Черная Индия

Глава 1
Два противоречивых письма

«Мистеру Дж. Р. Старру, инженеру,

30, Кэнонгейт.

Эдинбург.

Если мистер Джемс Старр пожелает отправиться завтра в Аберфойл, в каменноугольную копь Дошар, в шахту Яроу, то ему будет сделано интересное для него сообщение.

Мистера Джемса Старра весь завтрашний день на станции “Калландер” будет ждать Гарри Форд, сын бывшего старосты углекопов Симона Форда.

Мистера Старра просят никому не сообщать об этом приглашении».

Таково было содержание письма, которое Джемс Старр получил с первой почтой 3 декабря 18… года. На письме стоял штемпель почтового отделения в Аберфойле, находящемся в графстве Стирлинг, в Шотландии.

Любопытство инженера было сильно затронуто. Ему даже и на ум не пришло, что письмо могло быть мистификацией. Он давно знал Симона Форда, одного из бывших надсмотрщиков за работами в копях Аберфойла; Джемс Старр в продолжение целых 20 лет служил директором этих самых копей или, как говорят в английских копях, смотрителем.

Джемс Старр был человеком крепкого сложения, и, несмотря на его 55 лет, никто не дал бы ему больше сорока. Он происходил из старинного шотландского рода и являлся одним из самых видных жителей Эдинбурга. Его труды приносили честь почтенному сословию шотландских инженеров, которые добывают каменный уголь из богатой им почвы Соединенных Королевств, в Кардифе, Ньюкасле и нижних графствах Шотландии. Но особенно имя Старра пользовалось общим уважением в глубине тех таинственных копей Аберфойла, что находятся по соседству с рудниками в Аллоа и занимают значительную часть графства Стирлинг. Тут, в этих копях, прошла почти вся его жизнь.

Кроме того, Джемс Старр принимал участие в «Обществе шотландских антиквариев» и даже был его президентом. Он считался также в числе наиболее деятельных членов Королевского института, и в «Эдинбургском обозрении» часто появлялись замечательные статьи, подписанные его именем. Отсюда видно, что он был одним из тех ученых практиков, которым Англия обязана своим благосостоянием. Вообще он занимал очень видное положение в старой шотландской столице, что во всех отношениях заслуживала названия Северных Афин.

Известно, что англичане всей совокупности своих обширных каменноугольных копей дали очень меткое название. Они весьма справедливо нарекли их Черной Индией, и эта Индия, может быть, более, чем восточная Индия, содействовала возрастанию изумительного богатства Соединенных Королевств. Действительно, тут и день и ночь массы углекопов трудились над добыванием из британской почвы каменного угля, этого драгоценного топлива, являющегося положительно необходимостью в промышленной стране.

В эту эпоху оставалось еще очень далеко до того времени, когда, согласно предсказаниям специалистов, запас угля на всем земном шаре должен будет истощиться. Недостатка в этом минерале нечего было еще опасаться, и во всех концах Старого и Нового Света шла усердная эксплуатация залежей каменного угля. Различные фабрики, локомотивы, локомобили, пароходы, газовые заводы и тому подобное не имели недостатка в минеральном топливе. Однако потребление угля в последние годы возросло до такой степени, что некоторые залежи уже совершенно истощились. Они были покинуты, и пустынные копи с их мрачными шахтами производили грустное впечатление.

Такая именно участь постигла и копи Аберфойла.

Десять лет тому назад последняя тележка увезла отсюда последнюю тонну угля. Орудия, служившие для шахтерских работ, машины, предназначенные для передвижения по рельсам, проложенным в подземных галереях, вагоны для подземных железных дорог, корзинки, в которых вытаскивали уголь из шахт, одним словом – все, что необходимо при эксплуатации копей, было вытащено из глубины шахты и оставлено на поверхности земли. Покинутые копи походили на труп мастодонта фантастической величины, у которого отняли все необходимые для жизни органы, сохранив ему один только скелет.

Из всех этих орудий оставались теперь только длинные деревянные лестницы, служившие для спуска в глубину копей через шахту Яроу; с того самого дня, как прекратились работы, только эти лестницы давали доступ в нижние галереи копи Дошар.

Снаружи чернели здания, некогда кишевшие рабочим людом; по ним можно было судить о месте, где прорыты шахты копи Дошар, которую, наравне с другими копями Аберфойла, совершенно забросили.

В один печальный день углекопы оставили копь, где они проработали столько лет.

Инженер Джемс Старр созвал те тысячи скромных тружеников, составлявших деятельное и энергичное население копей. Все рабочие со своими женами и детьми, не исключая самых старых, собрались на обширном дворе копи Дошар, что некогда был переполнен углем.

Эти славные люди, которые должны были рассеяться в борьбе из-за куска насущного хлеба, – те самые люди, которые непрерывный ряд лет, поколение за поколением, прожили в старом Аберфойле, ожидали теперь своего инженера, чтобы распроститься с ним навсегда. Компания копей в знак благодарности уступила им весь чистый доход за текущий год. На самом деле этого оказалось сравнительно мало, потому что стоимость добытого угля немногим превосходила издержки по эксплуатации; но все-таки этих денег было вполне достаточно для того, чтобы рабочие могли на них прокормиться до нахождения себе новых мест на соседних копях или на фермах и заводах графства.

Джемс Старр встал у входа под обширный навес, где так долго работали тяжелые паровые машины, при помощи которых вытаскивали уголь из шахт.

Симом Форд, староста углекопов копи Дошар (ему тогда было 55 лет), и несколько других надсмотрщиков за работами окружили его.

Джемс Старр снял шляпу. Углекопы в глубоком молчании последовали его примеру.

Эта прощальная сцена носила трогательный и величественный характер.

– Друзья мои, – сказал инженер, – момент разлуки наступил! Копи Аберфойла, которые в течение стольких лет соединяли нас в общей работе, теперь истощены. Наши изыскания привели нас к тому убеждению, что угля здесь больше нет, и из копи Дошар только что вынули последний его кусок!

И в доказательство своих слов Джемс Старр указал рабочим на глыбу угля, лежавшую на дне находившейся подле инженера тележки.

– Этот кусок угля, друзья мои, – продолжал Джемс Старр, – походит на последнюю каплю крови, текшей по жилам наших копей. Мы сохраним его на память, как это мы сделали уже с первым куском угля, добытым из копей Аберфойла 150 лет тому назад. Сколько поколений работников переменилось за это время в наших копях! Но теперь… кончено! «Прощайте!» – говорит вам теперь ваш инженер. Это копи, в которых работали ваши руки, давали вам средства к существованию. Труд был тяжел, но он приносил вам пользу. Теперь наша громадная семья рассеется, и нельзя и думать, чтобы ее члены когда-нибудь опять соединились. И не забывайте, что мы долго прожили вместе и что долг углекопов Аберфойла – помогать друг другу. Ваши прежние хозяева также не забудут этого. Мы столько времени проработали вместе, что не можем быть чужими друг другу. Мы будем следить за вами, и на какую бы честную работу вы ни пошли, наши рекомендации всюду последуют за вами. Итак, прощайте, друзья мои! Небо да поможет вам!

Сказав это, Джемс Старр обнял самого старого рабочего копей, глаза которого были влажны от слез. Потом старосты углекопов подошли пожать руку инженера, в то время как углекопы махали шляпами и кричали:

– Прощай, Джемс Старр, наш начальник и друг!

Это прощание должно было оставить неизгладимое воспоминание во всех этих честных сердцах. Но наконец углекопы покинули обширный двор. Вокруг Джемса Старра образовалась пустота. В последний раз раздались шаги углекопов по черной тропинке, ведшей к копи Дошар, и то шумное оживление, которое до сих пор царило в копях Аберфойла, сменилось теперь угрюмой тишиной.

Один только человек остался около Джемса Старра.

Это был староста углекопов – Симон Форд. Рядом с ним стоял его сын Гарри, мальчик лет 15, который уже несколько лет работал в глубине шахт.

Джемс Старр и Симон Форд знали и взаимно уважали друг друга.

– Прощайте, Симон! – сказал инженер.

– Прощайте, мистер Джемс, – ответил надсмотрщик за работами. – Или лучше, позвольте мне добавить, до свидания!

– Да, до свидания, Симон! – сказал Джемс Старр. – Вы знаете, что я всегда с удовольствием увижу вас и поговорю с вами о счастливом прошлом нашего старого Аберфойла!

– Я знаю это, мистер Джемс!

– Мой дом в Эдинбурге постоянно открыт для вас!

– Эдинбург – это далеко! – ответил надсмотрщик, покачивая головой. – Да, далеко от копи Дошар!

– Далеко, Симон! А где вы рассчитываете поселиться?

– Да здесь же, мистер Джемс! Мы не оставим копи, нашу старую кормилицу, из-за того, что молоко у нее пропало! Моя жена, мой сын и я – мы устроимся как-нибудь так, чтобы не расстаться с нею!

– Итак, прощайте, Симон! – ответил инженер, голос которого обнаруживал внутреннее волнение, хотя инженер и старался скрыть это.

– Нет, повторяю вам, до свидания, мистер Джемс, – ответил надсмотрщик, – а не прощайте! Я, Симон Форд, даю вам честное слово, что Аберфойл еще увидит вас!

Инженер не хотел лишать старика этой последней надежды. Он обнял молодого Гарри, который смотрел на него большими, взволнованными глазами, в последний раз пожал руку Симона Форда и окончательно оставил Аберфойл.

Вот что случилось десять лет тому назад, и несмотря на то, что староста углекопов выразил надежду увидеться еще как-нибудь впоследствии с инженером, Джемс Старр в течение всего этого времени ни разу даже и не слышал о нем.

И вот после десятилетней разлуки к нему пришло письмо от Симона Форда, которое убеждало его немедленно отправиться в бывшие копи Аберфойла.

«Интересное для него сообщение…» Что бы это такое было? Копь Дошар, шахта Яроу! Какие прекрасные воспоминания будили в нем эти дорогие имена! Да! То было хорошее время – время труда, борьбы, самое хорошее время в жизни инженера!

Джемс Старр перечел письмо. Он вдумывался в каждую строчку. Он сожалел, что Симон Форд не прибавил ни слова более. Он почти сердился на него за то, что тот прислал такое лаконическое письмо.

Может быть, старик открыл какой-нибудь новый слой угля? Нет, это невероятно!

Джемс Старр припомнил, с какой тщательностью копи Аберфойла были исследованы перед окончательным прекращением работ. Он сам присутствовал при последних изысканиях, когда, несмотря на все усилия, не было найдено ни одного слоя угля в почве, истощенной многолетней эксплуатацией. Итак, Джемс Старр покинул копи с полным убеждением, что в них нет более ни куска минерального топлива.

«Нет, – повторял он, – нет! Как допустить, чтобы Симону Форду удалось найти то, что ускользнуло от всех моих изысканий… Однако старик должен прекрасно знать, что в целом мире только это может меня заинтересовать, и это приглашение отправиться в копь Дошар, которое я должен сохранить в тайне…»

Джемс Старр никак не мог ничего понять.

С другой стороны, инженер знал Симона Форда как искусного углекопа, хорошо освоившего свое дело. Старр не видел его с того самого времени, как работы в копях Аберфойла были прекращены. Он не знал даже, что сталось с бывшим старостой. Он не мог бы сказать ни того, чем Форд занимается, ни того, где он живет вместе со своей женой и сыном. Он знал лишь, что старик обещал ему увидаться с ним в шахте Яроу и что Гарри, сын Симона Форда, весь завтрашний день будет ждать его на станции «Калландер». Итак, нужно было съездить в копь Дошар.

– Решено, я еду, – сказал Джемс Старр, чувствовавший, что его возбуждение от часа к часу увеличивалось.

Достойный инженер принадлежал к той породе страстных людей, ум которых постоянно кипит, как вода в котле, поставленном над жарким огнем. Иногда вода в таком котле бьет ключом, иногда она бурлит потихоньку. В этот день идеи Джемса Старра кипели ключом.

Но тут случилось совсем неожиданное происшествие. Оно было каплей холодной воды, попавшей на разгоряченный мозг инженера.

Дело в том, что около шести часов вечера с третьей почтой Джемс Старр получил второе письмо.

Оно было запечатано в грубом конверте, надпись на котором принадлежала руке, мало привыкшей к перу.

Джемс Старр разорвал этот конверт. В нем находился клочок бумаги, пожелтевшей от времени; казалось, его вырвали из какой-нибудь старой тетради, давно уже вышедшей из употребления.

На этой бумаге было написано следующее: «Просят инженера Джемса Старра не беспокоиться, так как письмо Симона Форда потеряло теперь всякое значение».

Подписи не было.

Глава 2
Доро́гой

Изумлению Джемса Старра не было границ, когда он прочитал второе письмо, так противоречившее первому.

«Что все это значит?» – спросил он сам себя.

Джемс Старр снова взял в руки разорванный конверт. На нем так же, как и на конверте первого письма, стоял штемпель почтового отделения в Аберфойле. Таким образом, оба письма отправлены из одного и того же пункта графства Стирлинг. Тем не менее второе, очевидно, было написано не старым углекопом. Не менее очевидным, однако, было и то, что автор второго письма знал тайну бывшего старосты углекопов, потому что он ясно говорил о том предложении отправиться в шахту Яроу, которое сделали инженеру.

Итак, надо ли было верить тому, что первое письмо потеряло теперь всякое значение? Может быть, просто хотели помешать отъезду Джемса Старра в копи? Не скрывалось ли тут какого-нибудь злого умысла расстроить планы Симона Форда?

Вот вопросы, которые представлялись Джемсу Старру по зрелом размышлении. Противоречие между обоими письмами возбудило в нем еще более страстное желание отправиться в копь Дошар. Если во всем этом не было ничего, кроме мистификации, то все-таки следовало самому удостовериться. К тому же Джемс Старр больше верил первому письму, чем второму, то есть более склонен был исполнить желание такого человека, как Симон Форд, чем послушаться предостережения анонима.

«В самом деле, если желают повлиять на мое решение, – сказал он себе, – то, значит, сообщение Симона Форда крайне важно! Завтра я отправлюсь по назначенному адресу!»

Вечером Джемс Старр сделал все приготовления к отъезду. Так как могло случиться, что его отсутствие продолжится несколько дней, то он предупредил письмом сэра В. Элфистона, президента «Королевского Института», что он не будет присутствовать на ближайшем заседании общества. Точно так же он распорядился насчет двух или трех дел, которые могли появиться у него на этой неделе. Потом, отдав приказание своему слуге приготовить чемодан, он лег спать, более озабоченный всем этим, чем, может быть, заслуживало того само дело.

На другой день, в 5 часов утра, Джемс Старр вскочил с постели, оделся потеплее, так как шел холодный дождь, и оставил свой дом на Кэнонгейт, чтобы успеть сесть на Грантонской пристани на пароход, который всего за три часа проходит расстояние между пристанью и Стирлингом.

Может быть, в первый раз в своей жизни Джемс Старр, проходя по Кэнонгейт^[1], не обратил внимания на Гомруд, этот дворец прежних властителей Шотландии. Он не заметил у его входа часовых, одетых в старинный шотландский костюм, состоящий из зеленой юбки, клетчатого плаща и мешка из козьей шкуры, привешенного к бедру. Несмотря на свое фанатическое преклонение перед Вальтер Скоттом, – преклонение, отличающее всякого истинного сына Старой Каледонии, – инженер точно так же не взглянул и на гостиницу, где останавливался Вэйверли и куда портной принес ему тот знаменитый боевой костюм из тартана, которому так наивно удивлялась вдова Флокгарт. Вопреки обыкновению, инженер не удостоил и взглядом ту маленькую крепость, где после победы претендента горцы разрядили свои ружья, причем чуть не убили Флору Мак-Айнор. На тюремные часы он посмотрел лишь для того, чтобы удостовериться, что еще не опоздал. Нужно сознаться также, что, проходя через Нелхер-Боу, он не обратил никакого внимания на дом великого реформатора Джона Нокса, единственного человека, которого не могли прельстить улыбки Марии Стюарт. Но пройдя по Хай-стрит, этой многолюдной улице, с такой тщательностью описанной в «Аббате», он поспешил к гигантскому мосту Бридж-стрит, соединяющему три холма Эдинбурга.

Через несколько минут Джемс Старр был на станции «Общей железной дороги», а через полчаса поезд доставил его в Нью-Хейвен, прекрасную рыбачью деревушку, находящуюся в миле от Лиса, порта Эдинбурга. Волны прилива заливали черное и скалистое прибрежье и заходили даже на дамбу. Налево стоял на якоре у Грантонской пристани один из тех пароходов, которые совершают рейсы по реке Форт, между Эдинбургом и Стирлингом.

В этот момент из трубы «Принца Уэльского» (так назывался пароход) выходили клубы густого черного дыма. Через несколько мгновений раздались удары колокола, и запоздалые пассажиры бегом пустились к пароходу. Пассажиры были все больше купцы, фермеры или священники; последние легко узнавались по их коротким панталонам, длинным сюртукам и узкой белой полоске рубашки вокруг шеи.

Джемс Старр не последним еще сел на пароход. Несмотря на то что лил проливной дождь, никто из пассажиров и не подумал укрыться от непогоды в общей каюте парохода. Все они неподвижно сидели на палубе, закутавшись в свои дорожные плащи; временами кое-кто из них подкреплял себя глотком джина или виски, «одевался изнутри», как говорят англичане. Раздался последний удар колокола, и «Принц Уэльский» вышел из небольшого бассейна, защищавшего его от волн Северного моря.

Ферт-оф-Форт – так называют залив, северные берега которого занимает графство Файф, а южные – графства Линлитгоу, Эдинбург и Хаддингтон.

Собственно, он представляет собой лиман^[2] реки Форт. Эта река не имеет большого значения, но по глубине не уступает Темзе или Мерси. Спускаясь с западных склонов Бен-Ломонда, она впадает в море у Кинкардина.

На переезд от Грантонской пристани к концу залива не потребовалось бы много времени, если бы не приходилось то и дело высаживать пассажиров то на том, то на другом берегу залива. Берега Форта были покрыты городами, деревнями, коттеджами… Джемс Старр, укрывшись от дождя под широким кожаным навесом над палубой, не глядел на расстилавшийся перед ним пейзаж. Его больше интересовали пассажиры, и он старался подметить, не обращает ли он на себя особенного внимания какого-нибудь из них. Может быть, на самом деле анонимный автор второго письма был на пароходе. Однако инженер не мог уловить ни одного подозрительного взгляда.

Отчалив от Грантонской пристани, «Принц Уэльский» направился к узкому проливу, разделяющему два мыса – Южной Квинсферри и Северной Квинсферри; за этим проливом Форт образует озеро, очень удобное для судов в сто тонн. В туманной дали уже вырисовывались снеговые вершины Грампианских гор.

Вскоре пароход потерял из виду деревню Абердур, остров Кольн, украшенный развалинами какого-то монастыря XII столетия, полуразрушенный замок Барнбугл, потом Донибристл, где был убит зять регента Муррея, потом укрепленный островок Гервей. Он прошел через пролив Квинсферри, оставил слева от себя замок Розит, где некогда жила та ветвь Стюартов, с которой состояла в родстве мать Кромвеля, миновал замок Блэкнесс, постоянно укрепленный, согласно одной из статей договора о вечном союзе между Англией и Шотландией, и подошел уже к маленькой гавани Чарлстауна, откуда вывозится за границу известь из каменоломен лорда Эльджина. Наконец, «Принц Уэльский» прибыл на станцию Кромби-Пойнт.

Погода в это время стояла очень незавидная. Шел сильный дождь, и дул ужасный ветер.

Джемс Старр был в некотором беспокойстве. Встретит ли его в Калландере сын Симона Форда? Инженер знал по опыту, что углекопы, привыкшие к глубокой тишине своих шахт, не так легко переносят дурную погоду, как крестьяне. От Калландера до копи Дошар и шахты Яроу было не менее четырех миль, и это, в соединении с дурной погодой, легко могло удержать дома сына бывшего старосты углекопов. К тому же у инженера не выходила из головы мысль о том, что, может быть, второе письмо написано с ведома Симона Форда, и в таком случае приглашение, сделанное в первом письме, было действительно отменено. Собственно говоря, это-то главным образом и беспокоило.

Во всяком случае, Джемс Старр твердо решил, что если Гарри Форда не окажется в Калландере по прибытии туда железнодорожного поезда, то он и один отправится в копь Дошар и даже, если понадобится, в деревню Аберфойл. Там он, несомненно, получил бы какие-нибудь сведения о Симоне Форде и, уж конечно, узнал бы, где живет старый углекоп.

Тем временем «Принц Уэльский» продолжал рассекать тяжелые волны своими колесами. Густой туман и проливной дождь скрывали из виду пассажиров те местности, мимо которых они проезжали. Они не видели ни деревни Кромби, ни Торриберна, ни Торригауза, ни Ньюмилльса, ни Корриденгауза, ни Киркгранжа, ни Солтпэнса. Гавань Воунисс, гавань Грэнжмаут, старинный замок Кюлросс и аббатство Сито, Кинкардин и его лесные склады, Эрчкасл и его башня XIII столетия, Клакманним и его замок, построенный Робертом Брюсом, – тоже остались незамеченными.

«Принц Уэльский» остановился у пристани в Аллоа и высадил тут несколько пассажиров. Сердце Джемса Старра сжалось, когда он после десятилетнего отсутствия снова очутился вблизи этого маленького городка, в котором были значительные копи, кормившие несколько десятков тысяч рабочих рук. Воображение унесло его в глубину шахт, где неустанно работали кирки углекопов. Эти копи в Аллоа, находившиеся почти рядом с копями в Аберфойле, продолжали обогащать графство, между тем как в Аберфойле в продолжение уже стольких лет не насчитывалось ни одного рабочего.

По выходе из Аллоа пароход пошел по многочисленным извилинам реки Форт, что тянутся на протяжении 19 миль. В одно мгновение промелькнули развалины аббатства Кембескеннета, основание которого относится к XII столетию. Потом показались замок Стирлинг и королевский дворец того же имени. В этом месте через Форт перекинуты два моста, и суда с высокими мачтами не могут проходить дальше.

Едва «Принц Уэльский» причалил к берегу, как инженер поспешил выйти на набережную. Через пять минут он подходил к железнодорожной станции в Стирлинге. Через час он выходил из вагона в Калландере, большой деревне, расположенной на левом берегу реки Та.

Там, у железнодорожной станции, стоял какой-то молодой человек, который тотчас же подошел к инженеру. Это был Гарри, сын Симона Форда.