Бобры добры

Tekst
8
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Jak czytać książkę po zakupie
Nie masz czasu na czytanie?
Posłuchaj fragmentu
Бобры добры
Бобры добры
− 20%
Otrzymaj 20% rabat na e-booki i audiobooki
Kup zestaw za 15,03  12,02 
Бобры добры
Audio
Бобры добры
Audiobook
Czyta Римма Макарова
8,61 
Zsynchronizowane z tekstem
Szczegóły
Бобры добры
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 1

Александр

– Так, Бобровы, во избежание хоть каких-то недосказанностей или непонимания повторюсь еще раз: дело, которое я намерен вам поручить, сугубо конфиденциальное и исключительно личное. Никакого отношения к охранному агентству «Орион», возможному трудоустройству в нем и вашей будущей там карьере не имеет. Отказ от данного дела так же никоим образом не повлияет на…

– Кхм… – прочистил горло Лёха, и я мысленно закатил глаза. С момента, как Корнилов позвонил нам по поводу поручения особого свойства, у него свербело в ж*пе неслабо, мне мозг предположениями проклевал. И тут, только пришли, уже изъерзался. – Я дико извиняюсь, Михаил Константинович, но мы с братом не тупари тормозящие, чесс слово. Все поняли, можно уже к делу? А то у меня от любопытства яй… э-э-э… ног… зубы, ага, зубы свело.

– Алексей, а не пойти бы вам к… стоматологу в таком случае? – насупился моментально будущий шеф, сверкнув грозными очами.

Чего-то он дерганый какой-то. В первый раз мне невозмутимым, даже, бля, помороженным показался. Такой стопудовый «костюм» фээсбэшный до мозга костей. Смотрит, как дыры в тебе вертит и насквозь будто, до самого глубинного дерьма видеть может. Сейчас не так. Похоже, случилось чего и мужик весь в себе и на реальном нервяке таком. А такое когда случается? Когда нашему брату баба дорогу перебегает или мозг как-нибудь выносит. Не наш с брателой вариант, бог миловал пока всерьез встрять в кого-нибудь, но наблюдений за окружающими и их реакциями хватает. Бомбит мужика чуть что – диагнозы просты: недо*б длительный вкупе с нездоровым давлением спермы на мозг либо жесткий вы*б того же мозга. И тому и другому причина – бабы. Вероятность – процентов восемьдесят. Вон как этот пыхает, а был ведь что удав. Но и Лешка вечно в своем репертуаре. Вода в ж*пе у него никогда не держится. Три секунды лишних не помолчит. Не, когда он весь в работе, то всей этой клоунской херни как не бывало. И обычно мне плевать на его выпендреж. Но иногда прям подбешивает. Как сейчас.

– Не-е-е, мне туда не надо, – нарочно выставил братан на просушку свой идеальный зубной ряд. Нет, ну вот же дебила кусок, Корнилов тебе девка, что ли, чтобы ты его лыбами своими лучезарными сразил. – Но прошу прощения, Михаил Константинович, все осознал и язык прикусил.

Корнилов смотрел на нас добрых полминуты, походу, прикидывая в голове, не послать ли нас сразу на х*р. Я отвечал ему пристальным спокойным взглядом. Мне, само собой, тоже дико интересно, чего там такого от нас он хочет, но не прыгать же перед ним на задних лапах, выпрашивая инфу.

– Итак, объект вашего внимания – Рубцова Оксана Александровна. – Хм, вот говорил же, что дело в бабе. – Двадцать четыре года. – Во-во, еще и молодая. Сколько нашему Корнилову? За тридцатник уже. Ага, самый возраст, когда на конфеток молоденьких тянет. – Учительница. – Ой, бля, прямо классика жанра, да?

Смазливенькая училка в очочках, небось, тесной блузочке и юбочке в облипку. У нас была одна такая с Лёхой. В девятом классе сколько на нее отдрочено было, мама не горюй и никогда не узнай. Если учесть, что не только мы с брательником однозначно на ее светлый образ своих змеев одноглазых по три раза на дню душили, то могла бы наша Наталья Сергеевна к концу года по колено в сперме по классу выхаживать.

Лёха вдохнул, уже почти раскрыв пасть ляпнуть нечто, на его взгляд, остроумное, но я предупреждающе зыркнул на него, и он затух.

– Круг задач? – вместо этого уточнил сам.

– Надо понаблюдать за ней для начала суток несколько. Походить следом, обеспечивая безопасность, но ни в коем разе не давая себя засечь. Последнему уделить особое внимание, так как объект проявляет и так признаки повышенной нервозности и при обнаружении слежки может запаниковать.

Ого, это чего у нас вытанцовывается? Неужто юная преподша бросила Корнилова, и он решил с нашей помощью контроль над ней установить. Незаконно это, однако, и вообще против нормальных мужских принципов.

– Э-эм-м-м… Михаил Константинович, опять же дико извиняюсь, если подумал о вас дурно, но участвовать в преследовании женщины мы с братом не готовы. – Всю бесшабашность с Лёхи как ветром сдуло, и он глянул на Корнилова мрачно. – И вот за это извиняться не намерен.

– Это хорошо, что не намерен, – нисколько не разозлившись, скупо кивнул мужик. – Преследовать девушку в планах не имею. Ваша задача несколько иная. Есть у меня предположение, что в ближайшее время гражданка Рубцова попытается связаться с криминалом. Будет искать возможность приобрести оружие или даже нанять киллера.

– Х*расе! – вырвалось у брата.

Ага, согласен. Ничего себе училки в наше время пошли.

– Поэтому вашим основным заданием, – продолжил чеканить ЦУ Корнилов, – и будет предотвратить ее пересечение с настоящими криминальными элементами. При фиксации ее действий в данном направлении вы должны выйти с ней на контакт под видом оных и даже при необходимости принять заказ. Естественно, все должно фиксироваться и обо всем мне докладываться. Задача ясна?

– Да чего уж тут неясного, – пожал плечами Лёха. – Но разве такими делами не должны официальные органы заниматься?

– А они сильно прямо рвутся заниматься? – впер тяжелый взгляд в него шеф. – И к ним разве сунешься без каких-либо доказательств, с одним только моим подозрением, что девушка что-то такое замыслила?

Тоже верно. Ментам и без всяких домыслов и предположений работы в наше время выше крыши. Вот замочат кого или будет хотя бы факт приобретения огнестрела или заказа в реале, и тогда другой разговор.

– Вводные приняты, – кивнул я. – Когда приступать?

– Желательно еще вчера, – буркнул Корнилов и плюхнул перед нами тоненькую папку. – Вот ознакомьтесь. Основная инфа по Рубцовой.

– Разрешите исполнять? – подорвался с места Лёха, демонстрируя бешеное рабочее рвение. Ну как есть дебил же.

– Исполняйте, Бобровы.

* * *

– А ничо такая училка вроде, – хмыкнул Лёха, рассматривая фотку нашего объекта, пока я выруливал с чоповской парковки. – Белобрысенькая, губешки бантом. Интересно, вживую не окажется, что страшная? Они же вечно штукатурятся да марафет наводят для фоток. Там, может, умоешь – и крокодил прыщавый, конопатый, и лохмы жидкие сосульками, а не кудри.

– Тебе не пофиг? – поморщился я. – Это работа.

– Вот не скажи, Лекс. Куда как приятнее следить за смазливым котенком, а не за конопатым крокодилом.

– Чего ты к конопатым-то прицепился? Бывают девки с веснушками охрененно симпотные.

– Фу-у-у, не-е-е, терпеть не могу. Как мухи по лицу нагадили, – скорчил он брезгливую рожу.

– Дебил ты, где таких еще делают.

– А вот это тайна, покрытая мраком! – сквозь всегдашнюю насмешливость брата проглянула застарелая горечь, и я обматерил себя. В отличие от меня, он не знал, кто его биологические производители. Мы их давно уже родителями называть отказались. Наши родители – мама Света и папа Максим. Мои были банальными алкашами. Буйными и скандальными. Мать, бухая, ткнула отца ножом, он откинулся, а она вздернулась в сарае. Меня, едва не насмерть замерзшего в стылом доме, нашли через двое суток соседи, когда заметили, что дым из трубы давно не идет. Лёху же нашли вообще на стройке заброшенной. Завернутым в окровавленную тряпку, выброшенным, как мусор. Его тамошняя дворняга щенная от других собак отбила и типа усыновила, грела, пока, на его счастье, бомжи какие-то писк не услышали и ментов не вызвали. Собака, выходит, добрее твари, родившей его, оказалась. Надо же было ляпнуть. Это у Лёхи больное, пусть он всегда и пыжится перед всеми показать, что плевать он хотел. И вслух он об этом не говорил. Только раз, давненько, когда нажрались мы с ним в зюзю на выпускном.

– А вот это мы прямо удачно подкатили! – заерзал на сиденье брат, пока я высматривал, где припарковаться так, чтобы выход со школьного двора хорошо просматривался. – Ути-пути, мелкая-то какая наша убивица возможная. Эй, дрыщ, а ну посторонись, дай рассмотреть нормально.

Его приказ был адресован тощему пацану лет шестнадцати, что заступил дорогу блондинке ниже его на полголовы, что, очевидно, и была нашим объектом. Одета в серый строгий костюм с юбкой ниже колена и немного мешковатым пиджаком. Лица пока не нормально рассмотреть, вертлявый вьюноша закрывал обзор. Но вот блонди явно сказала ему что-то резкое, решительно рубанув по воздуху ребром ладони, и быстро пошла прочь. Парень остался стоять, глядя ей вслед и сразу ссутулившись.

– Зуб даю, он на нее до мозолей кровавых на ладонях обдрочился уже, – прокомментировал это Лёха. – А задок-то вроде у нее ничо так. Да и вообще вся ладная такая. Только какого рядится так уродски? Хм… и смотри, как озирается. Будто боится чего.

Девушка действительно часто озиралась, пока быстро шла, практически неслась к трамвайной остановке. Взгляд тревожный, плечи напряжены, губы сжаты в тонкую белую линию, брови нахмурены. Но брат прав, фигурка как у куколки, тут ни ему, ни мне ее костюм балахонистый не помеха. Хрупковата, мелковата, но изгибы что надо.

Пока ждала транспорт, какой-то мудень сначала тщательно облапал ее сзади зенками, а потом и попытался подкатить. Она слушала его наверняка тупые пробросы с каменным лицом и не ответила ни словом. В итоге дебил отвалил, и я четко прочел по его губам «сука тупая», когда он отходил.

Ага, есть такая категория псевдомужиков, что утешаются оскорблением женщины, которая не повелась на них. Типа не он лох, а она дура и овца, да еще и уродина и это было вообще одолжение с его стороны. Тупой козлище.

Возле дома наш объект нас развлекла интересным фортелем. Мало того что с остановки до подъезда чуть ли не кралась по-шпионски, заглядывая под каждый куст и за каждый угол, так еще и топталась минут пятнадцать перед входом, пока к дому не подошли сразу несколько жильцов, и вот только в этой компании она и шнырнула внутрь.

 

– Видал? – покосился на меня брат, и я кивнул. – Чё-то мне это все не нравится.

– Согласен. Корнилов вроде мужик нормальный, но явно не все нам сказал. Есть предложение порыть вокруг этой Оксаны. Не думаю, что нас подставляют, но как-то все пованивает.

Глава 2

Оксана

Я привычно в трамвае проскользнула на заднюю площадку и встала там, прижавшись к перилам спиной, чтобы все три двери и салон просматривались. Уже на автомате, каждый раз как тяжелые двери дребезжа отъезжали, я впивалась глазами во всех входящих, просеивая их в поисках одного единственного лица. И совсем не потому, что мечтала его узреть, найти среди тысяч незнакомцев. С точностью до наоборот. Никогда, никогда больше я бы не хотела его видеть. Никогда касалось и прошлого, что, к сожалению, не имеет обратного хода. И каждый шрам, ожог и ноющее место сросшегося перелома напоминали мне почему. Как будто я и вправду в этом нуждалась или могла бы забыть.

Фирсанова, мальчишку из одиннадцатого «в» я отшила максимально резко, не стесняясь в выражениях, и плевать мне на его подростковую нежную душевную организацию. Куда как больше она и он весь вцелом может пострадать, если проклятый монстр уже на свободе и увидит его, отирающимся со своими написанными прямо на прыщавом лбу чувствами рядом со мной. Хватит. Одного, за чью жизнь я невольно несу ответственность, мне хватило. И это не считая тех, чьи разбитые лица, выбитые зубы, сломанные кости тоже, можно сказать, на моей совести. Он так всегда говорил. Что это все я. И та позорная часть моей души, которую я отчаянно прятала ото всех, с ним всегда соглашалась.

Вытягивая до предела шею, я заглядывала за угол во двор, пока не убедилась, что никто меня там не подстерегает. Ждать у подъезда сегодня пришлось, как назло, дольше обычного, я даже настолько раздергалась торчать перед дверью, что не заметила и расчесала тонкую полоску ожога на безымянном пальце до крови.

Наконец мне повезло, и к дому подошла большая компания, веселая и шумная. Судя по разговорам, направлялись ребята на день рождения к моему соседу двумя этажами выше. В лифте все стояли тесно, шутя и переговариваясь, а я старалась не подать виду, что всю потряхивает от перспективы выхода на своем этаже. Поэтому просто взяла и доехала с ними, а потом, осторожно выглядывая возможную опасность, спустилась к себе. И только когда уже плюхнулась на старенький диван и со стоном облегчения вытянула ноги, стала замечать, как же бешено тарабанит в груди сердце. И так каждый день уже два последних месяца, как только ублюдок написал мне, что он вскоре выходит по УДО. Но с меня хватит.

– Гражданка Рубцова, вы чего от меня хотите? – закатил с «как ты меня достала» видом глаза майор Васильев, следователь, что вел дело Матвея.

– Вы прекрасно знаете чего – точно знать когда он выйдет, – упрямо уставилась на него я. На самом деле, чтобы мерзавец сгнил в тюрьме. А с ним и те вечно голодные демоны похоти, которых он взрастил во мне.

Я Васильеву не нравилась. С самого начала. Я это все время чувствовала, еще когда шло следствие. За каждым его косым взглядом и вопросом я читала это «сама виновата». Такое же, как у отчима. Как у многих общих знакомых. Да уж, мужская солидарность – это вещь за пределами моего понимания. Такое чувство, что для большей части представителей этого мира женщина виновата всегда, во всем и по умолчанию. Орет на тебя муж – что-то не так делаешь, не беси его, будь умнее и гибче. Ревнует – повод дала, вела себя фривольно, даже если и близко такого не было. Руки распустил – довела, смолчать не могла, что ли, прощения попросить, хоть не знаешь за что, подлизаться, задобрить. Напал на постороннего человека, что просто имел несчастье идти рядом по улице и говорить о учебе, – ты спровоцировала, стравила мужчин. И как апофеоз, когда вылезают наружу все издевательства и насилие – сама дура, зачем столько терпела, а раз терпела, значит нравилось, держалась за мужика до последнего, выходит, не плох он. Он не плох, а ты во всем крайняя. Хотя опять же, вся природа его неприязни, может, в том, что у мужиков действительно звериное чутье на таких, какой меня считал мой бывший. На безотказных прирожденных шлюх.

– Нет у меня такой информации, гражданка Рубцова, – отрезал следователь. Но я видела – врет. И не сильно-то стремится скрыть это. – А если и была бы, то с какой стати я должен вам ее предоставлять? Вы осужденному Швецу кто? Бывшая супруга. Бывшая! То бишь по закону никто. Посторонний человек.

– Я – пострадавшая! – вздернула я подбородок, игнорируя искривившую его рот презрительную усмешку.

– Формально – свидетель, гражданка Рубцова. Так что…

– Послушайте, Степан Семенович, но я же вам показывала письма. – Господи, как же это все унизительно! – Он мне угрожает!

– Да неужели? А я вот там не увидел никаких угроз.

– Вы издеваетесь? Вот тут же написано… – Руки мои тряслись от гнева и обиды, пока я нашаривала глазами нужные строчки. – «Я приеду к тебе. Не пытайся уезжать. Наши судьбы связаны, и мы будем вместе, и все будет точно так же, как и раньше. Ты, наконец, научишься быть правильной моей девочкой, а я буду и дальше ограждать тебя от пороков этого мира и твоих собственных».

– И? Где здесь угрозы? Вам что, эти опусы романтичные некому почитать и вы мне решили досаждать?

Романтические? Серьезно? С какой стати то, как раньше у нас было, это романтика. Хотя… да, она была. Была те пару месяцев, пока мы с Матвеем встречались перед нашей стремительной свадьбой, будь она проклята. Ведь во что-то в нем я влюбилась… Наверное, в созвучность той самой моей врожденной порочности. А потом…

– Нет, черт возьми! – выкрикнула я, не выдержав уже этого откровенного издевательства над моим достоинством. – Я хочу знать, когда этот монстр выйдет на свободу и как и кто меня защитит от него.

– Никто, гражданка Рубцова. – Васильев откинулся на стуле, слишком явно наслаждаясь моим срывом, чтобы это можно было скрыть. – А знаете почему? Потому что ваш бывший муж и не подумает возвращаться к вам. Я достаточно общался с ним и его родителями в процессе следствия и могу сказать: он считает, что достаточно натерпелся от такой по меньшей мере ветреной и склонной к некрасивым провокациям особы из-за которой его жизнь пошла под откос.

– Его жизнь? Его?! Разве это он просыпается от кошмаров? У него в двадцать пять ноют на дождь ломанные кости?

– Не надо на меня голос тут повышать и давить на жалость, – рявкнул он на меня.

Снова этот извечный избирательный слух, с которым я сталкиваюсь повсюду. Просто проклятье какое-то! Каким таким образом Матвей мог влиять на людей, если всех умудрялся убедить, что это именно он жертва? А я просто смазливая сластолюбица, в зависимость от которой он попал и чье распутное поведение и довело до беды.

– А у вас есть на что давить? – горько спросила я, поднимаясь. – Сомневаюсь.

– Думайте что хотите. А для меня очевидно другое – вы живете припеваючи на свободе, а ваш бывший супруг в тюрьме. И засадили его туда вы. И парень еще и выйти не успел, а вы уже бегаете, кляузничаете, требуете защиты какой-то на пустом месте, гадости рассказать пытаетесь. А между тем, лично от Швеца я о вас ни одного дурного слова не слышал.

Безнадежно. Вот так все время и было. Матвей виртуозно умел это – создать образ любящего, заботливого, идеального семьянина, человека с прекрасными манерами, адекватного и выдержанного. О да, он был выдержанным. Вежливым. С великолепными манерами. Чудный собеседник. Душа любой компании. На работе, с родителями, с посторонними людьми, с общими знакомыми. Потому что потом срывал всю скрывающуюся в нем дьявольскую злобу на весь мир на мне. Любящий? Одержимый. Заботливый? Контролирующий каждый шаг, вдох, взгляд. А еще и каждый оргазм. Идеальный семьянин? Психованный параноик и вечно сексуально ненасытный монстр, требующий удовлетворения всех его нынешних прихотей, безостановочно генерировавший новые и добивающийся еще и получения мной удовольствия от этого. Пусть через практически насилие и чисто физические манипуляции, но всегда добивавшийся. Он мог разбудить меня посреди ночи, если ему вдруг причудилось, что мне приснилось нечто «запрещенное», и принудить ублажать его, а потом практически истязать стимуляцией, удерживая на краю, и клясться в любви к нему. Завистливый, вечно недооцененный, презирающий и ненавидящий всех и вся, но вечно скрывающий это. От всех. Кроме меня. Потому что я была «его девочкой». Его женой, от которой ничего не нужно скрывать. Ведь какие тайны между супругами, правда? И все это он спускал в меня. Именно так. Сливал, как поступают с одновременно жизненно необходимым и бесконечно презираемым сосудом. Ненависть, зависть, злобу, сперму, жажду насилия и желание владеть кем-то безраздельно. Владеть как вещью. И все это я должна была принимать, принимала, чтобы после он мог являть окружающим эту свою личину несуществующего хорошего парня и идеального семьянина. Принимала и не уходила, не бежала. Не могла.

Узнав о досрочном освобождении Матвея из очередного письма, которыми он меня заваливал, я всерьез задумалась о том, чтобы бросить все к чертям. Собрать самое необходимое, взять свои не слишком великие накопления и податься из города хоть куда. Но навязанное старшими коллегами в обязаловку посещение приболевшей Елены Валерьевны перевернуло во мне все. Я на нее смотрела, а видела себя. Запуганную, в синяках, с то и дело останавливающимся взглядом от постоянного ухода в себя и свой личный кошмар взглядом. Женщину, что не видит выхода. Женщину, с которой ублюдок, зовущийся законным мужем, может обращаться как угодно, и нет никого, кто захотел бы защитить. Человека, в котором страх стал главенствующей и сковывающей крепче любых кандалов эмоцией, как было когда-то и со мной. Гнев захлестнул меня с головой. Почему, почему этим нелюдям такое позволено? Потому что они сильнее? Это круто – самоутверждаться, унижая и оставляя такие ужасные следы, что были на лице и шее Елены? И я прекрасно помню такие же свои. Сначала синяки. Потом ожоги. Сломанные пальцы. После – два ребра. Сотрясения мозга. Кровь в унитазе после ударов в живот. Почему никто вокруг ни черта с этим не делает? Почему это безнаказанно? А если ты привлекаешь закон для наказания за такое скотство, то внезапно изгой для друзей, подлая предавшая тварь и шалава, что сама во всем виновата.

Ведь Матвей – «такой чудный человек»! Да-да, они все знают. Они же с ним жили.

Я поняла тогда, что защищаться надо самой. Любой ценой. И не только защищаться. Если только отбиваться, то ничего не изменится. Мерзавцев нужно уничтожать. Иначе не станет меньше их. А значит, не станет меньше тех, кого они заставляют страдать, калеча морально, истязая физически, глумясь сексуально, вбивая кулаками свое право творить что угодно.

Встав с дивана, я прошла на кухню, распахнула дверцу холодильника, достала полупустой пакет кефира. Ну, собственно, можно его уже отключать за ненадобностью. Шаром покати. Еще бы. Я же попросту забываю зайти в магазин, все мысли заняты тем, удастся ли конкретно сегодня добраться до квартиры и не встретить урода. Пока я не готова к этой встрече. Но дальше так продолжаться не может. Завтра пойду на рынок и буду искать где купить оружие. Я видела в выпусках криминальных новостей, что именно там его и можно купить. Понятное дело, что не в открытую. Но можно. А значит, я его куплю.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?