городе. Брат даже не счел нужным дать мне телеграмму, и примирение в очередной раз отодвинулось на неопределенный срок, да и прощать стало практически некого. Из троих предателей остался он один. Мой брат.

Много лет мне казалось, что я не нуждаюсь в том, чтобы его простить. Можно было просто жить, работать, любить СВОЕГО человека, дарованного мне богом, видимо, в награду за все предыдущие страдания. Но с годами желание увидеть брата, посмотреть ему в глаза, спросить, почему так получилось, узнать даже не о том, раскаялся ли он, нет, о том, сожалел ли хотя бы раз, пусть всего лишь одну короткую минуту, о совершенном им, становилось все сильнее.

В год пандемии мне случилось сильно заболеть. Очень сильно, почти смертельно. Три дня пришлось балансировать на зыбкой грани, отделяющей мир живых от мира мертвых, и только чудо не дало мне соскользнуть туда, откуда уже не было возврата. Все эти три дня мне постоянно чудился брат: виделся в бреду, снился во сне. Когда болезнь отступила, откуда-то пришло понимание, что это было не просто так, это знак, что дыру в прошлом все-таки надо закрыть, заштопать.

«Оленья сторожка». Место, в котором я смогу увидеть своего брата, называется очень поэтично. Отчего-то и в этом мне тоже видится знак, хотя излишняя романтичность никогда не была мне свойственна. Я очень приземленный человек, не витающий в облаках и твердо стоящий на земле, практически вросший в нее. Здесь, в «Оленьей сторожке», я наконец все узнаю. Здесь я смогу понять. И простить. Наверное. По крайней мере, мне бы очень этого хотелось. Простить.