Американха

расизм – это власть отдельной группы,

ним ей было легко, словно ее кожа становилась ей по размеру.

В детской Афина расплакалась. Лора отправилась к ней, и вскоре последовали уговоры: – Хочешь эту, милая? Желтую, или синюю, или красную? Какую хочешь? Дай ей одну любую, подумала Ифемелу. Перегружать четырехлетнего ребенка выбором, налагать на него бремя принятия решения означает отнимать у него безмятежность детства. Взрослость уже не за горами, и там человеку предстоит принимать все более и более сумрачные решения. – Капризничает

вы читаете? – обратилась Келси к Ифемелу. Ифемелу показала ей обложку романа. Заводить разговор не хотелось. Особенно с Келси. Она распознала в Келси национализм либеральных американцев, изобильно критиковавших Америку, но не любивших, когда за это брался кто-то другой, от остальных ожидалось молчание и благодарность. И они всегда напоминали, до чего Америка лучше того места, откуда вы приехали. – Хорошая? – Да. – Роман, верно? О чем? Почему люди спрашивают «О чем?», будто роман непременно о чем-то одном? Ифемелу этот вопрос не нравился – и не нравился