Пробуждение куклы

Пролог

20 ноября 2016 года, 17:15

Окрестности г. Шелково, Московская область

Дорога была ужасной: разбитая «бетонка», на которой машина то подпрыгивала, то проваливалась колесом в яму. На фоне этой узкой полосы, не оставлявшей шанса разминуться со встречным транспортным средством, латаное-перелатаное шоссе между Шелково и Пряниково казалось просто идеальным.

Ярик любил быструю езду, но, свернув на это недоразумение, сбросил скорость почти до минимума: машину стало жалко. Старушка японского производства и пятнадцать лет по дорогам уже откатала, но к такому жизнь и производитель ее определенно не готовили. Каждая новая колдобина впивалась в сердце Ярика острой иглой, и он тихо ругался сквозь зубы.

Чем больше они удалялись от шоссе, тем гуще становились заросли вдоль дороги и мрачнее обстановка. В ноябре темнеет часов с четырех, а в пять уже начинается настоящая непроглядная ночь, и сейчас это было им на руку. Лезть в заброшенный детский лагерь ночью у Ярика не было ни малейшего желания, а провести там час требовалось именно в темное время суток.

– Кажется, добрались, – подал голос с соседнего сиденья Кира, с которым они ввязались в эту авантюру.

Ярик, смотревший до сих пор только на подлое полотно дороги, поднял глаза выше и действительно обнаружил впереди высокий забор, состоявший из бетонных секций, местами заметно накренившихся. В кромешной темноте, разгоняемой только дальним светом фар, выглядело это довольно жутко. Пришлось напомнить себе, что сейчас еще фактически день.

Старенький седан подъехал к наглухо закрытым воротам и остановился прямо перед ними. Съезжать с бетонки опасно: по краям все заросло высокой травой и разномастными кустами, что там валяется на земле, не разглядеть, а потому легко можно пробить шину. На дороге машина все равно никому не помешает: едва ли кому-то понадобится в ближайшее время въехать в эти ворота или выехать из них.

Они выбрались из салона, заперли двери и достали смартфоны, чтобы включить на них фонарики: без света фар мир вокруг провалился в такую непроглядную темень, что мороз побежал по коже. Луна стыдливо пряталась за тучами, сквозь которые и солнце днем не могло толком пробиться, а никакого искусственного освещения по периметру лагеря или на его территории не наблюдалось.

– Черт, и как туда попасть-то? – пробормотал Ярик, разглядывая ворота и забор.

Он подергал створки, но те почти не двинулись с места, только глухо громыхнули. В тишине этот звук показался похожим на раскат далекого грома. Забор был слишком высоким, залезть по нему без специальных средств не представлялось возможным.

– Залезем уж как-нибудь, – махнул рукой Кира. – Я поискал на ютубе, там есть видюшки отсюда, значит, есть и вход. Надо первую запись сделать, чтобы время уже пошло.

– Ну вот мы и здесь, – произнес Ярик в камеру нарочито бодрым тоном, позируя на фоне ворот. – За моей спиной – детский лагерь «Радуга», точнее, то, что от него осталось. Пока не знаем, как попадем внутрь, но похоже, что никакой охраны на территории нет. Очень надеюсь, что мы не столкнемся со стаей голодных бродячих собак.

Проход на территорию обнаружился довольно быстро, достаточно было немного отойти от главного входа: одна из бетонных секций оказалась завалена сильнее других и стояла под таким углом, что по ней не составляло труда подняться, как по трамплину, и потом спрыгнуть на землю уже с другой стороны забора.

– Вот мы уже и на территории, – на этот раз инициативу перед камерой взял на себя Кира. Он говорил на ходу, но дышал так тяжело, словно бежал. Его сердце колотилось непривычно быстро. – Честно скажу: тут офигенно. У меня мурашки по коже… Не уверен, что на записи будет что-то видно, потому что тут почти нет освещения, но мы видим очертания нескольких корпусов, все они двух или трехэтажные. Зато наверняка слышно, что здесь очень тихо. Никаких собак. Вообще ни одной живой души!

– Блин, а тут реально круто, – выдохнул Ярик, продираясь сквозь высокую, уже почти засохшую траву.

– Круто, но стремно, – подтвердил Кира.

– Да ладно, сам же сказал: тут нет никого, – отмахнулся Ярик, хотя у самого сердце тоже выпрыгивало из груди. – И это тебе не Припять какая-нибудь: радиации тоже нет.

– Но чем-то похоже, – с восторгом и благоговением прошептал Кира, когда свет фонариков выхватил из темноты перед ними пустынную детскую площадку с покосившимися качелями, проржавевшей каруселью и какой-то невнятной конструкцией.

Площадка имела специальное покрытие, сквозь которое растениям было трудно пробиться, поэтому здесь диких зарослей не наблюдалось, но природа все равно пыталась отвоевать это место: кое-где в трещины уже высунулись тонкие росточки. На следующий год их наверняка станет больше, а потом еще больше. Рано или поздно качели-карусели будут торчать прям посреди поля.

– Жесть, – нервно хохотнул Ярик. – Реально как в том кино.

Кира не понял, какое именно кино имеет в виду приятель. Он бы уточнил, но отвлекся: ему почудился рядом приглушенный скрип, и он стремительно повернулся к качелям, одновременно боясь и желая увидеть, как они раскачиваются под действием невидимой силы. Но качели висели без движения.

– А ведь когда-то тут играли детишки, – нарочито мрачным тоном произнес Ярик. – Звучали их звонкие голоса и смех… Но, блин, если я услышу их сейчас, то обосрусь.

Они рассмеялись и пошли дальше: им предстояло забраться хотя бы в один корпус.

Первый, в который они сунулись, оказался заперт, а в разбитое кем-то окно никому лезть не захотелось, поэтому друзья решили попытать счастья в другом. На этот раз им повезло: покой следующего на их пути строения когда-то охранял навесной замок, но его сорвали, поэтому теперь дверь стояла приоткрытой.

– Похоже, никому нет дела до этого места, – заметил Кира, глядя туда, где раньше висели петли. Их вырвали, что называется, «с мясом». – Иначе бы уже что-то сделали.

– Да, всем плевать. Оно никому не нужно, но сравнять здесь все с землей – слишком дорого, наверное, – махнул рукой Ярик и потянул на себя массивную дверь.

Та зловеще скрипнула ржавыми петлями, вызвав у ребят приступ нервного смеха.

– Сюда наверняка регулярно лазят всякие задроты, – хмыкнул Ярик, освещая фонариком когда-то ярко-зеленые, а теперь потускневшие, облупившиеся и местами покрывшиеся грибком стены коридора, на пороге которого они оказались.

Тот убегал вперед темным мрачным тоннелем, углубляться в который не было ни малейшего желания. Состояние здания оказалось хуже, чем они ожидали увидеть, но лучше, чем могло бы быть: по крайней мере, пол тут был целым, стены стояли крепко и не было ощущения, что на тебя вот-вот обвалится потолок. Но было сыро и грязно. А еще воняло: в затхлом воздухе смешивались запахи мочи и гнили. Какие-то уроды уже успели написать на стенах несколько неприличных слов. Художники от слова «худо», как любила повторять мать Ярика – учительница русского языка и литературы.

– Типа Алекса? – насмешливо поинтересовался Кира, не торопясь идти по коридору.

Он опасливо посматривал на вереницы дверей, тянувшихся по обе стороны примерно на одинаковом расстоянии друг от друга. Одни были плотно закрыты, другие – приоткрыты, третьи стояли нараспашку.

Ярик тем временем обернулся к камере и недовольно поморщился: не подумал, как это прозвучало.

– Не, Алекс – пацан правильный, – тут же сдал он назад. – Я про тех, кто лезет сюда попить пива и поржать над страшными историями про мертвого пионера из второго отряда или сторожа-маньяка с топором, а потом оставляет после себя тонну мусора и… вот.

Он подсветил фонариком высокоинтеллектуальное сочетание из трех букв, написать которое почему-то считает своим долгом каждый, у кого в распоряжении имеется стена и баллончик с краской.

Кира только презрительно скривился. Было время, он и сам «портил» стены, как говорили взрослые, да только они с друзьями наносили на них многоцветные объемные рисунки, в которые превращали, например, название любимой группы. То было искусство, а это – убожество.

– Здесь другую страшилку рассказывают, – отозвался он, отворачиваясь от примитивной «наскальной живописи».

– Какую?

– А ты не знаешь историю «Радуги»?

– А у нее есть история? – удивился Ярик.

– Как у любого уважающего себя пионерлагеря, – фыркнул Кира. – О, блин, как же тут стремно…

Они все-таки сделали несколько шагов вперед и как раз заглянули в одно из приоткрытых помещений, которое когда-то служило комнатой для отдыхающих детей. Там еще стояли рассохшиеся остовы одноместных кроватей, сдвинутые к одной стене, на полу валялись разнокалиберные обломки, смятая банка из-под ядреного алкогольного коктейля, разодранные упаковки из-под чипсов, прочий мусор.

Одна вещица привлекла внимание Киры, он прошел в комнату и поднял с пола небольшого, размером с ладонь, голого пупса с оторванной рукой и выбитым глазом. Посветив на него фонариком, он продемонстрировал его камере.

– Местная страшилка – куклы, – торжественно объявил он.

– Куклы? – недоверчиво переспросил Ярик.

– Да, когда-то это был пионерлагерь для детей работников игрушечной фабрики. Его закрыли в конце восьмидесятых или начале девяностых. Кризис, все дела. Но ходит байка, что была серьезная причина, по которой его закрыли, только она старательно замалчивалась. Мол, в последнюю смену стали в лагере пропадать дети. Ложится мальчик спать, а утром его уже нет в комнате, а вместо него в кровати лежит кукла. Потом пропала девочка. И еще несколько детей. И каждый раз утром в кровати вместо ребенка находили куклу. Детей потом тоже нашли в подвале одного из корпусов. – Кира сделал многозначительную паузу и весомо закончил: – Выпотрошенными. Как будто кто-то решил посмотреть, что у них внутри. Считается, что куклы с фабрики хотели стать настоящими детьми и пытались таким образом занять их место.

Кира замолчал, продолжая крутить в свете фонарика искалеченного пупса, и не заметил, что Ярик смотрит на него шальным взглядом.

– Типа как этот… Пиноккио? – наконец хрипло уточнил тот.

– Ну да, только Пиноккио никому не выпускал кишки…

Кира поднял взгляд на друга и понял, что на того история произвела впечатление. Его это развеселило: он рассмеялся и кинул в Ярика пупса, а тот отскочил в сторону так, словно в него бросили гранату.

– Да ладно тебе, это же просто страшилка! Типа как про девочку с синим ногтем, из которой сделали пирожки с мясом, а ее мама купила те пирожки и, конечно, синий ноготь попался именно ей. Уверен, эта история существовала все годы работы лагеря, и дети рассказывали ее друг другу перед сном, а самые впечатлительные потом мочились в постель или не спали до утра, чтобы кукла не забрала их.

– Только больной маньяк может придумать такую страшилку, – проворчал Ярик, недовольный тем, что его удалось напугать. – Да заткнись ты уже!

Кира продолжал похихикивать, но после этого требования честно попытался унять смех, правда, у него ничего не вышло.

– Придурок, – процедил сквозь зубы Ярик, поворачиваясь и уходя из комнаты прочь.

– Да ладно тебе, это ж…

Кира хотел сказать «прикольно», но слово застряло у него в горле, когда он, вслед за Яриком, вошел в комнату напротив. Смех его тут же оборвался.

Здесь тоже стояли кровати, но их никто никуда не сдвигал, они остались на своих местах. На прогнивших матрасах тех двух, что находились ближе всех ко входу, лежало еще по кукле. Эти были чуть крупнее, одетые, но тоже слегка потрепанные – одна смотрела на них пустыми глазницами, у другой не хватало ноги.

– Блин, крипово, – прокомментировал Кира.

Ярик только молча кивнул и поспешно вышел из комнаты. Замер посреди коридора, отчаянно желая побыстрее вернуться к машине, но любопытство оказалось сильнее, и он толкнул еще одну дверь дальше по коридору, пробежал по обстановке лучом фонаря, на этот раз целенаправленно ища кукол.

Здесь их обнаружилось уже целых пять штук: они сидели рядком на подоконнике, целехонькие, но покрытые пылью, в грязных платьях.

– Многовато кукол, – озадаченно пробормотал у него над ухом Кира. – Может, тут девчачий корпус был?

– И чего? Девчонки побросали свои куклы, когда уезжали? – недоверчиво уточнил Ярик.

– Ну… Как вариант: сюда привозили кукол с фабрики, чтобы девочки могли в них играть, вот они тут и остались, – предположил Кира. – Потому что были ничьи, местные.

– Тогда понятно, откуда растут ноги у этой страшилки. Лан, может, пойдем отсюда? Вроде достаточно уже и увидели, и наснимали…

Но оказалось, что недостаточно. Они двинулись дальше по коридору, напряженно прислушиваясь к шороху собственных шагов и заглядывая в комнаты. Старых, грязных, изуродованных кукол хватало в каждой. Они валялись на полу, сидели на подоконниках или на кроватях, иногда лежали, по одной или компаниями. Ближе к концу коридора это стало восприниматься как само собой разумеющееся, но на пороге последней, самой дальней комнаты, оба парня застыли, как вкопанные, лучи их фонариков сошлись в одном месте.

Эта комната оказалась практически пустой: никакого оставшегося со времен лагеря хлама, никакого занесенного горе-сталкерами мусора. Только обшарпанные стены, грязный пол, мутные стекла окон, которые пока никто не разбил, и старый облезлый стул у стены. А на стуле сидела огромная нарядная кукла, подозрительно похожая на маленькую девочку. В новом чистеньком платьице.

Ярик и Кира переглянулись и настороженно подошли ближе. Кукла жизнерадостно улыбалась, тараща на них светло-карие глаза, и как будто тянулась к ним короткими ручками.

– Это что за хрень? – пробормотал Ярик, чуть наклоняясь, чтобы заглянуть кукле в лицо. Оно тоже было чистым, словно куклу посадили на стул только что.

– А тут, оказывается, бывают люди с чувством юмора, – напряженно заметил Кира.

Ярик зачем-то ткнул куклу пальцем в живот, как будто хотел проверить, что она действительно существует. Или что она из пластика.

– Привет! – бодро откликнулась кукла забавным мультяшным голосом.

Оба парня вздрогнули и отпрыгнули от стула, непроизвольно вскрикнув.

– Твою мать! – проорал Ярик, прежде чем разразиться нервным хохотом вместе с Кирой.

А кукла между тем продолжила:

– Как тебя зовут?

После небольшой паузы она добавила:

– А меня зовут Аня. Давай дружить!

– Охренеть просто, – процедил Кира, качая головой. – Она знает больше слов, чем моя последняя подружка.

– Кто только покупает детям такой треш? – в свою очередь возмутился Ярик. И тут же с подозрением покосился на Киру: – Это ты ее сюда приволок, признавайся?

– Чего? – возмутился тот.

– Приколоться надо мной решил? Вы это вместе придумали, да?

Он повернулся к камере и сделал характерный жест, каким обычно просят остановить съемку.

– Вот серьезно, это ни фига не смешно, – добавил Ярик, когда камера перестала снимать.

– Да ты больной, что ли? – все с тем же, весьма натуральным возмущением отозвался Кира. – Я тут первый раз, как и ты!

– Значит, это для нас приготовили… – решил Ярик.

Он хотел сказать что-то еще, но кукла перебила:

– А хочешь, я расскажу тебе сказку?

– А может, ты лучше заткнешься уже? – почти прорычал Кира.

– Как-то раз темным вечерком, – проигнорировала его предложение кукла, – два мальчика забрались в заброшенный детский лагерь. Они бродили по коридорам, по пустым комнатам, и в каждой комнате их встречали куклы.

Ярик и Кира снова напряженно переглянулись.

– Я его убью, – процедил Ярик, пользуясь паузой в «сказке», и оглянулся на дверной проем, но там никого, кого можно было бы убить, не оказалось.

Кукла вдруг продолжила изменившимся голосом: теперь он стал мужским, низким, грубым:

– А потом один из них выпустил другому кишки, потому что решил, что тот ненастоящий мальчик! Тут и сказочке конец, а кто дослушал, тот пока жив…

Кукла замолчала. Она сидела и равнодушно смотрела на побледневших парней, лишившихся дара речи.

А потом моргнула.

Глава 1

22 ноября 2016 года

г. Шелково, Московская область

Погода была неожиданно хорошей: ярко светило солнце, слепя глаза, и ставший уже привычным ноябрьский холод совсем не ощущался. И даже сидя без движения на длинной, подвешенной на цепях скамейке, которая слегка раскачивалась, как детские качели, Юля не испытывала дискомфорта. Она лишь щурилась, пытаясь смотреть против солнца на младшего брата, бесившегося с друзьями посреди небольшой площадки на набережной. Его рюкзак – весьма объемный и слишком тяжелый для такого маленького мальчика – лежал на скамейке рядом с Юлей. Куда подевали свои рюкзаки другие ребята, она не знала.

– Порой я завидую детям, их энергии, – неожиданно заметил Влад, сидевший рядом.

Юля покосилась на него, согласно улыбаясь. Ее сосед и по совместительству работодатель с некоторых пор повадился составлять ей компанию, когда она забирала брата из школы или выводила его на прогулку. Юля не возражала: с Владом ей было веселее.

Сейчас он сидел вполоборота к ней и отталкивался длинными ногами от земли, благодаря чему скамейка-качели и раскачивались взад-вперед. Его рука покоилась на спинке, и Юля чувствовала, как она слегка касается ее спины. Если бы не рюкзак Семки, Юля могла бы скользнуть чуть ближе к Владу и оказаться почти в его объятиях…

Она тряхнула головой, прогоняя эти неуместные мысли.

– Сложно поверить, что когда-то мы все были такими энергичными, – согласилась она, чтобы как-то поддержать беседу.

Влад смешно нахмурился и покачал головой.

– Нет, я не был! – уверенно заявил он. – Я родился сразу взрослым, уставшим и занудным.

Юля рассмеялась.

– Да ладно? Наверняка, вы были тем еще шалопаем! Просто ни секунды не сомневаюсь в этом.

– Не помню такого, – все с той же уверенностью заявил Влад, тоже посмеиваясь. Юле очень нравилось, как звучит его смех, но она редко его слышала. – И потом… Шалопаем? Серьезно? Из какого века это слово?

– Моя бабушка так говорит, – пожала плечами Юля. – И еще много кто. Можно подумать, вы никогда не слышали это слово раньше.

Влад повернулся к ней и неожиданно предложил:

– Юль, может быть, все-таки на «ты»? В конце концов, не настолько я тебя старше, чтобы все время мне выкать.

Она растерялась. В предложении не было ничего такого, но ее оно почему-то смутило.

– Но… тут же дело не в возрасте, – неуверенно возразила Юля. – Вы мой работодатель. Как-то неудобно мне к вам на «ты»…

– А что такого? – удивился Влад. – Даже в серьезных компаниях бывает принято обращаться на «ты» ко всем, в том числе к топ-менеджерам.

– Неужели? – усомнилась Юля, но опровергнуть его слова не могла: ее опыт работы пока был очень скромным. – Но Игорь тоже с вами на «вы».

– При чем здесь Игорь? – вздохнул Влад. – Он меня и по имени-отчеству называет, но ты же не стесняешься называть меня просто Владом.

Юля закусила губу, поскольку здесь ей парировать было нечем: как он в первый раз ей представился, так она его и называла.

– Мне было бы приятно, если бы ты мне не выкала, – добавил Влад с лукавой улыбкой.

Тут уж тем более спорить стало не о чем.

– Хорошо. Я постараюсь переучиться.

Влад удовлетворенно кивнул и снова отвернулся, добившись своего. Юля в который раз мысленно задалась вопросом, всегда ли ему это удается или это только у нее никогда не получается ни в чем отказать.

Она тоже отвернулась, ища глазами куда-то ускакавшего брата, но взгляд ее уперся в огромное уродливое здание, возвышающееся по другую сторону пешеходного моста. Это был высокий – этажей на двадцать – длинный дом, стоящий полукругом. Он состоял из двух частей, соединенных перемычкой, и напоминал букву «П». Некоторые называли его Порталом, но не столько из-за формы, сколько из-за пары историй с исчезновениями. Юля считала их просто городскими легендами, придуманными от скуки, но дом все равно навевал на нее ужас и рождал холодок между лопаток каждый раз, когда она принималась его разглядывать. Дело в том, что его так и не достроили, поэтому выглядел он довольно жутко. И над ним всегда кружили, громко каркая, стаи ворон.

Вот и сейчас над крышей вилась черная воронка, а Юля, всмотревшись в темные провалы пустых окон, невольно поежилась и судорожно втянула воздух.

– В чем дело? – поинтересовался Влад. – На что ты смотришь?

– Это Портал, – объяснила Юля.

– Тот самый? – удивился Влад. – Ты мне про него рассказывала как-то…

– Да, – кивнула Юля и снова покосилась на Влада, но на этот раз недовольно. – Вам бы он наверняка понравился.

Ее голос прозвучал ворчливо, поскольку увлечение Влада всякими страшными местами и не менее страшными легендами, с ними связанными, она не разделяла. Сосед только усмехнулся и поправил:

– Тебе.

Юля поняла не сразу, но потом тоже улыбнулась.

– Да, тебе бы он понравился.

– Тогда пойдем, посмотрим на него поближе?

Ей совершенно не хотелось смотреть на Портал поближе, но все получилось как-то само собой. Влад ведь всегда добивался своего. Вот и на этот раз Юля даже не поняла, как оказалась в недостроенном здании. Опомнилась только тогда, когда осознала, что они с Владом идут по бесконечно длинному коридору, под ногами у них хрустит какой-то мусор, а солнце светит в мутные окна, и его лучи падают на угрюмые серые стены. Стекла здесь вставить не успели, но некоторые оконные проемы затянули плотной полиэтиленовой пленкой, которая местами успела порваться, что добавляло месту жути. Казалось, что кто-то разорвал пленку, в панике пытаясь выпрыгнуть в окно.

– Влад, – она схватила его за локоть, останавливая и останавливаясь сама, – давай уйдем отсюда. Мне здесь не нравится. И потом… Здесь нельзя находиться!

Он обернулся, перехватил ее руку, крутанул Юлю вокруг оси и неожиданно прижал к стене, от чего у нее перехватило дыхание. Чувствуя, как сердце испуганно бьется в груди, она подняла на него удивленный взгляд, безмолвно спрашивая, в чем дело. Влад только улыбнулся, глядя ей в глаза, коснулся кончиками пальцев щеки и слегка погладил, отчего у Юли по шее побежали мурашки. Она приоткрыла рот, чтобы все-таки озвучить свой вопрос, но не успела: Влад наклонился к ней, уверенно целуя. И она ответила ему с той же уверенностью и готовностью, словно на самом деле только этого и ждала.

Все мысли разом вылетели из головы, спина не ощущала холода стены, а весь мир сжался до одного только ощущения теплых губ на ее губах.

Из блаженного забытья Юлю вырвал внезапно раздавшийся рядом гул. Она вздрогнула, отстранилась от Влада и повернула голову на звук, не понимая, откуда тот взялся. Впереди, всего в нескольких шагах, оказались лифты, которые Юля почему-то не заметила раньше. И сейчас один из них поднимался: она видела, как сменяются номера этажей в окошке над дверью, но не могла разобрать цифры.

– Откуда здесь работающий лифт? – пробормотала Юля, силясь вспомнить, на каком они этаже и как сами сюда попали.

Почему-то приближающаяся по шахте кабина – а Юля не сомневалась, что едет она на их этаж, – вселяла в нее смутную тревогу, постепенно перерастающую в панический страх. Как будто в кабине приближалось нечто опасное для них обоих.

Влад продолжал невозмутимо обнимать ее, она чувствовала на щеке его горячее дыхание. Лифт, поднимающийся по шахте в обесточенном здании, его, казалось, не смущал. Но потом он вдруг шепнул Юле на ухо:

– Беги…

– Что? – переспросила она, удивленно поворачиваясь к нему.

И едва не заорала, увидев лицо Влада: вместо красивых серых глаз, только что смотревших на нее с такой теплотой, зияли пустые черные глазницы. Юля дернулась, пытаясь высвободиться из его объятий, а Влад и не думал ее удерживать, его руки уже были заняты. Он замахнулся, сжимая в ладони огромный нож, и с силой ударил Юлю этим ножом.

Или только попытался ударить, потому что прежде, чем лезвие коснулось ее тела, она дернулась еще раз и наконец проснулась, тяжело дыша и тревожно озираясь по сторонам в темной комнате.

«Сон. Всего лишь сон», – подумала Юля со смесью облегчения и сожаления.

А мгновение спустя на телефоне сработал будильник.

⁂

Утренняя рутина закрутила Юлю, заставляя временно забыть о тревожном во всех смыслах сне. Мама торопилась и торопила Семку, а тот капризничал, заявляя, что не хочет кашу, а хочет бутерброд с шоколадно-ореховой пастой, хотя прекрасно знал, что такие лакомства – не для утра вторника. В конце концов они сторговались на каше и бутерброде с колбасой.

Сама Юля пока сонно пила утренний кофе с ржаным хлебцем. Она недавно решила, что надо бы все-таки похудеть к Новому году, поэтому купила себе всякой правильной еды в виде хлебцев и обезжиренных йогуртов, но последние утром с кофе совсем не лезли в горло. Она старалась не привлекать к себе внимание и прятала взгляд, чтобы мама не заметила странную аномалию, происходящую с Юлиным глазом.

Это началось чуть больше месяца назад. Сначала на обычно серой радужке правого глаза появились три тонкие коричневые прожилки. День тогда у Юли выдался непростой, к вечеру она валилась с ног от физической усталости и нервного перенапряжения, к тому же глаз не болел и не чесался, поэтому она просто махнула на него рукой, решив, что само пройдет. Не прошло. Наоборот, пару недель спустя Юля заметила, что аномалия не только не исчезла, но, наоборот, усугубилась: прожилки стали шире. Если так пойдет дальше, вскоре ее глаз будет напоминать знак радиационной опасности.

К счастью, у мамы было полно дел, беседы «глаза в глаза» у них никогда не были в привычке, поэтому пока удавалось странную проблему скрывать. Да и не ощущала Юля ее как проблему: глаз по-прежнему не причинял дискомфорта, в течение дня она сама умудрялась забыть о странном изменении, пока не оказывалась у зеркала или ей не напоминала Галка, с которой они с недавних пор общались чаще всего.

– Юль, после занятий сможешь съездить с дядей на бабушкину дачу? – неожиданно спросила мама.

Дремлющая над чашкой кофе Юля вздрогнула от неожиданности, но мысленно порадовалась тому, что мама облекла это в форму вопроса. Еще месяц назад ее слова прозвучали бы как распоряжение, но не так давно Юля набралась смелости и все же обратила мамино внимание на то, что она давно не ребенок, временем которого та может свободно распоряжаться. Она учится и работает, у нее могут быть свои планы и договоренности с друзьями, и она имеет на них право. Помогать она не отказывалась, но попросила согласовывать с ней ситуации, когда ее помощь будет нужна.

– А зачем туда ехать? – уточнила Юля, взглянув на маму только мельком.

– Дедушка приболел и не может вести машину, а бабушке неймется забрать оттуда посуду, чтобы как следует перемыть ее в домашних условиях. Никита согласился съездить, но ты же его знаешь: половину возьмет того, чего не нужно, а чего нужно – не возьмет.

Юля понимающе кивнула. Дядю Никиту она искренне любила, но его неорганизованность хорошо знала.

– Думаю, да, смогу. У Влада я вчера прибралась и еды приготовила, так что до завтра я едва ли ему понадоблюсь. А что нужно забрать-то?

Мама на ходу перечислила требуемое, и Юля очень надеялась, что она сама ничего не забудет и не перепутает. Ведь с бабушки станется отправить их с дядей на дачу во второй раз.

В колледже воспоминания о странном – одновременно пугающем и смущающем – сне вернулись, поскольку учеба на бухгалтера никогда Юлю особенно не увлекала, и во время занятий она часто мысленно переключалась на другие темы. Но большой ошибкой было рассказать о нем во время перерыва Галке. Та с присущей ей категоричностью моментально все «расшифровала»:

– Это же элементарно, Ватсон! Нож – классический фаллический символ. Ты хочешь своего соседа, но возможная близость с ним тебя пугает, поэтому подавленные мысли о ней перерождаются в кошмары.

– Ты совсем рехнулась? – возмутилась Юля, дрожа от холода и поплотнее заворачиваясь в теплый сиреневый палантин, который мама подарила ей на прошлый Новый год.

Они с Галкой стояли за углом здания колледжа, где традиционно курили учащиеся. Сама Юля к сигаретам была равнодушна, но Галка делала вид, что просто не доживет до конца занятий, если не сходит на перекур. Юля сомневалась, что это действительно так: она давно заметила, что подруга не столько курит, сколько просто стоит с тлеющей тонкой сигареткой в руках, а если уж и подносит фильтр к губам, то просто набирает дым в рот, не затягивается по-настоящему. Смысла в таком «театре» Юля видела еще меньше, чем в настоящем курении, потому что от него Галка получала только мерзкий запах от волос и пальцев. И перспективу заработать бронхит из-за пребывания на улице поздней осенью без верхней одежды, которую они сдавали в гардероб по утрам.

Зачем сама Юля мерзнет с подругой на улице, пока та делает вид, что курит, она и вовсе не знала.

– Хорошо, если я рехнулась, то как ты сама трактуешь эту странную эротическую фантазию? – усмехнулась Галка.

Юля вздохнула, мысленно ругая себя за то, что вообще подняла эту тему.

– Подозреваю, что с моим везением, сон просто к тому, что скоро Влад откопает еще какое-нибудь стремное убийство и начнет его расследовать, а мне придется опять ему помогать, – проворчала она.

– А может быть, тебя саму тянет к новой городской легенде? – лукаво предположила Галка.

– Вот это уж точно вряд ли! – заявила Юля, стараясь выглядеть уверенной.

И снова покривила душой. Две предыдущих истории, в которые она влипла вместе с Владом, – втянув в первую его, а во вторую втянувшись из-за него, – ее пугали до нервной икоты, повторяющихся кошмаров и истерики, но в глубине души завораживали. Юля не хотела себе в этом признаваться, на сознательном уровне повторяла себе снова и снова, что надо бы держаться подальше от подобных вещей, но пару дней назад поймала себя на мысли, что очень уж давно все как-то тихо. И оттого – немного скучно.

⁂

Дядя оповестил ее о том, что выезжает, когда Юля еще только выходила из колледжа. Идти ей было не больше десяти минут, а с учетом всех светофоров ехать дядя мог примерно столько же, поэтому она не торопилась. Обедать все равно собиралась йогуртом и хлебцами, а делать это можно и в машине по пути на дачу. Живот, правда, призывно урчал, и всю дорогу до дома Юлю бил озноб, невзирая на теплую куртку и обмотанный вокруг шеи теплый палантин, поэтому она решила добавить к обеду чашку горячего кофе, но сварить ее она определенно успеет. Прежде, чем выехать, дядя обязательно забудет сначала ключи от машины, потом – от дачи, потом – документы. Он мог ходить туда-сюда до пяти раз, пока полностью соберется и будет действительно готов выехать. И ей еще повезет, если отсутствие ключей от дачи не обнаружится по приезду на эту самую дачу.

Однако на подступах к подъезду Юлю неожиданно окликнул мужчина. Она с готовностью обернулась, в первый момент решив, что это дядя Никита, и удивившись, что не заметила его машину. Лишь обернувшись и увидев совсем другого, незнакомого мужчину, Юля спохватилась, что голос был совсем чужой, просто оклик по имени застал ее врасплох.