Ночь в Лиссабоне

память не ларец из слоновой кости в пыленепроницаемом музее. Это зверь, который живет, жрет, переваривает.

Странно, до чего же кривые дороги мы зачастую выбираем, лишь бы не показать, что́ чувствуем!

Глянь на кошку в окне! И на ничего не подозревающую поющую птичку! Жертва ликует, да как!» «Кошке никогда до нее не добраться. В клетке птица в безопасности». Хелен расхохоталась. «В клетке в безопасности, – повторила она. – Кому хочется безопасности в клетке?»

Мы живем в эпоху парадоксов. Для сохранения мира ведем войну».

Она любила поесть. Как ей удавалось сохранить при этом стройную фигуру, навсегда осталось для меня загадкой.

Она ушла, и вдруг кажется, будто ее никогда не было, – прошептал он. – Я смотрел на нее, а она не отвечала. Что я сделал? Убил ее или сделал счастливой? Она любила меня или я был всего лишь тростью, на которую она при необходимости опиралась? Ответа я не нахожу. – А он вам нужен? – Нет, – сказал он, вдруг совершенно спокойно. – Простите меня. Вероятно, нет. – Его не существует. Всегда существует лишь один: тот, какой вы даете себе сами.

«Все кажется простым, когда ты в отчаянии, дорогой

Но ведь этого хочет каждый? Удержать то, что удержать невозможно? И покинуть то, что не желает тебя покинуть?

– Вы верите в жизнь после смерти? – спросил человек с билетами. Я поднял взгляд. Вот так вопрос! Я ожидал чего угодно, только не этого. – Не знаю, – в конце концов ответил я. – В последние годы меня слишком занимала жизнь до смерти.

Люди уже не были людьми, их классифицировали по военным критериям как солдат, пригодных к службе,