В 2013 году в интервью с Гордоном Быков с апломбом и пренебрежением говорил, что в основание «Тихого Дона» положен очень примитивный прием: герой мечется между красными и белыми, и это накладывается на метания между женой и любовницей. В основание «Июня» положен ровно тот же самый прием: герой Гвирцман мечется между миром престижного литературного вуза и «дном», и это накладывается на метания между двумя девушками – Валей и Лией. Со вторым главным героем – Борисом – происходит тоже самое: он мечется между двумя своими женщинами, Муреттой и Алей. Всё это происходит на фоне давно набивших оскомину описаний ужасов 38 года: когда про атмосферу и подробности тех лет писал Солженицын или другие современники тех событий, это было свежо, актуально и жизненно. Сейчас же все эти описания доносов и лагерей воспринимаются как заезженная пластинка, блеклое подражание тому, что было давным-давно рассказано. Третья часть «Июня», вообще, напоминает конспект лекции по филологии, лингвистике и истории литературы, изложенный от лица сумасшедшего: этакое подражание гоголевским «Запискам сумасшедшего» и булгаковской «Дьяволиаде» – финальная сцена третьей части, вообще, скопирована с финальной сцены «Дьяволиады» чуть менее, чем полностью. Всё это сдобрено банальными рассуждениями на тему причин начала второй мировой войны: кто с кем дружил, почему, с какими целями и мотивами – возможно, в литературном гетто эти рассуждения могут показаться кому-то новыми и интересными, но в публицистике последних тридцати лет всё это уже было тысячекратно обсосано и сторонниками, и противниками тех точек зрения, которые излагают герои книги. Из достоинств «Июня» можно отметить очень глубокое литературное мастерство, язык, продуманность деталей, сюжета, интересные реконструкции мировосприятия людей, живших в предвоенное время.
Отзывы 74