Czytaj książkę: «Ключ Венчальный. Повесть и рассказы», strona 4

– Почему так несправедливо, папа? – неожиданно заключила Яна. – Про чужеземца Робинзона Крузо в России знает каждый ребёнок, а про подвиг соотечественников, требующий неизмеримо большего мужества не знает никто или считаные единицы.

– Ты знаешь, дочь, мудрость, гласящая «нет пророка в своём отечестве», это про нас. Говорю с болью и не унижая достоинства русских, потому что сам до мозга костей русский. Кроме очерка француза читал о поморах повесть Константина Бадигина «Путь на Грумант». Замечательная вещь. Она издавалась несколько раз, но очень скромными тиражами.

Горячее желание Яны немедленно отправиться на остров Малый Брун отец охладил, показав ей карту. Архипелаг Шпицберген отделяла от России прочерченная по линейке государственная граница. Теперь Малый Брун принадлежит Норвегии и по-норвежски называется Эдж.

– Не огорчайся, на необитаемый остров ты попадёшь, – утешил он дочь. – Видишь эту точку в Баренцевом море? Сюда мы с тобой пойдем. Готовься. До отхода судна осталось шесть месяцев.

– Я готова, могу отправиться хоть завтра.

– Дочь моя, до чего же ты самонадеянна. Только над списком снаряжения надо неделю думать.

– Папа, снаряжение не самое главное. Экипироваться можно за две недели. Были бы деньги. Я имею в виду психологическую готовность, чем, наверное, и отличались поморы. Сама жизнь подготовила их переносить любые лишения. Они были глубоко верующими людьми, и для них отказ от борьбы за жизнь равнялся самоубийству, что считалось тяжким грехом. Ни один из них не мог принять такой грех на душу.

– Ты права. Православие определяло для поморов нравственное начало. Ещё сохранившееся язычество заставляло принимать природу как данность. Они не боролись с природой и не покоряли её, они к ней разумно приспосабливались.

– Папа, я хочу быть похожей на поморов. Пусть я неверующая, но из жизни добровольно не уйду ни за что и никогда. Буду цепляться за малейшую возможность, чтобы жить. Психологически я готова есть мышей, лягушек, пить оленью кровь, запасать дрова, добывать огонь. Одним словом, делать всё, чтобы сохранить дарованную мне жизнь.

Бруно с изумлением слушал дочь и понимал, что она давно уже не ребёнок. Совершенно по-юношески ему захотелось немедленно отправиться в путь, качаться на свинцовых волнах Ледовитого океана и подставлять лицо холодному ветру Арктики.

Весеннюю сессию Яна сдала досрочно, перешла на четвёртый курс. За зиму подготовила себе снаряжение, всерьёз полагая одной высадиться на необитаемый остров. Первым делом купила рюкзак типа поняги. Она не раз её видела в тайге у охотников-промысловиков. Незамысловатое устройство, всего-то доска с лямками. На ней крепится поклажа. Ходить удобно, меньше устаёшь. Секрет в том, что груз равномерно распределяется по спине. В купленном Яной рюкзаке вместо доски использовалась рамка из лёгких дюралевых трубок и натянутых на неё ремней.

Не отказала себе в удовольствии вычистить и смазать свой малокалиберный карабин. Ей приятно было держать его в руках, трогать лакированное ложе, воронёный ствол. С сожалением вернула оружие в плотные пенопластовые ложементы футляра. Отдельное гнёздышко в нём предназначалось для оптического прицела. Футляр вкладывался в невзрачный брезентовый чехол.

Бруно не очень удивился, когда Яна показала ему карабин. В экспедициях он часто видел её с оружием в руках, она была удачливее многих мужчин, часто приносила в лагерь уток, гусей. К охоте она относилась без женской жалости, но никогда не жадничала, добывала ровно столько, сколько требовалось на еду. Его изрядно расстроило, что купила она свой карабин из-под полы и без разрешения милиции.

– Ты хоть понимаешь, в какую историю можешь залететь? – пытался он вразумить дочь. – За хранение огнестрельного оружия в тюрьму сажают. В Уголовном кодексе есть специальная статья.

– Папа, ты с луны свалился, – парировала Яна. – Половина охотников Сибири имеют нарезное оружие без разрешения. Купить можно винчестер, карабин, трёхлинейку. Если пожелаешь, могут достать пулемёт «максим» или гранатомёт. Всё что угодно, были бы деньги.

Законопослушный, всегда отличавшийся дисциплинированностью, Бруно слушал разиня рот. Яна рассказывала просто удивительные вещи. Дочери он верил абсолютно и в достоверности её рассказа ничуть не сомневался. Яна вводила отца в мир, о существовании которого он даже не подозревал.

Городская толкучка, официально называемая вещевой рынок, работает по выходным. Знающий человек посоветовал Яне пойти пораньше. Она так и сделала. Вообще досконально выполняла полученную от него инструкцию. Не торопясь, ходила по рядам, разглядывала ковры, обувь, посуду, парфюмерию, приценивалась. Очень натурально производила впечатление праздной барышни. Тем не менее, чётко выдерживала заданное направление, постепенно приближалась к последним рядам вдоль глухого забора. Глухим он был для непосвящённых. Знающие люди знали несколько досок, висящих на одном гвозде и позволяющих исчезнуть через них в мгновение ока.

В последних рядах торговали всяческим отслужившим свой век барахлом, вроде старых замков, ржавых напильников, мятых примусов, алюминиевых ложек. Никто здесь ничего не покупал. Однако продавцы, дядьки пенсионного возраста с колючими глазами, терпеливо ждали, курили дешёвые папиросы, мёрзли, притопывали подшитыми валенками.

У некоторых в консервных банках вмеремешку с болтами, гайками, шурупами, шайбами лежали ружейные, винтовочные или пистолетные гильзы. Одни позеленевшие от времени, другие сравнительно свежие. У многих имелись гильзочки от малокалиберных винтовок. Вот на них-то Яна и обращала внимание, старалась выбрать которые посвежее, вроде бы даже как в заводской смазке.

Она несколько раз прошла по рядам, давая себя заметить, хорошенько разглядеть. Этот момент тоже был предусмотрен данной ей инструкцией. Наконец, остановилась около одного продавца, взяла в руки гильзочку, повертела в пальцах, посвистела в неё, поглядывая в лицо хозяину. Дядька благожелательно улыбнулся, пошутил.

– Чё, дочка, поиграть захотела? Так тебе кукла нужна.

– Я, дяденька, большая, в куклы наигралась. В медицинском институте учусь, скоро врачом буду. Может, ты ко мне ещё лечиться придёшь.

Тот слушал внимательно. Соседи с обеих сторон сверлили взглядами. Яна с детской непосредственностью рассказывала о себе.

– Через месяц поеду домой на каникулы. Самый сезон на белку сходить с карабинчиком. Если бы ещё с оптическим прицелом. Мечта. Да где его взять.

Вздохнула, положила гильзу, натянула варежку, собираясь уходить в связи с бесполезностью разговора. Однако продавец был склонен побеседовать ещё.

– Нынче, дочка, кедровая шишка не уродилась, белки не жди.

– У нас белка есть, – возразила Яна. – Вчера с отцом по телефону разговаривала, специально спросила.

– Где это у вас?

– В Чуйском районе живём. В самой Чуе. Родители геологи. Янковские. Слышали такую фамилию? Дом у нас возле больницы, на взгорке. Родители говорят, мне на работу будет близко ходить, когда институт кончу. Дом заметный, с мансардой. Папа её называет девичьей светёлкой.

В незатейливой болтовне Яна рассказывала продавцу о себе, о родителях, как и учил её тот осведомлённый знакомый. Невзрачные дядьки в стоптанных валенках и есть продавцы оружия. Гильзы в банках – это номенклатура имеющегося оружия. Дядьки первыми вступают в контакт с покупателем, ведут ни к чему не обязывающие разговоры, выясняют, что за человек покупатель, можно ли ему доверять. Потом ещё наведут о нём справки.

Яна ни о чём продавца не спрашивала. По вспыхнувшему на секунду в его глазах огоньку почувствовала, что их фамилия ему знакома, может быть, он даже знает отца, только виду не подаёт. Коли так, то и ей не следует проявлять любопытство. Она даже не стала спрашивать, как его зовут. Захочет – скажет, не захочет – нечего соваться. Здесь он спрашивает, её дело отвечать.

Дядька продолжал потихоньку выпытывать.

– Чего тебе отец мелкашку не купит, если уж ты охотница. В милиции его знают, разрешение дадут. Тогда и прятать не понадобится, будешь открыто держать.

– Папа к оружию равнодушен, считает его баловством. Он даже свой служебный «винт» на зиму в управление сдаёт. Не охотник. Ему только полезные ископаемые искать. А я сплю и вижу малокалиберный карабин с оптическим прицелом. По мне он в самый раз. Я каждое лето с папой в экспедицию хожу. У одного в отряде была мелкашка, так я с ней больше птицы добывала, чем наши охотники с двустволками. А своё оружие добычливее. Ведь правда?

– Факт. Свой ствол и надёжней, и добычливей. Ты, охотница, скажи мне, где собираешься карабин держать. Поди, в общежитии живёшь.

Вопрос Яну врасплох не застал, она его предвидела и заручилась обещанием дядьки Чифиря выручить её. Он теперь живёт в своём доме на берегу Ангары. Круглый год рыбачит, охотится. В экспедиции не ходит, на пенсии. Яна частенько его навещает.

– Есть у меня надёжный друг. Выручит.

– Ишь ты, какая шустрая. Только приехала, а уж надёжным другом обзавелась.

– Он меня с пяти лет знает. Я ему радикулит лечила. До сих пор дружим.

– Кто ж такой?

– Дяденька Чифирь. Вообще-то он Павел Евстигнеевич Евстропов. Это мы его так в экспедиции звали. Он любит очень крепкий чай. Охотник и рыбак первостатейный.

У дядьки одна бровь дрогнула и полезла под шапку. Похоже, они были знакомы и даже очень близко. Больше ни о чём продавец не расспрашивал, попрощался приветливо, наказал захаживать – вдруг на её счастье что-нибудь, когда-нибудь да и подвернётся.

С толкучки Яна поехала к Павлу Евстигнеевичу, подробно пересказала ему разговор с продавцом. Как выяснилось, они действительно были знакомы, что в немалой степени способствовало успеху дела.

Скоро Яна имела долгожданный карабин. Новенький, в заводской смазке, он самодовольно поблескивал воронёным стволом, тёмно-вишнёвым лакированным прикладом. Перед спусковой скобой чуть выступал магазин на пять патронов. Именно о таком она и мечтала.

– Не переживай, – успокоил её дядька Чифирь, – регистрированный ствол в любой момент могут забрать. Тебе его вроде на время дали, хоть и за твои деньги. А этот твой. Навсегда.

Островитянка

В естественный для острова мерный гул морского прибоя, крик чаек и свист ветра вклинивались чужеродные звуки от ударов металла о камень.

В гнезде на уступе высокой скалы встрепенулись кречеты. Самка теснее прижалась к тёплым яйцам, самец камнем пал с высоты, расправил крылья, круто взмыл ввысь, начал описывать над островом круги. Ничто не ускользало от зорких глаз. Он видел, как от его скользящей тени цепенели в гнёздах гагары, убегали в норы тундровые мыши.

Не обратили внимания на птицу и даже не заметили её люди возле дюралевой шлюпки. Бруно торопливо выбрасывал на берег тюки, ящики, мешки с продуктами. Гряда скальных обломков не позволяла вытащить шлюпку на берег, и разгружать приходилось с воды. Яна изо всей силы держала лёгкое судёнышко, не давала биться о камни, по крайней мере, смягчала особенно сильные удары. Волны будто яичную скорлупу кидали шлюпку с гребня на гребень.

У них не было времени выбрать подходящее место для высадки. Капитан катера получил штормовое предупреждение и торопился подальше уйти от скалистого острова. Он предлагал им высаживаться дня через два. Жаль было терять время на ожидания.

Выгружая на берег последние самые тяжёлые ящики с консервами, Бруно инструктировал дочь.

– Шлюпку надо возвращать на катер. Если капитан разрешит ещё одну ходку, кто-нибудь из матросов меня подбросит. Если нет, то тебе придётся шторм пережидать одной. Не хочешь оставаться – грузись и полный вперёд на катер. Груз оставим на берегу, его никто не тронет. Утихнет шторм – вернёшься. Мне будет спокойнее.

– Не волнуйся. Возвращайся и не испытывай судьбу. Посмотри, какую волну развело. Шлюпку уже сейчас трудно поднять на борт, а ещё через двадцать минут волны первым ударом расшибут её в лепёшку. Каково придётся матросу. Зачем рисковать жизнью человека.

С катера донёсся отрывистый вой сирены – их торопили.

– Яна, держись за гриву! – попрощался Бруно с дочерью.

– Папуля, не грохочи сапогами, – не осталась в долгу дочь.

Они обменялись взглядами, полными почти осязаемой теплоты, и расстались уверенные друг в друге.

Малышка справится, думал Бруно о дочери. Ей давно хотелось пожить на необитаемом острове, и обстоятельства сложились словно по заказу. Даже если мы придём через неделю, она продержится. Продукты, снаряжение есть. Только бы не простудилась.

Замечательный у меня папка, размышляла Яна. Другой бы истерику закатил – как это дочь одну оставить на острове. Или наставлениями закидал, а он уверен во мне, трезво оценивает мои возможности.

Родные по крови, они ещё были близки по духу. Оба преклонялись перед природой, умели приспосабливаться к ней, сближаться. Жизненная философия Бруно звучала коротко – истина есть природа, женщина, смерть и Бог. Он даже не мог бы сказать, вычитал это или однажды понял сам.

Яна поднялась по осклизлым валунам к сваленному в кучу снаряжению. Уселась на ящик с теодолитом, разулась, вылила из сапог холодную воду, стянула прилипшие к ногам мокрые джинсы. Сверкая трусиками, сплясала на валуне летку-енку. В принципе она могла бы обойтись без плясок. Просто ей надо было показать наблюдающим за ней с катера, что на необитаемом острове всё в порядке, и у неё никаких проблем.

Достала из рюкзака сухие брюки, кроссовки. Так приятно было переодеться и заодно похвалить себя за предусмотрительность. Без сменной одежды и обуви в походных условиях нельзя. Конечно, сейчас хорошо бы развести костёр, обогреться, попить чайку. Трудностей с дровами не предвидится, плавника кругом сколько угодно. Только сейчас не до костра. Погода портится с каждой минутой, надо быстрее ставить палатку, убирать продукты, снаряжение. Успеть запасти дров, пока они не намокли. Потом можно сидеть у костра, обедать, отдыхать. Сейчас надо работать. Как говорит отец, с весельем и отвагой, вперёд и выше.

Место для палатки Яна выбрала под высокой отвесной скалой. Она может стать хорошей защитой от северного ветра, который как раз и набирал силу, грозя перерасти в ураган.

Ставить палатки она умела. В расселину затолкала обрубок ствола и привязала к нему натяжную верёвку. С другой стороны расстилалась ровная каменистая площадка. Загнать в неё металлический штырь кувалдой, наверное, удалось бы. Теоретически, а практически приходилось исходить из реальных возможностей – штыря нет, кувалды нет, а оттяжку за что-то привязывать надо.

Она нашла выход. Притащила с берега длинный крепкий сук, завалила оба конца камнями, за середину захлестнула верёвку и натянула. Поставила в палатке опорные колья, боковые оттяжки завязала за крупные камни. Прочная лавсановая палатка загудела барабаном. Теперь ей не страшны ни ветры, ни дожди. Морозов по летнему времени не ожидается.

Взялась перетаскивать снаряжение. И вовремя. Ветер разгулялся не на шутку, срывал верхушки волн и щедрым дождём поливал сложенные на берегу мешки, ящики. Вещи в палатке она складывала, как учил отец, по мере востребованности. Вниз, что надобится редко, наверх, чем пользуешься каждый день. Свой карабин положила на спальный мешок.

Отец иронизировал, называл малокалиберный карабин детской брызгалкой. Она оставалась при своём мнении. Карабин любила, не упускала случаю с ним поохотиться, считала удобным и функциональным. Полагающиеся геологам армейские карабины стреляли с пушечным грохотом, отдача больно ударяла в плечо. От выстрела катилось громовое эхо, распугивая и повергая в ужас всё живое. Из него раз стрельнуть и про охоту можно не вспоминать весь день. У малокалиберного карабина выстрел раздавался, как лёгкий вскрик, треск сучка под ногой.

На весенней охоте Яна стреляла из карабина гусей, уток. Затаивалась в укрытии, тщательно выбирала цель и нажимала на спусковой крючок лишь уверенная в точном попадании. Птицу била в голову. Старалась угодить в глаз.

Когда щипали добытых ей птиц, не вдруг находили место попадания. Мужчины, считавшие себя меткими стрелками, видя в утиной голове сквозное отверстие, не верили своим глазам, сдержанно хвалили.

– Да, Яна, этот выстрел не спьяна.

– Патроны экономлю, – отшучивалась она.

Снаружи Яна оставила пилу, топор и коробки с консервами. Густо смазанные солидолом, жестяные банки всё равно никто не тронет – запах отпугнёт. Можно не загромождать ими палатку.

Оставалось позаботиться об устройстве спального места. Отец приучил её никогда не спать на голой земле. В тайге на подстилку они рубили еловый лапник, сосновые, пихтовые ветки. Если останавливались надолго, то делали топчаны. На два коротких толстых чурбака клали жерди, на них сухую траву, мох, хвою, сверху спальный мешок. Получалось тепло, сухо. Яна решила делать заготовки для топчана и одновременно пилить дрова.

В грудах плавника почти не было тонких ветвей, которые можно было бы переломать, перерубить и сразу пустить на костёр. В основном лежали стволы деревьев вместе с остатками корневищ и толстыми сучьями. Отпиливала, что потоньше, и относила к палатке. Там, под защитой скал, было гораздо тише, ветер не валил с ног, как здесь, на открытом месте.

Наметила, где выложит из плоских камней очаг. Сооружение примитивное, но позволяет разводить огонь в любую погоду, даже под проливным дождём. Угли из очага можно набирать в ведро, заносить в палатку, обогреваться, готовить пищу. Вскрытая банка тушёнки закипает на углях в считаные минуты. В экспедициях они всегда так делали, если шли затяжные дожди. Дядька Чифирь насыпал угли в плоские банки из-под селёдки, заталкивал под свой топчан и спал как на печке.

Здесь надо обязательно делать топчан, спать на голых камнях нельзя. Даже если ещё один спальник подстелить под себя, от пронизывающей сырости он всё равно не спасёт. Хорошо бы развести большой костёр, прогреть, просушить землю, а уж потом на это место ставить палатку. К сожалению, нет времени, непогода заставляет торопиться. Ничего, сейчас не зима, соорудит топчан, и всё будет в порядке.

Для поперечных чурбаков Яна выбрала толстые брёвна. Нужных для настила тонких жердей не нашла, пилила всё подряд, обрезки оставляла на топливо. Выступающие сучья, горбы, шишки старательно стёсывала топором. Потрудилась, зато топчан получился ровным.

Ветер гнал обрывки туч, сбивал в плотное свинцовое покрывало. Волны с грохотом били в прибрежные валуны. Камни поменьше зашевелились, начали наскакивать на массивные, неподвижные глыбы, словно собачонки на мирно дремлющих быков. Брызги летели далеко на берег, проливным дождём падали на плавник. Море кипело не шуточным штормом, на буйство стихии жутко было смотреть.

Катер вовремя покинул опасное место, давно скрылся за горизонтом. Яна иногда замирала с топором в руке, тревожно всматривалась вдаль, старалась представить, как судёнышко противостоит натиску беснующихся волн. Она отгоняла тревожные мысли, но уж слишком похоже начиналась её экспедиция с высадкой поморов на Малый Брун. Конечно, стальное судно с мощным дизелем не сравнить с парусным судёнышком поморов, но ведь и теперь случаются кораблекрушения. Чаще всего как раз в шторм.

Встряхнула головой, отгоняя тревожные мысли, словно назойливое комарьё. Нечего нюни распускать, работать надо.

Дров заготовлено достаточно, осталось нащипать лучины для растопки. Бересты здесь не найти. В её маленьких крепких руках топор точно опускался в середину чурбаков, откалывал аккуратные поленья. Нащипала пучок лучины, отнесла в палатку. Сложенные в поленницу дрова накрыла полиэтиленовой плёнкой, придавила камнями. Как говорит отец, сухие дрова – залог здоровья.

Самой понравилось обустройство лагеря. Хозяйство у неё получалось уютное, обеспеченное. Она ещё не знала, какие испытания уготовила себе по собственному легкомыслию.

Пока ей всё нравилось. Палатку поставила по всем правилам, дров запасла, снаряжение убрала, имеет продукты, оружие, патроны. Что ещё надо. Трудностей с пресной водой не предвидится. Под скалами сколько угодно снега. Может быть, на острове есть источники пресной воды. Надо будет обследовать свои владения. Только не сегодня.

Воздух под напором ветра спрессовался, загустел. Казалось, его можно резать на куски, как снег. Резко холодало. Дыхание курилось паром. Если бы сейчас пошёл дождь, то он хлестал по земле ледяной дробью. Вместо дождя ветер принёс снег. Белые космы трепыхались на ветру с треском рвущегося полотна. Ни одна снежинка не оставалась на земле, ветер всё сбрасывал в море.

Из обязательных работ Яне оставалось сложить очаг. В снегопад он защитит огонь, нагретые камни можно занести в палатку для обогрева. Ведро с углями тоже выручит. Чего доброго, к ночи ударит мороз.

Руки на ветру коченели. Яна вспомнила о рукавицах. Отец бережёт руки, с лопатой, ломом работает только в рукавицах, всегда берёт их в экспедиции. И сейчас две пары новеньких рукавиц лежали в ящике с инструментами. Из толстого брезента, по всем статьям хороши, только великоваты, не для девичьей руки. Захватить свои перчатки ей и в голову не пришло. На дворе июнь, лето, какие перчатки. Оказывается, на острове в Баренцевом море пара крепких перчаток может пригодиться даже летом.

В рукавицах камни не леденили руки, работать было приятнее и удобнее. Очаг у неё получился вроде маленького тоннеля, перекрытого плоскими камнями. Не поленилась и в торце выложила трубу. Если бы класть на глине, то получилась настоящая печь. Но и так хорошо, никакой ветер не загасит пламя.

Из щепок Яна сложила в очаге колодец, подложила сухую лучину. Осталось чиркнуть спичкой, и первое чудо природы одарит её теплом и светом.

В Архангельске они с отцом заходили в охотничий магазин, и там Яне понравились спички. Коробок обычный, но спички толще, с синей головкой, вспыхивают хлопком, горят жёлтым шаром, на ветру не гаснут. Развести костёр хватит одной.

Яна протянула руку к нагрудному карману куртки, всегда застёгнутому на клапан. В нём она держала спички. Ещё не коснувшись кармана, сжалась в тревожном предчувствии. Пустота под пальцами подтвердила – спичек нет. Она старательно искала в тесном матерчатом пространстве коробок, словно это крохотная бусинка, способная закатиться в шов.

Хотя уже понимала бесполезность поисков, на всякий случай проверила боковые карманы. До мельчайших деталей вспомнила последнюю минуту на борту катера.

Они закончили погрузку. Отец стоит в шлюпке, осматривает груз, вспоминает, не забыто ли что-нибудь. Она перегнулась через борт, берёт в руки штормтрап, чтобы спуститься. Рядом стоит боцман, сопит большущей можжевеловой трубкой, хлопает себя по карманам в поисках спичек. У Яны мелькает озорная мысль дать ему прикурить от охотничьих, и она протягивает коробок.

В этот момент отец кричит ей:

– Прыгай!

Они оба видят бегущую на катер крутую накатную волну. Если замешкаться, немедленно не отвалить, то она вмажет шлюпку в стальной борт. Яна перекидывает ноги через борт, едва придерживается за штормтрап и прыгает в шлюпку. Отец изо всей силы отталкивается от катера, одновременно дёргает пусковой шнур, мотор ревёт, они на секунду опережают волну и ложатся курсом на остров. Спички остаются на катере.

Ветер закрутил над палаткой крутую спираль, больно стеганул по лицу колючим снегом. Снежинки едва ли не с шипением растаяли на пылающих девичьих щеках, засверкали чистыми росинками. Яна не могла вспомнить, когда ей было также досадно и стыдно, как сейчас.

Надо же так промахнуться по собственной глупости, укоряла она себя. Боцман прекрасно обошёлся бы без моих спичек. Нет, захотелось поозоровать, поглядеть, как он испугается. Вот и поглядела.

Яна нырнула в палатку. Холод и ветер остались снаружи, за лавсановым пологом. Присела на топчан и сразу почувствовала, как устала за день, проголодалась. Завтракали они на катере вместе с командой. Её укачивало, в рот ничего не лезло. От котлет с гречневой кашей отказалась, через силу пожевала хлеба и выпила полстакана крепкого чаю.

Её японские часы «Сейко» показывали половину пятого. Вот это номер, удивилась она. Время спать, а мы ещё не ели. И вообще с кормлением предстоят проблемы. Ни чаю, ни горячего ей не видать до прихода катера. Пока гудит шторм, ждать не имеет смысла. Сколько он прогудит, никому не известно. Может к утру стихнуть, а может и неделю бушевать.

Надо искать способ добыть огонь. Температура в палатке неизбежно упадёт и скоро сравняется с наружной. Обморозиться сложно, но простудиться можно. Бесконечно греться физическими упражнениями, вроде заготовки дров, нельзя, надо всё-таки отдыхать, спать.

Она заставила себя встряхнуться, вспомнить золотые правила геологов. Жить, решая задачи поэтапно – раз. Кто не ест, тот не работает и даже не соображает, – два.

Развязала мешок из прорезиненной ткани, куда сама складывала хлеб, соль, сахар, пшено, вермишель. Сейчас её интересовал только хлеб. Холодную тушёнку есть не хотелось. Под руку попался незнакомый увесистый свёрток. Яна развернула бумагу, и над островом, перекрывая свист урагана, понёсся ликующий клич:

– Ура! Живём! Папуля, ты гений! Умеют же одарённые дети выбирать родителей.

Перед ней нежно розовел кругляш ветчины, приличный кусок сыра и две плитки шоколада «Гвардейский». Бруно знал, как неравнодушна дочь к двухслойным бутербродам и шоколаду с горчинкой. Решил побаловать ребёнка. И очень кстати.

Пара приличных бутербродов с ветчиной и сыром отняли у неё не очень много времени. Плитку шоколада она разломила пополам, чуток поколебалась и ограничилась четвертинкой. Иногда Яна проповедовала воздержание и тогда убеждала себя, как важно быть умеренной в еде. Сегодня был не тот случай. Она не курила, не признавала спиртного, но любила вкусно поесть.

Шоколад ещё хрустел на её крепких, ослепительно белых зубах, когда она решительно поднялась, потуже затянула капюшон, натянула рукавицы и с ножовкой в руке приготовилась добыть огонь. Предвкушение скорой схватки с обстоятельствами щекотало нервы, внушало уверенность. Она уже знала, что добудет огонь способом поморов. Папа описывал его подробно. Там всё просто, надо лишь хорошенько поработать.

Стоило выйти из-под защиты скалы, как ветер ударил ей в спину и швырнул наземь. Похоже, ей предлагали передвигаться на четвереньках. Способ известный, но не подходит. Она поднялась, отвалилась спиной на ветер и медленно двинулась к навалам плавника. Ветер толкал в спину, нёс на себе, оставалось только передвигать ноги.

Сохранивший гибкость еловый корень она отпилила быстро. Пришлось потрудиться над коротким, сантиметров двадцать длины и такой же толщины чурбачком. Ножовка вязла в смолистой древесине. Ель не успела вымокнуть в морской воде. Может быть, ещё зимой красовалась на обрывистом берегу Двины, весной полые воды подмыли её и вынесли в море.

Обратный путь оказался ещё труднее. Ветер наваливался тяжеленной резиновой стеной, врывался в лёгкие, не позволял сделать вдох, ледяной ладонью зажимал ей нос, рот. Она покрепче обхватила свои заготовки, пилу, приготовилась хоть ползком, но добраться до палатки. Собственно, другого выхода у неё и не было.

Силищу ветра нельзя побороть, но можно перехитрить. Она согнулась в три погибели, и сопротивление сразу уменьшилось. Закрыла лицо рукавицей и приспособилась делать короткие мелкие вдохи.

Едва добралась под укрытие скалы, как с плеч свалился груз неимоверной тяжести. Над головой ветер ревел, трепал снежные космы, а тут царил покой, в плавном хороводе кружились снежинки. Теперь она понимала, почему на северных метеостанциях от жилья до площадок с приборами натягивают леера, и люди ходят, держась за них. Иначе ветер унесёт, закинет куда-нибудь в овраг да ещё снежком присыплет. Совершить ещё такую вылазку она бы не смогла, не хватило бы ни духу, ни сил.

Яна расколола принесённый чурбачок точно пополам. В одной половинке на плоской стороне, в другой на выпуклой провертела углубления острым носком топора. Отрубила от гибкого корневища изогнутую часть, прихватила ровную палку и пошла в палатку доделывать приспособление. Оставалась чистая работа.

Ножом она застрогала конец прямой палки на конус, натянула на изогнутый корень тетиву из капронового шнура. Получился лук. Перехлестнула тетиву на середине палки. Поровнее положила половинку чурбака плоской стороной вниз, вставила в приготовленное отверстие палку, сверху прижала её второй половинкой чурбака. Если всё правильно сделано, то возвратно-поступательное движение лука заставит вращаться палку. Трение в коническом отверстии вызовет тление древесины. Что и требуется доказать.

Решила сначала испытать приспособление на холостом ходу. Если понадобится, подстрогать, подчистить, потуже или послабее натянуть тетиву. Не на шутку разволновалась.

– Мужчины и дети на сеанс факира не допускаются, – попыталась Яна себя успокоить. – Душевнобольных просят удалиться.

Несколько раз протянула лук на себя, от себя. Вертикально поставленная между чурбачками палка вращалась. Несколько минут Яна сосредоточенно работала. Наконец, не утерпела, потрогала конец палки и ойкнула – пальцы обожгло, словно схватила уголёк. Значит, она на правильном пути, огонь можно добыть. Надо тщательно подготовиться к приёму желанного гостя и приступать.

В экспедиции отец всегда брал пачку стеариновых свечей и фонарь «летучая мышь». Были у них, конечно, и электрические фонарики. Ими пользовались короткое время. Для долгой вечерней работы отец зажигал керосиновый фонарь, ставил на стол и погружался в дневники, отчёты. Он захватил его и в эту экспедицию с запасом керосина в маленькой алюминиевой канистре.

Яна достала из ящика фонарь, подняла стекло, очистила от нагара фитиль. Ничто не должно помешать слабенькому огонёчку поджечь фитиль. Вокруг конического отверстия в чурбаке разложила смоченные керосином полоски бумаги. Можно начинать. Наверное, поморы сейчас коротко помолились бы: «Во имя отца и сына, и святого духа. Аминь».

Плавными, ровными движениями принялась вращать палку. Скорого результата не ожидала, настроила себя на долгую, однообразную работу. Специально не стала смотреть на часы, чтобы не мешало желание узнавать, сколько прошло. Будет работать столько, сколько потребуется, пока от деревяшек не пойдёт дым и не посыплются искры. Коли тепло выделяется, то надежда на успех есть. Всё зависит от её терпения и настойчивости. Тем более, она не первая, пример показали предки. Именно таким способом поморы добыли огонь.

Дерево задымилось, а подвинутые к вращающейся палке бумажки вспыхнули быстрее, чем Яна ожидала. Совсем не понадобилось титанических усилий и не пришлось корпеть всю ночь. Она подхватила крохотный факелочек и поднесла к фонарю.