Роман получился слабый, скучный и, главное, ненужный. Все, что хотел донести автор, – неколько нелишенных
проницательности суждений о природе сталинских 30-х – вполне могло бы уместиться в две старницы публицистической статьи или десяток страниц эссе, если уж так поджимает. Для чего понадобилось облекать это в маловысокожудожественную форму 400-страничного опуса, решительно не понятно.
Вместо эстетического наслаждения от краcот слога, глубоких философских прозрений на фоне головокружительного сюжета, обыватель, заплативший, как например я, 4 трудовых доллара получает бесструктурную кучу каких-то дурацких разговоров, встреч с роковыми женщинами, которые все, как на подбор, с ведьминой косинкой (вариант – рыжинкой) и говорят загадочно и страшно.
Не обошлось и без новаторства. Быков создал новый стиль, который я бы назвал речью интеллигентного, но сильно выпившего человека (ко второй половине романа, он, правда, выправляется). Заторможенное, спутанное сознание, обрывы фраз, перескакивание на другие темы – это содержание сознания уставшего Блума в одной из последних глав «Улисса». Но то, что у Джойса было сознательным приемом, у Быкова является барской добродушной расслабухой. На более глубоком уровне быковский стиль характеризуется смешением – в пределах одной странице и даже абзаца – трех различных дискурсов. Первый дискурс – дискурс всезнающего автора-Бога: он отвечает за всех и знает, кто куда пошел, о чем думает и какие у него волнения в душе пока он садился на уютную кушетку в гостиной пока прекрасная хозяйка отлучалась распорядиться по кухне. второй дискурс – это речь рассказчика – одного из действующих героев, но который знает больше других и от лица которого ведется основное повествование. И наконец, мысли-реплики-ремарки самого автора романа, т.е. Д. Быкова, который вкрапляет в повествование свои оценки и комментарии. Ну, полная мешанина.
Есть ли у романа герой? Чисто формально – по доле выделенного текста – да, роман о Волчаке (анаграмма «Чкалова»). Но Чкалов-Волчак гибнет где то на двух третях текста, а роман все продолжается и продолжается.
Есть еще у Быкова одна скверная привычка, замеченная еще с биографии Маяковского («13-й апостол», который вполне хорош в отличие от) – сокращать имена героев: Маяковский у него Маяк, Гриневицкий – Грин, Канделаки – Кандель, хорошо ума хватило Ляпидиевского не трогать. По задумке это должно показывать, что автор запанибрата со своим героями, этакий рубаха-парень, который с самим Маяковским на одной ноге, и вообще, «40 тысяч одних курьеров». Получается навязчиво и пошло.
Отзывы 44