Падение Хана

Предисловие

Он смотрел, как птичка надевает голубое платье и застегивает мелкие пуговки на груди, и выдохнул с горечью. Ему было завидно. Он ненавидел эти чертовые пуговицы и хотел быть ими, стать перламутровой пластинкой и быть пришитым там, возле ее сердца, чтобы постоянно касаться собой нежной, атласной кожи. Не утерпел, стянул с плеча тонкую ткань, обнажая нежную руку и кусочек слегка выпирающей лопатки с маленькой родинкой. Жадно накрыл ее губами, провел по ней языком. Ему вдруг подумалось о том, что, когда они вернутся, он сосчитает все ее родинки и выбьет на груди их количество, чтобы никогда не забыть.

– Ненавижу, когда ты одеваешься… – прошептал и слегка прикусил плечико.

– Мы вернемся, и ты меня разденешь. – проворковала она и улыбнулась. В груди защемило, и он сцапал ее в объятия, как всегда, чувствуя себя огромным медведем рядом с ней.

– Я не знаю, чего хочу больше – раздеть тебя или отыметь прямо в одежде.

– Какая разница? – спросила и сама коснулась губами его губ. – Если ты во мне!

– Никакой.

– Мамииимамимами.

Дверь в спальню открылась, и вошел маленький Лан, Эрдэнэ с младенцем Галем на руках.

– Братик проголодался. Его нужно накормить.

Гал Гэрэл. Так он назвал сына. Ведь малыш родился со светлыми волосами и синими глазами. Только разрез глаз был таким, как у Хана. Огонь и свет. Так звали самого младшего Дугур-Намаева.

Плотоядно смотрел на оголенную грудь и ждал, пока жена покормит сына. Расцелует обоих сыновей в пухлые щеки, и подумал о том, что он нахрен слишком счастлив. Что это настолько больно…настолько страшно быть счастливым, и кажется, он сдохнет от переполняющих его эмоций. Страшно, что счастье – это всегда ненадолго. Страшно, что нельзя это счастье спрятать, повесить на нем замок и никогда не выпускать. Чтоб никто не тронул даже взглядом.

Он пообещал ей, что покажет, как добывает золото. Новая шахта «Ангаахай Алт» открылась сразу после рождения Гала и была подарена ей лично.

– Ты теперь золотая королева, Ангаахай.

– Я всего лишь жена Хана. Зачем мне золото, если у меня есть ты и наши дети?

– Шахта твоя. И все золото, которое она принесет, твое.

– Тогда покажи ее мне…Отвези меня туда и покажи, как там добывают мое золото. Хочу увидеть своими глазами. Покажешь?

И он отвез. Сам лично надевал ей на голову каску с фонариком, застегивал на ней жилет и смеялся, когда она неуклюже залезала в клеть, которую опустят на несколько сотен метров вниз. Смелая девчонка. Вспомнил, как мать Эрдэнэ боялась даже приблизиться к рудникам.

– Я спущусь в самый ад? Ты ведь спустишься вместе со мной? Я буду ждать тебя на самом дне земли!

– Куда-куда, а в ад я тебя одну точно не отправлю. Глазом моргнуть не успеешь, как я последую за тобой.

Засмеялась, махнула ему рукой, и клеть быстро понеслась вниз. А у него в памяти осталось ее счастливое лицо, широко распахнутые глаза и прядка золотых волос, выбившаяся из-под каски.

Это случилось молниеносно. Едва клеть остановилась внизу. Раздался адский треск, содрогнулась земля, и столп пыли поднялся вверх. Шахту завалило…

Его хриплое и разрывающее небо «НЕТ» оглушило сильнее взрыва.

Тело Ангаахай так и не нашли. Его там не осталось. Оно превратилось в порошок и смешалось с землей, золотом и грязью. После удара такой силы ничто живое не сможет выжить. А он не верил…Он пытался достать хотя бы что-то…

Больше недели он ползал там и грыз эту землю зубами, разгребал ее скрюченными пальцами с сорванными ногтями. Плакал и орал, выл, как обезумевшее животное…Домой вернулся почти седым стариком с сорванным голосом и сломанными пальцами.

Он оставил ее там, свою Ангаахай. Оставил свое личное бесценное золото под землей вместе со своим сердцем и со своей душой. Тамерлан умер.

Глава 1

Сны не должны сбываться, они должны оставаться снами, а не становится ужасающей реальностью, способной взорвать мозг и свести с ума

Ульяна Соболева. НЕ люби меня

Я открыла глаза, снова закрыла и опять открыла. Что-то мешает. Тушь для ресниц сделала их невыносимо тяжелыми, и мне ужасно хотелось умыться.

– Красиваяяяя.

Голос названой сестры заставляет отвлечься от созерцания своего отражения.

– Да, думаешь?

– Вижу.

– Не знаю…После аварии мне кажется, что я как-то не так выгляжу. И я совершенно не помню, откуда у меня эта татуировка.

Посмотрела на свою лопатку через зеркало и потрогала кончиками пальцев розу.

– Ну знаешь, Дин, после аварии и не удивительно, что не помнишь. Мы сделали ее за месяц до. И выбирали ее вместе. Тебе же нравятся красные розы.

– Ладно…, – я посмотрела на свою названную сестру и улыбнулась ей. – Красивой сегодня должна быть ты, а не я. День Рождения у тебя.

– Ну мы по-разному красивые. Я – брюнетка, ты – блондинка. Юг и Север. Но наши восточные мужчины слюнями на тебя исходятся.

– И на тебя тоже!

Она засмеялась, и на ее смуглой щеке заиграла ямочка. Раскосые глаза Туяа были довольно большими и красивыми. Так как мы жили не в Монголии, ее называли Аллочкой. В честь Аллы Лугачевой – знаменитой эстрадной певицы.

– Ты уже собралась? Помнишь, куда мы едем?

Выдохнула и отвернулась обратно к зеркалу.

– Ну не надо так сразу дуть губы. Ради меня! Это же сам Хан! Сам Тамерлан Дугур-Намаев! Достать билет на его бой, да еще в первом ряду! Ты чтоооо!

Кто не знает одного из самых богатых людей планеты, чокнутого психа, который несмотря на все свои богатства продолжает выходить на ринг и драться за огромные деньги. Чудовище безжалостное и циничное, жестокое настолько, что каждая клеточка тела содрогается от осознания, что такие звери могут реально жить среди нас. В отличие от Аллы меня этот монстр не восхищал, и смотрела я на него с огромным содроганием.

Страшный, огромный орангутанг, которого с натяжкой можно назвать человеком. Говорят, человеческий облик он утратил, когда погибла его жена. Два года назад. Но я не верю, что и раньше в нем было что-то хорошее…Такими рождаются. Нелюдями.

А скольких убил он сам, над сколькими зверски издевался…Что за фанатичная любовь к садистам. И вдруг перед глазами возникло странное видение…Оно появилось из ниоткуда.

Широкие двойные двери торжественной залы распахнулись, и Епископ замолчал, а гости оглянулись, и я вместе с ними. В торжественную залу вошли странные гости. Их было человек десять. Одетых во все черное. Не русские. Они перекинулись парой слов на непонятном мне языке. Впереди всех вышагивал очень высокий мужчина, широкий в плечах настолько, что закрывал собой стоящих позади него людей. Я бы назвала его огромной черной пантерой, а не человеком. Он двигался, как смертоносное животное, и его лицо с густой бородой казалось высеченным из камня. Все черты крупные, грубые. Резко выделяющиеся надбровные дуги, широченные скулы, выступающие вперед, как и глубоко посаженные раскосые черные глаза выдавали в нем восточные корни. Он осмотрел весь зал, словно отсканировал, и перевел взгляд на нас с Пашей, а потом сел в первом ряду. В руках у него была алая роза. Он крутил ее в цепких пальцах и посматривал то на меня, то на моего жениха. Когда взгляд его жутких глаз останавливался на мне, я слегка вздрагивала. В них не отражалось ничего, кроме глубокого мрака и какого-то кровожадного голода, способного умертвить все живое вокруг.

Он пугал. От него исходил запах опасности, запах смерти. Как будто эта свадьба легко могла стать похоронами, если только он этого захочет.

– Хан пришел.

– Видели? Он вернулся.

– Говорили, что он мертв, разве нет?

***

Как я осталась сиротой помнила только из рассказов Шамая и Луси. На нас вылетел грузовик с пьяным водителем. Мама с папой погибли, а я лежала долгое время в коме. Меня вытащили с того света… Господин Борджигин Сансар помог нам. Оплатил для меня лучших врачей. Около года, а то и больше, я лежала под капельницами и была вроде растения.

Алла подошла ко мне и поправила прядь моих волос мне за ухо, погладила меня по щеке.

– Пойдем посмотрим на бой. Ради меня. Пожалуйста.

В голове промелькнула мысль о том, что Аллочка со мной с самого детства. Вот мы вместе играем в песочнице, вот мы на выпускном, вот она со мной в кино и…вот она у моей постели в больнице. Я всегда вспоминала именно эти кадры. Как будто у меня в голове мое личное кино…но так хорошо, когда куски своей жизни помнишь так отчетливо. Например, маму я помнила плохо и отца.

– Ради тебя. Только ради тебя.

Я провела расческой по своим длинным, золотым волосам, поправила корсаж платья и улыбнулась своему отражению. Красота досталась мне от мамы… Я ее не помню, но так говорит дядя Шамай. Жаль…нет ни одной фотографии. Все сгорело в пожаре. Даже пепла не осталось.

– Как тебе красиво в голубом. Это твой цвет. Подходит к твоим глазам и белоснежной коже.

– Не слишком вульгарно?

Алла расхохоталась.

– Ты еще не видела его чокнутых фанаток. Они придут вообще полуголые. Так что твой топ и твоя короткая юбка – верх скромности.

Лично мне так не казалось. И очень хотелось надеть что-то длинное и более элегантное.

– Ты всегда так одевалась. Посмотри на свой гардероб, сестренка. После аварии ты стала скромницей, да?

– А была шлюхой?

– Ну нет…конечно, не была. Ты разве не помнишь? За тобой ухаживали Арсений и Пашка из параллельного, а потом в универе Артем.

Конечно, я помнила и Пашку, и Артема, который ждал меня на лестнице возле универа с букетом цветов, а я прошла мимо. За свои двадцать два года я так ни с кем и не встречалась. Дядя Шамай и тетя Луси уже поговаривали, что выдадут меня замуж насильно.

– Ладно, поехали, а то опоздаем.

***

Амфитеатр был построен в стиле римских гладиаторских арен. Сам ринг обнесен сеткой и освещен ослепительно ярким светом. Мы, как назло, застряли в пробке и приехали почти под конец боя. Оставался последний раунд, и обоих бойцов вывели на ринг. Я смотрела только на Хана. Второй был мне неинтересен. Смотрела и содрогалась от ужаса. Он был огромен, как гигантская скала. Его мышцы бугрились, как выступающие камни, а длинные почти седые волосы упали на лицо, закрывая лоб…Но я видела эти зверские черты. Выступающие надбровные дуги, узкие глаза, окровавленный нос и мясистые губы. О, Боже…как же он ужасен. Мне искренне жаль ту женщину, которая окажется рядом с ним. Он же…настоящее чудовище.

– Идем быстрее! – взвизгнула Алла и потянула меня по коридору.

– Ты иди, а я возьму воды. У меня в горле пересохло.

– Давай. Только быстрее. А то на бой опоздаешь.

Я же наоборот мечтала пропустить этот бой и быстренько уехать назад. Оглянулась и снова посмотрела на ринг. Рефери поднял руки бойцов, но все скандировали только одно имя «Хаааан…Хаааан…Хааан»

Взяв минералки и расплатившись в буфете, я быстро пошла по узкому проходу между сидениями. Мое должно быть в самом первом ряду…Но протиснуться почти невозможно. Полный зал визжащих поклонниц. Некоторые из них сдирают с себя топы и швыряют на сцену, их голые груди подпрыгивают в такт бешеной музыке, а мои щеки заливает краской. Что за вакханалия? Куда Алла меня притащила? Если Шамай узнает, куда мы пришли, он всыплет нам обоим. Зал стонет от восторга, а я подрагиваю от страха и ощущения дискомфорта. Мне все это не нравится. Воняет кровью и смертью.

Начался бой. Мне было неинтересно смотреть на сцену, я все еще пыталась протиснуться вниз к сестре, но столпившиеся поклонницы меня не пропускали. За огромные деньги их пропустили в переполненный зал, и теперь они дергались и прыгали, толкались и размахивали руками.

– Куда прешь, курица?! Здесь все занято!

Одна из фанаток меня толкнула назад.

– Я с билетом! Мне надо пройти на свое место!

– Да пошла ты! – рявкнула мне в лицо, чавкая жвачкой и толкая меня огромной грудью.

– Позвать охрану, чтобы тебя отсюда вывели? У тебя же нет билета!

– Ты самая умная?

Она толкнула меня в плечо, другая дернула за волосы.

– Вышвырну из зала, как щепку! Пошла отсюда!

Но я не собиралась отступать и оставить там Аллу одну. Завязалась потасовка, меня отталкивали назад, а я нагло продиралась вперед.

– Черт, там охрана. Сейчас эта сучка белобрысая разорется, и нас выведут!

– Протолкни ее вперед! Пусть катится на свой первый ряд!

Под шум и вопли меня просто толкнули, и я, падая, полетела вниз, через ступеньки и вылетела прямо к сетке, ударилась об нее и вцепилась руками. Ринг оказался у меня перед носом, как и двое мужчин, которые сцепились в смертельной схватке и наносили друг другу удары.

Когда сетка дернулась, Хан вдруг впился в меня своими узкими черными глазами и резко, с адской силой отшвырнул своего соперника, бросился ко мне, и его лицо оказалось рядом с моим. Отшатнуться и податься назад не получалось, меня придавили чокнутые зрители, они орали сзади и тянули к Хану руки, а он не сводил с меня взгляда.

Какое жуткое, окровавленное, перекошенное у него лицо, с широко открытым задыхающимся ртом. Всматриваясь в меня своими звериными глазами, скривившись, как от адской боли, он вдруг с ревом выдохнул:

– Ангаахай?

И снова вспышками …снова режущими осколками перед глазами.

«Он не успевает договорить, потому что Хан делает резкий выпад и двумя ногами бьет главаря прямо в грудь, переворачиваясь в воздухе и приземляясь уже с его ножом в руках. Всего два быстрых движения, и заколотый насмерть противник хрипит на полу. Трое других бросаются на Хана, но он сметает сразу двоих цепью, а в третьего швыряет нож, который мягко вонзается точно в прорезь маски. С хриплым воем, держась за рукоять, Красное железо падает на спину и дергается в предсмертных конвульсиях.

Хан прокатился кубарем по полу, выдернул нож и с диким оскалом обернулся к оставшимся двоим. Они уже не ухмыляются и не прыгают на месте. Они озадачены и крепко сжимают цепи и ножи, переглядываясь и не решаясь напасть. Один из них, тот, что в черных латах, с трудом становится на ногу. Его левое колено опухло и посинело.

Еще один удар цепью, и с громким ревом Черное железо падает навзничь. Хватаясь за выбитое колено, а Хан бросается к последнему с цепью. Они дерутся долго, не давая друг другу порезать себя лезвиями. Синее железо силен, не ранен, а Хан чувствует, как болят порезы, как ноют ребра. Он измотан, голоден и обессилен пленом. Вот-вот острие вонзится ему в горло.

Противник со сломанной ногой ползет вперед, подкрадываясь сзади. Еще немного, и он воткнет острие между лопаток Хана, но в этот момент монгол резво поворачивает противника, сжимая его за плечи, и насаживает затылком на нож Черного железа.

Несколько секунд смотрит в лицо умирающему и отшвыривает в сторону. Делая гигантские шаги по направлению к последнему, раненому бойцу в черной маске. Тот пятится назад.

– Не надо. Проиграл. Признаю.

Отшвырнул цепь, нож и поднял руки верх.

– Жизнь. Я готов заплатить. Так можно. Слышал, ты новенький. Я отдам все свои бонусы тебе. Не убивай.

– Срать мне на твои бонусы. Засунь их себе в задницу.

– Жизнь. Жизнь. Жизнь.

Скандируют на трибунах, размахивают руками. А он смотрит на них исподлобья. Окровавленный, равнодушный ко всему.

– Ничего личного. Ты просто проиграл.

Дернул цепь, ломая позвонки и бросил труп на залитый кровью пол арены.

Потом поднял вверх руки и зарычал. Толпа взревела в ответ.»

Гдееее? Откуда этот кошмарный сон? Это видение от которой режет в висках и капает кровь из носа. Попятилась назад, одергивая юбку, чувствуя, как хватает за руку Алла и тянет на сиденье. А он продолжает смотреть на меня этим жутким взглядом так, что все тело дрожит от страха. Что ему от меня нужно? Он же сумасшедший! Нормальные люди так не смотрят!

– Что у тебя с носом?

– Не знаю…Дай салфетку. У тебя есть?

– Есть. Держи.

Пока она ковыряется в сумке я смотрю на сцену, как завороженная. Его соперник попытался нанести удар, но чокнутый монгол на моих глазах набросился на него, повалил на пол, завязалась драка с брызгами крови в разные стороны, а я взмолилась у Аллочки уйти.

– Давай уйдем, Ал, пожалуйста, я хочу уйти отсюда! Мне страшно!

– Ты чтооо! Самое интересное впереди! Я даже ставки сделала. Маленькие, но все же! Давай досидим до конца и поедем в парк.

– Нет! Мне не интересно! Я хочу уйти! Я его боюсь!

– Та на фиг ты ему нужна. Просто с кем-то спутал.

Но я так не думала. Теперь монгол постоянно смотрел в мою сторону, и этот взгляд доводил до истерики. Когда он схватил второго борца, поднял вверх и изо всех сил швырнул на пол, глядя на меня, с диким звериным рыком. Как будто…как будто посвящал это буйство жести лично мне. Я уже видела, как на нас с Аллой оглядываются зрители, и задыхалась от странного предчувствия. Я чувствовала, как на меня именно в эту секунду надвинулся апокалипсис. Как волна на горизонте огромных размеров, и это ощущение, что нужно немедленно бежать.

На ринге продолжался бой. Фанаты вопили. Хан не дал сопернику ни единого шанса, он избивал его с дикой жестокостью, а я все же вскочила с сиденья и рванула к ступеням.

– Прости…, – крикнула Аллочке и, спотыкаясь, побежала наверх. Дождаться окончания боя мне не хотелось. И вдруг услыхала рев толпы, треск и грохот. Обернулась и с ужасом увидела, как Хан сорвал с петель дверь решетчатого заграждения и побежал вслед за мной наверх. Фанаты заверещали, завыли, повскакивали с мест. Но он расшвырял их, как тряпичных кукол, приближаясь ко мне. От ужаса я зажмурилась и вжала голову в плечи.

Ощутила, как огромные лапы схватили меня, подняли в воздух.

– Нееет! – заорала, захлебываясь криком и пытаясь вырваться, но это не просто невозможно, а как-то жалко и бесполезно. Меня одной рукой пронесли по коридору, под всеобщий рев, под какие-то первобытные вопли и втащили в гримерку, швырнули на диван. Орангутанг с потным и окровавленным лицом навис надо мной скалой.

– Ты кто? – заревел мне в лицо. Какой же он страшный вблизи. Узкие глаза, лоснящаяся кожа, слипшиеся от пота волосы и разбитые губы. По подбородку стекает струйка крови, но ему явно плевать.

– Дддина, – ответила, задыхаясь и быстро отодвигаясь о него как можно дальше, но он схватил меня за ногу и, как цыплёнка, дернул к себе.

Пальцы сдавили мое лицо и повертели его из стороны в сторону. Он захрипел что-то по-монгольски. Я не разобрала, хотя и понимала этот язык, ведь моя приемная семья – монголы.

– Отпустите!

Но меня не слушали, он развернул мое тело на живот, дернул топ вверх к затылку, обнажая спину. Разочарованно замычал. Потрогал горячими руками кожу, заставляя содрогнуться.

– Вы обознались. Я вас..впервые вижу. Отпустите меня.

Снова к себе, задирает топ наверх уже спереди. Я пытаюсь прикрыться, но мои руки грубо отшвыривают в сторону. Осматривает меня с безумной жадностью и в то же время с какой-то болью в глазах, как будто они налились кровью и слезами. Он что-то ищет на мне и не находит, стонет.

– Я… я, может, на кого-то похожа…но я – Дина, я… я живу с родителями и сестрой я…

– Заткнись! – рявкнул, и я тут же замолчала. От страха меня лихорадит, и жутко от этой близости, от запаха пота и крови. Он настолько огромен, что мне кажется, я – букашка, и меня вот-вот раздавят.

– Хан! – в гримерку вломился какой-то мужчина. – Ты что творишь? Бой не окончен! Или ты признаешь проигрыш! Вернись на ринг!

Монгол обернулся ко мне, еще раз осмотрел всю с ног до головы.

– Выйди на ринг! Мы теряем миллионы!

Хан обернулся ко мне и хрипло сказал:

– Тут сиди! Поняла?

Я кивнула и, подтянув колени к груди, обхватила себя руками, стуча зубами, как на диком холоде. Великан тяжелой походкой вышел из гримерки, а я, задыхаясь, согнулась пополам. Так страшно мне никогда в жизни не было. Сидеть там? Сейчас! Я что самоубийца? И не подумаю! Надо бежать отсюда, и чем быстрее, тем лучше.

Распахнула дверь, помчалась по коридору, открыла окно возле туалета и вылезла наружу, придерживая свой рюкзачок, выскочила на улицу. Там меня схватила обезумевшая Алка.

– О боже! Ты цела?

– Да! Поехали быстрее отсюда!

– Поехали! Он ненормальный! У всех этих боксеров башка отбитая! Я не думала, что он за тобой ломанется!

– Я тоже не думала. Он просто больной придурок!

Мы схватились за руки и помчались к автобусной остановке. Постепенно я успокаивалась, хотя и содрогалась при каждом воспоминании о взглядах этого убийцы и о его страшном голосе. Сиплом и сорванном. Больше никогда и ни на какие бои. Забыть, как страшный сон.

Мы приехали в парк аттракционов, и уже через час я забыла о чокнутом монголе и смеялась, катаясь на карусели, и визжала, спрыгивая с тарзанки. Мы пообедали в Дакдональсе*1 и поехали кататься на лодках по маленькому озеру в парке. Аллочка счастливо улыбалась, сжимая шарики в руках, которые мы выиграли на стрельбище. Потом протянула один мне. Нас катал молодой парень, он махал веслами и то и дело поглядывал то на мои ноги, то на Алкины.

– А он запал на тебя…Это, конечно, шок, но запал.

– Кто?

– Хан! Фанатки тебя найдут и разорвут на части.

– Да пусть заберут его себе, – засмеялась я, – страшный, огромный, на обезьяну похож. Брбрбр.

– Не скажи…Хан красивый. Он мужик. От него прет тестостероном. Я бы за него…ух…Тело, как у Бога… и глаза сумасшедшие. Представь, как такой может сильно любить.

– Не могут такие любить, Алла. Такие себя любят. Он обращался со мной даже не как с вещью. А как с тряпкой.

Мы проплыли мимо клумб с цветами, и вдруг я увидела недалеко от берега красивую белую лебедь. Почему-то в груди сильно защемило, и я засмотрелась на птицу… Последнее время я часто вижу ее во сне. То она плывет по черной воде ночью и манит меня за собой, то роняет перышки и прячет голову под крыло. Тетка Аллы сказала, что лебедь – это хорошо, и меня вскоре ждет прекрасное событие. Например, сватовство. Мага – шаманка, тетя Луси и Алка ездят к ней гадать на кофейной гуще и спрашивают про сны.

– Пора домой, отец ругаться будет. Вечером будут гости.

Голос Аллочки вывел меня из оцепенения. Я все еще не могла оторвать взгляд от лебедицы. От того, как она грациозно склоняла голову на длинной шее под крыло. Нежная и прекрасная.

– Дин! Домой, говорю, пора!

– Да. Поехали домой.

Мы умудрились проехать без билетов в автобусе и под крики кондуктора спрыгнули с подножки, помахали ей рукой, а она нам кулаком. Смеясь, побежали в сторону дома. Шамай и Луси живут в небольшом частном доме в старом районе. Там все друг друга знают, и наверняка соберется куча гостей вечером. Когда подходили к дому, увидели три припаркованных черных джипа. У меня сильно сжалось сердце, и мы с Алкой переглянулись. Она открыла калитку, я пошла следом за ней. У самого дома, загораживая вход, стоят два лысых монгола в черных костюмах. Сложили руки за спиной. Гостей нет. С опаской мы зашли в дом, а когда дверь комнаты распахнулась, я чуть не закричала от ужаса.

Он сидел у нас за столом. Этот жуткий человек по кличке Хан.

__________________________________________________

*1 Здесь и далее наименования торговых марок, брендов заменены в связи с законом.