Франция, Монпелье
Наше время
– Просыпайся, – слышу я голос в голове.
– Я сплю, – бормочу я.
– Мои дети ждут меня. Вставай! – в голове проносится визг, переходящий в крик.
Я резко открываю глаза и недовольно вздыхаю.
Я всегда знала, что во мне кто-то живет. В определенные моменты жизни я воспринимала людей совсем по-другому, слышала отголоски другой эпохи или раздумья другого человека. Меня водили по врачам и гадалкам. Выяснилось, что с научной стороны это признаки биполярного расстройства, а с мистической – прошлая душа не ушла из тела, в котором я родилась. Она пытается ужиться во мне, но я подавляю её. Когда я слаба, эта душа выходит на свет и завладевает телом, которое принадлежало ей много веков назад. Есть одно «но»: я всегда помню, что она творит.
Этой ночью я переночевала у родителей. Самое непростое решение в моей жизни.
– Ну, скажи мне. Зачем тебе дом, когда есть наш? – спрашивает мама, наливая сок.
– Потому что я этого хочу.
– А замуж когда, а? Тебе уже 26 лет. Я хочу твоего счастья.
– Я счастлива одна, ма.
– Нельзя быть счастливой без мужа и детей, Рена, – недовольно бурчит мама.
Я в середине своей трапезы, когда спускается папа. Мама сразу подходит ко мне и пихает в бок.
– Иди принеси ему стул, – шепчет она. Но фишка в том, что она не шепчет, как она думает, а говорит довольно громко, чтобы услышал папа и решил: «Черт, какие у меня хорошие жена и дочь. Заботятся обо мне во вред себе». В этом проявляется другая фишка – мой папа пофигист.
– Не надо. Пусть ест. Я сам говорит он.
– Пересядь, Рена, – говорит мама, так как я – о Боже! – сижу во главе стола.
– Пуст сидит на месте, Сара. Я в порядке.
Ты-то да, но не она, – хочу сказать я, но встаю из-за стола.
– Спасибо, я всё.
Я поднялась наверх, но, оказалось, мать последовала за мной.
– Ты что делаешь? – шипит она, закрывая дверь.
– Я что-то сделала не так?
– Почему встала и ушла? Сейчас твой папа подумает, что он тебе неприятен. Ты этого хочешь?
– Нет, – просто отвечаю я, видя ликование в её глазах.
– Тогда спускайся вниз и поешь.
– Я не хочу.
Она поднимает руку, но я быстро её перехватываю.
– Мадам, моя маменька никогда на меня руку не поднимала, даже когда узнавала о моих гнусных деяниях.
А вот и она. Анастасия. Прошлая душа.
Глаза моей матери расширились от испуга, доставляя мне наслаждение.
– Мадам?..
– Кто… кто ты?
– Я столько лет в теле Рены, а Вы до сих пор не узнаете меня. Это удручает, – мои губы расплылись в улыбке, и Анастасия крепче сжала мамину руку. – Вы нас задерживаете, мадам. Извольте уйти.
Не дожидаясь её ответа, Анастасия взяла сумку, и мы вышли из комнаты.
Медленно шагая по улице, ко мне подошел вчерашний мальчик. Мы долго хранили молчание, пока он не остановился и не сказал:
– Почему Вы так спокойны?
Я поравнялась с ним и улыбнулась.
– Анастасия живет во мне давно. Так что я привыкла к ней.
– Вы врете, – спокойно заявил мальчик.
Да, вру. Это полная брехня. Я к ней не привыкла. Боюсь её и её воспоминаний. Эта женщина страшная.
Вчера я даже не поняла, как легла в постель в доме родителей. Я снова слышала этот плач. Я увидела как Адан мурует младенца, а потом улыбается, пересчитывая очередной мешок бриллиантов от Анастасии. Они оба больны.
Я проснулась в холодном поту, моё сердце болело. Он замуровал его, пока дитя плакало. Он родился пару минут назад, но уже был обречен на смерть из-за своей матери, любившей необычные вещи.
Меня уже тошнит от слов «необычный, необыкновенный».
– Вы… убьете меня тоже? – тихо спросила я, сжав кулаки.
– Луиза, давай.
Мою руку схватила девочка и мило улыбнулась.
– Мамочка такая неистовая. Так брыкается сильно.
– Но… как? Я не чувствую её, – осознание пришло ко мне. – Ты блокируешь её?
Она кивнула.
– Мы не убьем тебя. Если мы убьем тебя, тогда, получается, мы поступим, как однажды поступили с нами, – сказал мальчик. – Мы хотим только её. Насколько уверенной не была бы её бравада о смерти, она боится и не хочет умирать. Как-то раз мы напали на неё, но она успела сбежать в другое тело.
– Думай о том, что мы хотим убить тебя. Повтори за мной: «Эти дети хотят моей смерти», – голос Луизы наполнился дымкой.
– Эти дети… хотят моей смерти, – после этих слов моё сердце наполнилось страхом.
Мальчик кивнул, я отступила. Мои ноги задрожали, и я чуть не упала. Луиза продолжала удерживать меня.
– Отпусти, – прохрипела я и дернула руку.
Мимо нас проходила женщина. Луиза коснулась её.
– Чт?.. – не успела спросить женщина, потому та покрылась волдырями и упала.
– Она…
– Умерла. У меня есть способность покрывать людей болячками-убийцами, – я судорожно осмотрела руку, а девочка просто усмехнулась. – Не передала я тебе ничего. Эта моя вторая способность, после блокировки. Бу!
Из домов начали выходить люди. Они выглядели пустыми словно потеряли свою волю к жизни. Мне послышался детский плач.
Я посмотрела на мальчика, а он всего лишь рассмеялся.
– Я не отпущу тебя, пока ты не посмотришь на мои способности. Меня похоронили не как других. Я был ребенком вампри. Моя мать решила, что съесть сердце ребенка вампри и выпить кровь его отца сделает её бессмертной. У меня вечная страсть к крови. Но мне нравится не пить её, а проливать.
Он поднял руку, и люди подняли руку с… ножом. Они подошли к нам и образовали круг. Медленно их ножи протыкали их тела. На землю капала – нет – лилась кровь рекой. Я вся покрылась кровью, я утопала в ней, утопала в их криках, мольбах и детском плаче. Я упала на колени, закрыла руками уши, склонила голову и шепотом просила:
– Пожалуйста, хватит. Хватит! – шум нарастал, а потом резко прекратился.
Я подняла голову и огляделась. Никого: ни тел, ни детей, ни крови.
Но доказательством этой страшной сцены являлись кровь на моей одежде и сам металлический запах крови.
Я встала, чуть не упав, побежала так быстро, как смогла. Но в ушах у меня стоял детский плач и одно единственное слово: «Освободи».