Часть 1
Большая любовь
Глава 1. Престарелый жених
Пятница, 28 декабря 2018 года
16:00
Лиза
Он держит меня за подбородок. От его пальцев нестерпимо пахнет табаком, а в его дыхании, наоборот, слишком много мяты. Мне очень хочется сморщить нос, но я креплюсь, не подаю вида, что мне его близость противна. Стараюсь не ерзать попой по кожаному дивану, на котором мы сидим.
– Я буду тебе хорошим мужем! – говорит он, глядя мне прямо в глаза. – Ты мне веришь?
Тихонько отвечаю:
– Да, Юрий Игнатович…
– Тебе можно просто Юра.
– Юра, – послушно повторяю.
Очень боюсь, что он сейчас наклонится и прикоснется ко мне губами, но он не делает этого, лишь продолжает пристально разглядывать мое лицо.
– Ты красивая, Лизонька! Такая чудная девочка, как шоколадка! Шоколадные волосы, глаза, бровки домиком, а я очень люблю шоколад! Ты мне понравилась…
Чувствую, надо что-то сказать в ответ, а слова не идут – замерли где-то в горле и наружу никак не хотят. Смотрю на Юрия и пытаюсь найти в нем хоть что-нибудь притягательное. Только нет в нем ничего, что могло бы меня привлечь.
Навскидку ему лет пятьдесят. Кажется, он одного возраста с моим приемным отцом: в его черной шевелюре столько же седых волос, а глаза хоть и голубые, но какие-то тусклые, и морщин вокруг глаз и на лбу у него много, зато стройный, подтянутый… Ну, хоть что-то.
– Лиза – очень хорошая девочка! – встревает в нашу интимную беседу моя приемная мать, Марисоль. – Вы не пожалеете, что выбрали ее. Она – моя любимица! Ближе всего к сердцу…
Это правда, я знаю. Она всегда выделяла меня среди приемных дочерей, а их у нее сейчас уже больше десятка. Я ее любимая, самая послушная девочка.
Марисоль сидит рядом с моим приемным отцом, они держатся за руки и смотрят на меня с Юрием с большим одобрением.
– Лизонька – сокровище! – это уже говорит папа Авзураг.
От их похвалы у меня краснеют щеки. Юрий это замечает и еще больше умиляется.
– Вижу-вижу, прелесть! – говорит он им, а потом снова поворачивается ко мне: – Лизонька, я заберу тебя в феврале, тогда и поженимся! А пока мне нужно всё подготовить к твоему приезду…
И он всё же тянется ко мне своими мятно-табачными губами.
Я зажмуриваюсь, еле выдерживаю эту «ласку». Изо всех сил стараюсь не сморщить губы.
– Ну-ну… – он всё же замечает, что мне до жути не по себе. – Оглянуться не успеешь, как ко мне привыкнешь!
На этом он отпускает меня, жмет руку Авзурагу, кивает Марисоль и уходит из кабинета отца.
– Ну? Как он тебе?
Приемная мать тут же вскакивает с кресла, присаживается ко мне, берет за руку.
Я не знаю, что ей ответить, она описывала его совершенно другим.
В моем понимании симпатичный чернобровый спортсмен выглядит совершенно не так. Но у нее, похоже, свое видение прекрасного.
– Он старый… – всё же выдавливаю из себя правду, хоть и знаю, что разочаровываю приемных родителей.
– Ну да, не юнец… – поджимает губы мама Марисоль. – Но это же плюс!
– Какой же это плюс? – этот вопрос вырывается из меня, словно черт из табакерки.
– Ну как же! – всплескивает руками она. – Чем старше мужчина, тем с ним проще! И тем больше он будет тебя любить… Ты же хочешь, чтобы тебя любили, ведь так? Я сама тебе его выбрала!
– Ты мне его выбрала? – хмурю брови.
– Конечно! Настояла, что именно тебе жениха выберу я! Он добрый, щедрый, заботливый, у него нет детей… После смерти оставит свою фабрику тебе!
– После смерти?
Меня больно режут ее слова. Мы ведь только должны пожениться, а приемная мать уже рассуждает о смерти… Что же это будет за брак такой?
Впрочем, я всегда знала, что она очень меркантильная, как и ее муж. Ведь правда, по ее логике получается, что у меня не жених, а сплошное золото-бриллианты. Марисоль всё на свете деньгами меряет, недаром на ней вечно украшений прямо как на новогодней елке, и каждый день разные. В этом плане муж балует ее безбожно. Впрочем, отчего бы не баловать, если деньги есть. Приморская гостиница, в которой мы все живем, приносит семье Габарашвили отличный доход, плюс калым, который платят женихи за каждую из приемных дочерей… Можно золотом хоть с ног до головы обвешаться, и еще огромная куча останется.
Каждую из нас выдают замуж сразу по наступлении совершеннолетия. Мне исполнилось восемнадцать позавчера, пришел мой час… И все-таки я надеялась, что мне они выберут кого-то, с кем можно будет жить не зажмуривая глаза, а заодно не затыкая нос. Ведь я – любимица! Я четыре года исполняла всё-всё, что мне велели, я очень старалась, вела себя идеально, я заслужила!
«Грязная маленькая Лизка! Ты ничего хорошего не заслуживаешь!» – не мои слова… и даже не слова моих приемных родителей. Этот голос появляется в моей голове, когда происходит что-то плохое, и принадлежит он моему биологическому родителю – тому, кого не видела много лет и не хочу вспоминать.
«Успокойся, успокойся, пожалуйста, успокойся!» – пытаюсь внушить себе, делаю глубокий вдох.
– Я вижу, ты расстроилась, Лизонька… – с деланым спокойствием подмечает папа Авзураг.
«Нет, блин, обрадовалась, что вы меня за старпера замуж…»
Вслух, конечно, такое не говорю, не хочу схлопотать хорошую порцию ремня. Я уже ученая, спасибо.
– Всё в порядке, я всем довольна… – отвечаю тихонько.
– Вот и хорошо! Вот и замечательно!
Мама Марисоль хлопает в ладоши, встает и идет к мужу.
«Они мне поверили…» – отмечаю про себя.
Ну конечно, поверили. Потому что сейчас им выгодно мне поверить. Они свое получили: от Юрия деньги, от меня согласие. У них всё хорошо, а вот у меня…
Чувствую, как по каждой клетке моего тела ураганом проносится жуткая паника, начинает душить.
– Я могу идти? – сдавленно шепчу.
– Иди, Лизонька, – кивает папа Авзураг.
Встаю, размеренным шагом выхожу из кабинета отца, а как только закрываю дверь, уже бегу, не разбирая дороги. Мне нужно на улицу, мне нужно на воздух. Зимний морской воздух враз остудит меня, подарит бодрость, отрезвит.
Центральный вход ближе заднего выхода, бегу прямо к большой двери, игнорируя оклики сестры, стоящей у стойки регистратуры. Открываю дверь и… чуть не расплющиваю нос о каменную грудь высоченного парня. Запрокидываю голову, чтобы посмотреть ему в лицо и буквально столбенею.
«Боже… неужели настоящий? Или ты мне только кажешься?»
Мужского лица привлекательнее этого мне видеть не доводилось – его будто создал умелый скульптор! Прямой красиво очерченный нос, пухлые губы, широкие скулы, добрый взгляд карих глаз так приятно греет душу, что я начинаю таять…
– Девушка, вы так и будете на меня пялиться или пропустите внутрь? На улице, вообще-то, холодно! – голос звучный, раскатистый, тоже очень приятный.
Я резко от него отстраняюсь, пячусь обратно в холл:
– Конечно, конечно…
– Ребята, заходи! – командует он.
В холле вдруг становится критически тесно, хотя он у нас достаточно просторный. Внутрь вваливается человек тридцать. Парни, девушки… Их чемоданы, кажется, занимают каждый свободный сантиметр. Некоторые гости даже держат в руках удочки, не иначе как собрались на морскую рыбалку.
Тут вспоминаю, как мне рассказывали неделю назад, что к нам приедет отмечать Новый год большая компания любителей зимних прогулок на яхте. Видимо, они.
Встаю за стойку регистратуры поближе к сестре, готовлюсь помочь заселить гостей. Первым подходит красавец-великан.
– Имя, фамилия?
– Влад Чаадаев, – он протягивает мне свой паспорт.
Глава 2. Запретный плод
Тогда же:
Лиза
После того как новоприбывшие гости расходятся по номерам, остаюсь за стойкой регистратуры одна-одинешенька.
Каждая из нас, приемных дочерей Авзурага Габарашвили, выполняет какую-то функцию в гостинице «Отличная». Моя работа – подавать еду в ресторане при гостинице, еще иногда стою у стойки регистратуры или помогаю прибрать номера, когда наплыв гостей слишком велик. Не самое интересное в жизни занятие, но чего-то получше пока не предложили.
Сестра, воспользовавшись тем, что я подошла, убежала на кухню ресторана – перекусить. Небось набивает живот только что испеченными пирогами, а я о них сейчас и думать не могу.
«Влад Чаадаев…»
Смакую его имя – оно такое вкусное, сладкое, лучше всяких пирогов! Невозможно прекратить его повторять. Разглядываю скан его паспорта. У него даже в документе фото симпатичное. Кстати, волосы у него практически такого же цвета, как у меня. Улыбчивый парень, солнечный, всё в нем какое-то позитивное. И как же сильно он отличается от того, за кого мне совсем скоро придется выйти замуж…
Ему двадцать четыре, день рождения пятого апреля. Значит, по гороскопу лев. Не то чтобы я верила в эту ерунду, но знак хороший, сильный. Влад родом из Ростова-на-Дону.
«Интересно, что он забыл в Дивноморском?»
Наше село, конечно, курортная зона – как-никак черноморское побережье. Красивый пляж, есть где погулять, можно покататься на яхте, но больше делать особенно нечего. К нам обычно приезжают в сезон…
– Бу! – слышу у себя за спиной и подпрыгиваю от неожиданности.
– Рита! У меня чуть сердце из горла не выпрыгнуло!
– А что это мы тут смотрим? – она хитренько улыбается и заглядывает в монитор компьютера, где на весь экран раскрыт скан паспорта Влада.
Не успеваю его закрыть или хотя бы свернуть.
– Ой, ой… – она хмурит лоб. – Симпатичный, да…
– Ага… – киваю в такт ее вздоху.
– Только ты ж на него больше так не пялься! – вдруг выдает мне она.
– Что, так сильно заметно?
– Вообще…
Она наклоняется к моему уху и заговорщически шепчет:
– Я думала, ты на него набросишься с поцелуями!
Смущенно улыбаюсь. Не могу представить ситуацию, в которой я бы на кого-нибудь посмела наброситься – не в моем это характере, мне даже думать о таком стыдно. Вот Рита – да. Рита могла бы. Мы с ней хоть и воспитывались в одних условиях, да и младше она на целый год, а всё же бойчее меня раз этак в десять.
– Когда в следующий раз встретишь, не смотри на него так больше… – советует она. – А то как бы чего не вышло! Нам при постояльцах надо больше пол разглядывать, а не пялиться на их симпатичные морды лица. Ты знаешь, что папа Авзураг тебе сделает, если приметит хоть один взгляд в сторону красавчика…
И ведь сделает, знаю. Нам вообще запрещено общаться с мужчинами, даже с одноклассниками заговаривать было нельзя, что вызывало массу проблем. Постояльцы гостиницы – исключение, но даже с ними надлежит общаться строго по делу, как можно более кратко, и голову лучше при этом не поднимать.
Всё внутри меня сжимается в тугой узел, даже, кажется, немного бледнею.
Если папа Авзураг застанет меня за разглядыванием какого-нибудь постояльца, Юрию Игнатовичу, конечно, ничего не расскажет, но накажет так, что надолго забуду, каково это – сидеть, не морщась от боли в причинном месте. Хотя наказывали меня так здесь всего один раз, я умею быть очень послушной девочкой, и научил меня этому биологический папашка.
Смотрю на Риту круглыми глазами.
– Ты ведь никому не скажешь?
– Я – могила… – тут же заявляет она.
И я ей верю. Мы, сестры Габарашвили, – компашка особая, мы друг друга не сдаем, что бы ни случилось, и помогаем, чем можем. Жаль, что можем мы так мало…
– Кстати, – все так же шепчет мне на ухо Рита, – ты хоть заметила, что твой Чаадаев приехал не один? Рядом с ним вертелась какая-то рыженькая…
Глава 3. Смена приоритетов
Тот же день:
19:00
Влад
– Смотри, опять она! – пихает меня под бок Матвей Зотов.
Закрываю меню, оглядываюсь через зал ресторана в сторону кухни и снова вижу девчонку, с которой столкнулся на входе в гостиницу. Опять на меня пялится… Хоть теперь и украдкой.
Приятно, да, не спорю. И сама девчонка очень даже ничего. Стройная, сиськи – персики, попка – орех, не грех и взять, как говорится, раз так уж настойчиво предлагают.
– Я сегодня на абордаж! – заявляю приятелю.
– Не страшно? Они все здесь, по ходу, какие-то зомбированные… Взгляд прячут, почти не говорят. И одеты как-то по-уродски!
Да, со вкусом у местных девушек явно беда. Длиннющие черные юбки и закрытые розовые блузки… у всех… одинаковые! Ладно, я на нее не в одежде любоваться хочу, я с нее хочу эту одежду снять.
– Не страшно… – пожимаю плечами.
Слышу со стороны друга громкий хмык, поворачиваюсь к нему.
– Стопэ, донжуан! – говорит он мне. – А Машку куда денешь? Она же к тебе в номер перебралась!
– Хм… – на секунду задумываюсь. – Машку тебе! Ты ж давно хотел!
Зотов проводит рукой по своему бритому черепу.
– Оно, конечно, можно… Но обидится же!
– А ты успокоишь! К тому же я ее к себе в номер не звал!
Не звал, факт, но и против ничего не сказал.
Знаю, Матвею Машка давно нравится, но девчонка упертая, непременно подавай ей меня, и всё тут. А я что? И так старался с ней особо не контактировать, чтобы не напрягать приятеля. Так она меня прям осадой решила взять. Я и подумал – выдам девушке немного Чаадаевского тепла, раз так просит, и прости прощай. Но видимо, этого так и не случится. Местная киска в разы симпатичнее Машки! Так что пусть несостоявшаяся подруга отправляется к Зотову, он пригреет. Может быть, у него даже что-то с ней и выгорит – на фоне ее расстройства.
Глава 4. Абордаж
Тогда же:
Влад
Нагло сверлю кареглазого котенка взглядом, жду, когда ко мне повернется, а она всё никак…
Поняла, что я ее взгляды заметил, тут же стала их от меня прятать, к тому же теперь держится на приличном расстоянии. Зал ресторана, сука, какой-то шибко огромный, и друзья все как один вылезли из номеров на ужин. Она мечется между кухней и столиками. Девке явно не до меня, а мне уже явно не до еды. Кареглазку хочу! Можно под майонезом, можно под кетчупом, а лучше – в собственном соку. Вот такой я гурман.
Тут, как назло, случается великое явление рыжей Машки народу. Зло в квадрате – она идет точненько к столику, который заняли мы с Матвеем. Зато, как только она садится, Кареглазка тут же начинает коситься в мою сторону.
«Оу, милая, ты уже ревнуешь! Как это мило!»
– Приве-е-ет! – тянет Мария.
Картинно снимает с себя кофточку, а под этой кофточкой у нее порно-платье. Вот реально по-другому не скажешь – порно и есть. Сиськи из декольте чуть на стол не выпрыгивают, утянулась корсетом так, что вздохнуть не может. Она думает, я сисек никогда не видел, что ли?
А Матвей поплыл… В прямом смысле слова по столу лужей растекся, взглядом Машкины сиськи охаживает, видно, примеряется, как будет их сегодня мять.
«Братан, забрал бы ты ее уже поскорее… Идите тренируйтесь делать детей! Только смотрите, не забудьте про презики!»
– Владик, я ждала тебя в номере… – томно заявляет мне Мария.
«Какой я тебе на хрен Владик!»
Вдобавок к этому она тянется ко мне и пытается поцеловать в щеку.
Тут подмечаю, что взгляд моей Кареглазки тухнет, лицо грустнеет, даже, кажется, губы начинают трястись, хотя на таком расстоянии точно не скажешь. Похоже, девка только что ввела меня в ранг занятых парней, объясняй ей потом, что Машка ко мне никакого отношения не имеет.
– Шла б ты отсюда, Мария! – рычу на нее тихонько. – И Матвея забирай, а то весь стол слюнями зальет. Так уж и быть, можете развлечься в моем люксе, а потом, будь добра, переселяйся к Зотову в номер. У него кровать вроде бы такая же большая, как и у меня – поместитесь…
Рыжая чертовка краснеет под цвет своим волосам, потом звереет, а через секунду и вовсе поднимает руку, чтобы влепить мне пощечину.
Я стреляный воробей, четко подмечаю, когда девчонка хочет это сделать. Бывало… и не раз – всему виной моя прямолинейная болтливая натура. Меняться я не собираюсь, а с красной рожей ходить не люблю, поэтому ловко научился перехватывать девичьи ладони, так сказать, в процессе полета. Вот и ее руку вполне успешно успеваю схватить.
– Что ты, Машенька! Драки девочек не красят!
– Козел ты, Чаадаев! – шипит она. – Иди к черту! И Матвея своего захвати!
Она вскакивает так резко, что ее стул чуть не опрокидывается, и несется к выходу из зала ресторана.
– Влад, ты придурок! – заявляет мне Зотов.
Ну вот, пожалуйста, стараешься ради него, стараешься, и где моя благодарность? Где, спрашивается?
Бритый череп Матвея тем временем начинает краснеть – верный признак того, что друг в бешенстве. И перспектива получить в табло уже от него становится очень даже реальной. Пресекаю инцидент на корню:
– Беги за ней, дурень!
– Чего? – не понимает тот.
– Она кофточку оставила, видишь? И сумочку! Явно хочет, чтобы за ней сейчас кто-то погнался. Я бегать точно не буду… Но не вижу причин, почему бы не заняться спортом тебе? Короткий спринт, нагоняешь девку в коридоре, извиняешься за меня, дурака, и сегодня ночью твой дружбан будет в ее киске!
Прям вижу, как Матвей разрывается между желанием врезать мне или нестись за Машкой. Последнее, видимо, побеждает с большим отрывом, поскольку друг в итоге шустро хватает Машкины вещи и несется сломя голову в коридор.
– Совет вам да вдумчивая, ритмичная любовь! – тихо посмеиваюсь.
«Так, одну проблему решил, зато со второй не продвинулся ни на сантиметр…»
Похоже, моя Кареглазка куда-то испарилась, поскольку между столиками теперь бегает только ее напарница. Вглядываюсь в совсем юное лицо – девочке навскидку лет пятнадцать, не больше. Подзываю ее, она несется ко мне на всех парах.
– Определились с заказом?
«Ага! Хочу твою напарницу… и без трусиков! Доставка в номер меня вполне устроит!»
Но я все-таки не конченый дебил, чтобы говорить что-то подобное несовершеннолетней милахе. Поэтому отвечаю совсем другое:
– Определился. Мне, пожалуйста, этот ваш загадочный суп Лывжа, порцию шашлыка и Сабурани… Господи, что ж у вас за названия такие трудные!
– Осетинские… – отвечает официантка.
– В смысле?
– В смысле – блюда осетинские, это ресторан осетинской кухни. Это всё?
– Еще мне бутылочку красного домашнего и… пусть всё это принесет твоя напарница!
Понимаю, нагло… Но в любви как на войне, а я профи боевых действий.
– Она занята! – вдруг чересчур серьезно заявляет официантка и уходит.
«Сижу на асфальте я в лыжи обутый… То ли лыжи не едут, то ли я… не с того начал!»
Ну ничего, я упорный. Я своего не упущу. Просижу здесь хоть до ночи, авось кареглазая девица и появится.
Правда, через десять минут мне критически надоедает ждать. И когда моя официантка появляется с нагруженным подносом, внаглую прошу у нее ручку. Пока она расставляет блюда, пишу на салфетке свой номер телефона, имя и с милой улыбкой протягиваю ей:
– Передай это своей напарнице, пусть позвонит!
– Я же вам сказала, она занята… – отвечает мне она с несвойственной ее возрасту твердостью.
– А так? – я вкладываю в салфетку двухтысячную купюру.
Официантка мнется. Вижу, ей очень хочется положить деньги в карман, но в последний момент все-таки не решается. Яростно мотает головой и убегает.
«Да-а-а… дело дрянь!»
Сходил на абордаж, называется… Прямо нагулялся…
Ну ничего, я здесь не последний день! Еще успею попробовать и Кареглазку, и еще какую-нибудь из местных кисок…
Тут ко мне пересаживаются с соседнего столика пара приятелей с бутылкой коньяка.
– Ты чего тут один киснешь? Давай за Новый год…
Глава 5. Подарки для сироток
Тот же вечер:
23:30
Лиза
Мне и моим приемным сестрам в такое время положено уже быть в кроватях, но вместо этого мы собрались в гостиной в апартаментах наших приемных родителей.
Они занимают большой трехкомнатный номер в крыле, отведенном под семейные нужды. Это забавно потому, что нам выделили всего одну комнату, хоть и большую. Нас с сестрами сейчас там проживает уже больше десяти человек.
«У меня для вас кое-что важное», – так сказала мама Марисоль.
И мы, конечно, пришли.
– Девочки, сюрприз! – объявляет она.
– Гостинцы от Деда Мороза! – добавляет папа Авзураг.
И действительно достает мешок, вытаскивает его содержимое на большой круглый стол, за которым они здесь обедают.
– Каждой по коробочке!
Пока он достает обвязанные лентой подарки, девчонки мнутся с ноги на ногу, с нетерпением ждут. Интересно же, что там.
Обычно новогодние подарки у приемных родителей какие-нибудь незначительные. Заколки для волос, лаки для ногтей, книги или покупные сладости, реже какие-нибудь серебряные украшения, но я всегда радуюсь любой мелочи. Мне приятен уже сам факт, что обо мне подумали, обо мне вспомнили, а значит, я хоть немножко важна, хоть самую малость! Быть кому-то важной, на мой взгляд, просто необходимо, без этого ты словно не существуешь… До того как попасть к Габарашвили, я была уверена, что совсем никому не нужна.
«Сто лет в обед ты мне не сдалась!»
«Поди прочь! Ты мне мешаешь!»
«Мне некогда, скройся с глаз!»
Это всё любимые выражения моего биологического папаши.
Помню, пока мама была жива, он был нормальным. Но когда мне стукнуло девять, она утонула. Как говорили соседи – по глупости… Полезла купаться в опасное место на речке, попала в водоворот. Отец не смог ее спасти, хотя очень старался. Клялся в этом на каждую годовщину ее смерти, когда пил с друзьями за упокой ее души. После той истории он толком не мог на меня смотреть, потому что я на нее очень сильно похожа. Кроме того, я больше никогда не была для него достаточно хороша. Замечал меня лишь для того, чтобы отругать.
Рукожопая, мямля, дебилка, бестолочь – самые ласковые прозвища, которыми он меня награждал.
Я была для него самым большим разочарованием в жизни.
Училась неважно, но не потому, что глупая. Я понимала, что объясняли учителя, но во время контрольных просто не могла сосредоточиться, жутко боялась, что ошибусь, и в результате слишком медлила, перепроверяла. У доски вообще отвечать не могла. В общем, троечница с натяжкой, никакая не отличница.
Дома еще хлеще – стоило ему на меня посмотреть, и я обязательно что-то роняла, разбивала. У меня в его присутствии почему-то всё время тряслись руки.
Помню, когда меня удочерили Габарашвили, я еще не понимала, куда попала и чего мне будет стоить это удочерение. Я очень хотела понравиться, хотела, чтобы меня оставили, и бежала выполнять всё-всё, что мне говорили. Как-то раз меня попросили помочь на кухне с посудой. Я постеснялась сказать, что жутко неуклюжая и ничего бьющегося мне доверять нельзя. Решила сделать всё от мебя зависящее, чтобы ничего не разбить. Действовала очень аккуратно. Но когда несла стопку тарелок, чтобы расставить в шкафу, всё же упала и расколошматила… все до единой. Я тогда так разрыдалась, что возле меня собрались все сестры и успокаивали хором. А потом на крик пришел сам папа Авзураг…
Я думала, он мне задаст такую взбучку, что я буду заикаться при одном воспоминании, ведь тарелки ужасно дорогие. Мой биологический отец всё время твердил мне, что я очень дорого ему обхожусь, что на меня денег не напасешься, что я ходячее несчастье и мне надо дать ремня, а заодно сплавить куда следует. А Авзураг вместо взбучки сказал, что это ерунда и что у них еще много тарелок. Я была так растрогана, что снова расплакалась, и все снова бросились меня успокаивать.
Тем же вечером со мной долго беседовала мама Марисоль. Объяснила, что у них за ерунду не ругают, что посуда – фигня, а человек всегда важнее. И если я так люблю всё крушить, она подыщет мне такую работу, где мне нечего будет портить.
С тех пор я вроде как стала «уклюжей», по крайней мере посуду бить перестала. Меня даже назначили официанткой в ресторане, и я неплохо справляюсь.
Однако стоит мне вспомнить про своего папашу, и руки снова начинают трястись, а на душе становится гадко. Говорят, что такие раны лечатся временем, но за четыре года проживания в приемной семье мои лишь покрылись тонкой коркой, чуть задень – и так же больно.
В праздничные дни, когда собирается семья и нам дарят подарки, я вообще не могу оставаться спокойной. После смерти мамы мой папашка не подарил мне ни одной шоколадки даже на восьмое марта, ни цветочка на день рожденья, никаких девичьих радостей типа красивого платья или туфель. Ничего, что могло бы показать мне, что он хорошо ко мне относится…
Мне стоило больших усилий поверить в себя, понять, что я чего-то заслуживаю. И я изо всех сил старалась доказать это Габарашвили своей упорной работой и хорошим поведением. Думаю, доказала, но всё равно внутри меня живет червячок, который периодически вякает: «Недостойна! Рукожопая! Ничего ты не заслуживаешь! Тебя не за что любить!»
В праздники мне тяжелее всего, слишком много паршивых воспоминаний. Поэтому сейчас, как и раньше, в момент, когда папа Авзураг вручает мне коробочку с подарками, я невольно всхлипываю.
– Лизочек! Глазки опять на мокром месте!
Мама Марисоль идет ко мне, прижимает к своей большой груди. Она сама хоть и стройная, но грудь у нее – ого-го.
– Мое ты солнышко, ну поплачь, если хочется…
Она крепко меня обнимает, целует в макушку. Она высокая, с длинными черными кудрями, типичная восточная женщина.
Вроде бы понимаю, я для нее – разменный товар, но ведь и правда по-своему любит, хоть чуть-чуть… Да, она приемная, но другой мамы у меня нет, а поддержки очень хочется. И объятий, и ощущения нужности, тепла, и просто знания, что кто-то о тебе думает.
– А почему сегодня? Ведь еще не Новый год! – спрашивает Рита, пока мы распаковываем подарки.
– Мы расскажем, – с улыбкой отвечает приемный отец.
Я тоже открываю свою коробочку, а там… Кулон! Да не простой, а золотой! А к нему тонкая цепочка! Еще духи сладкие и красивый шифоновый шарфик, тонкий, словно паутинка. Мне достался голубой, у остальных девчонок другие цвета.
– Красиво-о-о… – тяну восхищенно, застегивая цепочку на шее.
Сестры в восторге, все смотрят на приемного отца с широкими улыбками и гадают, с чего вдруг такая щедрость. Золота нам обычно не дарят!
– Вы все самостоятельные послушные девочки… – начинает свою речь Авзураг. – На вас можно положиться, доверить вам самое дорогое…
«Эм… Что?» – хочу спросить, но, конечно же, молчу, жду.
– Мы с Марисоль уезжаем на Новый год отдохнуть в Тайланд, а вас, девочки, мы просим приглядеть за гостиницей и обеспечить комфорт нашим постояльцам. Если хорошо справитесь, по приезде мы отвезем вас в Геленджик в кино, потом на каток, а также выдадим вам наличности и позволим погулять по торговому центру. Каждая сможет купить себе то, что приглянется. Ну, как вам?
Девчонки принимаются визжать от восторга. Еще бы, в кино-то мы еще ни разу и не были. По крайней мере за все четыре года, что я здесь жила, нам такой культурной программы не предлагали ни разу.
– Если справитесь… – тянет он гораздо более строго.
Кажется, никто, кроме меня, перемены в голосе не замечает, все дружно хором подтверждают:
– Справимся, конечно, справимся!
– А чтобы вы не думали, что мы оставляем вас совсем без защиты, это время с вами проведет дядя Улдан! – вдруг огорошивает нас Марисоль.
Этими словами она рубит всю радость на корню…
Теперь перспектива провести время без приемных родителей больше ужасает, нежели радует.