Аквариус

They say I'm seeking out the danger.

That one day you won't let me go,

I'll drown, you'll take me down.

I need you Aquarius,

Enchanted I will have to stay.

I feel you Aquarius,

Cause you the sea set me free.

You call to me Aquarius.

You call to me, you set me free

(Они твердят, что я ищу опасность,

Что однажды ты меня не отпустишь,

Я стану тонуть, и ты потянешь меня вниз.

Ты нужен мне, Водолей,

Очарованная тобой, мне придется остаться.

Я чувствую тебя, Водолей,

Море освободило меня ради тебя.

Ты зовешь меня, Водолей,

Взывая ко мне, ты меня освобождаешь)

Within Temptation «Aquarius»

ГЛАВА 1

В метро всего несколько человек. Две девицы без умолку болтали о своих приключениях, и казалось, они вовсе не ждали поезда, а спустились в середине рабочего дня в метрополитен только лишь для того, чтобы поболтать.

Женщина средних лет, уставшая от суеты города, прислонилась к спинке лавочки и, не моргая, уставилась в одну точку. Этой точкой оказался рекламный плакат на противоположной стене; на нем в красках голубой неги вальяжно разлегся толстый рыжий кот, в лапах которого призывно выделялась красная банка.

Парень стоял близко у края платформы и с минутным интервалом заглядывал внутрь тоннеля в ожидании поезда.

Еще трое мужчин стояли порознь. Первый читал газету, другой лазил в телефоне, последний едва не спал.

Электронные часы показывали без трех минут два.

Подобно статуе я замерла за колонной, рядом с лавкой, наблюдая за всеми.

Я знала, что скрывает стена, на которой висел рекламный постер с котом. И была уверена, что поезд задержится ровно на две с половиной секунды. Именно в тот момент откроется вход в Царство Нептуна, или как мы называем его – Проход. Вы не замечаете происходящего, если оно не играет какой-либо роли в сегодняшнем дне. Тем не менее это «происходящее» происходит. Открывается Проход. Томно подмигивает кот на плакате, раз за разом окуная толстую рыжую лапу в красную банку. Молодой человек, беспокойно ждущий поезда, может броситься под него или пройти сквозь, но никто из людей не сможет этого увидеть.

Мне очень любопытно, что же на самом деле кроется в этом таинственном Царстве, хоть Наставница Замечающих строго запретила это делать. Замечающими называют людей, для которых грань между действительным происходящим и происходящим надуманным слишком тонка, чтобы ее как-то различать или оценивать. Люди не воспринимают многие вещи и события такими, какие они есть: додумывают в сознании рациональность и практичность, материальность. Подойди я к женщине на лавке или к мужчине с газетой и скажи: «Смотрите, сейчас парень бросится под поезд» – они бы мне не поверили, даже если краем сознания видели этого парня. Но в метро я совсем не затем: слежу за секундами и сжимаю фотокамеру, чтобы заснять тот момент, когда откроется Проход.

Тишина станции нарушается сигналом электропоезда, и механический женский голос сообщает: «Прибывает электропоезд на второй путь. Будьте осторожны». Как только затихают отзвуки в стенах тоннеля, молодой человек, наконец, совершает задуманное, а остальные пассажиры торопливо протискиваются в полный вагон.

Я успеваю заметить парообразную дымку у постера с котом, уходящую ввысь, в каменный потолок, и делаю больше тридцати снимков, бешено нажимая на кнопку.

На станции никого. Тишину нарушает гудение электросетей с высоким напряжением.

– Все успела? – Прозвучал голос, лениво растягивая слоги.

Я вздрогнула от неожиданности и, начав озираться на пустой станции, заметила на себе пристальный взгляд кота с плаката.

– Ты это мне? – На всякий случай уточняю, пряча камеру в сумку.

– Нет, я обращаюсь ко всем присутствующим. Кроме тебя, конечно.

И кот скорчил нахальную гримасу. Прежде я не общалась с представителями Реальности и думала, что это произойдет несколько иначе.

– Значит, ты и в самом деле такой ленивый нахал, каким выглядишь, – негромко пробормотала я.

У кота округлились глаза, а лапа застряла в банке.

– Да ты хамка! Сколько тут живу – не видел подобного отношения! – проговорив оскорбление, кот уткнулся взглядом в консерву, и спустя секунду, добавил: – какие же все-таки дизайнеры ТУПИЦЫ! Ну неужели нельзя просчитать окружность банки и соизмерить ее с лапой?!

– Хм. Может, проблема решится, если ты будешь меньше есть… – я подавила смешок. Кот громыхнул жестянкой и хмуро уставился на меня.

– Чего ты вообще сюда приперлась? Будут меня еще учить соплячки всякие.

Представитель Реальности был не в духе. Я решила не обострять бессмысленный разговор своим ответным оскорблением, и молча пошла прочь.

– Ты что, уходишь? – В голосе кота прозвучали жалобные нотки. – Ну, я ведь не со зла… постой чуток…

Я обернулась. Кот выглядел несчастным: одинокое существование с банкой нескончаемой еды.

– Никто не хочет извиниться, для начала?

– Не знаю, может, ты? – Кот улыбнулся, обнажая белые клыки.

– Послушай, если ты перестанешь язвить – есть шанс просто нормально поговорить. Понимаешь?

Собеседник немного подумал и кивнул.

– Так что, успела увидеть Проход?

– Откуда ты…

– Я ведь тоже из Реальности.

– Ну… думаю, да. Наверное. Посмотрю на пленке.

– Что, на пленке? Нет-нет, определенно – нет. Разве ты не знаешь? Его невозможно «снять», будь то видео или фото. Готов поспорить, что на твоей камере ничего «такого» нет.

Кот казался серьезным, я даже начала немного сомневаться.

– Ты уверен? Я рассчитала все до секунды и у меня больше тридцати снимков… хоть на одном-то, но будет видно, как в стене проявляется круглая плита.

Кот покачал мохнатой головой и звякнул банкой о стену.

– Проход прячется. Всегда. Лишь своими глазами и с помощью осознания Реальности можно увидеть его. Просто увидеть, не говоря о том, чтобы попасть. – Кот многозначительно и выжидающе уставился на меня. – Ты ведь не собираешься пойти туда?

– Мне было бы интересно… только в другой раз, не сегодня.

Представитель Реальности с явным усилием стащил банку с пухлой лапы, облизнул ее и ответил:

– Ну да, не сегодня. И не завтра. И даже не через год.

– Это ты к чему? Думаешь, я не решусь?

– Решаться можешь сколько угодно, только попасть в Царство Нептуна по прихоти – невозможно.

Станция вновь наполнялась людьми. Я кивнула коту в знак прощания и пошла прочь, подумав: «это мы еще посмотрим».

***

Ромашка поджидала меня у себя дома. Её сестра, Астра, была снова не в себе. Сейчас она выкидывала все вещи, что попадались под руку в открытое окно. В такие минуты ее не следовало беспокоить, и Ромашка, шепотом поприветствовав меня, пригласила войти.

– Осторожно, не наткнись на Астру, а то глаза тебе выцарапает.

– Что не так в этот раз?

– А, пустяки. Увидела на улице компанию симпатичных молодых девчонок и парней, веселых и беззаботных, которые пели на всю ивановскую: «А-стра-на у нас старая-ста-а-арая…»

– И в чем суть?

– Ну, ей показалось, что это они о ней поют: «Астра у нас старая».

– Бред.

– Вот и я о том же. Потом она кричала на весь двор, что ей всего семнадцать, и сейчас, с психа, выкидывает вещи. Ну ладно, неважно. Давай показывай свое «домашнее задание».

Я вытащила камеру из сумки и последовала за Ромашкой по длинному коридору, уводящему в неизмеренные глубины загадочной квартиры.

– Эй, а в прошлый раз он казался короче.

– Ну да, может быть. Он ведь углубляется и растет, дряхлеет вместе с нами.

– Круто.

– Ничего «крутого». Бывает, выйдешь ночью пописать, а попадешь в Северную часть дома, где у дверей сторожат псы. Были случаи, когда тут люди терялись.

– Да ну, не верю. Куда-то же они все равно выходили?

– Выходили. Но тут их больше никто не видел. Так что – держись ближе.

Ромашка теперь Наставница Замечающих – до нее, говорят, главной считалась Астра, пока ее разум не помутился. На занятиях, Ромашка обучает всех членов сообщества навыкам наблюдения и восприятия, каждый раз расширяя границы познаний Реальности. Я всего два месяца как Замечающая, но еще до встречи с Ромашкой чувствовала, что мир больше и реальней, чем кажется на первый взгляд.

– Вот сюда, проходи. Только не включай яркий свет.

– Мы здесь будем проявлять фотки?

– А у тебя их много?

– Тридцать четыре, и хоть на одной из них должен быть виден Проход.

– Что? Ты все-таки спускалась в метро?

– Ну да, я…

– Ты ходила туда одна, сегодня?

– Ну ничего же не случилось…

Ромашка подтолкнула меня к двери, указав на стул в темной крохотной комнате.

– Сядь. Слушай внимательно. Ну, если бы все было так просто, думаешь, никто не догадался бы пощелкать кнопочкой и представить всему незаинтересованному миру эти кадры? Проход нельзя заснять. И что я тебе говорила насчет метро? Зачем ты пошла туда? Твоим заданием было?..

– По возможности сфотографировать меняющуюся мимику и жесты персонажей на щитах…– пробубнила я. В моменты «обучения» Ромашка могла быть весьма строгой.

– И каким образом ты оказалась в метро?

– Ну Ромашка!

– Ну что? Я говорила – «нельзя»? Сколько раз я это говорила?

– Миллион, – вздохнула я.

Женщина скрестила руки на груди. Трехминутное молчание и взгляд с укором – вот мое наказание.

– Фло, это не игра. Все серьезно. Я не просто так заставляю вас делать дурацкие задания. Пока я не могу сказать, что за миссию вы будете выполнять, но внимание, собранность, сосредоточенность и дисциплина – залог успешного исхода.

– Я поняла. Но давай хоть посмотрим – зря я, что ли, столько нафотала?

Ромашка наконец улыбнулась.

– Хорошо, сейчас на наглядном примере убедишься, что я говорю правду.

Мы вытаскивали из ящиков огромного стола необходимые причиндалы для проявления пленки. В комнате пахло кислотой и спертым воздухом – это занятие не пользовалось популярностью уже много лет. Все равно я питаю к своему старому, но мощному и качественному фотоаппарату если не любовь, то нежность. Пока Ромашка раскладывала оборудование, я отошла к шкафчику, доверху забитому альбомами и фотографиями разных форматов и текстур.

Проведя пальцем по ближайшему снимку, я смахнула (скорее, соскребла) слой вязкой пыли. На фото появилось лицо улыбающейся девушки. Взяла другие фотки – компания из пятерых молодых людей, еще на одной –парень и девушка стоят в обнимку…

– Слушай, а кто это?

Ромашка оторвалась на секунду.

– Что? Где?

– На всех этих снимках. Все такие молодые и… жизнерадостные.

Женщина дотронулась до моей руки.

– Не смотри лучше. Их больше нет.

– Как? Что, весь шкаф забит фотографиями людей, которых нет в живых?

– Не трогай их, вот и все. Иди сюда, все готово.

– Но, все-таки кто они? Зачем тогда хранить столько снимков, раз их никто не смотрит?

– Ты слишком любопытна и торопишь события. Я не могу объяснить всё за несколько минут. Ты всего два месяца учишься, но уже знаешь больше, чем некоторые. Хватит об этом.

Ромашка оставалась непреклонна. Мне пришлось смириться и подойти к ней.

– Как проявлять-то? Никогда сама этого не делала.

Женщина улыбнулась.

– Тогда учись.

Мы провозились довольно долго, даже не знаю, сколько часов прошло с тех пор, пока фотографии оказались высушены.

– Все тридцать четыре, – с гордостью заметила я. – Хотела еще потренироваться на коте – колоритный персонаж, надо сказать.

– Это такой рыжий, толстый, с банкой?

– Он самый. Ты знаешь его?

– Несколько месяцев там висит, бедолага. Раньше он на билбордах красовался, в центре города, но, видать, рекламная кампания подошла к концу, и его сместили «под землю».

– Да уж, не позавидуешь такой жизни. А что будет с ним потом?

– Когда?

– Ну, когда его вообще решат… снять со стены. Что происходит с ними, когда плакаты убирают?

Ромашка поджала тонкие губы, опустила взгляд в пол и долго молчала. Сначала показалось, что она просто не знает, но судя по её напрягшемуся лбу, она усиленно думала, как правильно построить фразу для объяснения. Наконец, она решилась. Говор был тихим и невнятным поначалу, пришлось прислушиваться, к тому же общая темнота комнаты действовала несколько пугающе вкупе с ее шепотом.

– Знаешь, не всем дано родиться дважды. Они же не понимают, что творят, что исправляют тысячи душ, перекраивая их на новый лад, а потом запросто выкидывают баннеры в мусорку… реклама стала частью нашей жизни, она прочно пустила корни в сознании и прорастает там с каждым годом, крепчает. Но пусть так, мы привыкли к персонажам и воспринимаем их образы как реальность – особенно, люди «с туманом на глазах». Но все материалы, интеллектуальные продукты дорого стоят, фирмы используют старые образы и идеи, создавая тем самым монстров для реальности…

Ромашка не смотрела на меня, ее взгляд блуждал по тесной комнатке.

– Подожди, подожди, ты сейчас говорила о рекламе? На щитах, в городе? Я что-то не совсем понимаю. Ты хочешь сказать, что персонажи с рекламных плакатов не… не умирают?

Ромашка покачала головой.

– Чаще всего – нет. Ты не замечала, что на плакатах иногда отображается контур поверх образа?

– Ну да, замечала, но это же просто декоративный графический эффект или косяк в работе дизайнера.

– Нет. Люди их не видят, эти контуры. Им слишком некогда и нет места в мозгу для каких-то там контуров. Это наложение облика на облик, и порой таких наложений может быть до тысячи. Только представь, сколько раз заурядный менеджер или дизайнер обращает персонажа в другого, добавляя или убирая детали, меняя характер или внешность полностью. Это они думают, что создали новую «звезду» для продаж. Но это всегда одно и то же существо с расчленением сознания, облика и судьбы.

Я растерялась. Услышанное повергло меня в уныние. Рыжий нахальный кот с плаката в метро теперь казался самым несчастным существом на свете. Может, он даже не знает, что его ждет в будущем. Наверное, мой взгляд выражал возникшие чувства, и Ромашка похлопала меня по плечу.

– А ты думала, в реальности все идеально? Нет смысла переживать из-за этого, так уж устроен мир. Смотри, снимки уже готовы.

Ни о каких фотографиях я говорить не хотела. Я уже осознала, что Проход невозможно заснять – это и правда было бы слишком просто, и в конце концов люди однажды увидели его. И началась бы паника. Массовая. Мировая. Абсолютная. Мысли возвращались к тысячам увиденных мною плакатов на протяжении всей жизни – раньше я вообще не замечала их: все эти герои, персонажи, существа – все, кто оказался задуман и воплощен в качестве рекламных продуктов – это многомиллионная армия искалеченных форм жизни, обитающих где-то в небытие, пока их снова не вывесят на всеобщее обозрение.

Ромашка снимала с прищепок фотографии и раскладывала их на столе со специальной подсветкой. Она отвлекла меня от горьких раздумий громким возгласом.

– Т-т-ты… ты… ты… в-ви-дишь? – Ошарашенно тыкая пальцем в свежие снимки, и заикаясь, с трудом дыша, выговорила она.

Я вгляделась. На увеличенной в пятикратном размере стене отчетливо виднелся пар, исходящий крупными клубами от рельса и поднимающийся до самого полотка. Это стало видно на шестнадцати фотографиях. Мы с Ромашкой в четыре руки стали перебирать остальные, пристально вглядываясь в каждую.

– Смотри, – окликнула я женщину, – может, мне кажется, но тут на рельсах вроде какая-то тень.

– Хм. Похоже на… так, если тень – то это нечто вроде призрака. Ты не видела там призрака, случаем?

– Да, был один. Самоубийца, он пять лет назад прыгнул – единственный случай за всю историю метро в нашем городе, в газетах неделю о нем писали. Парень такой с виду молодой, и чего ему не жилось?.. Но как он смог запечатлеться на фото?

– Если смог – значит, ему это было нужно. Не совсем призрак, получается.

– А кто тогда?

Ромашка пожала плечами.

– Да мало их, что ли? Сущность какая-то, которая все же хочет еще жить. Непонятно только, как он сумел отбросить тень? Он ведь прозрачный?

– Нет, выглядел как обычный человек, крутился у края платформы, пока поезд не подошел. На него никто внимания не обращал ни до, ни после, значит – это призрак.

Ромашка снова задумалась. Пальцы перебирали фотографии, разворачивали вертикально и горизонтально, а женщина все это время молчала.

– Ромашка… – позвала я, – может, сама посмотришь на все это?

– Ммм? Что?

– Я говорю – пошли вместе в метро, сама все увидишь. Так ведь будет проще понять, призрак он или кто-то еще.

– Я не могу, нет, я не могу. Это будет слишком…

– «Слишком» что?

Ромашка отвела глаза и поправила гладкие черные пряди, что упали на лицо. Почему-то эта тема оказалась для нее неприятной. Я раньше не видела ее в подобном беспокойном состоянии.

– Что такое? – Пододвинулась к ней ближе и обняла за плечи. – Почему ты так взволнована?

– Я не могу пойти туда. Я просто не могу. Мне комфортно только здесь, в доме, у меня нет нужды выходить куда-либо.

– Ну, хорошо, не будем об этом. Все, пошли отсюда, – я быстро собрала фотографии и, не отпуская руки Ромашки, вывела ее за дверь. В коридоре становилось холодно, неизвестно откуда подул ветер и почувствовался запах свежего снега. На дворе стоял теплый сентябрь. Я покрутила головой, пытаясь понять, откуда этот запах, на что Ромашка усмехнулась:

– Не утруждай себя, оно само приходит.

– Как это понимать?

– Все перемены климата и времен года остро ощущаются тут. Я же тебе говорила: выйдешь у северного крыла – там зима, и собаки караулят у двери.

– Зачем?

– Чтобы никто не вошел.

– Но…

– Ладно, хватит об этом – долго объяснять, да и незачем тебе. Пошли на кухню, у меня есть чай на земляничке.

Ромашка возвращалась в свое привычное состояние, шутила по дороге, читала нравоучения перед тем, как начать пить чай, и тут же говорила о том, что у меня острый глаз и из меня получится хороший Замечающий. Однако мне не давал покоя наш разговор. Почему она не выходит из дома? Чего боится? Не хочет или не может выйти? Вдруг их с Астрой не выпускают отсюда? Хотя это их квартира, семейный дом, так кто станет держать тут насильно?

Я не чувствовала вкуса, должно быть, потрясающего чая, вполуха слушала рассказы Ромашки о супер-мега-современной фотокамере, о которой она читала недавно в журнале.

Теперь к мыслям о Ромашкином страхе присоединились назойливые соображения о том парне-призраке. Что с ним не так? Если он призрак, то каким образом отбрасывает тень? И вот еще: как моей камере удалось заснять дымку на стене?

На кухню забежала Астра: высокая, худощавая женщина со светлыми волнистыми волосами, вся закутанная в теплую шаль; глянув на меня, а потом на сестру, быстро заговорила:

– Вы впустили холод? Вы что, смерти моей хотите? Мне нельзя переохлаждаться! Ты знаешь это, – она нависла над Ромашкой и впилась взглядом в спокойные глаза цвета предрассветного неба. Сестра выдала только тихое «ох…», отчего Астра разозлилась еще больше.

– Ты, стерва, ты что, решила меня извести? Ты мне не конкурентка, ясно? Я сама изведу тебя, поняла? Ты поняла, тварь?

Ромашка устало кивнула.

– Я поняла, сестренка, поняла. Иди присядь, дорогая. Я сделаю тебе сладкого горячего чая, и ты согреешься.

Я всегда завидовала выдержке и спокойствию людей, но Ромашка оказалась в этом успешнее всех. Мне рассказывала одна подруга из Замечающих, Хризантема, что вот уже несколько лет, как старшая сестра съехала с катушек, материт всех, дерется, истерит, ноет, стонет, плачет, действует на нервы – Ромашка терпит, прощает, успокаивает. Но все же, Астра раньше была (так мне говорили) одной из лучших молодых Замечающих, она знала по этой части больше, чем ее адекватная сестра. Сейчас, когда Астра ненадолго приходила в себя, могла немного помогать Ромашке.

Женщина стояла неподвижно, злость уходила с лица и как будто ненадолго наступило просветление: она оглянулась, нашла взглядом сестру и улыбнулась. Я была заворожена: несмотря на возраст за сорок пять, улыбка Астры сияла, как у молоденькой озорной и беспечной девчонки – чудесная и милая.

– Ты здесь, дорогая, а я тебя ищу, – и снова улыбнулась, сбрасывая шаль с худых плеч.

– Астра, рада тебя видеть, – спокойно ответила женщина. Я ожидала какой-нибудь яркой эмоции вроде удивления, искренней радости – сестра пришла в себя, это же чудо! Но Ромашка выдала следом заученный текст:

– Садись с нами, Астра. Твоя кружка с алыми розами, держи крепко, я налью кипятка. Так, теперь аккуратно ставь. Вот сюда. Я насыплю две ложки сахара, как ты любишь. Вот так.

Астра делала все по велению сестры и робко улыбалась, глядя на меня. Отхлебнув приготовленный совместными усилиями чай, Астра блаженно растянулась в кресле.

– А что нового, сестренка?

– Все своим чередом, милая, сегодня выгладила все белье, разложила по шкафам. Отмыла гарнитур…

Астра одобрительно кивнула.

– Это правильно, молодец. А что интересного в Реальности?

Ромашка изумленно уставилась на сестру. Наверное, такого вопроса в момент здравомыслия она еще не задавала.

– Что? Ты о чем?

– Ну, просто интересно, что происходит в миру. Мне кажется, я давно не выходила из дома…

Ромашка посмотрела на меня. Я лишь пожала плечами. Пауза начала затягиваться.

– Эмм… ну… я видела в метро призрака. И кота… да, кота на плакате.

Астра подняла брови в удивлении, и, отхлебнув из кружки, назидательным тоном заметила:

– И это новости, по-вашему? Да, и кто тебе позволил в метро спускаться? Насколько я вижу, ты новенькая. Ромашка, уж не ты ли даешь волю?

– Мда, но она находилась там с другой целью… она приспосабливается быстрее, чем другие, – женщина говорила невнятно, проглатывая часть фразы – шок еще не отпускал ее. Сестра пришла в себя. Но надолго ли? Обычно такого «просветления» хватало ровно на одну чашку чая, затем Астра мгновенно вскакивала и убегала с воплями.

– Хм, с другой целью? Ну, что там случилось интересного? – Вопрос был адресован мне. Замявшись, я все же решила поделиться своими впечатлениями, поскольку Ромашка сидела недвижимо.

– Ну, я и раньше видела призраков… два раза. Только этот отбросил тень – это видно на фотографиях. Странно, по крайней мере. И у стены клубился пар…

– У какой стены? Уж не у той ли самой стены? – Астра нахмурилась и строго посмотрела на сестру. – Это как понимать? Она что, хотела попасть в Царство Нептуна?

Ромашка даже вздрогнула от натиска.

– Нет, конечно, о чем ты? Не хотела она туда попасть, только лишь посмотреть.

– Ну… вообще-то, если честно, я бы хотела… – произнесла я тихим голосом.

Сестры смотрели на меня, одна строго, вторая – с изумлением. Астра отхлебнула еще чаю и проговорила:

– Ну вот, смотри: я же говорила, нельзя пускать ее в метро. Теперь не отговоришь уже. Эх, куда катится мир… ладно, придумаем что-нибудь.

Астра встала из-за стола, подобрала свою шаль и вышла из кухни.

Ромашка тряхнула головой.

– Это галлюцинации или как? – Пробормотала Наставница.

– Похоже, Астра ожила.

– Я не верю. Годы беспроглядного умопомешательства и вдруг…

– Рассуждения здравые, голос не дрожал, в глазах абсолютное понимание ситуации, – перечислила я. – Она вернулась.

– Я рада вновь обрести сестру, но почему только сейчас? Что такого случилось, какой винтик встал на место?

Ромашка примерно с минуту теребила светлую скатерть. Потом стукнула кулаком по столу и выбежала из кухни.

– Да что с вами происходит?! – Не выдержав, воскликнула я.