Czytaj książkę: «Беззаботное материнство. Заметки счастливой многодетной мамы», strona 2
Третья беременность снова оказалась сложной, немногие из родственников были «за» роды. Мне пришлось преодолеть серьезное давление и переживания, и даже конфликт с мужем. Но именно через это я пришла к вере, и вера помогала в преодолении препятствий. Тогда я наконец впервые исповедовалась и причастилась, это было как обновление, заметно прибавились силы. Вскоре родился Тимофей, мой старший сын.
Недалеко от загородного дома была общеобразовательная школа, и туда мои подросшие дочки поступили учиться, а я позже пришла в эту школу работать. На тот момент Тимофею исполнилось почти три года. Началось золотое время моей жизни. Это была беспрерывная радость, творческий подъем. Время пребывания в среде единомышленников, и у меня была любимая работа: помощник главного редактора в издательстве, вместе с удивительными людьми, у которых многому научилась. Это было большое издательство, которое, помимо газеты, занималось изданием альманахов и даже организовывало молодежные слеты, а также различные интересные поездки и интеллектуальные олимпиады. Через некоторое время я сама стала редактором газеты и одновременно преподавателем журналистики в нашей православной школе «Плесково». А Тимофей после сада при школе поступил в первый класс.
В это время я вдруг узнала, что жду еще одного ребенка, уже четвертого. Должен был родиться Дорофей. Когда была им беременна, началась война в Донецке. У школы «Плесково» возникли финансовые проблемы, потому что наш попечитель и благодетель родом оттуда. Раньше мы часто бывали в поездках, связанных с конкурсами. Из-за отсутствия финансов эти поездки прекратились, стало меньше рабочих мест. Мне поставили условие: если я не выхожу в сентябре на работу, а моему младшему сыну Дорофею на тот момент исполнилось только три месяца, то издательство закроют. Я тогда переживала серьезный кризис. Впервые узнала, что такое постродовая депрессия, и, конечно, было больно за моих коллег.
На тот момент в декрете находилась еще одна сотрудница, тоже многодетная мама. Она меня научила верстке. Я скрепя сердце решила выйти на работу, и начала трудиться одна, с младенцем. До этого мы работали достаточно большой командой. Теперь же только я отвечала за полный цикл производства школьной газеты – это было одно из немногих оставшихся изданий. На мне было все – преподавание, редактура, оформление, верстка, печать и, конечно, создание контента. Этот опыт фактически сделал мой будущий блог. К моменту начала ведения своей странички в интернете я была вполне опытным человеком по части контента и подачи материала.
Началось не такое «золотое» время, как было, но все равно счастливое. Времена не выбирают… Мне даже дали служебное жилье, а работала я в полуподвальном помещении. Малыш всегда был рядом, поначалу просто в коробке спал, потом поставила туда люльку. Мы время от времени выходили с ним гулять, я его там же, на работе, среди бумаг и компьютеров, кормила.
Оба моих сына выросли на грудном вскармливании. Тимофею и Дорофею досталось в этом смысле больше материнской заботы, чем моим первым дочкам. Не знаю, как одновременно осилила и работу, и заботу о младенце – два почти исключающих друг друга занятия, но Господь мне помогал, а иначе человеческих сил не хватило бы. Помогало и то, что все мои дети были рядом. Мои старшие дочки на тот момент уже были достаточно взрослые. Обе посещали студию журналистики и много других кружков и мастерских. Старшая стала отличной помощницей в издании газеты. Всем нам было трудно, но мы с детьми были вместе и не унывали, пока не случилась беда.
Мой муж еще с тех пор, как мы с детьми начали воцерковляться, принялся за строительство дома на озере Селигер. Часто уезжал туда. Мы не виделись иногда неделями. В отпуск он тоже перестал с нами ездить – все время говорил, что у него «дела и много работы». Верующим человеком, к сожалению, он так и не стал. Хотя мы с детьми постоянно молились за него, но не давили, не настаивали на воцерковлении. При этом он был заботливым мужем и отцом, когда находился рядом.
То, что с моим мужем что-то происходит, я поняла не сразу, я была поглощена делами: на мне грудничок и полный цикл издания газеты. Впервые я узнала о беде от старца Илия. Батюшка часто приезжал к нам в школу, служил, оставался в Малом Шереметевском дворце на территории нашей школы, где находилась его келья. Я как-то подошла к нему сказать, что у нас в семье не ладится: муж совсем отстранился. Батюшка помолился и сказал, что у мужа моего другая жизнь идет. На тот момент я ничего дурного представить не могла, потому что сама с головой в детях и в работе, а оказалось, что очень важное упустила из виду. Другая жизнь мужа стала какой-то страшной загадкой.
Потом все открылось… У меня на душе появилась мрачная, горькая тяжесть. Вскоре я неожиданно попала в больницу: начались неясного генеза боли. Вместе со мной стали болеть и дети. Даже Тимофей, который никогда не болел, попал в Филатовскую больницу с заболеванием, которое так и не смогли определить. Началась темная полоса в нашей жизни.
Оказалось, муж встречался с другой, но сообщить мне об этом он не посчитал нужным. На тот момент был построен дом, в строительстве и оформлении которого я тоже принимала участие. А что мы? Ничего не поделаешь! Держались с детьми как могли – стали чаще причащаться и вести более внимательную духовную жизнь, какое-то время просто не выходили из храма, надеясь только на помощь Божию. Да, это горе горькое. У меня тогда почва уходила из-под ног: семья ведь распадается. Уверена, что продержаться нам помогли молитвы старца Илия, через которые Господь нас вынес на руках… Наконец, батюшка сказал, что мне нельзя оставаться с мужем, потому что могу просто умереть. Не став углубляться, как именно умру: физически или духовно, приняла предостережение и переехала в служебное жилье.
Батюшка не благословил взыскивать что-либо из имущества по суду. Сказал, что у моих детей со временем будет все, что им нужно. Теперь я понимаю, как это было мудро: не судиться. Знакомые с обычным житейским опытом за такой поступок пеняли, мол, не думаешь ни о себе, ни о детях. Даже откровенно называли меня «дурой». Удивлялись, почему я ничего не отсуживаю и ничего не пытаюсь забрать себе. Не стала вдаваться в объяснения, молилась как могла и наконец приняла эту ситуацию. Предвижу ваши вопросы, оставил ли мне муж, с которым я прожила 19 лет, хоть что-то, и отвечу с чистой совестью: нет, ничего, кроме детей! У меня была и остается только квартира в Москве, где мы прописаны с братом (он тоже многодетный – у него четверо), и там же прописаны все мои дети. Муж не захотел прописывать их у себя, но я, далекая от подозрительности, восприняла это нормально, тем более, мы стояли в социальной очереди на улучшение жилищных условий и стоим в ней по сей день – уже почти 20 лет!
Мои дети очень тяжело переживали развод. Было много трудностей. По благословению старца съездили в монастырь и помолились, чтобы Господь отвел беду от одного из моих детей, не стану называть имя, который особенно переживал. Когда процесс отделения закончился, мы с детьми чувствовали себя невероятно уставшими, но очевидно стало легче. Я выдохнула!
Прошло совсем немного времени, и вдруг в моей жизни появился человек верующий, церковный, который очень быстро – через три недели после знакомства – сделал мне предложение. Он приезжал к нам в школу, мы вместе с ним и моими детьми ходили на службы, ездили по святым местам. Но перед глазами был совсем недавний и страшный опыт, я засомневалась, нужно ли выходить замуж, ведь рана еще не зажила. Подруга предложила съездить за советом к старцу Власию, Царство ему Небесное. Я сказала, что совсем не хочу замуж, но он ответил, что надо. Повторил это трижды! Подруга моя удивилась: мол, сколько раз просила у вас благословения, и вы не давали, а Марию с четырьмя детьми благословляете! Батюшка сказал: «так надо». На тот момент и предположить не могла, какие в будущей семейной жизни будут искушения и испытания.
Этот совет старца Власия я восприняла как благословение и была обескуражена. Старца Илия не было в России на тот момент, он был на Афоне. Мы с ним увиделись только осенью. Старец Власий благословил венчаться после окончания Петрова поста. И мы – да – получили разрешение в синодальном отделе, так как жених мой тоже был прежде венчанным, но развелся три года назад по инициативе бывшей жены. Мы поженились на Петра и Павла 12 июля, а чуть позже и повенчались в храме Покрова на Нерли.
Венчал нас архимандрит Иероним, настоятель того храма. На таинстве никого, кроме нас, не было. Такое решение мы приняли потому, что это было повторное венчание у обоих. Когда приехал старец Илий, мы попали к нему в келью уже вдвоем с мужем. И он благословил нас на рождение детей. Новый супруг отнесся к словам старца напряженно. Он даже спросил: зачем нам еще дети, если уже есть? (В его предыдущем браке тоже были дети.) Батюшка ответил, что нам следует спасаться чадородием. Не могу дословно воспроизвести, что он сказал, но точно – о спасении чадородием. Чада… Я сразу поняла, что будет не один ребенок.
Действительно: буквально через девять месяцев родилась Серафима. А через год – Евфросиния. Мне в тот период очень помогали мои старшие дочери. Мамы тогда уже не было в живых, как и отца. Мама моего мужа и ее старшая дочь отнеслись ко мне и к детям, скажем так, напряженно. Со временем эта напряженность только возрастала. После рождения Фросеньки я почти не общалась с родней мужа, а после появления на свет Гликерии общение практически полностью прекратилось. Для родни второго мужа появление подряд троих детей стало сюрпризом. С детьми, с их стороны, мне практически никто не помогал, если не считать нескольких раз. Муж часто твердил, что дети – это большая нагрузка. Конечно, еще какая! Родственники не были готовы к такому активному деторождению и своего отношения ко мне не скрывали.
Гликерию я родила в сорок пять лет, и это тоже было настоящее чудо и милость Божия! На восьмом месяце беременности я попала в аварию. И каким-то образом почти не повредилась, хотя сильно пострадала машина. На фоне беременности у меня возникло очень опасное заболевание – преэклампсия, которое угрожает и матери, и ребенку и требует срочного родоразрешения, так как может начаться стремительный и необратимый отек мозга. Как только почувствовала, что что-то не так, поехала в ближайший роддом. Меня осмотрели в приемном покое и сразу направили в реанимацию. Сделали обследование, и выяснилось, что меня нужно срочно родоразрешать! Давление было около 220–240! Врачи настроились на срочное кесарево сечение. Но я была уже опытная мама и знала, что во время преэклампсии кесарево может так же стать серьезной угрозой обоим, хотя это вроде бы самый простой способ, и приняла решение рожать без кесарева сечения!
Я молилась сама и еще успела отправить сообщения нескольким подругам и блогерам – они тут же распространили информацию, и за меня начали молиться сотни, тысячи людей. Молился и мой муж – ему позвонили и сообщили, что я могу умереть… Да-да! Заведующий реанимацией возмущался и кричал, и что я только не услышала тогда в свой адрес: что умру здесь, что оставлю сиротами детей. Хотя мозг был как в пелене от лекарств, я четко понимала: нужно рожать самой. Врач ничего не смог сделать против моей воли и пошел на компромисс. Я подписала все необходимые бумаги.
Мне начали стимулировать роды. Я знала, что когда так делают (мне прокололи околоплодный пузырь), то чаще всего давление падает. Так и произошло. Я вошла в роды, и эти роды были очень мягкими, несмотря на то, что я, обездвиженная капельницами, почти не могла пошевелиться. Это для меня были первые роды без движения: раньше ведь всегда ходила и даже прыгала на мяче, до последнего… Для наблюдения приставили самых опытных акушерок и лучших врачей. Благодарю за них Бога! Родилась моя Гликерия (имя выбрала заранее), маленькая, всего 2400! Все мои предыдущие дети появлялись со средним весом 3500, а кто-то даже 3850. А тут такой комочек крошечный родился! Ее увезли от меня практически сразу, потому что я еще нуждалась в реанимации. Сказали, что угроза преэклампсии никуда не делась и в любой момент может случиться кризис.
Я переживала, что Лушу увезли, осталась в реанимации со все еще высоким давлением, продолжала молиться изо всех сил. Тогда так ясно чувствовала, как за меня многие переживают, что Господь рядом: ничего не боялась и знала, что все будет хорошо.
Утром пришла главврач, которой не было весь предыдущий день. Сколько же мне добрых и теплых слов она сказала: какая я героическая, какая молодец, какая решительная, как правильно сделала, что вошла в роды. Я была очень удивлена: незнакомый врач так искренне и душевно меня похвалил! Это придало сил. Врач сама чуть не плакала, это тепло передалось и мне. Она спросила: «Что бы вы хотели?» Я сказала, что есть мечта увидеться с моим ребенком, что хочу в палату, чтобы одна с дочкой, только я и она, чтобы там больше никого не было. В этот же день по ее распоряжению меня перевезли в отдельную палату.
Сюда мне привозили еду, здесь за мной ухаживали как дома. Через какое-то время разрешили забрать малышку к себе. Врачи боялись поначалу за меня и дочку: они не знали, справлюсь ли, не уроню ли ее. Меня постоянно контролировали, что делаю: сплю ли, ем ли, кормлю ли, а еще регулярно измеряли давление и остальные показатели, следили за приемом лекарств.
Удивительным образом давление ушло, оно оставалось чуть повышенным, но стабилизировалось. Я даже начала кормить малышку грудью и вскоре попросилась на выписку. Встречали нас под колокольный звон. Как раз, когда выходила из роддома, зазвонили колокола. Напротив московского роддома номер 17 – храм во имя Ксении Петербургской. Так интересно сошлись обстоятельства. Моя старшая дочка тоже пришла меня встретить, она сказала: «Мама, смотри, как удивительно! Под колокольный звон выходит наша Гликерия». Такое вот чудо.
