Соня Малых училась очень плохо. Нельзя сказать, чтобы она была лишена способностей… Нет, она могла выучить урок очень скоро. Но она была так рассеянна, неусидчива, что забывала все через минуту. К тому же не только ее тетради, передник, платье, руки, но даже и лицо постоянно бывали в грязи и в чернильных пятнах.
Как ни билась с ней Анна Петровна, каких наказаний она ни придумывала – ничего не помогало. Соня изо дня в день была наказана: то «без передника», то «без сладкого», тетради ее рвались, и ее заставляли все переписывать. Анна Петровна даже пробовала ее грязные тетрадки прикалывать ей сзади к пелерине. Но ничто не могло отучить ее от неряшливости.
К Соне Малых никто не приходил по воскресеньям. Когда начинался прием родных и знакомых, Соня обыкновенно забиралась в угол класса, ложилась на стол головой и не говорила ни с кем ни слова.
– Что с тобой, Малых? – спрашивали ее воспитанницы, а иногда и Анна Петровна.
– Ничего.
– Ну, так не смей лежать… Изволь сесть…
– У меня голова болит…
– Тогда иди в лазарет.
– Не хочу, – и опустив голову на парту, она часто лежала так молча весь прием.
– Несносная девочка! – говорила Анна Петровна и оставляла ее без внимания, избегая заводить историю.
После приема родных воспитанницы, веселые, счастливые, раскрасневшиеся, возвращались в класс. Каждая с собой приносила какой-нибудь сверток, пакет, а горничные приносили целые корзины гостинцев. Воспоминания, разговоры и веселый смех не переставали звучать весь этот день. Одной мама принесла пять апельсинов. В Сибири тогда это был редкий гостинец – апельсины стоили не менее 10 рублей десяток. Другой дядя привез с приисков маленький золотой самородок… У кого приехали знакомые и привезли коробку «российских конфет» (так назывались конфеты из Европейской России). У всех были радостные новости, иные впечатления, не похожие на их институтскую жизнь. Надо всем носился особый интерес другой жизни, свежих впечатлений. Только те девочки, к которым никто не приезжал, со скрытой завистью слушали подруг. Они, конечно, щедро делились с ними гостинцами и новостями, влетавшими веселой струей в тихую институтскую жизнь.
Одна Соня Малых никогда не принимала никакого участия в общем круговороте. Она сидела, намеренно отвернувшись от всех.
– Соня, вот возьми, попробуй конфет. Это «из России», – скажет ей какая-нибудь сердобольная душа, протягивая красивую коробку.
– Не хочу я ваших конфет! – резко отрежет дикарка.
– Ну, не хочешь – и не надо… Нам больше достанется…
– Соня, съешь мороженое яблоко…
Ответ один и тот же: «Не хочу».
– Капризная ты. Прежде любила, а теперь вдруг не хочешь…
– Ну так что же! Прежде любила, а теперь не люблю! И от вас брать не хочу!
– Неужели и серки не хочешь? – поддразнят ее подруги.
Соня вдруг приходит в ярость:
– Вот я скажу, что вы серу жуете… Попадет вам… Непременно все скажу, – сердито кричала она.
– Злючка! Фискалка! Жалобница! – сыпались на нее укоры.
Но Соня только пугала, обещала, но никогда ни на кого не жаловалась. На нее же жаловались все постоянно.
Прошли Рождество и Пасха. Воспитанницы разъезжались по домам. Среди немногих в институте оставалась и Соня Малых. Она была все та же: резкая, скучающая, неряха. Ни с кем она не сходилась, не дружилась. Никто ее не любил.
Изредка ей писал отец с Сахалина. Однажды он прислал ей денег – 5 рублей. Девочка обрадовалась, решила сейчас же купить китайской пастилы, альбом для стихов, серы, китайского уксусу для пельменей и составила себе целый список покупок.
Но классная дама не позволила, так как Соня очень скверно училась ту неделю и еще хуже вела себя.
Через неделю Анна Петровна сжалилась над дикаркой и сказала ей:
– Можешь, Малых, истратить на себя пятьдесят копеек. А если будешь хорошо себя вести и станешь отвыкать от грязи и грубостей и не будешь пожимать плечами, то я позволю тебе истратить целый рубль. Напиши, что тебе купить.
– Ничего мне не надо! Можете взять мои деньги себе… Я их не хочу, не хочу! – закричала девочка и громко зарыдала.
– Дерзкая, грубиянка ужасная! Встанешь к «черному столу», – сердилась Анна Петровна.
Соня была строго наказана. Сладу с ней не было.
Она училась так плохо, что осталась в классе на второй год.
– Как я рада, что отделалась от этой ужасной девочки, говорила Анна Петровна. – Пусть Эмилия Карловна с ней повозится… Пусть узнает, что это за сокровище! Помается она с ней. Ну, да я надеюсь, что уж это недолго…
На лето Соня Малых осталась в институте.
– Отчего же ты, Малых, не едешь домой? Отчего тебя не берет папа? Я бы, кажется, умерла, если бы меня оставили на лето в институте, – говорили ей подруги.
– Я не хочу домой… Если б я хотела, то поехала бы… Не хочу и не поеду…
– Странная ты, право! – возражали подруги.
А Соня еле сдерживала себя. Губы у нее дрожали, из глаз готовы были брызнуть слезы, которые она глотала, чтобы не показать слабости перед подругами… Но когда она легла в постель, то дала волю своему горю; она не могла заснуть ни одной минуты и горько проплакала всю ночь. Слез ее никто никогда не видел, – она плакала втихомолку.