Всадники проклятого леса

© Усачёва Е. А., текст, 2023

© Макарцова В. В., рис. на обложке, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Художник Влада Макарцова

* * *

Всадники проклятого леса

Однажды купили родители в магазине черную пластинку. Принесли домой, положили на стол и стали собираться на работу. Мама девочке говорит: «Мы уходим, а ты ни в коем случае не слушай черную пластинку». Сказала и ушла. Девочка долго ходила вокруг стола, брала пластинку, вертела ее в руках. А потом не выдержала и поставила ее. Сначала долго раздавалось шипение, а потом зловещий шепот произнес: «Здравствуй, девочка. Я Смерть. Я пришла за тобой». И девочки не стало. А пластинка так до сих пор и играет, потому что некому выключить проигрыватель.

Глава I
Трое из леса

Лес застыл, прислушиваясь. Испуганно ухнувшая птица подавилась собственным криком и глубже закопалась в ветви. Мороз крепчал. Заледенелые елки потемнели, ярче на них обозначился белый снег.

Что-то должно было произойти…

И что-то произошло…

Издалека раздался мерный хруст приближающихся шагов. От этого звука вздрогнул воздух. Шевельнулись, оживая, елки, полетел на землю снег. Укатанная трудолюбивыми лыжниками тропинка оцепенела – так всегда бывает, когда кто-то ждет чьего-то появления.

И они появились.

Из-за поворота черной тенью вылетел конь, на нем темным горбом возвышался всадник, с его высоких угловатых плеч спадал плащ. Конь всхрапнул, шарахаясь от веток. На ровной дороге он прибавил ходу. За ним появился второй всадник, его длинная накидка дыбилась на ветру, капюшон был низко надвинут на глаза. Всадник на мгновение сдержал коня, наклонился, пытаясь всмотреться в непроглядный сумрак. Конь, недовольно дергая головой, устремился вслед за скрывшимся за поворотом первым всадником.

Качнулись тяжелые под снегом лапы ели.

Срезая поворот, из-за дерева вынырнул третий всадник, конь вспахал сугроб, одним прыжком выбрался из снега и снова оказался на тропинке.

Заверещала спросонья в вершинах деревьев птица.

Среди темных стволов метнулась тень. С елки полетел снег. Всадник остановил вздрагивающего от волнения коня, повернулся.

Из-под низко надвинутого капюшона глянула темнота.

Конь фыркнул, отдуваясь от снега. Белые снежинки на его боках взлетели прозрачным покрывалом. Ноги всадника в длинных черных сапогах еле шевельнулись. Конь присел и одним широким махом перешел в галоп. Черные деревья выступили вперед и канули в сумерки.

Снег попал Мише Рыбкину за шиворот, растаял и противной влагой просочился за воротник. Но Мишка этого не замечал. Он стоял на тропинке, глядя в ту сторону, куда ускакали всадники, и не мог прийти в себя от испуга.

Всадники? Ночью? Что им здесь делать?

Он медленно повернул голову. Сугроб, куда только что провалилась третья лошадь, был чист. Никаких следов не осталось. Значит, это не люди…

Рыбкин попятился, свалился с тропинки и, не обращая внимания на снег, на деревья, сующие свои сучья ему в лицо, помчался обратно. В лагерь, к ребятам, к костру!

Мишка бежал, не разбирая дороги. В глазах у него скакали елки. Ему казалось, что он мчится по кругу и натыкается на одни и те же деревья. Но чехарда черных веток закончилась, колючая лапа последний раз мазнула его по лицу, стволы расступились, открывая поляну, палатки, большой костер. После звенящей тишины леса голоса одноклассников показались Рыбкину невероятно громкими, милыми и родными. Бояться больше было нечего.

– Рыба, ты где был? – понеслось со всех сторон.

– Так! – Олег Павлович Андреев, высокий худой парень с круглыми очками на носу, их учитель географии, смахнул с Мишкиной шапки снег, потрепал огромные красные помпоны на макушке. – Где был, что видел? Много зайцев поймал? Мы тут без тебя всю кашу съели, так что будешь довольствоваться чаем.

– Как съели? – Из Мишкиной головы тут же вылетели все конные призраки. – А я? – Он шагнул к костру, вокруг которого споро стучали ложками, доедая остатки ужина, несколько девчонок и мальчишек.

– Ты же на охоту пошел, – хитро прищурился Олег Павлович. – Ну и где твоя добыча? Мы сидели, ждали, кашу пустую пришлось есть!

– Какая добыча? – Мишка не понимал, что ему говорят. Он только видел, что его приятель Антон Верещагин сидит на бревне, схватившись за живот, и заходится в истерическом смехе. – А ужинать-то я что буду?

Вокруг костра стало тихо, ложки стучать перестали. Сдерживая улыбки, ребята переглядывались. Но вид расстроенного Мишки был настолько смешон, что все сорвались на общий хохот.

– Ладно, не боись, – смилостивился учитель. – Найдется для тебя каша.

В руках у Рыбкина оказалась чуть теплая миска, сверху прикрытая тарелкой, на которой лежал большой кусок хлеба. Мишка облегченно хлюпнул носом, поправил на голове свою знаменитую красную шапку с помпонами и опустил ложку в кашу.

Не то чтобы Мишка был таким уж обжорой, но в походе есть хочется зверски. А тут еще пережитый страх добавил аппетита.

Рыбкин жевал, по его худому, вытянутому лицу блуждала довольная улыбка. Был он высоким, тощим и немного нескладным. Главной деталью его костюма была знаменитая красная шапка, к которой в прошлом году его старшая сестра зачем-то пришила два огромных помпона. Первое время над этой шапкой смеялись, а потом она стала опознавательным знаком их класса в любом походе. Именно эту шапку нарисовали на эмблеме их отряда, когда на каком-то смотре понадобилось придумать герб их отряду.

Так что… Не все так плохо было в Датском королевстве, как говорил Мишкин папа.

– В следующий раз уйдешь без разрешения, – глаза Олега Павловича за стеклами стали жесткими, улыбка превратилась в злой оскал, – можешь не возвращаться. Так и пойдешь пешком до дома.

Миша промычал нечто неразборчивое, потому что рот его был занят.

– Ты куда исчез? – Антон уселся рядом с приятелем. – Мы палатку ставить собрались, а тебя нет. Паганель уже давно круги вокруг лагеря нарезает.

Конечно, можно было и позвонить, но в поход сотовых телефонов никто не брал. Это было условие такое. Зима, холодно, снег – могут попортиться. Да и заряжать все равно негде. Не от костра же… Вот и договорились – не брать. А так бы, конечно, один звонок – и никто бы не беспокоился.

Олег Павлович пришел в школу после института и сразу же был назначен классным руководителем их седьмого «А». Несмотря на «солидный» возраст, двадцать два года, Олегом Павловичем его еще никто не звал. Даже учителя с лукавой улыбкой звали его Олегом или Олежкой, в лучшем случае Палычем. Среди ребят он получил кличку Паганель за длинный рост, худобу, вьющиеся волосы и небольшие круглые очки. Ко всему прочему, он вел в школе географию и этим окончательно подтверждал свое сходство с героем Жюля Верна из романа «Дети капитана Гранта». Идей и энергии Олегу Павловичу было не занимать, поэтому с первого же дня он стал таскать ребят по музеям, театрам и походам. Своим напором он ломал любое родительское сопротивление и недовольное брюзжание учителей. И главной его победой был лыжный предновогодний поход. Год кончился, все оценки поставлены, волноваться больше не о чем, все поездки с родителями потом, после праздников, впереди самое лучшее время – Новый год, а значит, можно немного расслабиться и погонять по снежному лесу.

– Я в лес ходил, – промычал Миша, смакуя остатки каши.

– Шустрый самый, да? Мог бы меня взять с собой, – обиженно засопел Верещагин. – Вместе бы сходили.

Судьба свела Мишку с Антоном еще в первом классе, они тогда сразу сели вместе и первые три года честно дрались, выясняя, кто из них главнее. Потом драться стало неинтересно, и они подружились: Антон замечательно делал домашку по алгебре, геометрии и физике, Мишка выручал его по литературе, ботанике и химии. Мишка играл на гитаре, успел собрать неплохую коллекцию музыкальных компакт-дисков, мог спокойно прослушать какую-нибудь сонату Моцарта или вдруг прочитать книжку стихов. Антон всего этого не понимал. Книжки у него чаще всего служили подставкой под чай. Все дни он проводил на улице, занимался бегом на коньках и большим теннисом.

Именно поэтому неусидчивый Мишка сбежал, оставив вечно голодного Антона сторожить булькающую кашу. Сбежал втихаря, потому что такие ночные прогулки надо совершать только в одиночестве.

Вот и погулял.

– Нашел что просить! – Рыбкин облизал ложку, с грустью посмотрел в пустую миску и только потом поднял глаза на приятеля. – Можешь идти, они тебя ждут.

– Кто?

– Всадники. – Мишка потянулся за кружкой. – Там в лесу всадники… Черные, страшные и… – Он поискал слова. – И… кровожадные, – зачем-то ляпнул он.

– Почему кровожадные? – растерялся Верещагин.

– Вампиры потому что! – с воодушевлением стал врать Мишка. – Под капюшонами пустота. В сугроб прыгнули и следов не оставили.

– Зато ты там, наверное, очень наследил, – съязвила Лиза Шульгина, которая сидела рядом, грела руки о железные бока кружки и откровенно подслушивала разговор приятелей.

– А ты бы не испугалась, если бы на тебя из темноты выскочила такая махина! – напустился на нее Рыбкин.

– Ой, ой, ой! – томно протянула Лиза. – Лошадь он никогда не видел… Или это был всадник без головы?

– Нет, головы у них были… – на полном серьезе ответил Мишка. – Странные были эти всадники, проскакали, как призраки. Я даже подумал, что это привидения.

– Так, привидения! – Рядом стоял Паганель, нагруженный стопкой спальников. – Еще полчаса посидите – и будете спать в холодной палатке. Поворошите костер, чтобы не погас, и натягивайте на себя все теплые вещи. Спать пора.

Мишка лениво поднялся. После беготни по лесу и теплого ужина ему уже ничего не хотелось. В куче приготовленных на завтра дров он нашел палку покрепче и стал ею ворошить гаснущий костер. Палка во что-то ткнулась. Рыбкин покопал глубже, выуживая на свет что-то небольшое и гнутое. Костер прогорел, растопил снег, провалился до земли, и что-либо выуживать оттуда было неудобно.

– Лови его, лови! – с азартом закричал Антон, подпрыгивая на месте.

– Так! – Теперь в руках Паганеля был ворох свитеров. – Кого ловим? Рыбку золотую?

Лиза звонко расхохоталась.

– Нет! – мрачно буркнул Мишка, которому давно надоело, что все кому не лень издеваются над его фамилией. Мало ли кого как зовут? Некоторые с фамилией Горшков живут – и ничего!

К ногам учителя подкатился полукруглый обуглившийся предмет. Олег Павлович с сомнением на лице толкнул его ботинком.

– Мне казалось, мы собирались кататься на лыжах, а не на лошадях, – задумчиво произнес он.

– При чем здесь лошади? – напрягся Рыбкин. Перед глазами у него сразу встал снежный лес и черные тени на тропинке.

– При том! – Паганель был мрачен. – То, что ты достал, называется подкова. И ею обычно подковывают лошадей.

Подкова была совсем черная, истончившаяся, дырочки по центральному ободку заросли ржавчиной. Миша потрогал находку рукой – не горячая ли? Поднял ее и стал бестолково вертеть перед своим носом – в подковах он ничего не понимал.

– Кстати, подковы приносят удачу, – добавил Олег Павлович, исчезая в палатке мальчиков.

Рыбкин с сомнением покосился на учителя, взвесил на ладони прожженную железку.

– Удача – это хорошо, – по-деловому отозвался Антон. – Гони ее сюда, сейчас проверять будем.

Но тут Паганель отправил всех по палаткам, велев отсыпаться перед завтрашним марш-броском, и все эксперименты были отложены до лучших времен.

– Слушай, – бормотал Верещагин, ворочаясь в спальнике, чтобы согреться, – если это подкова, значит, здесь кто-то на лошади скакал. Значит, твои всадники не привидения.

– Отвали от меня, – толкнул его в бок засыпающий Рыбкин.

Зря ему напомнили про этих всадников. Пришедший было сон стал постепенно отступать. Он вновь вспомнил хруст снега, темные фигуры коней, черные накидки наездников. Вот один из них поворачивает голову, и становится видно, что в капюшоне ничего нет. Пустота. Пустой перчаткой он трогает повод, разворачивает коня. Тот взбрыкивает, с задней ноги у него срывается подкова и летит Мишке прямо в лоб. Он уклоняется, но подкова меняет свое направление и снова направляется к нему. Рыбкин отшатывается, теряет равновесие, садится в сугроб, и вот тогда подкова прицельно бьет ему между глаз.

Сыплется с потревоженной еловой ветки снег. Мишка потирает ушибленное место, пытается встать, но кто-то обнимает его сзади за плечи, давит, тянет вниз. В голове от удара звенит, подкова жжет ладони, снег за воротником растаял и стекает по спине противной струйкой. На душе становится тревожно от предчувствия чего-то нехорошего и неизбежного, как контрольная по химии или выговор за опоздание.

Рыбкин пытается выбраться из засасывающего сугроба, хватается за тонкий ствол осинки и останавливается.

Мимо него по дороге, как в замедленном кино, проносятся лошади. Происходит это до того неспешно, что Мишка успевает рассмотреть всадников. Впереди, обняв шею могучего коня и бестолково болтая длинными тощими ногами, сидит Олег Павлович. На низенькой каурой лошадке едет Антон Верещагин, за ярко-медный цвет волос прозванный Рыжим. Его круглое пухлое лицо лучится от удовольствия. На плечи, скрывая его невысокую крепкую фигуру, накинут темный длинный плащ. Плащ бьется на ветру. От этого идущая за ним лошадь выворачивает голову в сторону и идет не прямо, а как-то боком. На ней сидит Андрюха Васильев, длинный, с плоским конопатым, вечно обветренным лицом и неизменной улыбкой на губах. В седле он держится плохо, сползая то на одну сторону, то на другую, повод пляшет в его руках. Радостно тряхнув нечесаными волосами и выкрикнув свою коронную фразу: «Здорово, ребяты!», из-за спины он достает мотоциклетный шлем и водружает его на голову. Хмурый Сашка Токаев, кудрявый Вовка Сидоров… Первая красавица класса Карина Смирнова, вредная Лизка Шульгина, к которой давно и прочно прилипло имя Лизка-Ириска, Настя Павлова, которая даже на лошади ухитряется читать. И все они проезжают мимо, а его, Мишку Рыбкина, тянет в другую сторону. И он понимает, что если сейчас не закричит, если на него не посмотрят, то больше он их не увидит никогда.

От этой мысли ему становится нечем дышать, он захлебывается снегом и ужасом… и просыпается.

Наглый Верещагин отнял у него «подушку» – засунутые друг в друга свитера, – разметался во сне, положил свою руку Мишке на грудь, отчего Рыбкину в первые секунды после сна показалось, что его душат, да еще стащил половину спальника. Сам Миша оказался с краю, хотя точно помнил, что вечером ложился по центру, чтобы было теплее.

Посмотрев в довольные спящие лица одноклассников, он понял, что его беспардонно вытеснили. Рассердившись на всех, Мишка выбрался из спальника, надел ледяные валенки и шагнул из палатки на свет.

Уже наступило утро. Низкое солнце ярко освещало деревья, темные тени ложились на искрящийся снег. Обе палатки еще спали, вчерашний костер покрылся серебристым инеем. Рыбкин сладко потянулся, взмахнул руками, пытаясь согреться на морозном воздухе, да так и замер с поднятыми руками.

По тропинке, шагах в двадцати от лагеря, пронесся огромный белый конь с маленьким всадником на спине. За ним, наседая на хвост, мчалась высокая, темная лошадь. На ее спине сидела девчонка, из-под черной вязаной шапочки торчал длинный жиденький хвостик.

Мишка открыл рот, с трудом соображая, что же это происходит. Откуда в лесу такое количество лошадей? Или все это ему только кажется?

В вышине каркнула ворона.

Показался третий всадник. Небольшая крепенькая лошадка, чем-то похожая на Сивку-Бурку из сказки, мелко подпрыгивая, как мячик, скакала вслед за остальными. В седле тоже сидела девчонка, укутанная в шарф, куртку и шапку. Проезжая мимо палаток, она успела обернуться и, как Мише показалось, кивнуть ему.

От этого кивка у Рыбкина все поплыло перед глазами, он попятился, споткнулся и свалился обратно в палатку. Жалобно крякнул крепежный трос, завопил Антон.

– Вставай, вставай! – дергал Рыбкин приятеля за рукав, все ближе и ближе пододвигая его к выходу. – Рыжий, поднимайся, там лошади!

– Какие лошади? – Не разлепляя глаз, Верещагин попытался отцепить от себя руку друга. – Перестань меня толкать!

Ребята в палатке стали поднимать сонные головы.

– Только что по дороге проскакали! Вставай! – с еще большим азартом стал трясти товарища Рыбкин.

– Твои привидения, сам и лови!

Антон отвернулся, натянул на себя Мишкин спальник, собираясь спать дальше. Мишка выпал из палатки и, еще не соображая, что делает, пошел к тропинке.

На этот раз следы были. На лыжне – а вчера весь день туда-сюда по тропинке ездили любители зимних видов спорта – четко виднелись вмятины от копыт.

Из-за поворота показался дед на лыжах. Бодро размахивая руками, он быстро катился вперед.

– Надо же, а! – вздохнул он, останавливаясь около Мишки. – Они уже здесь были! Всю лыжню раздолбали! Вот гады!

Дед горестно покачал головой, стянул перчатку и почесал нос.

– Кто? – Спросонья Рыбкин плохо соображал.

– Да лошади. Каждый раз лыжню разбивают, управы на них нет. – Дед сунул маленькую ладошку в перчатку. – Сколько их здесь гоняли! Сколько препятствий ставили! Ничего не помогает! Все равно скачут. Их даже призраки не останавливают!

При упоминании о призраках Миша нахмурился, но дед больше ничего не сказал. Он одновременно воткнул обе палки в снег, резко оттолкнулся и покатил дальше, спотыкаясь на колдобинах.

– И чего ты орал? – сонный Андрюха Васильев, как всегда, лохматый и, как всегда, одетый кое-как, вяло потягивался, кривя рот в широком зевке. – Подумаешь, лошади… У меня в бабкиной деревне у одного мужика верблюд жил. И ничего… – Он покопался в карманах, достал шапку, натянул ее на голову. – Блин, холодно-то как!

Да, верблюд, конечно, будет посильнее лошади. Но и лошадь еще та зверюга…

Только сейчас Рыбкин заметил, что на улице, да и в палатке, действительно холодно. Пронзительно-голубое небо и яркое солнце обещали сильный мороз.

Паганель торопил всех с завтраком, последний раз проверял лыжи, предупреждая, что сегодня они пройдут как минимум километров двадцать.

Но прошли они гораздо меньше.

Обогнув лес по большой дуге, они вышли на ровную просторную просеку. Впереди широким, размеренным шагом шел Олег Павлович, за ним пристроились девчонки, Миша с Антоном оказались в хвосте. Рыбкин постоянно сходил с лыжни, палки разбегались у него в разные стороны, и вообще он уже подумывал, что завтра останется охранять лагерь вместо хитрого Васильева, который сейчас, наверное, спит в палатке, укутавшись во все спальники.

Его тоскливые размышления прервал знакомый топот. Мишка даже оглядываться не стал. Он шагнул с тропинки и повалился в сугроб, подбирая под себя лыжи.

– Куда? – раздалось сзади, и сверху на него посыпались комки снега.

– Дорогу! – гаркнули следом.

Рыбкин приоткрыл глаза. Судя по следам, первая лошадь прошла рядом с ним, две другие, делая крюк, обошли его на почтительном расстоянии. Теперь он смог их рассмотреть. Впереди ехала девчонка со светлыми волосами, остроносая, скуластая, с быстрыми злыми глазами. За ней – маленькая крепкая девочка, хвостик смешно торчал из-под шапки. Третья девчонка была чем-то похожа на вторую, такая же невысокая, крепкая, глаза ее прикрывала длинная челочка. На вид им было лет двенадцать-тринадцать. Все три лихо сидели в седлах, ловко управляясь с огромными животными.

Увидев большое количество лыжников, кони занервничали, а последняя невысокая бурая лошадка с длинной спутанной гривой начала пятиться, приседать на задние ноги, все больше и больше увязая в снегу.

– Мамай! – рявкнула наездница. – Хватит дурить!

Паганель обернулся, энергично взмахнул палками, отчего головная белая лошадь шарахнулась в сторону. Беловолосую всадницу мотнуло в седле.

– Не дергайте палками, – крикнула она, подбирая выпущенный из рук повод. Лошадь развернулась и встала.

– Это вы с утра были? – улыбаясь, спросил Олег Павлович.

– Мы, – хором ответили две похожие друг на друга девочки.

– А что? – тут же кинулась в бой светловолосая.

– Красиво. Здорово у вас получается. – Паганель похлопал белого коня по шее.

– А погладить можно? – протянула руку Лиза.

– Только осторожно, он может укусить, – предупредила светловолосая.

– А покататься можно? – выехал вперед маленький Сашка Токаев. – Чуть-чуть. Я умею!

– Прокат у нас после обеда. Приходите на фабрику, – холодно отрезала светловолосая.

– Вика! Поехали дальше! – заторопила девочка с хвостиком.

– Ну вот, лыжню испортили… – вздохнула Карина.

– Еще накатаете, – отмахнулась от нее Вика. Видно, на эту тему с лыжниками она разговаривала не раз и не два. – А лучше идите в ту часть леса, – светловолосая махнула рукой куда-то вперед, – нас там не бывает.

– Почему? По не накатанной лыжне езда плохая? – усмехнулся Паганель.

– Не ходим туда, и все, – угрюмо отрезала светловолосая. – Не наш это лес. Там другие ходят.

– Тоже лыжню бьют? – зло спросила Карина.

– Нет, не бьют… – начала светловолосая, но ее перебили.

– Вика, чего встала? – грубо окрикнула ее девочка на низкорослом Мамае. – Пошли!

– И часто вы здесь катаетесь? – уже в спину всадницам спросил Олег Павлович.

– Два раза в день, – не поворачиваясь, крикнула светловолосая Вика. – Сейчас – первый.

Две другие девчонки отозвались дружным смехом.

– Ну что? – Паганель оглянулся на притихших ребят. – Пойдем туда, где нас не затопчут?

Но их затоптали и там.

Следы копыт показывали им границу леса, где ходили лошади и где их не было. Но как только ребята выехали на чистую ровную лыжню, они снова наткнулись на свободно гуляющего коня. Сначала все подумали, что он гуляет один. Конь задумчиво шел сам по себе, печально опустив морду в снег. Седла на нем не было, только свисала с тощих боков потертая попона.

Даже на взгляд неискушенного Мишки, который за всю свою жизнь видел не очень много лошадей, в основном на аллеях парка, этот конь был очень стар. Провалившаяся спина, прикрытая попоной, обвислый живот, понуро опущенная голова, изогнутые ноги.

Но вот из-за коня выглянула девчонка. Такая же невысокая, как предыдущие наездницы, небольшой курносый носик прятался под веснушками, длинные рыжие волосы лохматой гривой были рассыпаны по плечам. Девчонка окинула взглядом лыжников, на ее бледных губах появилась улыбка.

– Ну вот. – Олег Павлович остановился, вокруг него сгрудились ребята. – А нам сказали, что лошадей здесь не будет.

– Мы уже уходим. – Девчонка коснулась рукой шеи коня, и тот доверчиво повернул к ней голову.

– Вас здесь много? – спросил Олег Павлович.

– Здесь других лошадей много, не только наши. – Девочка погладила коня по морде, тот качнулся, тяжело вздохнул и положил голову на плечо спутницы.

– А вы откуда?

– Мы с фабрики, – медленно подбирая слова, ответила девочка. – Там конюшня. Есть… – И быстро добавила: – Вам здесь делать нечего. Уходите!

– Почему это? – улыбнулся Олег Павлович.

Девочка быстро вскинула глаза и тут же опустила их.

– Нельзя, и всё, неужели не понятно? – Она дернула коня за попону и пошла прочь, с трудом выдергивая ноги из снега.

Мишка крутил головой, соображая, что ему так не нравится в этом месте. Елки, лес, изгиб дороги, большой сугроб.

Точно! Вчера вечером он был здесь, в этих сугробах вязла призрачная лошадь. Значит, они совсем недалеко от лагеря, просто сделали большой круг. А просека, похоже, делит этот лес пополам…

В этот момент Рыбкин понял, что замерз, что у него промокли ноги, зудит натертая ладонь, звенит в ушах, и вообще жизнь дает явный крен не в ту сторону.

– Олег Павлович! – во всю мощь легких гаркнул Рыбкин. – Я замерз, можно, я в лагерь пойду?

– Ты заблудишься, – покачал головой Паганель.

– Лагерь рядом. Рукой подать!

«Вчера в темноте дошел, – мысленно добавил Мишка, – и сегодня доберусь. Тоже мне дальний путь…»

– Мы пойдем не быстро, если передумаешь, нагонишь.

– Ну и дурак, – выдохнул Антон, вставая на лыжню.

– Катись, Рыжий, бей свои мировые рекорды, – вдруг рассердился Рыбкин, развернулся и побежал в обратную сторону.

Девчонка все так же шла рядом со своим конем, что-то перебирая в руках.

– Эй, погоди! – догнал ее Рыбкин. Девочка обернулась. Вместе с ней обернулась и лошадь. – Слушай, а вчера вечером кто здесь скакал? Трое, я видел. Черные, высокие… Ваши, да?

– Нет, не наши. – Девочка пошла дальше. – Здесь есть другие лошади.

– А кто? Всадники на них сидели такие странные, с темными капюшонами на головах! – Мишка скользнул чуть вперед, лыжей задел треснувшее копыто коня.

– Эй, полегче! – Девочка предупреждающе подняла руку. Конь равнодушно покосился на людей.

– Как его зовут? – Мишка на всякий случай отошел подальше.

– Заток. – Девочка смотрела на Рыбкина холодно. – Вам не стоит здесь оставаться. Место, где вы разбили лагерь, нехорошее. Особенно для лыжников. Понял?

– Но ты-то сюда пришла и, кажется, вполне жива и здорова. И с другими ничего не случится.

– Есть такая история про девочку, которой не разрешали слушать одну пластинку, но она все же поставила ее. Хочешь узнать, что было потом?

– Ей врезали по первое число и лишили мороженого, – хмыкнул собственной шутке Миша.

– Нет. Все умерли. – Глаза девочки снова потемнели.

– Почему?

– Потому что нельзя делать то, что запрещено. Ходить в этот лес нельзя. Нельзя, и все!

– Значит, вчера здесь были не вы? – на всякий случай спросил Рыбкин. Уж больно ему хотелось узнать, что за странные всадники встретились ему прошлым вечером.

– Не мы. Здесь вчера вообще никого не могло быть.

– Но я же…

– Дорогу! – раздалось издалека.

Миша сначала не принял этот крик на свой счет, но быстро приближающийся топот дал понять, что кричат именно ему.

– Осторожно! Дорогу!

Прямо на него мчалась лошадь, в седле, как влитой, сидел всадник, на его голову был натянут капюшон, за спиной развевался плащ.

Пытаясь отступить, Миша взмахнул руками, палки взлетели вверх. Конь резко затормозил, глаза его расширились от испуга. Животное осело в снег, взбрыкнув передними ногами, копыта просвистели перед мгновенно побледневшим лицом Рыбкина.

– Лыжник! – То ли сказал, то ли прошипел всадник, выкидывая вперед руку.

Мишка опрокинулся назад, из кармана у него выскользнула подкова.

– Жертва!

Конь взвился на дыбы. У Миши заложило уши от пронзительного ржания. Он хотел закричать, но слова застряли у него в горле. Ужас холодной волной накрыл его голову.

Конь танцевал на лыжне, не оставляя следов, хотя снег вокруг взбесившегося животного крутился вихрем.

– Уничтожить! – выдохнул всадник, коротко послал коня вперед, и тот всей массой опустился на Рыбкина.

Поднялся белый круговорот. Черный всадник поблек и растворился в холодном воздухе. Вместе с ним исчез Мишка. От него осталась только вмятина в сугробе да выпавшая из кармана подкова.

Девочка с лошадью развернулась и пошла дальше своей дорогой.