Czytaj książkę: «100 признательных эссе», strona 4

Счастье

Познакомились они в общей компании. Она была очень удачно, к лицу, одета, а он был в хорошем расположении духа и шутил. Через три месяца он сделал ей предложение. Они полетели знакомиться с её родителями в другой город.

Родители были своеобразные, военно-командного типа, но по молодости лет он не придал этому значения. Она была в самом низу семейной пирамиды, «под» мамой, а мама «под» папой. Ему она втайне готовила роль рычага, который всё перевернёт и поставит её «над» мамой. Внешность и доходы у жениха были соответствующие, а вот с характером она просчиталась.

Его мама и папа были радушные, душевные люди, и привили ему внимательность к близким. «Ты огорчена чем-то?», «Ты грустишь сегодня», «Как ты себя чувствуешь, отдохнула после вчерашнего трудного дня?» – постоянно спрашивал он, но она не видела в этом ни чувствительности, ни заботы. Только заискивание перед ней и слабость, мерзкую слабость.

Она потребовала от него купить ещё одну квартиру, он заработал и купил.

Он втайне мечтал о ребёнке, и попросил поехать отдохнуть надолго вдвоём, на месяц, признался, что соскучился по ней за время, что пахал на двух работах. «Нормальный мужик потребовал бы, а не попросил», – с презрением думала она.

Ребёнка не получилось.

Они стали часто ссориться. Он страдал, не мог выносить раздора, всегда просил прощения первым. «Что мне ещё сделать? На колени встать перед тобой?!» – умолял он.

Она ненавидела его за мольбы и, чтобы спровоцировать на «мужское» поведение, стала реже с ним спать. Он стал просить нежнее, пытался создать ей настроение, – а она ждала приказа, требования, указания ей на её место в семье. «Под» ним.

Через пять лет после своего побега замуж она приползла к матери и попросила совета, что делать. Мать научила разделить счета и переводить на свой большую часть его доходов.

Она отделала квартиру, меблировала её по высшему классу, а потом уговорила его переехать и жить в старой, а новую за бешеные деньги сдавать. По договору, арендная плата должна была заходить на совместный счёт, но она поставила его перед фактом, что деньги от сдачи кладёт на свой, личный.

Он возмутился. Она устроила грандиозный скандал и отказала ему в близости совсем.

Она то мечтала, чтобы он уже быстрее изменил ей, чтобы выставить его из своей жизни, то боялась оказаться один на один необходимостью самой на всё зарабатывать.

Он попытался завести роман, но не смог приходить домой и врать, смотреть в глаза. Закончилось всё на этапе флирта. За флирт в минуту откровенности он ей повинился. Её чуть не стошнило прямо там же. Настоящий мужик, в её представлении, должен был всё отрицать.

Ничего хорошего она в нём не видела. В квартиры, ремонты и новые машины она уже наигралась. В путешествия с мамой тоже. Она стала интересоваться его карьерой и требовать, чтобы он рос по службе. В честь преодоления очередной ступеньки карьерной лестницы она с ним обязательно спала.

Он не мог без её тела.

Потом сильно сдал её отец, два инсульта подряд. Бабушка упала и сломала шейку бедра. Мать не тянула уход за обоими и попросила её переехать к ним.

В знакомом с детства городе и доме всё стало иначе. Родители поставили её «над» всеми. Теперь она была во главе семейной иерархии, она принимала решения – как и у кого наблюдаться, что и когда оперировать, на что тратить деньги.

Он не понимал, почему её туда так тянет.

Она предложила ему поехать жить в родительском доме вместе с ней, насовсем. В конце концов, за долгие годы она смирилась с тем, что он ей во всём подчиняется и привыкла тратить заработанные им деньги.

Он отказался. С её солдафонской семьёй он давно не ладил, иерархические игры его отталкивали. Он мечтал поговорить с женой по душам, излить то, что тревожит, успокоиться рядом с ней.

Признания мужа в своих тревогах её раздражали. Забота о нём – выглаженная рубашка, приготовленный обед, убранный дом, – всегда были на уровне. Она считала себя образцовой женой, честно выполняющей свою часть супружеского договора.

На новом месте у неё было много дел. Чтобы как-то отвлечь её от семейного лазарета, двоюродный брат познакомил её со своим партнёром по бизнесу. Муж сказал бы про нового знакомого «хам» и «мужлан», а ей именно такой и нравился. Очень.

В нём было то, чего ей не хватало в мужчине, за которого она когда-то давно так стремительно вышла замуж. Деньги, власть, напор, и способность просто сказать: «Закрой рот, женщина. Приказывать здесь буду я». Она таяла от того, что её «ставят на место».

Рано или поздно случилось то, что должно было случиться, – она изменила мужу с другим. Пока она размышляла, что лучше – развестись или оставить всё как есть, муж подал исковое заявление в суд. У него, оказывается, была другая женщина.

Она задействовала сеть друзей, подруг и знакомых, и узнала её имя в Фейсбуке.

– Если долго не спать с мужем, можно увидеть, как он спит с другой, – не преминула заметить мать, разглядывая фотографии на экране. – Умеет давать, этим и взяла. Не расстраивайся, у тебя тоже всё будет.

Развод стал для неё громом среди ясного неба. Она потребовала себе львиную долю совместно нажитого имущества. Он беспрекословно всё отдал. Имущество ему было не важно.

Впервые за много лет он был счастлив.

В новой жизни его понимали, жалели, что он пришёл усталый, ласково спрашивали, отчего он хмурится и бережно прижимали к мягкой груди, чтобы он успокоился и отвлёкся от невзгод. Любя.

20 лет без тебя

Когда Егору было шестнадцать и никто, даже Пушкин, не мог придумать, куда ему поступать, в их класс пришла новенькая.

Девочка, которую родителям-дипломатам пришлось срочно отправить к бабушке, потому что самим нужно надолго уезжать. А там, где у них командировка, посольской школы не было.

Нормальная девчонка, не задавалась. Любила историю и запоем читала книжки, давала слушать одноклассникам на кассетах Depeche Mode и с трудом тянула задания по физике и химии. Потом, когда они с одноклассниками её вспоминали, все девчонки признавались, что мечтали носить, как она, заграничные вещи. А все мальчишки вспоминали движения.

И ещё – её голос.

…Летом их поставили в пару, отрабатывать практику в школе. Они разговаривали, а потом он предложил пойти на дневной сеанс в кино. Шёл фильм «Офицер с розой», про войну. Югославский. Егор проводил её до подъезда. Потом его угнали помогать на дачу. А в сентябре классная сказала им, что её увезли с собой родители.

Он отучился на инженера, отработал, женился, родил двоих детей, ушёл в бизнес, увлёкся гонками на джипах по бездорожью. Утроил бизнес, развёлся, оставил прибыльную фирму детям и бывшей жене, перспективные фирмы взял себе. Начал ходить в церковь.

На очередной встрече одноклассников Егор услышал, что у той девочки есть активный аккаунт, в соцсети. Поздно вечером вернулся домой, хорошо выпил и отправил в темноту интернета дурацкий вопрос:

– Ты меня помнишь? Я тебя так сильно любил. В детстве… А теперь уже давно не детство. И я двадцать лет без тебя.

Выбрал из стикеров самую красивую розу, дописал в сообщении, прежде чем закрыть:

– Ты очень красивая. Будь такой всегда. Ты девочка из моих снов. Что-то переключилось в душе, когда нашёл тебя на этой планете. Давай не теряться больше.

«Просмотрено», – сказала ему программа. «Печатает». Четыре слова.

– Ты помнишь югославский фильм?

Всё получится

На концерт во Дворце спорта она попала случайно, за компанию с девчонками по группе. Те отмечали окончание сессии в танцпартере под грохот мощной звукоаппаратуры. Сначала ей было не очень, а потом даже понравилось.

Он столкнулся с ней, когда толпа несла их из темноты, расцвеченной сценическим освещением, к выходу в фойе. Они даже сказали друг другу какую-то пару фраз. Что именно, он не помнил – это было «слишком сильное колдунство».

Проснулся он другим человеком. У него в жизни появилась практически невыполнимая миссия – найти незнакомку в миллионном городе. Когда все идеи были безрезультатно использованы, он просто стал приходить ко Дворцу спорта каждый вечер. Бродил и вспоминал волшебство, как она была рядом.

Она после сессии съездила на две недели на море. Потом пожила с родителями на даче. Потом поехала в город, жила неделю у папиной бабушки, отдраивала вместе с ней квартиру. Квартира была в девятиэтажке окнами на Дворец спорта. Вечерами вместе с ребятами со двора собирались на ступеньках спорткомплекса, на площади.

Она столкнулась с ним, когда шла в темноте домой, к освещённому подъезду. Он не придумал, как её окликнуть и что ей сказать.

Всё лето он каждый вечер ходил по аллеям вокруг Дворца, в напрасной надежде не протормозить в следующий раз и познакомиться с ней.

Потом они оказались на студенческой свадьбе в общей университетской компании, и она разрешила ему проводить её до дома.

– И всё? – разочарованно спросила его дочь, пятнадцатилетняя девица, которой надоело сидеть на переднем сиденье авто и созерцать ступеньки допотопного спортивного сооружения. – Но всё равно, хорошо, что ты её всё-таки заприватил.

– И всё, – кивнул он. – После университета мы с твоей мамой поженились, потом родились ты и твоя сестра.

– Ходить по городу после концерта – так себе варик. Я бы не стала го такой квест. А почему ты не нашёл её Вконтакте? Или она могла зачекиниться на Фейсбуке, что была на том концерте, ты бы по фоткам её вычислил и потом через FindFace нашёл бы акк, – рассуждала она, пока он трогал машину с места. – Па, а зачем мы сюда приезжали?

– Сказать себе, что всё получится. Даже невозможное.

Перфекционистка

Её заклятый враг – это её богатое воображение. Любое дело, которое она начинает в реальной жизни, воображение тут же отбирает себе, моментально расцвечивает дивными красками, украшает изящными деталями, подаёт в самом лучшем свете и утверждает как план действий.

Она не умеет обуздывать его буйства. Вместо этого она пытается выполнить то, что надо сделать, на 100% правильно и хорошо. Так, как задумало воображение. Нужными оттенками цвета. С точным соблюдением пропорций каждой детали. Доведя проект до конца, не смея показать никому, пока не будет найден самый впечатляющий ракурс. Иначе – стыд, позор и критика. Которая её убивает.

Она не умеет с ним договариваться. В былые времена чувство реальности приходило ей на выручку и показывало воображению, что можно воплотить – а что не выйдет. Когда-то чувство меры помогало ей на переговорах с воображением и аргументировало, что имеет смысл отшлифовывать до совершенства, а что достаточно выполнить в первом приближении. Но она потеряла своих союзников, и осталась один на один с мощным врагом.

Она мечтает, чтобы всё закончилось. Мечтает ничего не хотеть. Её богатое воображение крадётся к новому материалу, чтобы прыгнуть! Ты не просто ничтожество, а грандиозное ничтожество. У тебя не просто неудачный вариант, а эпический по своим масштабам провал. Что бы ты ни сделала, это будет катастрофа – потому что вообще никто не обратит внимания на твои потуги. Ни один человек. Кому бы ты ни доверилась в своём желании сделать это вместе – боль предательства будет невыносимой, потому что он украдёт твою идею, выдаст за свой успех твоё достижение, и ты никогда не сможешь доказать, что имела отношение к данному проекту.

Она устала бороться. Она не делает ничего. Она отдыхает, когда погружается в numbing – эмоциональное отупение. Ты победило, воображение. Я ничего не хочу. Разве что поесть. И денег.

Деньги на врачей ей дала мама. Первый терапевт – врач-психиатр по образованию, когнитивно-поведенческая психотерапевтическая подготовка, – поставил ей диагноз синдрома дефицита внимания без гиперактивности и депрессию. Лекарственную схему меняли три раза, особого результата терапия не давала. Когда она сказала ему, что не хочет жить, он добавил диагноз «эмоционального неустойчивого расстройства личности». Она почитала, что пишут про пограничных пациентов и бросила врача.

Второй психотерапевт – врач-психиатр по образованию, старая школа, – нашёл лекарственную схему, которая убрала мрачный взгляд на мир и посоветовал ей оформлять инвалидность по психиатрическому профилю. Всё равно не учится и не работает, семье будет проще. Она сбежала от него и отправилась на консультацию к третьему эскулапу.

Третий психотерапевт – врач-психиатр по образованию, старая школа, – унизил её тем, что сказал ей, что она истеричка и ей нужен хороший любовник. Он же добавил к лекарственной схеме второго врача успокоительное и дал ей телефон психолога. На психолога она согласилась от отчаяния, как соглашаются на бабок-гадалок и прочих шарлатанов.

Психологом была я. Сначала мы познакомились и договорились, что попробуем за десять встреч изменить к лучшему хоть что-то. Если ничего не поменяется – значит, я не ваш терапевт, не будем обманывать друг друга.

Её сильной стороной была честность – она рассказала мне о своём опыте с психиатрами. Врачи видели дефициты внимания, социальной адаптации, телесных практик – половина работы уже была сделана до меня.

Для начала я рассказала ей про дисфункциональный круг совладания и подарила браслет, где были восемь разных пуговиц на одной верёвочке – по числу остановок в этом кругу, который мы разбирали. Она получила задание носить его в сумке и доставать, когда «залипает» в грёзах. Тактильно ощущать в руке и думать о себе, – какая именно эмоция сейчас нахлынула и льёт воду на мельницу работающего на высоких оборотах воображения.

Потом она получила задание записывать в течение недели все дела, которые долги, не доделаны, надо сделать, хотела бы сделать – и всю сессию занимались сортировкой этих дел. Я была её чувством меры, «подключенным извне девайсом» для неработающей (почему-то, сейчас не было времени раскапывать причины, почему) способности отделять главное от второстепенного. После того, как гора дел была разложена на Важные, неважные, Срочные, не срочные, Навязанные извне, Задуманные мной самой, я предложила ей попробовать месяц жить по новому алгоритму: разделить световой день на три части и делать в одну часть дня одно дело. Любое. По принципу «сразу». Если нет идеи, что делать – тащить записку с записанным делом из прозрачного пакета-файла, где они все, и делать в случайном порядке. Главное, что нужно было – хвалить себя за то, что его сделал.

Делать в случайном порядке ей не хотелось, и приоритет нашёлся сам собой. Деньги. Она нашла работу рядом с домом на несколько дней в неделю, в кафе.

Я искала источник мощи её воображения. Из всех телесных активностей она больше всего любила плавание и йогу – я попросила её возобновить любую из этих практик. Мне нужно было вернуть баланс в систему её желаний, распределить жизненные силы так, чтобы воображение перестало одуревать от избытка направленной на него энергии.

Как только она стала выходить из дома каждый день, чтобы работать или заниматься спортом, как только она стала получать удовольствие от того, что у неё есть свои деньги, свободный график, чувство ясности в жизни (сделать три дела и похвалить себя за каждое) без опасений и страха, желание жить – её мама заявила ей, что не видит, что психотерапия ей не помогает, и отказалась платить.

Она нашла другую, более высокооплачиваемую работу, и стала платить за свою психотерапию сама. Уже долгосрочную, а не краткосрочную. И говорила со мной-психотерапевтом уже о другом – об отношениях с матерью и отцом, о том, как ревниво относились к её успехам в семье, о духе соперничества, который не могли укрощать её близкие.

Про их желание триумфа «я делаю это лучше тебя!» в совершенно неадекватном состязании взрослого с ребёнком. И про тайное желание однажды всё-таки победить родителей. И про страх возмездия с их стороны, за такую победу. И про то, почему так пугает любовь и отношения с другими – тот, кто любит, начнёт с тобой соревноваться и будет делать всё, чтобы у тебя выиграть и выставить тебя слабым, никчёмным, бесполезным.

Потом она перешла на третью, хорошо оплачиваемую и престижную работу, и переехала на съёмную квартиру. Первые слова, которые сказала мама, когда зашла в дом, где она своими руками сделала ремонт (три дела в сутки, не больше, и хвалить себя за каждое) вечерами после ежедневной работы, были:

– Не жалуйся, когда мы с папой переезжали, я уставала больше тебя. А эта дверь покрашена абы-как. Я аккуратней бы покрасила.

И эти слова её не ранили и не убили, как раньше. Они её развеселили, «мама не меняется». Она перестала быть пленником своего детства и начала жить.

– Продукты в холодильнике, сготовь нам ужин, пока я тут домываю, – попросила она маму. И добавила про себя:

– Займись делом.

Вазы в её доме

Когда Костя начал встречаться с Дашей, им было по восемнадцать, и компьютерные игры интересовали его гораздо больше цветов. Бабушка Даши была выдающаяся женщина, известный человек в их городе, и в её огромной квартире ходили хороводом многочисленные друзья.

В бабушкиной квартире Костя насчитал пятьдесят ваз для цветов. Не десять, не двадцать, а пятьдесят, Карл!

– Зачем ей столько? – спросил он Дашу, когда вышел от гостеприимной бабули первый раз.

– Она тридцать лет преподавала в вузе, ей цветы всю жизнь дарят, – отмахнулась Даша. – Надо же их куда-то ставить.

На юбилей бабули Костя увидел, как это бывает, – когда у тебя в доме не осталось ни одной свободной вазы, букеты на всех столах, в каждой комнате на полу, и розы в ванной – потому что их некуда ставить. Люди старой закалки сказали бы, что этот визит стал для Кости эстетическим потрясением. Никогда прежде он такого не видел.

В доме Дашиных родителей ваз было две. Одна, подаренная на 15-летие отдела отцу, и одна, подаренная на 25-летие отдела теми же сотрудниками там же.

– Это вам, – подарил Костя букет будущей тёще.

– Спасибо, – приняла она цветы и привычным движением передала их мужу, чтобы поставил куда-нибудь. Любовно подрезать их, подбирать к букету подходящую вазу и тем более украшать ими дом, у неё не было ни малейшего желания.

Костя был воспитан в правильных традициях и цветы на памятные даты обязательно дарил. Как будет у них с Дашей в семье, он не задумывался. Ему казалось, что все женщины одинаково это делают.

Он ошибался.

На третьем году их брака Дашино невнимание к его цветам стало Костю раздражать. На пятом – он перестал терпеть и начал высказывать ей претензии за это. На седьмом они пришли к психологу, чтобы спасти брак ради детей.

Для Даши выполнять прихоть с вазами и танцевать с бубном вокруг подаренных цветов означало «прогибаться» под Костину идеологию.

Для Кости невнимание к принесённому в дом букету означало «её невнимание ко мне».

За ворохом взаимных упрёков была скрыта грустная правда о безнадёжной сексуальной жизни обоих: они ложились в постель как мужчина и женщина раз в полтора-два месяца. В цветущем возрасте.

Настало время деликатного и откровенного разговора, в котором больше сексологии, чем психологии. Время задуматься о том, куда и как ушло обоюдное желание быть друг с другом так близко, как только можно?

Когда Даша начала встречаться с Костей, им было по восемнадцать, и котики интересовали её гораздо больше цветов. У неё был подаренный ей родителями мэйн кун, и заботы о нём поглощали её полностью.

Семья у Кости была самая обычная, родители современные, в их жизнь не лезли. Выходила она замуж за Костю по любви. Жизненные задачи – карьера, ипотека, платные роды – решали вместе. Как они пришли к бессмысленности супружеской жизни, Даша и сама не знала.

Физически с годами стали грузнее оба. Непростительных обид между ними не было. Мыслей о ком-то получше – тоже. Отталкивающих моментов друг в друге назвать не получилось. Разочаровываться в муже Даше не приходилось, обещания он выполнял.

Пришлось спрашивать «в лоб», за что она его идеализирует, что её в Косте восхищало и восхищает? За что его хвалят её родители? Какими качествами в папе гордится её мама?

А Косте пришлось напомнить, что для секса нужны «сытость и праздность», тогда как маме двух маленьких детей праздное времяпровождение только снится. И то урывками.

На следующее занятие они пришли с инсайтом, что Даша рисовала себе будущее их семьи по модели брака своих родителей. Асексуального, по её мнению. Сохраняемого ради детей. И что другой модели отношений она просто не знает. А ушли – с заданием проявить нежность друг к другу в присутствии Дашиных родителей и посмотреть на эмоциональную реакцию «взрослых» и свою, в процессе.

Развести «розовые сопли» им не дали, мама их нежность тут же обсмеяла. Обескураженный Костя, – в его семье нежности умилялись, – только и смог сказать потом, что у него всё внутри сжалось. А как чувствовала себя Даша, какой стала её ласка и женственность за десятилетия неприятия матерью, он и представить себе не смог. Дашу же душил стыд за «тили-тили-тесто, жених и невеста» и невозможность вообще что-то сказать.

Вот с этим и начали работать.

А вазы в Дашином доме появились благодаря подругам. Она попросила их как-то на День рождения подарить несколько, под разное настроение и разные букеты. Потому что приносить в дом цветы любит её ненаглядный муж.