Культ

Способность наслаждаться тишиной и одиночеством – одно из самых благих умений, которые только может приобрести человек. Оно приходит только с опытом, и чаще всего с опытом горьким; это как лекарство, оплаченное пережитыми скорбями, потерями, совершенными ошибками; как эликсир мудрости, который трудно добыть, но, когда наполненная им чаша оказывается в израненных, дрожащих ладонях, когда иссушенные губы припадают к нему и ты делаешь первый глоток – приходит покой, а вместе с ним мудрость.

Когда в жизни у человека есть что-то более важное, чем он сам, – это и есть любовь.

Реальность порой страшнее любых фантастических чудищ.

Весь мир стал другим, потому что в нем почти не осталось любви.  Когда в жизни у человека есть что-то более важное, чем он сам, – это и есть любовь. А любви не осталось, потому что не стало того, что можно любить. Все какое-то ненастоящее, как в спектакле, где у актеров фальшивые чувства, чужие мысли, а вместо крови, фруктов, вина – крашеный реквизит.

Есть такие дары, которые выглядят как проклятия, а есть проклятия, которые кажутся подарками судьбы. Разобраться в этом бывает трудно, но чем они в конце концов станут для человека, зависит лишь от того, как он ими пользуется.

Способность наслаждаться тишиной и одиночеством – одно из самых благих умений, которые только может приобрести человек.

Смерть обесценила все - а может быть, просто правильно расставила приоритеты.

Как и все дети, он привык смотреть на мать снизу вверх, даже когда вырос, окреп

Есть такие дары, которые выглядят как проклятия, а есть проклятия, которые кажутся подарками судьбы. Разобраться в этом бывает трудно, но чем они в конце концов станут для человека, зависит лишь от того, как он ими пользуется. Храни в своем сердце любовь, и тогда даже то, что кажется злом, сможет обернуться на благо. Иногда судьба представляется несправедливо жестокой, а жизнь видится чередой потерь и страданий. Но знай, что жестокости в этом не больше, чем у любящего отца, заставляющего детей выучить важный урок ради их же грядущего блага.

Прошлое живо только до тех пор, пока мы не даем ему умереть