Czytaj książkę: «Парок спутанные нити», strona 3

– Не такова ли наша встреча, столь для меня бесценная? Вариант первый: прежний ваш попутчик, Андрей Александрович, мог бы ехать не до Смоленска, а, допустим, до Варшавы, и не один, а с семейством. Результат: мы бы с вами не пересеклись. Вариант второй: приехали бы вы к поезду на четверть часа раньше, заняли бы все купе – и мне оставалось бы только издали вздыхать, глядя на Наталью Александровну, простите мою откровенность. И уж конечно ни о каком совместном путешествии и речи бы идти не могло, не состоялись бы ваши интереснейшие лекции по искусству, и я так и остался бы на всю жизнь серым и непросвещенным.

Борис балагурил, но про себя твердо знал: если бы баба Роза не сунула ему те завязанные в застиранный платочек пятьдесят рублей (сколько времени она их копила?), он не смог бы доплатить проводнику за второй класс и ехал бы в добавочном вагоне, куда его и загрузили всей родней.

Андрей в случай верил, но серьезного значения ему не придавал: да, они могли бы ехать в разных купе, но что бы им помешало познакомиться и разговориться?

Наташа слушала их шутливую перепалку молча, она-то знала, что ничего случайного не бывает, если повнимательнее поискать, то причина непременно обнаружится. Дедушка не раз показывал ей истоки как бы случайных ситуаций, вот и перед этой поездкой, когда отец отказался отправиться вместе с ними, дедушка сказал ей:

– Не огорчайся так, золотко: там, наверху, лучше знают, что делать. Поверь, когда вы вернетесь, ты мне сама расскажешь о том, что не могло бы случиться, если бы твой папа находился рядом. Очень часто то, что кажется несчастьем, оборачивается через недолгое время большим благом – пути Господни неисповедимы, детка.

Наташа взглянула на небо, усыпанное яркими звездами. Странно представить, что из этой россыпи можно составить какие-то фигуры, наделить их собственной судьбой и магической силой влияния на жизнь людей. Нет, за этим звездным одеялом скрывалось что-то совсем-совсем иное, безмерное и, уж конечно, непостижимое…

Следующий день был какой-то суматошный: после завтрака отправились к старому порту на свидание с палаццо Сан-Джорджи, о чем мечтал Андрей.

– Что в нем такого особенного? – поинтересовалась Наташа.

– Это самая знаменитая в мире обманка.

Дворец напоминал очень красивую, всю в позолоте, шкатулку. Издалека казалось, что его стены украшены лепниной и скульптурами, но вблизи стало ясно – это оптическая иллюзия, весь декор лишь искусная роспись.

– Поразительно, – восхитилась Анна Викторовна, – и что же здесь находилось?

– Что называется, правительственное здание. А в западной части размещалась тюрьма, в которой держали Марко Поло. Ну не идиоты ли! – возмущался Андрей. – Он здесь даже надиктовал свою историю путешествия в Китай.

– Следует признать, что для человечества это обернулось огромной удачей, – засмеялся Борис, любуясь шелковистой каштановой волной Наташиных волос.

Дальше их путь лежал к дому Колумба, к Восточным воротам Старого города. Там их ожидало полное разочарование: за массивной проездной аркой в небольшом сквере находилось то, что осталось от жилища Колумба: дворик с готическими ажурными аркадами и двухэтажный фрагмент дома, на фронтоне которого сохранилась памятная табличка. Выглядело это донельзя убого.

– По большому счету нам осталось лишь посетить дом, в котором родился Паганини, а потом уже можно будет осматривать все подряд. Я правильно понял программу? – поинтересовался Борис.

Анна Викторовна кивнула, и все снова пустились в путь, пока не вышли в переулок Черной кошки – узкую улочку ветхих трех-четырехэтажных домов, на одном из которых висела табличка, сообщавшая, что здесь родился Никколо Паганини.

– Как странно подходит ему это место, такое безнадежно бесприютное, – проговорила Анна Викторовна.

– Да уж, учитывая историю последнего успокоения, – согласился Андрей.

Они еще некоторое время потоптались перед домом, потом двинулись в обратный путь и, обнаружив свободный экипаж, довольно быстро оказались в ресторане своего отеля.

– Что ж, давайте подведем итог минувшему дню, – обратилась к отдыхающей за кофе молодежи Анна Викторовна.

– У меня весь день шея болела от разглядывания разных архитектурных излишеств, – простонал Борис, – из-за узких улиц все эти пышные барочные красоты буквально нависают над головой.

– Должен признать вашу правоту, – согласился Андрей.

– А мне ужасно хотелось залезть в один из здешних фонтанов и как следует там поплескаться, – виновато проговорила Наташа.

– Почему же вы этого не сделалали? А, понял: вы боялись перекрыть движение в городе! – засмеялся Борис.

И снова Анна Викторовна обескуражено вздохнула: дети отказывались делиться с нею своими впечатлениями, а ведь совсем недавно…

***

Они выехали в Ниццу ранним утром, мимо городов и городков, виноградников, плантаций померанцевых и цитрусовых деревьев, мимо гор, моря и галечных пляжей. Наташа снова загрустила и снова не могла сказать, отчего. Андрей почувствовал состояние сестры и принялся тормошить ее разговорами о планах на ближайшую неделю. За окнами поезда все казалось таким сияющим, веселым, праздничным, а Андрей с Борисом так старались развеселить Наташу, что ее грусть понемногу растаяла, и новый, отделанный блестящими мозаичными плитками вокзал Ниццы она разглядывала уже с интересом.

Анна Викторовна назвала адрес: Pension Russe, rue Gounod, 9, – и автомобиль-такси покатил по брусчатке Английской набережной. Наташа с любопытством смотрела по сторонам: слева плескалось море и горизонт таял в дымке, справа высились великолепные здания, украшенные резными балкончиками. Вдоль променада росло множество пальм и цветов; хотя рестораны и кафе уже распахнули двери, людей на улицах в этот утренний час почти не встречалось. Наташе хотелось рассмотреть все повнимательнее, и она решила уговорить мать и брата больше гулять вечерами.

Ехали они совсем недолго, после поворота на маленькую улочку автомобиль остановился перед оградой, за которой среди деревьев и цветущих кустов пряталось от городского шума небольшое трехэтажное здание. Портье сообщил, что свободные места имеются, и очень скоро в их распоряжение предоставили три отдельных номера.

Наташа вошла в довольно просторную комнату с окнами на юг, ковром во весь пол и широчайшей кроватью под шелковым покрывалом. Она сразу же опробовала матрац, он оказался приятно упругим. Но главное удобство, как обычно, находилось за невысокой белой дверью: личная уборная с лавабо – большой раковиной – и ватерклозетом, Наташа уже привыкла этому за время путешествия. Едва она вернулась в комнату, раздался стук: это мальчик принес ее чемодан. Развесив одежду, она с удовольствием поплескалась в раковине и появилась в номере Анны Викторовны, свежая и благоухающая цветочным итальянским мылом.

– Как славно здесь, правда?

– Правда, Ташенька, все очень удобно. Марья Петровна рассказывала, что кухня здесь тоже очень хорошая, даже кухарка у них русская.

После завтрака решили обследовать ближайшие окрестности и, когда оказались на Английской набережной, из кафе навстречу им вышел Борис. Нельзя сказать, что Анна Викторовна обрадовалась продолжению знакомства, но она видела, что общество Бориса нравилось Андрею, и потому молчала. К тому же она понимала, что их приятельство не продолжится за рамками путешествия, и это успокаивало. Поведение дочери тоже не вызывало никаких опасений, хотя Анна Викторовна и понимала, что Борис очень красив и проявляет к ней повышенное внимание. Однако в целом ситуация выглядела привычно: ее девочка мало кого из молодых людей оставляла равнодушным, последние два года, наверно, половина студентов приходили на «вторники» в их дом, надеясь увидеть дочку профессора, но она в такие дни очень редко выходила из комнаты, занимаясь своими делами. Вот и на этот раз Наташа, по своему обыкновению, держалась доброжелательно-спокойно. После приветствий Борис спросил Андрея, как они устроились.

– Отель маленький, всего на тридцать номеров, хотя в высшей степени уютный. Дворик с садом небольшой, но и народу мало, так что места достаточно. Кровать у меня, как у турецкого султана, но главное – кормят отлично. А как вы?

– Тоже нормально. А вы, позвольте спросить, куда сейчас направляетесь?

– Просто смотрим город, такая ознакомительная прогулка.

– Можно ли к вам присоединиться? – Борис обратился с вопросом к Анне Викторовне, и та любезно кивнула.

Бориса тянуло к Наташе, но он был осторожен и пошел рядом с Андреем, а тот сел на своего любимого конька, рассуждая об особенностях местной архитектуры. что всегда немного раздражало Бориса, который не имел глубоких познаний в этой области. Впрочем, он не особенно слушал приятеля, поскольку не мог отвести взгляд от грациозной фигурки шедшей впереди девушки, от тонких щиколоток ее стройных ножек в белых чулках, которые виднелись из-под платья. Он очнулся от этого наваждения, лишь когда едва не споткнулся.

– Обратите внимание, вот типичный неоклассический стиль, – объявил между тем Андрей, – слева по курсу отель «Негреско».

Все остановились, рассматривая огромное великолепное здание.

– В прошлом году, когда он открылся, все газеты писали про его 150 роскошных номеров, среди которых нет даже двух одинаково оформленных. Еще писали про огромный круглый ковер, сотканный аж в XVII веке, про громадный камин, выдранный из стены какого-то старинного замка, про всякого рода восточные антики, про невероятную какую-то хрустальную люстру и про все современные технические новшества, которые здесь имеются, – Борис обрадовался возможности продемонстрировать свою осведомленность.

– Чудо, что он построен всего за полтора года, – продолжил Андрей. – Смотрите, какая эклектика: тут и классика, и элементы барокко. Красиво, но, по-моему, перегруз. А ты что скажешь? – обернулся Андрей к сестре.

– Что он похож на торт, украшенный розовым кремом.

Борис засмеялся и прошептал Андрею на ухо:

– Говорят, моделью для его розового купола послужил бюст возлюбленной господина Эйфеля, который его проектировал.

Смешливый Андрей фыркнул, оглянулся на мать с сестрой – не слышали ли они – и поспешил сменить тему:

– А вы знаете, что здешний залив называется Заливом ангелов?

– Удивительно поэтично, – вздохнула Анна Викторовна.

Борис опять наклонился к Андрею:

– Ничего романтического, кошмарная история на самом деле. Его назвали в честь тех ангелов, что в незапамятные времена доставили сюда лодку с телом обезглавленной чертовыми римлянами христианской мученницы Репараты, здесь и храм ее есть.

– Ну и ну, хорошо, что наши дамы не слышали…

Андрей обернулся к сестре, чтобы увериться в этом, и задал ей первый пришедший в голову вопрос:

– Признайся, что тебя удивило в здешнем раю?

– Здесь все собаки в намордниках, даже самые маленькие.

– Вы очень наблюдательны, я, например, никогда этого не замечал, – Борис пользовался любым случаем сделать Наташе комплимент.

– Наблюдательна, это точно, – подтвердил Андрей, – я иногда просто теряюсь.

– Анна Викторовна, а вы на что обратили внимание?

– Они все время улыбаются, у нас так не принято. И еще жизнь здесь дешевле, чем у нас. А вы что отметили?

Борис на минуту задумался:

– Здесь совсем не пьют чая, обычно кофе. У нас наоборот.

Они снова неспешно двинулись по набережной, но вскоре Андрей остановился и указал в сторону моря, где прямо над водой сиял куполами роскошный восточный дворец, пирсом соединенный с набережной.

– Это La Jetee – Promenade, нам про него на лекциях рассказывали. Очень интересный архитектурный проект, видите, он построен на сваях. Там есть все: театр, казино, ресторан и еще причал для морских прогулок, а все интерьеры выполнены в ориентальном стиле. Кстати, это, так сказать, вариант номер два, вариант номер один сгорел через год после открытия. Говорят, спалили конкуренты.

Борис пожал плечами:

– Вывод: с конкурентами надо уметь договариваться.

Они гуляли до самого обеда, наслаждаясь чудесными видами и слушая комментарии Андрея. Обедать решили дома, потому что Анне Викторовне потребовался отдых. Предложив дамам подождать на скамейке, молодые люди отправились на поиски экипажа.

– Вы не хотели бы вечером вновь прогуляться? – поинтересовался Борис.

– Мы с Наташей готовы ходить хоть сутки напролет, так что можно повторить.

– А как мы встретимся?

– Нас легко найти: спуститесь против вокзала по лестнице, идите прямо по улице, потом поверните направо, потом налево – и увидите узенькую улочку, это и есть rue Gounod. Наш номер девятый.

***

Получив разрешение на посещение Покровских, Борис сидел на скамье под кустами жасмина и смотрел на бродячих музыкантов, которые зашли во двор пансиона. Музыка его не занимала, его волновала предстоящая встреча с Наташей: отчаянно, до слез, хотелось с нею сблизиться, но пока все его знаки внимания не находили никакого ответа. Необходимо остаться с нею наедине – но как? Он ломал над этим голову уже не первый день, и, погруженный в свои мысли, не заметил, как Наташа появилась на крыльце.

Он встал ей навстречу, но смог сказать лишь «добрый вечер!» – так вдруг пересохло в горле.

– Извините, но у меня для вас не самые лучшие новости: мама почувствовала себя неважно, и решила подиктовать Андрею письма, поэтому прогулка отменяется.

– Ужасно жалко! Но не можем ли мы немного посидеть во дворе и послушать вечернее пение лягушек?

Наташа улыбнулась:

– Думаю, это не возбраняется.

Они сидели на скамейке, окутанные вечерними ароматами жасмина, акации и еще каких-то незнакомых растений. Солнце уже изменило цвет дальних гор, превратив их из зеленых в пунцовые, облака на западе загорелись, ветер с моря посвежел и немного усилился. Музыканты подобрали свои монеты и ушли.

Вот он, момент, которого нельзя упустить! Нужно заговорить о ней самой – действует безотказно.

– Позвольте узнать, в какой гимназии вы учитесь?

– В женской гимназии Арсеньевой.

– Как я полагаю, учитесь вы на отлично?

– Да, – просто ответила Наташа.

– И вас за то любят родители, учителя, соклассницы?

– Не знаю, может, не только за это.

– О да, вы всегда можете сказать, что хорошо, а что дурно, что правильно, а что нет. А позвольте спросить, на чем основываются ваши оценки?

Наташа растерялась:

– Я довольно много читаю, стараюсь не выносить поспешных заключений.

Он не отставал:

– Коротко говоря, ваши суждения имеют чисто литературную основу, на деле вы должны согласиться, что совсем не знаете жизни, что живете в теплице, где вас холят и лелеют, как экзотическое растение. Естественно, соблазна легко избежать, если не знаешь, что это такое. Поляки говорят: «Хвалить за чистоту того, кто вырос в монастыре, это как хвалить глухого, что он не подслушивал под дверью». Признайтесь, вы ведь без маменькиного позволения и шага в жизни не сделали?

Наташа подумала и кивнула: не сделала.

– И что дальше? Через год вы кончите гимназию, и что потом? Бессмысленное существование за спиной сначала родителей, а потом богатого мужа? Дети и прочее? И так пройдет вся жизнь? Неужели вы не летали? Неужели никогда ни о чем не мечтали?

Наташа удивленно вскинула брови. Ерунда какая, конечно, мечтала. О любви на всю жизнь. О странной встрече. О сероглазом короле – это стихотворение я переписала у Милы Матвеевой. Раньше я мечтала быть женой декабриста, как Мария Волконская. Я хотела заняться чем-нибудь важным и нужным. Хотела путешествовать. Как это – не мечтала! Конечно, все это немного смутно…

Ей хотелось возразить Борису, но возразить – значит, открыть душу, а сделать это она не могла, сама не зная, почему. Он был прав в чем-то, и эта правота раздражала и сердила ее, хотелось доказать, что он ошибается.

Борис видел, что все её существо противится его словам, которые разрушали ее уютный мир, её жизненные правила, и это раззадоривало его еще больше:

– Как вы можете судить о чем-то, если видели только то, что вам показывали? Спорим, вы не решитесь нарушить эту традицию.

– Ошибаетесь, – покачала головой Наташа, – я очень даже способна на самостоятельные действия. Просто пока не возникало такой ситуации, чтобы это показать.

Борис засмеялся:

– Она и не возникнет сама собой, пока вы этого не захотите. Конечно, до сих пор ваша жизнь шла в строгом русле: дом, гимназия, наверно, фортепиано, еще что-то. Уроки, уроки, уроки… Сейчас, в поездке, все изменилось. Ловите возможность!

– Какую возможность?

– К примеру, махнуть в Монте-Карло.

Наташа растерянно взглянула в горячие глаза.

– И что я там буду делать?

– Как что? Играть! – его глаза откровенно смеялись.

– Я же не умею.

– Это неважно. Сейчас самое время проверить себя. Главное – поступок. Или вы в принципе на него не способны? Тогда имейте смелость признаться в этом. Знаете, немецкий ученый Мёбиус исследовал головной мозг и пришел к выводу, что мозговые извилины и височные доли у женщин развиты слабее, чем у мужчин. Это различие прирожденное, и его следствием является женская слабость, неполноценность. Он говорит, что женщина – это нечто промежуточное между мужчиной и ребенком во многих умственных отношениях.

Наташа сердито нахмурилась:

– Ерунда какая, я совсем не ребенок!

– Вот и посмотрим. В восемь часов у вокзала. Поезд на Монте-Карло в восемь тридцать. Я буду ждать. Придете?

Глядя в его тревожащие глаза, Наташа как под гипнозом сказала:

– Да, – встала со скамейки и направилась в пансион.

***

Борис почувствовал волнение спутницы с первой минуты их тайной встречи на вокзале, хотя внешне это почти ни в чем не проявлялось, лишь и без того молчаливая девушка совсем замкнулась. Однако обязательно требовалось объяснить ей некоторые важные вещи, и Борис надеялся, что она в состоянии их услышать и понять. Пока они ехали в поезде он вполголоса объяснял ей правила игры в рулетку, хотя и не был уверен, что Наташа воспринимает его слова:

– Делайте ставку сразу после того, как крупье кидает шарик на рулеточное колесо. Вы меня поняли?

Она кивнула.

– После того как крупье скажет: «Ставки сделаны», пытаться поставить фишки на игорный стол или делать ставки нельзя…

Наташа безучастно смотрела в темное уже окно вагона, и Борис не мог понять, слышит ли она его слова. Он чувствовал, что необходимо подогреть ее интерес к этому неожиданному приключению.

– А если вы серьезно выиграете, нужно будет положить деньги в банк, лучше всего, в немецкий банк Мендельсона, там даже царская семья свои капиталы держит. – Он шептал ей это, словно кто-то из пассажиров мог понять русскую речь и заподозрить их в некоем противозаконном действии.

Она кивнула без всякого выражения и снова отвернулась, скручивая и вновь распуская длинную серебряную ручку-цепочку расшитой бархатной сумочки, которая лежала у нее на коленях.

Господи, прости мне мою ложь, обещаю, что никогда, никогда больше …

Борис не мог предположить, что Наташа всю дорогу молилась, ему казалось, что она сохраняет душевное равновесие без усилий: вот и высокую дамскую прическу сделала, и шелковое платье с накидкой надела, и шляпу – выглядит вполне взрослой. Но его собственное состояние каким-то непонятным образом изменилось: если прежде он мечтал о тайной встрече с Наташей как о начале романа, то к моменту прибытия в Монако, по третьему разу объяснив, как следует делать ставки в рулетке, он едва сдерживал внутреннюю дрожь и никаких романтических планов в голове уже не держал. Поднимаясь по широкой лестнице на вершину холма к залитому огнями зданию казино Монте-Карло, Борис снова наклонился к девушке:

– Вы должны знать, что по законам княжества в казино не допускаются граждане Монако, студенты и люди моложе восемнадцати лет, поэтому нам придется немного слукавить.

Она в ответ только кивнула – поняла. Они вошли в распахнувшиеся перед ними двери и оказались в огромном роскошном холле среди леса сверкающих колонн и блеска полированных каменных полов. У входа в зал их остановил сидевший за столом господин во фраке, перед которым лежала раскрытая книга для записей. Наташа без запинок ответила по-французски на вопросы служащего: мадемуазель Натали Покровски, из России, дочь профессора Московского университета, восемнадцати лет. И следом: Борис Липкин, инженер, двадцати пяти лет. Оставив запись в книге, господин во фраке поднял на них водянистые глаза и приглашающе повел рукой.

Наташу ослепила красота открывшегося зала, сиявшего в свете бесчисленных люстр обильной позолотой, настенными росписями, бронзовыми скульптурами – все вокруг слилось в зеленовато-золотую мозаику. Огромные зеркала бесконечно умножали заполненное людьми пространство.

– Сначала мы должны купить в кассе фишки, – услышала она у самого уха и бездумно последовала за Борисом, зажав в руке три золотые монеты, подаренные тетей Тильдой.

Обменяв деньги на фишки, они вошли в зал, где стояли рулеточные столы.

– Смелее, новичкам везет!

Борис знал, что говорит: два года назад он впервые переступил порог казино следом за случайным знакомцем, завсегдатаем подобных мест, который и посвятил молодого соотечественника в манящие тайны рулетки. Он раз за разом выигрывал тогда и страшно огорчился, услышав звонок, говоривший об окончании работы казино, – деньги просто текли в руки! Рассовав по карманам купюры, он прямо у кассы условился с новым приятелем, который тоже играл очень удачно, о завтрашней встрече. Он тогда долго не мог заснуть, прикидывая, что сможет себе позволить, удвоив, а то и утроив выигрыш, но потом настало завтра, и он не успел опомниться, как потерял все. Знакомца того он тоже больше не видел, и в казино с тех пор ни шагу. До сегодняшнего дня.

Едва за одним из столов освободилось место, Борис усадил Наташу. Она огляделась и поразилась тому, какая необычная публика ее окружала. Хотя все присутствующие внешне выглядели очень спокойными, их лица были странны, Наташе даже показалось, что вокруг нет ни одного нормального человека: дамы в вечерних туалетах, господа во фраках – все посетители казино были замкнуты и мрачны, ни улыбки, ни веселого взгляда. Сосредоточенные лица в ярком свете огней казались серыми и безжизненными. В эту минуту крупье кинул на рулеточное колесо маленький белый шарик.

– Делайте ставку, – услышала она взволнованный шепот.

Наташа сдвинула кучку фишек на красное поле:

– Красное.

После возгласа «Le jeu est fait!» колесо завертелось, и Борис замер, следя за ним. Наконец безумный шарик устал. Красное! И снова красное. И снова. Это было что-то немыслимое: красное повторилось двенадцать раз подряд! Наташа называла цвет, и выпадал именно он. Каждый раз, когда крупье выкрикивал «Rouge!», игроки словно сходили с ума, и крупье приходилось их утихомиривать. Игра шла невероятно нервная, многие пытались ставить против Наташи, думая, что длинная полоса красного должна кончиться, и неизменно оказывались в проигрыше.

Шарик стучал в бесшумно вращающемся колесе рулетки, но Борис уже не следил за его бегом. Устроившись напротив Наташи, он не мог отвести от девушки глаз: она выглядела какой-то отстраненной, словно прислушивалась неизвестно к чему, и то раз за разом пропускала возможность сделать ставку, то называла число, и шарик покорно ложился в указанную лунку. Она семь раз кряду назвала «тридцать два», многократно увеличив свой выигрыш, и Борису не всегда хватало смелости повторять ее ставки, о чем через минуту он уже жалел. Руки у него тряслись, внутри все дрожало, природная осторожность боролась с азартом. Шарик снова забегал по кругу, и Борис решился: следом за Наташей поставил на «нечет». И снова да! От радости хотелось кричать, ведь по самому приблизительному расчету выигранных денег ему должно хватить до конца обучения! В этот момент крупье объявил, что сумма максимального выигрыша достигнута, а значит, игра на этом столе закрывается до завтрашнего утра. Борис взглянул на Наташу и понял, что она совершенно растеряна. Боясь, что волшебство прекратится, он мигом рассовал фишки по карманам и бросился к ней, чтобы не дать возможности уйти. Он сгреб ее фишки в бархатную сумочку, ссыпал остатки в шелковую накидку, как в мешок, подхватил девушку под локоть и, не давая опомниться, повел к соседнему столу. За ними двинулась целая толпа.

На новом месте все повторилось, Борису казалось, что он сходит с ума, больше всего он переживал, что Наташа прекратит игру. Каждый раз, когда шарик занимал указанную лунку, тихий обычно зал буквально взрывался. Все ждали, когда полоса невероятного везения прекратится, ставить за Наташей решались уже немногие. Следить за шариком не осталось сил, Борис хотел встать, поднял голову и увидел на пороге зала господ Шульца и Шарфенберга, самых строгих профессоров физико-математического факультета Цюрихского университета. Именно Дитер фон Шарфенберг обещал дать ему рекомендации, конечно, при условии безукоризненной репутации. От этого сверхпринципиального человека зависело его будущее, и, если господин профессор обнаружит студента Липкина в столь неподобающем месте, где ему находиться не надлежит, студент Липкин будет изгнан из университета без права восстановления. Борис покрылся холодным потом и весь сжался, низко склонив голову. Уходить следовало немедленно. Проследив, что господа профессоры направились в зал для карточной игры, он лихорадочно сгреб свои фишки, выбрался из-за стола и поспешил в кассу.

О Наташе он вспомнил лишь после того, как обменял фишки на деньги, выстояв предварительно небольшую очередь. Он осторожно вернулся за ней и увидел, что крупье застилает стол тканью, а Наташу на глазах толпы уводят куда-то во внутренние кабинеты двое сотрудников казино. Борису хотелось плакать от бессилия, но вступиться за нее и оказаться в центре скандала он не мог. Еще долго ходил он вокруг казино, пока не убедился, что ожидание напрасно, и с тяжелым сердцем отправился на вокзал.

***

Перед сном Николай зашел к Якову Платоновичу, потому что знал – тому будет интересен рассказ о посещении Монте-Карло. Оба они не были азартными игроками, но покер любили.

– Как успехи, мой мальчик?

– Увы, увы! Проиграл полтораста франков. Но свою долю удовольствия получил.

– И на том спасибо. А мне сегодня Маша Ознобишина звонила из Парижа. Ольга рвется сюда, но остальные планов менять не собираются, так что приедут в понедельник. Придется тебе еще потерпеть.

– Бог с вами, всю бы жизнь так терпеть.

Старый барон усмехнулся:

– Похоже, тебя не очень огорчили эти новости.

Николай замялся. Он и в самом деле как-то охладел к Ольге, которая два года являлась для него подлинным наваждением. Может быть, тут сказалось мнение матери, высказанное ему наедине очень откровенно; он, даже и против своей воли, признал правоту ее слов: красавица Ольга не способна ни к какому делу, в отличие от членов его семьи, в которой дети с малых лет приучались к труду. Она очень обидчива и не переносит даже малейших замечаний в свой адрес. Ей нравится царить, она забавляется, когда поклонники теряют голову и совершают безрассудные поступки. С некоторым удивлением Николай подумал о том, какие глупости творил он сам, а уж историю с дуэлью даже вспоминать не хотелось. Но лукавить с дедом ему не нравилось:

– Кажется, я выздоравливаю от этой болезни.

– Ну, дай бог. Я всегда думал, что ты достоин лучшего, чем девица из рода Иваницких.

Это было неожиданно: Николай считал, что Яков Платонович симпатизировал Ольге, ведь ему нравилось все красивое. Но при чем здесь род Иваницких?

– Я думал, она вам нравится.

– Она очень хороша, и лицо, и фигура… Только для жизни не годится.

Николай удивился.

– Видишь ли, у нее внешность актрисы, редкая красота – сон, а не земное существо. Томный взор, манящая улыбка, вся – загадка и обещание. Беда только, что загадки-то никакой нет, и таланта тоже нет. Никакого. Ни к чему. Один гонор да самомнение. Поверь мне, это очень тяжело для близких. Она вся в бабку пошла, та тоже многим жизнь попортила. Собственно, в желании кружить головы греха нет. Прелестное чуть кокетливое создание никому вреда не делает – Вертеры нынче перевелись. Однако они обе холодные, как рыбы. И движет ими в основном любопытство и стремление подтвердить беспредельность своей власти над дураками в штанах.

Интересно, подумал Николай, а не являлся ли сам Яков Платонович одним из таких дураков? Может, это у них семейное? Но он же как-то выпутался, все говорят, он жил в счастливом браке. Николай вспомнил Дарью Кирилловну, которую прямо видел только однажды, еще подростком, потом лишь на фотографиях: милое лицо с нежным румянцем (он не знал тогда, что это значило) и какая-то поразительная мягкость в движениях, которую заметил даже он, тогдашний. И почему-то в памяти всплыла стройная фигурка девушки в синей матроске, и этот жест, когда она брала брата под руку – необыкновенно грациозное движение, как в балете. Недавно в казино он видел в странной толпе кого-то очень похожего на ту девушку. Наташу. Или на самом деле ее? Это длилось буквально пару секунд, но он не мог бросить игру и выйти в зал для рулетки, а когда партия кончилась, там ее точно не было.

– Поверь мне, – продолжал между тем Яков Платонович, – жениться на таком создании, значит обеспечить себе очень много неприятностей. Понимаешь, они остановиться не могут, брак тут не преграда. Помню бедного Степана Михайловича – как об него Зинаида Ильинична ноги обтирала! Жалкое было зрелище. Они ведь состояли в родстве, конечно, четвертая степень, но все же фамилия одна. Любил ее без памяти, глаза закрывал на все, а чем кончилось? Пулей в грудь – дуэль. Она не долго вдовье носила – выбрала себе другого дурака, благо, они вокруг нее вились. И с тем так же себя держала. Видно, есть порода дам, главная цель которых мужем командовать. По молодости я этого не понимал, конечно, голова прояснилась позднее, когда брат Александр женился на Софье Яковлевне. Вот уж она ему голову закружила!

– Это вы о бабушке? Которая под поезд попала?

В семье Николая эта история никогда не обсуждалась, что вызывало к ней особый интерес, но все вопросы молодых Ангельгардтов гасились уклончивыми ответами старших.

Яков Платонович некоторое время молчал, задумчиво глядя в темное окно, словно вспоминая те далекие события.

– Брат женился, хотя родители его очень отговаривали: Риды все какие-то странноватые, совсем другие, чем мы. Сам посуди: Софьин отец, Яков Андреевич – офицер, герой войны с французами, безусловный храбрец, конечно, отменно образованный, но при этом невероятно вспыльчивый, отчаянный игрок и бретер. Такой, знаешь ли, Долохов. И дети не без проблем. Иван казался полной противоположностью отцу: вообще не от мира сего. Умер молодым – думали, обычная простуда! Никого после себя не оставил, хотя имел такую прелестную жену. Сергей – поручик, наоборот, весь в отца, тоже порох – в 26 лет застрелился в Петербурге. Об этом разные слухи ходили. Софья также слыла дамой непростой, о таких говорят, «в нее черт меду положил». Брат Александр попался, конечно: жена – красавица признанная, но безумно, отчаянно ревнивая. Я сам пару раз являлся свидетелем крайне неприятных сцен. Темпераментная особа. Сочинения графа Толстого обожала, «Анну Каренину» особенно – любимое было тогда дамское чтение. Вот и последовала до конца вслед за идеалом, и маленький ребенок не остановил – твоему отцу едва пять лет исполнилось.