Шелкопряд

7

Готов признать, что еще не читал подобного…

Бен Джонсон. Каждый по-своему^[4]

Услышав по телефону, что в писательский дом ее муж не приезжал, Леонора Куайн заволновалась.

– Тогда где же он? – спросила она, скорее (как можно было подумать) у себя, чем у Страйка.

– Где он обычно отсиживается, когда сбегает из дому? – спросил Страйк.

– В гостиницах, – ответила она, – а однажды у женщины отсиделся, но больше он с нею не знается. Орландо, – рявкнула она в сторону, – не трожь, это мое! Кому сказано: это мое! Что? – выкрикнула она в ухо Страйку.

– Я ничего не говорил. Вы по-прежнему настаиваете, чтобы я занимался розыском вашего мужа?

– Да уж конечно, кто, как не вы, его отыщет? Я ж с Орландо сижу как пришитая. Вы Лиз Тассел поспрошайте. Было дело, она сама его нашла. В «Хилтоне», – неожиданно выпалила Леонора. – Он однажды в «Хилтоне» затаился.

– В котором именно?

– Почем я знаю? Вы у Лиз спросите. Он из-за нее сорвался, так пусть она и расстарается, чтоб его вернуть. Когда я звоню, она не отвечает. Орландо, не трожь!

– Кто-нибудь еще, с вашей точки зрения…

– Кабы знала, неужто я б их не спросила? – возмутилась Леонора. – Вы же сыщик, вот и ищите! Орландо!

– Миссис Куайн, нельзя исключать…

– Зовите меня Леонора.

– Леонора, нельзя исключать, что ваш муж попал в беду. Мы найдем его гораздо быстрее, – Страйк повысил голос, перекрикивая домашние шумы на другом конце, – если привлечем полицию.

– Да ну их! Прошлый раз там на меня напустились, когда я заявила, что его неделю дома не было, а они его у любовницы нашли. Если я опять хай подниму, меня съедят. Да и Оуэн не… Орландо, не трожь!

– Но полицейские могут разослать его фотографию и…

– Я одного хочу: чтоб его привезли домой по-тихому. Вернулся бы – и дело с концом, – капризно добавила она. – Сколько можно психовать?

– Вы читали последнюю книгу мужа? – спросил Страйк.

– Нет. Я всегда жду, чтоб книгу напечатали, и уж тогда читаю, в нормальном переплете, как положено.

– Он вам что-нибудь о ней рассказывал?

– Нет, он, пока сочиняет, ничего не рассказывает… Орландо, не трожь!

Повесила она трубку случайно или намеренно – Страйк так и не понял.

Ранний утренний туман рассеялся. В окна конторы бились дождевые капли. Вскоре должна была прийти клиентка: очередная подавшая на развод жена, которая жаждала узнать, где ее почти уже бывший муж прячет свои капиталы.

– Робин, – сказал Страйк, выходя в приемную, – сделай одолжение, распечатай из интернета фотографию Оуэна Куайна, если сумеешь найти. А потом созвонись с его агентом Лиз Тассел и узнай, готова ли она ответить на пару коротких вопросов.

Он уже собирался вернуться к себе в кабинет, но вспомнил кое-что еще:

– И пробей «бомбикс мори» – из какой это оперы?

– Как пишется?

– Бог его знает.

Почти разведенная женщина явилась к назначенному времени – в половине двенадцатого. Это была подозрительно моложавая красотка за сорок, источавшая трепетное очарование и мускусный аромат, от которого Робин начинала задыхаться. Страйк уединился с посетительницей в кабинете, и в течение двух часов оттуда доносились их оживленные голоса на фоне спокойных, безмятежных звуков: барабанной дроби дождя и стука клавиатуры под пальцами Робин. Она уже привыкла слышать из кабинета босса рыдания, стоны, даже вопли. Но хуже всего была внезапная тишина: к примеру, однажды клиент буквально свалился без чувств (и, как стало известно позже, перенес микроинфаркт), увидев снимок своей жены с любовником, сделанный Страйком при помощи длиннофокусного объектива.

Когда Страйк и его посетительница наконец-то вышли из кабинета и сердечно распрощались, Робин протянула своему боссу большой портрет Оуэна Куайна, который она нашла на сайте Батского литературного фестиваля.

– Боже правый! – вырвалось у Страйка.

Оуэн Куайн оказался грузным, бледным человеком лет шестидесяти, с лохматыми соломенно-желтыми волосами и бородой клинышком. Глаза у него были разных цветов, что придавало странную напряженность его взгляду. Для фотосессии он завернулся в накидку, похожую на тирольский плащ, и надел фетровую шляпу с пером.

– Такому вряд ли удастся долго сохранять инкогнито, – прокомментировал Страйк. – Распечатай, пожалуйста, еще несколько экземпляров, Робин. Нам, вероятно, придется показывать их в отелях. Его жена полагает, что он когда-то останавливался в «Хилтоне», но где именно – она не помнит. Начинай обзванивать все подряд – узнай, нет ли его среди проживающих. Думаю, он не станет регистрироваться под своим именем, но ты попробуй его описать… Что там насчет Элизабет Тассел?

– Неплохо, – ответила Робин. – Хочешь верь, хочешь нет, но я даже не успела набрать номер, как она сама позвонила.

– Элизабет Тассел? Сюда? С чего бы это?

– Кристиан Фишер рассказал ей о твоем посещении.

– Ну и?..

– Сегодня у нее дела, но завтра в одиннадцать она готова встретиться с тобой у себя в офисе.

– Неужели? – Страйк изобразил изумление. – Чем дальше, тем интересней. Ты не спросила, чтó ей известно о местонахождении Куайна?

– Спросила; она говорит, что ровным счетом ничего, и тем не менее настаивает на встрече. Очень властная особа. Этакая директриса. Кстати, «бомбикс мори», – добавила она, – это по-латыни «шелкопряд».

– Шелкопряд?

– Да-да. И знаешь, что еще? Я всегда думала, что шелкопряды плетут свою нить примерно как пауки, но ты вообще в курсе, как на самом деле получают шелк?

– Понятия не имею.

– Кипячением, – сказала Робин. – Червей кипятят живьем, пока они не успели выбраться и при этом повредить кокон. А кокон – это и есть шелковая нить. Не очень-то приятно, согласен? Но с чего тебя вдруг заинтересовали шелкопряды?

– Пытаюсь понять, почему Оуэн Куайн озаглавил свой роман «Бомбикс Мори», – ответил Страйк, – но пока безуспешно.

Во второй половине дня он занимался нудной бумажной работой в связи с делом о наблюдении, надеясь, что погода разгуляется; ему нужно было выйти – у него дома не осталось ничего съестного. После ухода Робин Страйк по-прежнему сидел за работой, а ливень только сильнее стучал в окно. В конце концов Страйк все же снял с вешалки пальто, вышел на дождь и направился по темной, промозглой Черинг-Кросс-роуд в ближайший супермаркет. В последнее время он снова начал злоупотреблять готовыми блюдами; с бумажными пакетами в обеих руках он машинально свернул в букинистический магазин, который закрывался через пару минут. Стоявший за прилавком букинист не смог с уверенностью сказать, если ли у него «Прегрешение Хобарта» – первый и, как считалось, лучший роман Оуэна Куайна, но после невнятного бормотания и неубедительного изучения монитора предложил Страйку другую книгу того же автора: «Братья Бальзак». Усталый, промокший и голодный, Страйк заплатил два фунта за потрепанный томик в твердом переплете и принес его домой.

Убрав продукты и приготовив себе пасту, Страйк растянулся на кровати – за окном уже висела густая, холодная тьма – и открыл книгу исчезнувшего автора.

Готическая, нереальная история была изложена цветистым и вычурным слогом. Двое братьев, носивших имена Варикосель и Ваз, оказались замурованными в склепе, где медленно разлагался в углу труп их старшего брата. Между пьяными спорами о литературе, верности и творчестве французского писателя Бальзака они пытались в соавторстве создать жизнеописание гниющего брата. Варикосель без конца ощупывал свою ноющую мошонку (Страйк усмотрел в этом метафору творческого тупика); текст писал в основном Ваз.

Одолев страниц пятьдесят, Страйк пробормотал: «За такое и вправду надо яйца оторвать», отшвырнул книжку и начал мучительно погружаться в сон.

Его больше не посещало глубокое и блаженное забытье прошлой ночи. В окно мансарды барабанил дождь, мешая спать; тьма таила в себе смутное предчувствие катастрофы. Утром Страйк проснулся тяжело, будто с похмелья. Дождь точно так же молотил в окно; включив телевизор, Страйк узнал, что в Уэльсе произошло сильное наводнение: людей вызволяли из автомобилей, эвакуировали из домов, размещали в переполненных пунктах экстренной помощи.

Схватив мобильный, Страйк набрал номер, знакомый ему, как собственное отражение в зеркале, и всегда служивший символом безопасности и стабильности.

– Алло? – ответила его тетка.

– Это Корморан. Как у вас там дела, Джоан? Я новости посмотрел.

– Пока держимся, милый, а вот на побережье совсем худо, – сказала она. – У нас дождина хлещет, шторм приближается, но в Сент-Остелле еще хуже. Мы сами только что в новостях видели. А у тебя как дела, Корм? Ты нас совсем забыл. Мы с Тедом как раз вчера вечером говорили, что от тебя ни слуху ни духу. На Рождество-то приедешь?

Держа в руке мобильный, он не мог ни одеться, ни пристегнуть протез. Джоан не умолкала с полчаса, обрушивая на Страйка лавину местных новостей и делая неожиданные, резкие заходы на личную территорию, которую он предпочитал держать за семью печатями. Наконец, завершив последнюю серию допросов насчет его интимной жизни, долгов и ампутированной ноги, тетушка угомонилась. В офис он спустился позже обычного, издерганный и раздраженный, но в темном костюме и при галстуке. Робин оставалось только гадать, куда он отправится после встречи с Элизабет Тассел: уж не на свидание ли с обворожительной брюнеткой, затеявшей бракоразводный процесс?

– Новости слышал?

– Про наводнение в Корнуолле? – уточнил Страйк, включая электрический чайник: заваренный Робин утренний чай успел остыть, пока Джоан трещала как сорока.

– Про помолвку Уильяма и Кейт, – ответила Робин.

– Кого?

– Принца Уильяма, – объяснила Робин, – и Кейт Миддлтон.

– Ну-ну, – холодно сказал Страйк. – Рад за них.

До недавнего времени он и сам был в стане помолвленных. Как складывается новое обручение бывшей невесты, он не знал и предпочитал не задумываться над его финалом (естественно, не таким, как у их романа, когда она в кровь расцарапала Страйку лицо, признав свою измену, а таким, как бракосочетание, какого он не мог ей предложить, сродни королевскому, ожидавшему Уильяма и Кейт).

Только когда Страйк выпил полчашки чая, Робин решилась нарушить угрюмое молчание.

– За минуту до твоего появления звонила Люси – просила напомнить, что на субботу назначен ужин в честь твоего дня рождения, и узнать, придешь ты один или с кем-нибудь.

Настроение Страйка упало еще ниже. Он совершенно забыл про этот ужин в доме сестры.

– Я понял, – мрачно сказал он.

– У тебя в эту субботу день рождения? – спросила Робин.

– Нет, – ответил Страйк.

– А когда?

Он вздохнул. Ему не хотелось ни тортов, ни открыток, ни подарков, но Робин смотрела на него выжидающим взглядом.

– В четверг, – выдавил он.

– Двадцать третьего?

– Угу.

После короткой паузы ему пришло в голову, что в такой ситуации полагается задавать встречный вопрос.

– А у тебя когда? – По какой-то причине замешательство Робин действовало ему на нервы. – Черт, неужели сегодня?

Она рассмеялась:

– Нет, у меня уже прошел. Девятого октября. Между прочим, это действительно была суббота, – добавила она, улыбаясь при виде его смущения. – Я не сидела на рабочем месте в ожидании букетика.

В ответ Страйк усмехнулся. Решив сделать над собой усилие и сказать какую-нибудь любезность, чтобы искупить свою вину за пропущенный по невнимательности день ее рождения, он добавил:

– Хорошо, что у вас с Мэтью еще не назначена дата. По крайней мере, ваша свадьба не наложится на королевскую.

– Между прочим, – вспыхнула Робин, – дата у нас назначена.

– Серьезно?

– Вполне, – подтвердила Робин. – На восьмое… восьмое января. У меня есть для тебя приглашение, вот, сейчас. – Она торопливо порылась в сумке (Робин даже не спросила согласия Мэтью на то, чтобы позвать Страйка, но теперь пути назад не было). – Держи.

– Восьмое января? – переспросил Страйк, разглядывая серебристый конверт. – Да ведь это уже через… сколько?.. меньше двух месяцев осталось.

– Точно, – подтвердила Робин.

Наступила непонятная краткая пауза. Страйк не сразу вспомнил, какие еще дела он поручил Робин, а сообразив, решил проверить исполнение и деловито постучал по ладони серебристым конвертом.

– Что слышно насчет «Хилтонов»?

– Сколько смогла, обзвонила. Под своим именем Куайн ни в одном из них не проживает и по описанию тоже нигде не опознан. Но ведь «Хилтонов» этих – пруд пруди, я проверяю по списку, один за другим. А что у тебя запланировано после встречи с Элизабет Тассел? – как бы невзначай спросила она.

– Выдать себя за покупателя квартиры в Мэйфере. Муж клиентки собрался обналичить и перевести в офшор кое-какой капитал, пока об этом не прознали женушкины юристы. Ладно, – Страйк засунул нераспечатанный конверт с приглашением глубоко в карман пальто, – я пошел. На поиски скверного писателя.

8

Стоило мне взять эту книгу, как старик исчез.

Джон Лили. Эндимион, или Человек на Луне

Когда Страйк стоя ехал на метро одну остановку к Элизабет Тассел (во время коротких поездок он никогда не расслаблялся, а, наоборот, сосредоточивался, чтобы не нагружать протезированную ногу и удерживать равновесие), ему пришло в голову, что Робин ни разу не упрекнула его за то, что он взялся расследовать дело Куайна. Нет, разумеется, никто не давал ей права упрекать босса, но она отказалась от более денежного места, чтобы работать с ним в одной связке, и вполне могла ожидать, что он, расплатившись с долгами, хотя бы поднимет ей зарплату. Его секретарша вообще не имела привычки критиковать или хранить критическое молчание – единственная из встречавшихся Страйку женщин, которая не обнаруживала ни малейшего желания его перевоспитать или переломить. Как подсказывал его опыт, женщины обычно пытаются тебе внушить, что их любовь пропорциональна старанию на тебя повлиять.

Значит, через полтора месяца у нее свадьба. Через полтора месяца она станет миссис Мэтью… если Страйк и знал когда-то фамилию ее жениха, то сейчас при всем желании не смог бы вспомнить.

В ожидании лифта у выхода на станции «Гудж-стрит» его охватило внезапное безумное желание позвонить давешней темноволосой клиентке – та не скрывала, что будет только приветствовать такое развитие событий, – чтобы переспать с ней прямо сегодня, утопая в ее мягкой, душистой (так ему представлялось) постели в Найтсбридже. Но идея, не успев созреть, была отброшена. Это же сумасшествие – хуже, чем розыск пропавшего человека, не сулящий никаких гонораров…

А для чего, собственно, тратить время на поиски Куайна? – спросил себя Страйк, пряча лицо от колючего дождя. Для удовлетворения собственного любопытства, ответил он после минутного раздумья, а возможно, и для чего-то менее очевидного. Шагая по Стор-стрит, он щурился под дождем, старался не поскользнуться на мокром тротуаре и размышлял, долго ли еще сможет выносить алчность и мстительность, которыми буквально сочились его богатые клиенты. Давно не приходилось ему расследовать дело об исчезновении. По крайней мере, он получит профессиональное удовлетворение, когда вернет сбежавшего Куайна в лоно семьи.

Литературное агентство Элизабет Тассел находилось в преимущественно жилом квартале, выстроенном из темного кирпича; здесь, в тупике, отходившем от оживленной Гауэр-стрит, было на удивление тихо. Страйк нажал кнопку звонка рядом со скромной медной табличкой. Послышались легкие шаги, и ему открыл бледный юноша в рубашке апаш.

– Вы частный детектив? – спросил он с восхищением и трепетом.

Страйк последовал за ним вверх по ступеням, оставляя мокрые следы на вытертой ковровой дорожке. За дверью красного дерева оказалось просторное офисное помещение, которое, как понял Страйк, раньше представляло собой отдельный холл с гостиной. Элегантность старины здесь мало-помалу переходила в убожество. Окно запотело; в воздухе висел застарелый табачный запах. Вдоль стен стояли набитые до отказа деревянные книжные шкафы; грязноватых обоев было почти не видно за вставленными в рамки шаржами и карикатурами на литературные темы. Лицом друг к другу, разделенные вытертым ковром, стояли два незанятых письменных стола.

– Разрешите ваше пальто, – сказал молодой человек, и тут из-под одного стола выскочила хрупкая перепуганная девушка. В одной руке она держала грязную губку.

– Не оттирается, Раф! – панически зашептала она юноше.

– Вот паразит! – брезгливо пробормотал Раф. – У Элизабет есть старый пес – его вырвало у Салли под столом, – доверительно объяснил он вполголоса, отведя Страйка в сторону и приняв у него промокшее пальто кромби, чтобы повесить на викторианскую стойку возле порога. – Я сообщу о вашем прибытии. А ты отскребай как следует, – посоветовал он своей коллеге и проскользнул в другую дверь красного дерева. – Лиз, пришел мистер Страйк.

Из-за двери тут же послышался громкий лай, а потом глубокий, дребезжащий кашель, будто раздирающий легкие битого жизнью шахтера.

– Подержи его! – приказал хриплый голос.

Дверь в офис распахнулась; за ней стояли Раф, вцепившийся в ошейник старого, но все еще злобного доберман-пинчера, и рослая, крепкого телосложения дама лет шестидесяти, с крупными, откровенно непривлекательными чертами лица. Подстриженные с геометрической аккуратностью серо-голубые волосы, строгий черный костюм и алая губная помада придавали ей определенный шик. От нее исходила та властность, которая сменяет сексуальную притягательность у добившихся успеха немолодых женщин.

– Его надо вывести, Раф, – велела хозяйка агентства, но при этом ее черные, как маслины, глаза впились в Страйка; за окном по-прежнему лил дождь. – И прихвати побольше гигиенических пакетов: его сегодня немного слабит. Прошу вас, мистер Страйк.

Ее референт с брезгливым видом потащил к выходу крупного, по-бычьи упирающего пса; поравнявшись со Страйком, доберман ощерился.

– Кофе, Салли, – приказала Элизабет Тассел перепуганной девушке, которая успела спрятать губку.

Когда референтка сорвалась с места и скрылась за дверью позади своего стола, Страйк понадеялся, что перед приготовлением кофе она не забудет тщательно вымыть руки.

В душном кабинете литературного агента словно сгустился висевший в приемной застарелый дух табачного дыма и псины. Под столом лежала обтянутая твидом собачья корзина; стены были увешаны старыми фотографиями и репродукциями. На самом большом из многочисленных изображений Страйк узнал Пинклмена – довольно известного, преклонных лет (а может, уже покойного) писателя, автора иллюстрированных детских книжек. Элизабет Тассел молча кивнула на стул по другую сторону своего рабочего стола, но, прежде чем сесть, Страйк вынужден был убрать с него стопку бумаг и старых номеров журнала «Букселлер»; тем временем хозяйка офиса достала сигарету из лежащей на столе пачки, прикурила от ониксовой зажигалки, набрала полные легкие дыма и надолго зашлась дребезжащим, присвистывающим кашлем.

– Итак, – наконец проскрежетала она из кожаного офисного кресла, – Кристиан Фишер говорит, Оуэн в очередной раз отмочил свой знаменитый номер с исчезновением.

– Совершенно верно, – подтвердил Страйк. – Он исчез в тот вечер, когда вы с ним повздорили из-за его книги.

Ответ литературного агента утонул в кашле; из груди женщины вылетали жуткие, раздирающие горло хрипы. Страйк молча дожидался окончания приступа.

– Вам не позавидуешь, – сказал он, когда в конце концов наступила тишина, воспользовавшись которой его собеседница, как ни странно, тут же сделала новую затяжку.

– Гриппую, – объяснила она. – Ничего не помогает. Когда у вас была Леонора?

– Позавчера.

– Неужели ей по карману ваши услуги? – проскрежетала Элизабет Тассел. – Сомневаюсь, чтобы профессионал, распутавший дело Лулы Лэндри, согласился работать за бесценок.

– Миссис Куайн предположила, что мои услуги, по всей вероятности, оплатите вы, – сказал Страйк.

Бугристые щеки зарделись; слезящиеся от кашля черные глаза сощурились.

– В таком случае отправляйтесь прямиком к Леоноре и скажите… – ее грудь под элегантным черным жакетом опять начала вздыматься в преддверии сдерживаемого приступа, – что я не дам ни г…гроша на розыск этого мерзавца. Передайте ей… передайте… – Она вновь содрогнулась от неудержимого кашля.

Дверь открылась, и в кабинет вошла хрупкая референтка, с трудом удерживая массивный деревянный поднос, нагруженный чашками и кофейными принадлежностями. Поднявшись со стула, Страйк принял у нее поднос, но не нашел куда поставить. Девушка попыталась расчистить место на столе. От волнения она смахнула на пол стопку бумаг. Кашляющая начальница яростным жестом приказала ей убираться с глаз долой, и девушку как ветром сдуло.

– Ру…руки-крюки… – прохрипела Элизабет Тассел.

Не обращая внимания на разлетевшиеся по полу бумаги, Страйк опустил поднос на стол и вернулся на свое место. Владелица литературного агентства принадлежала к тому типу старых грубиянок, которые вольно или невольно нагоняют страх на любого впечатлительного человека, пробуждая детские воспоминания о суровой и всесильной матери. Но запугать Страйка было не так-то просто. Во-первых, его родная мать, при всех своих недостатках, была совсем молодой и, несомненно, любящей; во-вторых, в сидевшей перед ним мегере он интуитивно почувствовал уязвимость. Это безостановочное курение, эти выцветшие фотографии, эта старая собачья корзина – все наводило на мысль о сентиментальности, о внутренней слабости, скрытой от молодых подчиненных. Страйк наполнил чашку и, когда Лиз Тассел откашлялась, протянул ей кофе.

– Спасибо, – буркнула она.

– Значит, вы отказали Куайну в своих услугах? – спросил Страйк. – И объявили ему об этом в тот вечер, когда встретились с ним за ужином, так?

– Не помню, – проскрипела она. – Атмосфера накалилась очень быстро. Оуэн вскочил посреди зала и начал прилюдно на меня орать, а потом бросился прочь, предоставив мне платить по счету. При желании вы можете найти множество свидетелей той сцены. Оуэн расстарался, чтобы устроить спектакль.

Она снова взялась за пачку сигарет и, спохватившись, предложила закурить Страйку. Когда они дружно затянулись, Элизабет Тассел спросила:

– Что вам наговорил Кристиан Фишер?

– Ничего существенного, – ответил Страйк.

– Хорошо, если так, а то вам обоим будет хуже, – бросила она.

Страйк молча курил и пил кофе, а Элизабет выжидала, явно надеясь услышать что-нибудь более внятное.

– Он упомянул о «Бомбиксе Мори»? – не выдержала она.

Страйк кивнул.

– И что сказал?

– Что Куайн вывел в этом романе многих известных личностей, даже не потрудившись их замаскировать.

Повисла напряженная пауза.

– Надеюсь, Чард засудит этого молокососа. Чтобы впредь не болтал лишнего.

– Вы не пытались связаться с Куайном после того, как он сбежал из… где вы с ним ужинали? – уточнил Страйк.

– В «Ривер-кафе», – прохрипела она. – Нет, не пыталась. Мне с ним больше не о чем разговаривать.

– И он тоже не давал о себе знать?

– Нет.

– Леонора утверждает, что вы превозносили книгу Куайна как его шедевр, а потом изменили свое мнение и отказались ею заниматься.

– Что? Ничего похожего… я не го…

На нее накатил пароксизм кашля, еще сильнее прежних. Она содрогалась и брызгала слюной; у Страйка возникло сильное искушение вырвать у нее сигарету. В конце концов приступ прошел. Залпом проглотив полчашки горячего кофе, Лиз, судя по всему, испытала некоторое облегчение и окрепшим голосом закончила:

– Ничего похожего я не говорила. «Шедевр» – это он Леоноре такое выдал?

– Да. А на самом деле что вы сказали?

– Я слегла с гриппом, – сипло начала она, будто не расслышала вопроса. – Неделю не выходила на работу. Оуэн позвонил в офис и объявил, что рукопись готова. Раф сообщил ему, что я больна, так Оуэн, недолго думая, отправил текст с курьером на мой домашний адрес. Я вынуждена была встать с постели, чтобы открыть дверь и расписаться в получении бандероли. В этом – весь Оуэн. У меня температура под сорок, я на ногах не стою. Но он же закончил книгу, а значит, умри, но читай немедленно. – Отпив еще кофе, она продолжила: – Я оставила рукопись на столе в прихожей и вернулась в постель. Оуэн принялся изводить меня звонками, буквально час за часом, чтобы услышать мое мнение. Так прошли среда, четверг… Я тридцать лет в агентском бизнесе – и впервые занемогла, – проскрежетала она. – А в конце недели я собиралась уезжать. И очень ждала той поездки. Отменять ее не собиралась, но и не хотела, чтобы Оуэн каждые три минуты донимал меня звонками. Поэтому… чтобы только от него отделаться… У меня ломило все тело… – Она затянулась сигаретой, прокашлялась, взяла себя в руки и закончила: – Роман оказался не хуже двух его последних опусов. Быть может, в чем-то даже лучше. У Куайна получилась интересная затравка. Образность тоже местами удалась. Этакий «Путь паломника» в готическом изводе.

– Вы узнали кого-нибудь в прочитанных главах?

– Персонажи, на мой взгляд, преимущественно символические, – ответила она с легким вызовом, – в том числе и агиографический автопортрет. Множество сексуальных извращений. – Элизабет в очередной раз откашлялась. – Обычная смесь, как мне показалось… но я… я не собираюсь скрывать, что читала по диагонали.

Страйк понял, что ей нелегко признавать собственные упущения.

– Я… в общем, я не дочитала примерно четверть объема, где описаны Майкл и Дэниел. Посмотрела концовку – совершенно нелепую, глуповатую… Если бы не болезнь, которая мешала мне сосредоточиться, я бы, естественно, сразу ему высказала, что он ищет неприятностей на свою голову. Дэниел – непростой человек, крайне обидчивый… – У нее опять дрогнул голос, но она вознамерилась закончить фразу и с присвистом продолжила: – А Майкл – склочник… такой склочник, каких… – Ее душил кашель.

– А почему мистер Куайн хотел непременно опубликовать это произведение, если за него можно угодить под суд? – дождавшись окончания приступа, поинтересовался Страйк.

– Для Оуэна закон не писан, – резко сказала Элизабет Тассел. – В своих глазах он – гений, баловень судьбы. Ему нравится оскорблять других. В этом он видит смелость, удаль.

– А что вы сделали после ознакомления с рукописью?

– Позвонила Оуэну. – На миг она закрыла глаза – как могло показаться, в бессильной злобе на саму себя. – И сказала: «Да, отлично», а потом приказала Рафу заехать за этой чертовщиной ко мне домой и сделать две ксерокопии: одну отправить в «Роупер Чард» – Джерри Уолдегрейву, редактору Оуэна, а вторую – п… пусть меня Бог простит – Кристиану Фишеру.

– Но почему же вы не отправили рукопись прямо в офис по электронной почте? – удивился Страйк. – Разве у вас не было файла – к примеру, на флешке?

Элизабет Тассел затушила сигарету в стеклянной пепельнице, полной окурков.

– Оуэн не желает отказываться от электрической пишущей машинки, на которой создал «Прегрешение Хобарта». Его техническая безграмотность просто уму непостижима. Не знаю, что здесь на первом месте: показуха или тупость. Может, он и пытался перейти на ноутбук, да не сумел. Это для него еще один способ досадить окружающим.

– А почему вы отослали рукопись сразу двум издателям? – спросил Страйк, уже зная ответ.

– Да потому, что Джерри Уолдегрейв… хотя он и сущий ангел, что большая редкость в издательском бизнесе, – начала она, потягивая кофе, – даже Джерри Уолдегрейв уже дошел до ручки от выкрутасов Оуэна. Последний роман Оуэна продавался у «Роупер Чард» с большим скрипом. Вот я и решила подстраховаться.

– В какой момент вы поняли, о чем на самом деле эта книга?

– В тот же день, ближе к вечеру, – проскрипела она. – Мне позвонил Раф. Он к тому времени отправил обе копии, а затем просмотрел оригинал. Звонит мне и спрашивает: «Лиз, а вы сами это прочли?» – (Страйк без труда представил, как этот бледный парнишка собирался с духом, как в страхе совещался со своей хрупкой напарницей, прежде чем решился сделать такой звонок.) – Мне пришлось сказать, что не до конца… и не слишком внимательно, – пробормотала она. – Тогда он зачитал мне вслух пару отрывков, которые я пропустила, и…

Взяв со стола ониксовую зажигалку, она рассеянно повертела ее в руках и подняла взгляд на Страйка:

– Понимаете, я задергалась. Стала звонить Кристиану Фишеру – там автоответчик. Пришлось оставить сообщение, что к нему поступил черновой вариант, что читать его не нужно, что я ошиблась и убедительно прошу вернуть мне рукопись, причем к…как можно скорее. Вслед за тем я позвонила Джерри, но тоже безрезультатно. Правда, он меня предупреждал, что они с женой по случаю годовщины свадьбы уедут на выходные. Я только надеялась, что в поездке ему будет не до чтения, и оставила примерно такое же сообщение, как и Фишеру. И только после этого перезвонила Оуэну.

Она вновь закурила. Ее крупные ноздри подрагивали при каждой затяжке, морщины в уголках губ обозначились еще резче.

– Я и двух слов сказать не успела, но это уже не играло роли. Оуэн, как никто другой, умеет заткнуть рот собеседнику. Он был страшно доволен собой и потребовал, чтобы мы с ним встретились за ужином и отметили завершение книги. Пришлось мне вылезать из постели, приводить себя в порядок, тащиться в «Ривер-кафе» и ждать. Появился Оуэн. Даже без опоздания. Как правило, он опаздывает. А тут, ликующий, буквально вплывает в зал. Искренне веря, что совершил нечто смелое и достойное восхищения. Не дав мне рта раскрыть, заводит разговор об экранизации…

Выдыхая дым из алого рта и сверкая черными глазами, она сделалась похожей на дракона.

– Стоило мне заикнуться, что его роман пышет злобой и непригоден для печати, как он вскочил, отшвырнул стул и разорался. Вылил на меня поток оскорблений личного и профессионального свойства, заявил, что мне не по уму представлять его интересы, а посему он опубликует свой роман самостоятельно – в интернете. И умчался, предоставив мне оплачивать счет. Собственно говоря, – фыркнула она, – в этом нет ничего у…удиви…

Она злобно скривила рот и содрогнулась от самого сильного за все время приступа кашля. Страйк забеспокоился, как бы владелица литературного агентства не умерла от удушья. Он приподнялся со стула, но Элизабет Тассел жестом отклонила помощь. В конце концов, побагровевшая, со слезящимися глазами, она все же продолжила скрипучим голосом:

– Я сделала все, что в моих силах, чтобы исправить положение. Напрочь испортила себе поездку к морю. Все выходные не расставалась с телефоном, пыталась дозвониться до Фишера и Уолдегрейва. Посылала одно сообщение за другим, но в скалах Гвизиэна, будь они неладны, связи не было…

– Вы родом из тех краев? – Страйк немного удивился, потому что не распознал в ее речи отзвуков своего корнуэльского детства.

– В тех краях живет одна писательница – моя подопечная. Я при ней упомянула, что четыре года не была в отпуске, и она пригласила меня на выходные. Хотела показать мне эти заветные красоты природы, которые описаны во всех ее романах. Пейзажи действительно ве…великолепны, даже не знаю, с чем их сравнить, но у меня из головы не шел этот проклятый «Бомбикс Мори» – как бы кто-нибудь не стал его читать. Я потеряла сон… не находила себе места… Наконец, в воскресенье днем, прорезался Джерри. Оказалось, поездка у них сорвалась; он божился, что не получал от меня никаких сообщений, а потому взялся читать этот пасквиль. Не испытал ничего, кроме отвращения и злобы. Я пообещала Джерри сделать все возможное, чтобы не допустить публикации этой мерзости… но призналась, что отправила ее Кристиану тоже, и тут Джерри бросил трубку.