Czytaj książkę: «Эффект домино. Грешники», strona 4

Колючка в подозрении сужает глаза:

– Ты забыл, что Кассандра Агилар, которая училась в Аризонском университете, трагически погибла? На неизвестный период у меня, то есть у нее, нет ни прежнего образования, ни дома, ни имени. Так что давай не будем «о будущем»? Сам же нарушил правило.

Пока не хочу разрушать нашу идиллию той новостью, что этот период будет не просто неизвестным, а вечным. Сейчас меня почему-то тянет только улыбаться. Страшно признавать, но мне дико нравится эта язвительная версия Кэсси. Она повзрослела, похорошела и стала более дерзкой. Конечно, в ней и тогда изредка проявлялись такие черты. Например, когда она метнула в меня нож или запихивала снег за шиворот той девицы в Солт-Лейк-Сити. Но чаще всего она была сдержанной и закрытой. Я всегда принимал эти черты за особенность ее темперамента, но, может, я в чем-то ошибся и не разглядел за этим другое? Страх? Почему она оказалась такой слабачкой и отправилась к Шейну?

Кассандра, по всей видимости, не выдерживает моего напряженного взгляда и выбирается из-за стола, по пути взяв пульт от домашнего кинотеатра. Женственно покачивая бедрами, до середины закрытыми рубашкой, она ступает к дивану в гостиной и с комфортом устраивается на нем, подгибая под себя ножки. Кэсси ничуть не стесняется здесь хозяйничать, и это мне тоже безумно нравится. Выпитое вино делает меня подобревшим до такой степени, что я на миг представляю ее в нашем общем доме совсем на других правах. Глупо, но никто же не узнает об этом, кроме меня?

Расслабленно перекинув одну руку через спинку стула, наблюдаю, как Кассандра щелкает кнопкой пульта, выбирая что-то из фильмотеки. Ставлю штуку баксов на то, что она даже не читает заголовки. Классная у нас игра под названием: «Давай сделаем вид, что не хотим друг друга».

Ухмыльнувшись, выхожу на террасу подышать ночным воздухом. На побережье он особенный: прохлада и свежесть, приправленная солью. Убрав ладони в карманы, закрываю глаза и делаю глубокие вдохи и выдохи, чтобы продлить такое редкое спокойствие, насладиться несколькими минутами безмятежности и разложить по полочкам буйствующие мысли. Прихожу к неутешительному итогу. Первое: я по-прежнему люблю ее. Второе: она тоже любит меня. И третье, самое тревожное: кажется, мне плевать на то, что было или не было у нее с Шейном.

Видимо, я простоял на улице дольше, чем ожидал, поскольку по возвращении в дом застаю свою распутную гостью спящей. Неслышно подхожу ближе и приседаю на корточки, оказываясь в опасной близости от ее лица. Кэсси лежит на боку, подложив ладонь под щеку, отчего ее губы сложились в смешной бантик, так и манящий поцеловать. Не сумев сдержаться, осторожно убираю локон, упавший на лоб девушки, а заодно провожу пальцами по нежной коже щеки.

– Брайан… – бормочет она мое имя в полудреме.

Улыбаюсь, надеясь, что там я не дам ей покоя, как и она не дает его мне.

Игра «Давай сделаем вид» продолжается.

Глава 8 Жучок

Брайан

Вчера, укрыв Кэсси пледом, я долго сидел рядом и размышлял, как она отреагирует на отвратительную правду о том, что по факту ее больше не существует, и этот процесс необратимый. Для АНБ она находилась в той сгоревшей машине, а я попросту не успел опередить людей Дона. В нашем деле так бывает, и это вполне штатная ситуация. Программа защиты свидетелей, безусловно, проект мощный, но не всегда реализуемый из-за бюрократических проволочек и отсутствия времени.

Достаточно вспомнить несколько таких случаев, когда я выезжал на мафиозные разборки в числе людей Робертса. Во время перестрелки не разбираются, кто – преступник, а кто – случайная жертва, попавшая под раздачу. Участник спецоперации никоим образом не должен выдать себя, поэтому никаких холостых патронов, никакой пощады и никаких послаблений. В данный момент я такой же член преступной группировки, как и все остальные.

С операцией затягивать нельзя, особенно в нынешних условиях. Мэддок представляет реальную угрозу и может стать огромной помехой. Сегодня возвращается Дон, и решить вопрос с прослушкой – задача номер один. Жучок должен быть в непосредственной близости от Ларри Робертса круглые сутки, и речь не о его кабинете, машине или доме. Я долго думал, каким образом провернуть это почти нереальное дельце, но все оказалось куда проще. Как ни странно, на эту идею меня натолкнула Кассандра.

Накануне я заметил в мусорном ведре вскрытую упаковку от того контрацептива, и, пока пялился на спящую Кэсси, в мыслях заезженной пластинкой крутились одни и те же вопросы. Почему я не вижу в ней ненависти после своего указа выпить его? Почему я впервые так сильно хочу, чтобы она пошла наперекор и ослушалась?

Тогда меня и осенило, как и куда спрятать жучок.

Утром я по-быстрому подделал рецептурный бланк, наведался в аптеку, затем на секретную квартиру, где есть все необходимое для моих махинаций, и немного похимичил с таблеткой и с блистером. Результат меня удовлетворил: никаких вмешательств не видно. Даже если затея провалится, и Дон сожрет микрожучок, он ничего не заподозрит. Разве что с расстройством пищеварения сляжет, но это меня не колышет.

Он всюду таскает препарат с собой в кармане. Точно помню, что на обеде перед моим отъездом в столицу Робертс вскрыл новую пачку, поэтому сразу вынимаю 3 лишние таблетки. Осталось самое сложное: подменить блистер ровно в тот момент, когда он вытащит свой.

***

Ханна садится в мой рабочий BMW, и я тут же перехожу к воплощению своего замысла. Целую ее в губы, одной рукой перебирая длинные волосы, а другой виртуозно просовывая блистер в боковой карман ее сумки. Чему только не учат на спецподготовке…

– Ты уже не сердишься на нас с Мэдом? – любопытствует Ханна с настороженностью в глазах.

Надев солнечные очки, завожу движок и плавно трогаюсь с места.

Да, вчера я вроде как «оскорбился», выставив виноватым Мэддока, а заодно и Ханну, осточертевшую своими претензиями. Такие способы манипулирования действуют на нее безотказно, и этот раз не стал исключением.

– Твой брат болен, детка. Какие обиды?

– Прости меня, Брай, – вкрадчиво произносит Робертс, укладывая руку на мое бедро.

Что и требовалось доказать: я заставил ее чувствовать себя виноватой.

Переплетаю наши пальцы и молча целую тыльную сторону ее ладони в знак того, что у нас все по-старому. Девушка заметно расслабляется и шумно выдыхает с блаженной улыбкой на лице. Мне почти не стыдно. Для себя я решил, что цель оправдывает средства, так что долой сантименты.

На вилле Робертса все по стандарту: Ханна ждет рядом, пока я прохожу досмотр, после чего личный консьерж Дона провожает нас до гостиной. Сегодня с нами и Генри Купер, одаривающий меня презрительным взглядом. Ему сорок пять, но по примеру Дона он выглядит как забальзамированный труп. Каменная маска, еле шевелящийся рот, и лишь глаза выдают его эмоции: я у него в немилости. Боится, что спихну его с поста? Не удивлюсь, если именно Купер – инициатор перепроверки судмедэкспертизы в морге.

Его присутствие здесь напрягает. На наши семейные обеды Генри обычно не приглашают. Из этого следует, что сегодня предстоит внеплановый сбор.

– Ханна, посиди тут. У нас мужской разговор, – подтверждая мои догадки, хрипит Робертс дочери и показывает мне рукой в сторону кабинета.

Подойдя к Ханне, целую ее в щеку, ненароком проводя ладонью по ее сумке, и следую за своими боссами.

Зайдя внутрь, мы с Купером ждем, пока Дон устроится на кожаном «троне», и только потом садимся напротив. Последний раз я был здесь в тот день, когда получил приказ прикончить Кассандру. По ощущениям, это было целую вечность назад.

– У нас проблема, господа. В семье завелась большая и жирная крыса, – без всяких прелюдий начинает Робертс, переводя изучающий взгляд с меня на Генри и обратно.

Я терпеливо молчу, ожидая дальнейших пояснений, чтобы понять, к чему он ведет.

– Откуда информация? – первым интересуется Генри, вертя большим пальцем печатку с черным камнем. Его неизменный атрибут. Вот кого я бы проверил на вшивость. Перстни и часы – самые популярные места для установки жучков, поэтому их не позволено носить никому из подчиненных, стоящих в иерархии ниже подручного.

– Вчера на передаче крупной партии фараоны устроили облаву. Моих солдат повязали, и одному удалось развязать язык.

А эта новость меня заставляет подобраться. Какого хрена?

– Кому? – спрашиваю озабоченно. Дон любит, когда переживают за семейные дела.

– Сегодня и выяснишь. Я отвалил за эту шкуру приличную сумму. Его держат в нашем ангаре в Пасадине. Поедешь сегодня туда с Генри. Я должен знать, кто его заказчик и что ему известно еще.

– Меры? – задаю волнующий меня вопрос.

– Крайние, – кривит он рот в усмешке.

***

Обед проходит в привычном тягостном молчании. Обычно это радует, но не сегодня, так как в тишине все мои мысли заняты только предстоящим кровавым мероприятием. Раз Купер едет со мной, исход предрешен, а это значит, что на мне будет висеть еще одна смерть. Да, солдаты займутся самой грязной работой, но пустить пулю проще, чем делать то, что требуется от меня. Моя задача – разговорить человека, а для этого используются весьма неприятные методы. Жестокие и беспощадные.

Вцепившись в поднос с графином, в столовую заходит Кэнди. Наконец-то. Я заждался. К тому моменту, когда Дон достает таблетки из внутреннего кармана пиджака, я уже вооружился ножом для масла, размазывая его по тосту. Девушка предсказуемо встает рядом со мной, плотно прижимаясь бедром к моему предплечью. Нож будто случайно соскальзывает, резанув по пальцу. Раздосадованно вскидываю руку, задевая ей графин, стоящий на подносе, и он валится набок. Вода расплескивается частично на меня, частично на стол, но я немедля подрываюсь на ноги:

– Какого черта ты трешься о меня своим задом, идиотка? – рявкаю я на Кэнди, выхватывая поднос из ее руки, и сразу же ставлю его на стол поверх блистера, выложенного Доном на стол.

Подмену никто из присутствующих не замечает. Всеобщее внимание приковано ко мне и перепуганной работнице, которую я отчитываю, жестикулируя рукой с окровавленным пальцем.

– Ладно-ладно, Хоук, уймись! – встревает Дон. – Иди лучше палец перебинтуй, не то заляпаешь тут все.

Надо же, в суете он и не спохватился, что я первым нарушил правило молчания за столом. Перевожу взгляд на свою руку и, покорно кивнув, удаляюсь в уборную, в глубине души ликуя от проделанной работы.

***

До Пасадины мы с Купером добираемся каждый на своей машине. Солдаты должны ждать в ангаре, поэтому нам оставалось заехать по пути за инструментами на базу клана. В специальном черном чемоданчике содержится все необходимое для выбивания информации практически из любого человека. У пленника не получится что-то сказать только в трех случаях: он изначально немой, ему отрежут язык, или он профессиональный шпион, который предпочтет откусить себе язык, чем выдать тайные сведения. Второе обычно любит делать садист Купер своими руками как истинный последователь Ларри Робертса. Я, как правило, начинаю с психологического давления. В некоторых случаях это бывает гораздо эффективнее физической силы и срабатывает быстро. Особенно когда найдено уязвимое место. Почти любому человеку есть что терять, даже если своя жизнь кажется никчемной.

Однако, когда мы переступаем порог ангара, мой железобетонный настрой дает ощутимую трещину, потому что той самой шкурой, выкупленной у копов, оказывается Халк.

Глава 9 Палач

Брайан

В воздухе витает металлический запах крови, пота и затхлости, к которому в моем сознании обычно примешиваются еще и осязаемые оттенки черного. Да, даже у этого цвета я различаю разнотон. Каждый раз, когда я задействован в какой-либо боевой операции, моя психика, будто по щелчку, переключает цвет транслируемого изображения.

Это защитная реакция организма на вторжение извне, и запускается она автоматически, помогая сохранять хладнокровие. Таким трюкам нас обучали на спецподготовке в течение длительного времени. Единственное, со мной проходило не все гладко: в отличие от остальных, я прекрасно осознавал, что с нами делали.

Будущих агентов по очереди усаживали перед экраном, на котором транслировались слайды с фотографиями из разнообразных тематик. Так, после серии снимков леса, моря или гор могла появиться карточка с изображением расчлененного или обезображенного трупа. За весь сеанс демонстрировалось больше тысячи карточек, разбавляемых в определенный момент черной вспышкой. Мозг здорового человека просто не в состоянии ее зафиксировать за долю секунды, но я, похоже, отличился еще в момент рождения, поскольку улавливал ее каждый гребаный раз.

Я не мог так легко сдаться из-за обнаруженного «дефекта». Мне нельзя было выделяться на фоне остальных курсантов, иначе получил бы пинок под зад.

Когда стало очевидным, что я не поддаюсь внушению, научился самостоятельно включаться в эту игру с разумом, пока не довел прием с черным цветом до автоматизма, представляя его в виде банальной ассоциативной связи. Смерть окрашена в цвет тьмы. Это простейшая маска, позволяющая скрыть за собой все что угодно, и выглядит она в моем мозгу примерно как часть засвеченной пленки для старого фотоаппарата. Вроде бы знаешь, что за этим пятном что-то было, но уже не помнишь, что именно. Боец, чутко воспринимающий кровь на своих руках, рано или поздно свихнется, поэтому так важно возводить подобные заслоны.

Мама рассказывала, что из-за недоношенности мне пророчили слабоумие, инвалидность и целый букет сопутствующих заболеваний, но и здесь я поступил по-своему и наперекор всем прогнозам стал опережать сверстников по развитию. Не считаю себя долбаным гением, но странности в своем мышлении периодически подмечал. Складывание, деление и умножение многозначных чисел в уме? Легко. В семь лет? Без проблем. Но в школе я все равно выписывал в тетради решения столбиком, чтобы оставить этот секрет при себе. Куда сильнее меня увлекали дотошные наблюдения за людьми, позволявшие докапываться до их истинной сущности. А это было возможно только в одном случае: я непременно должен был стать лидером, чтобы собрать вокруг себя толпу. Мне нравилась эта игра: быть своим среди чужих.

Но самая странная аномалия ворвалась в мою жизнь в день встречи с Кассандрой. У меня словно открылся третий глаз, и я смог увидеть то, что раньше было скрыто под искусственным слоем: родственную душу. Не знаю, как еще назвать то сверхчувство, которое я начал испытывать с появлением этой девушки. С ней мой мир цветной, без нее – нет. Пожалуй, только недавно я осознал, что без Кэсси находился во внушенном двадцать пятом кадре длиною в восемь лет.

Присутствие в этом месте пыток для меня не ново, но, когда предстоит убить того, кому смерти совсем не желаешь, все навязанные самому себе установки летят прахом. Мой рассудок снова играет со мной злую шутку, не подключая привычный «зомби-цвет» и лишая тем самым необходимой агрессии и ненависти. Той, что позволит одним взглядом подкосить человека и заставить его обделаться от страха.

Бен достоин большего, чем стать частью засвеченной пленки на кадрах моей жизни. В этом кроется причина моего провала.

Он сидит на стуле с опущенной головой. Грязный, в рваной одежде, с многочисленными кровоподтеками на лице и ссадинами на руках. Его начали «готовить» к нашему приезду. Широким уверенным шагом подхожу к столу, стоящему перед Халком, кладу на него тот самый кейс и сажусь напротив. Купер остается стоять в паре метров от нас в качестве наблюдателя, а еще пятеро упырей кучкуются в углу, организовав там курилку.

Неизвестно, чего ожидать от нашей «беседы», и по большому счету я настраиваюсь на то, что Бен меня заложит. Завалить всех? Нет ничего проще, если у тебя в нижнем отделении «чемоданчика смерти» припрятана взрывчатка, тротилового эквивалента которой хватит, чтобы разнести к чертям все здание.

Увы, вместе со мной.

Страшно ли мне умирать?

Нет.

Есть, правда, парочка сожалений, касающихся одного человека.

– Объяснишь сам, или сразу перейдем к неприятным вещам? – Сцепив пальцы в замок, деловито укладываю их на стол.

Халк поднимает ко мне измазанное кровью лицо, и мои сомнения вмиг рассеиваются. Он не выдаст меня. Смирение в его проницательном взгляде кричит о готовности к тому, что произойдет дальше. Кому как ни ему об этом знать? Бен не раз присутствовал на подобных «казнях».

– Мне нечего сказать, – спокойно отвечает он. – Делай, что должен, Хоук. – И, нахально ухмыльнувшись, смачно плюет в меня.

Состроив каменное лицо, показательно медленно вытираю плевок со лба рукавом. Понимаю, чего добивается приятель: облегчает мне работу, давая добро на любые дальнейшие действия. Выпрямляюсь во весь рост с подчеркнутым спокойствием. Достаю револьвер из левой кобуры, и, не тратя времени на долгие раздумья, стреляю Халку в ногу. После затухания эха громкого выстрела по ангару разносится лишь сдавленное мычание. Парень терпит, зажмурив заплывшие от побоев глаза, а я проклинаю себя.

За то, что не в силах спасти всех, кого хотел бы.

За то, что жизнь ставит меня перед выбором, которого больше нет. Его я сделал много лет назад.

Выпущенная в Бена пуля покрыта растворимой оболочкой с ударной дозой мощного анестетика. И сейчас это меньшее, что я мог сделать для Халка: он хотя бы не почувствует того, что последует потом.

Пристегивать на заданиях две кобуры с оружием стало неизменной привычкой, привитой первоклассным оперативником на огневой подготовке. В одной – пистолет с обычными пулями, в другой – с особенными, изготовленными в лаборатории АНБ. Мне ни разу не приходилось прибегать к такому варварскому обезболиванию, но к словам наставника я прислушался: «Если загнан в тупик, лучше засади себе пулю сам».

Выстрелить сразу в голову или сердце было бы куда проще и безболезненнее, но тогда я бы подставился перед Купером. Здесь так не принято. Изощренные и длительные пытки – вот визитная карточка клана Робертса.

Из раздробленного бедра Бена хлыщет кровь, на лице гримаса боли, а в моей власти только время, которое я могу потянуть до тех пор, пока не подействует обезболивающее.

– Говори, Халк, – угрожающе требую я, прицеливаясь в другое бедро. – Ты же знаешь, что легко не будет.

– Легко не будет при любом раскладе, – скалится он, обнажая зубы, обагренные кровью.

– Кому ты слил партию оружия? Имя.

Нам обоим известно, кто знал об этой передаче, но Бен не раскроется. Особенно теперь. Халк осознает, что он – не жилец, а я единственный, кто заинтересован в крахе клана. Если замочат еще и меня, то его личная вендетта так и не будет доведена до конца.

– А ты угадай, – цедит Бен.

– Не вижу повода для ненужных церемоний, Хоук, – вмешивается Купер, вставая рядом, и опускает мою руку с пистолетом. Как назло, именно сегодня он решил включиться в дело раньше.

С беззаботным оскалом Генри достает из кармана медицинские латексные перчатки, надевает их с педантичностью хирурга и нажимает на защелки кейса. Открыв крышку, разворачивает его к Халку, и злорадно предлагает:

– Выбирай, с чего начать. Я сегодня великодушен как никогда.

Сжав челюсти, мой приятель храбро смотрит в глаза своему палачу. Упрямо молчит.

– Что ж… – Не дождавшись ответа, Купер машет отморозкам, обтирающим дальний угол.

Те тотчас подходят в ожидании дальнейших инструкций, а внутри меня начинает разрастаться леденящее чувство – предвестник неминуемой смерти. Но я продолжаю стоять в той же позе и смотреть с застывшей маской такого же урода, что и они.

– Руки на стол, – командует Генри, и двое солдат кидаются исполнять его приказ.

Они развязывают Бена и прижимают его руки к столу. Но надобности в этом никакой нет. Он не оказывает сопротивления.

Купер достает из кейса нейлер и, не прицеливаясь, двумя нажатиями пригвождает ладони Халка к столешнице. Парень сокрушенно роняет голову и не издает ни звука. Надеюсь, он не испытывает мук и просто закрыл глаза, вспоминая что-то хорошее. То, что не связано с криминалом, смертями и адом на земле.

Генри подходит к нему и, вцепившись в волосы, откидывает его голову назад:

– Смотри сюда, сука! Кто еще с тобой? Или ты думаешь, мы такие кретины и не врубаемся, что одному такую подставу не провернуть?

Приоткрыв глаза, Халк начинает громко хохотать в лицо злющему Куперу. Я усаживаюсь на край стола вплотную к нему, делая вид, что крайне озабочен этим унизительным допросом.

– Лучше бы тебе заговорить, – скрежещет зубами Генри.

– А то что?

– Твоя смерть наступит быстрее, идиот! – мой голос раскатисто гремит на весь ангар. Это не требование, а возможность дать ему еще хотя бы полминуты.

– Предпочитаю продлить удовольствие, – речь Бена растягивается, слабеет. Хочется верить, что это следствие анестезии, а не кровопотери.

Злобно выпятив нижнюю челюсть, Генри молча хватает из кейса топорик и безжалостно наносит один размашистый удар, отсекая сразу несколько пальцев на ладони Халка. Брызги крови рассекают пространство, оседая и на моих руках. Бен зажмуривается, а у меня покрываются наледью все внутренние органы разом. И на сей раз это не связано с жалостью. Знакомое чувство нарастающего ожесточения – вот что пропитывает своим холодом.

– А так, гаденыш? – Подручный Дона сплевывает с усмешкой и повторяет то же самое с другой ладонью.

Мой напарник шумно дышит через нос, так и не открывая глаз. Не смотри, дружище. Не смотри.

Следом Купер выуживает из кейса металлический обруч и, грубо насадив его на голову Халка, затягивает на одну ступень. Постепенное сдавливание черепа должно вызывать невыносимую боль, и я уповаю лишь на то, что Бен потеряет сознание до того, как эта пытка дойдет до края.

Генри, как заведенный, задает один и тот же вопрос и с каждым молчаливым ответом стягивает обруч все туже и туже. Приятель медленно оседает на стуле. Его тело сдается раньше, чем он сам, а я не отвожу глаз от чужой встречи со смертью, напоминая себе о цели своего нахождения в этом гадюшнике. В нос ударяет тошнотворный запах крови, но я не имею права отворачиваться.

Пусть Халк знает, что я был с ним до самого конца…