Czytaj książkę: «Неугомонное зло», strona 3
Рут, преподавательница английского языка на пенсии, раздраженно подумала: разумеется, нельзя видеть то, чего нет!
Старый Билли продолжал брюзжать:
– Надо бы заявить на них куда следует. Пронеслись по деревне, как будто за ними черти гнались. Почему они до сих пор не возвращаются?
Рут испуганно покосилась в сторону пресвитерия и негромко заметила:
– Мистер Туэлвтриз, чертыхаться в церкви – грех!
Билли пропустил ее упрек мимо ушей.
– В лес они поехали, вот что! Не знаю, что им там понадобилось.
– Вы уверены? – отрывисто спросила Рут, отгоняя от себя недоброе предчувствие.
– Здесь ведь только одна дорога, так? – угрюмо продолжал Билли. – Идет до самой опушки, а там обрывается. Я специально постоял у дома – хотел посмотреть, как они будут возвращаться. Думал, если так же пронесутся, сообщу куда следует… Как вы думаете, миссис Астон, почему они задержались? – Старик посмотрел на нее в упор. Его круглое румяное курносое лицо, обрамленное седыми щетинистыми бакенбардами, показалось Рут каким-то несуразным, как если бы вдруг ожило творение средневековых каменщиков, горгулья на карнизе.
Чтобы не свалиться, Рут ухватилась за голову херувима.
– Эй, миссис Астон, что с вами? Вы как-то побледнели. – Билли приковылял поближе; его маленькие глазки под кустистыми седыми бровями так и впились в нее.
– Со мной все в порядке! – Собственный голос показался Рут на удивление пронзительным. – А в лесу… скорее всего, ничего серьезного. – Она попыталась взять себя в руки. – Наверное, туристы развели костер. Они часто вытворяют всякие глупости.
– Тогда бы приехала пожарная команда, а не полиция. Разве не так?
– А вы выйдите на улицу, – негромко, но решительно посоветовала Рут. – Тогда рано или поздно увидите, как они возвращаются. Они непременно проедут этой дорогой. Возможно, они даже остановятся и расскажут вам, что случилось, или о чем-нибудь спросят.
Она от всей души надеялась, что старик ее послушается. Он в самом деле повернулся, как будто собрался уходить, и Рут вздохнула было с облегчением, решив, что избавилась от старого болтуна. Но вот послышался скрип, и на каменный пол упали неяркие солнечные лучи. Темный силуэт под готической аркой шевельнулся и спустился на две ступеньки. Закрылась дверь.
Сердце у Рут екнуло; она решила, что пришел один из полицейских, которых видел Билли. Правда, силуэт был явно женским, к тому же не в форме. В приезжих ничего необычного она не видела. В их церковь часто заходят туристы. Незнакомка в джинсах и светлой хлопчатобумажной рубашке оказалась высокой, лет тридцати семи – тридцати восьми, с непокорной гривой каштановых волос. Не красавица, но очень привлекательная. Черты лица правильные, брови дугой над ясными светло-карими глазами.
– Я вам помешала? – спросила гостья.
– Нет, – ответила Рут, с удовольствием спускаясь со стремянки. – Вы хотите осмотреть памятники?
Гостья заметно удивилась:
– Не знала, что здесь есть памятники. Они знаменитые?
– Знаменитыми я бы их не назвала, но время от времени их где-нибудь упоминают. Я Рут Астон, церковная староста.
Старый Билли шумно откашлялся и постучал палкой по каменному полу.
– А это, – покорно продолжала Рут, – мистер Туэлвтриз, наш старожил.
– Точно, так и есть, – согласился Билли.
– А меня зовут Мередит Митчелл, – представилась гостья. – Мы с другом присматриваем себе жилье. Только что осмотрели бывший дом здешнего приходского священника.
– Уж о нем-то миссис Астон вам все расскажет! – обрадовался Билли.
Рут наградила старика испепеляющим взглядом.
– Вы все-таки покараульте – вдруг машина вернется, – посоветовала она. – А я пока покажу мисс Митчелл церковь.
Билли разрывался между желанием уйти и желанием остаться, но все же предпочел полицейскую машину туристке.
– Ладно, – буркнул он и вышел.
Рут вздохнула с облегчением.
– Он специально следит, ждет, когда я приду, и тут же является поболтать. По-моему, ему просто одиноко, но говорить постоянно об одном и том же… несколько надоедает. – Она обвела рукой помещение. – Билли сказал, что я могу рассказать вам о доме священника, потому что раньше я жила там. Мой отец был последним пастырем здешнего прихода. Теперь у нас нет своего священника, слишком мало осталось жителей. Но старожилы, такие как Билли, по-прежнему называют меня «дочкой священника». Мы с Эстер, моей подругой, которая поселилась вместе со мной, исполняем должность церковных старост и следим за порядком… Мне кажется, отец одобрил бы меня. – Рут криво улыбнулась.
– Насчет дома мы еще не решили, – поспешила сообщить Мередит. – Приехали только взглянуть.
– Состояние у него плачевное, правда? – Рут сочувственно покивала головой. – А ведь раньше он был очень красивый. Во всяком случае, сад. Мюриэль Скотт садовница никудышная, а ее паршивый пес повсюду роет ямы. Вы видели Роджера?
– Нет, когда мы приехали, хозяйка заперла его в чулане.
– Старайтесь не попадаться ему на глаза. Он очень слюнявый. Извините за любопытство, но есть ли у вас дети? Я хочу сказать… дом священника рассчитан на большую семью.
– Нет, детей у нас нет. Согласна, пожалуй, дом великоват. Мой друг хотел осмотреть его вместе со мной, но сейчас он уехал в лес.
Рут подозрительно покосилась на гостью:
– Зачем?
Ей показалось, что Мередит слегка смутилась.
– Мы увидели, как туда проехала полицейская машина. Алан полицейский; он решил, что должен выяснить, что происходит.
Рут вздохнула:
– Ах да, полицейская машина… Вот и старый Билли ее заметил. Похоже, ее видели все, кроме меня. – Она вздрогнула. – Итак, перед вами статуя Фитцроя – между прочим, он мой предок по материнской линии. Здесь есть еще несколько памятников Фитцроям. Когда я сюда прихожу, то словно навещаю дальних родственников. Правда, мне кажется, что они не вполне меня одобряют. Хотя не знаю, за что им меня порицать, ведь и сами были далеко не безупречны! Церковь потому такая большая, что выстроена на крови…
– Что значит – на крови? – удивленно спросила гостья.
– Ох… – вздохнула Рут. – Конечно, как посмотреть… Хьюберт Фитцрой пожертвовал крупную сумму на перестройку церквушки, которая стояла тут изначально, после того, как его жена Агнес умерла при подозрительных обстоятельствах. Она выпала из окна, но поговаривали, что ее выбросили, причем уже мертвой! До властей, должно быть, дошли слухи, но Хьюберт был верным сторонником короля, а жизнь женщины в те годы ценилась очень невысоко. Епископ попробовал было возмутиться – Агнес доводилась ему дальней родственницей, но утих, когда Хьюберт пообещал ему деньги на церковь. Могилы Хьюберта и Агнес тоже здесь. Если вам интересно, на надгробных плитах высечены их портреты. Лицо Агнес можно рассмотреть, а вот лицо Хьюберта обезображено… Я часто думаю, что это не случайно.
Рут смолкла. Она слишком разволновалась. Полицейская машина проехала к лесу, и она не могла думать ни о чем другом. Даже рассказ о Хьюберте не помог ей отвлечься.
Она перескочила на другую тему:
– Кстати, наша деревня называется Нижний Стоуви, а Верхнего Стоуви не существует. Вы, наверное, уже и сами заметили. Нас называют «нижними», потому что мы совсем рядом с лесом Стоуви. По крайней мере, так все считают. Когда я была совсем молоденькой, в лесу в основном росли местные породы деревьев. Потом, в шестидесятых годах, Комиссия по лесному хозяйству устроила здесь питомник, и у нас посадили сосны.
– Вы в детстве часто играли в лесу? – спросила Мередит. – Наверное, всех детей тянет в лес…
Рут покачала головой:
– Никогда его не любила. Когда училась в школе, лес меня пугал, мы с матерью выгуливали там собаку или искали красивые цветы для церкви. Другие деревенские дети ходили туда, а я боялась встретить Зеленого человека.
– Я о нем слыхала, – кивнула Мередит. – Так называют лесного духа, да? – Она посмотрела на Рут со слегка озадаченным видом. – Наверное, в ваших краях о нем ходят легенды?
Неожиданно Рут предложила:
– Пойдемте на улицу! Я вам кое-что покажу.
Выглянувшее солнце изо всех сил сушило землю после дождя. Правда, у самой церкви мешали пышная, густая трава и бурьян. Между могилами вверх тянулись лунники с крупными, заостренными на концах листьями и фиолетовыми цветками. Мередит вспомнила, что видела много лунников в заросшем саду при доме священника; должно быть, на кладбище семена занесло ветром. В густых зарослях прятались замшелые, покосившиеся надгробные плиты и памятники. Совсем рядом с Мередит в траве стоял ангел. Казалось, он вот-вот рухнет под тяжестью каменных крыльев. На голове ангела сидела сорока; когда они приблизились, она вспорхнула и улетела.
– Одна сорока – к печали, – вслух сказала Рут, вспомнив детскую считалочку, и стала озираться по сторонам – вдруг увидит вторую птицу.
Как известно, «одна сорока – к печали, две сороки – к радости». К сожалению, второй сороки нигде поблизости не оказалось. Рут стало немного не по себе. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, она стала рассказывать гостье о церкви и о том, почему она пребывает в таком плачевном состоянии.
– Раньше мы платили старому Билли, чтобы он наводил здесь порядок, но он уже не может работать из-за больной ноги и стенокардии. Кладбище совсем заброшено. Новых захоронений нет, хотя, наверное, если кто-то из местных старожилов – да хоть тот же старый Билли – выразит желание покоиться именно здесь, мы постараемся найти для него место. Отец Холланд говорит, что следует уважать желание человека лежать рядом со своими родственниками. – Остановившись, Рут показала пальцем куда-то вверх: – Видите горгулью?
Мередит задрала голову. К водосточной трубе, по обычаю, лепились головы самых разных причудливых тварей.
– Похожую на дракона? – спросила она.
– Да. А теперь посмотрите чуть левее и ниже…
Мередит послушно перевела взгляд на свес крыши.
– Ах! – воскликнула она. – Там резьба на стене… лицо!
– Это он, – торжественно и мрачно произнесла Рут.
Как будто отвечая ей, на стену упал солнечный луч, и Мередит отчетливо разглядела злобную физиономию, глазеющую на них сквозь густо разросшийся плющ.
– Некоторые, – продолжала Рут, – думают, что это кельтский бог Цернунн, но мой отец считал, что Зеленый человек берет свое начало в глубокой древности. Его культ появился задолго до кельтов, возможно, еще в неолите. Другая школа, западноевропейская, связывает Зеленого человека с культом Диониса. Правда, отец такую точку зрения не разделял. Как бы там ни было, наш лес очень старый. Отец навел справки и выяснил, что в древности лес считался священным местом. В чаще сохранилось какое-то земляное сооружение – сейчас оно, конечно, почти заросло. По мнению отца, там, возможно, совершались жертвоприношения. Изображения «лиственной головы», как предпочитал называть их отец, можно видеть на многих храмах; как правило, их вырезали вблизи крыш или на колоннах. Отец отличал обычные «лиственные головы» от настоящего Зеленого человека. «Лиственная голова» часто служит своего рода орнаментом. А вот настоящий Зеленый человек, что бы он ни символизировал, крепко засел у людей в подсознании. Строители нашей церкви – каменщики и плотники – верили в него все как один. Они знали, что церковь, оплот новой религии, бросает вызов старым верованиям. Вот почему они вырезали под самой крышей Зеленого человека, чтобы тот обозревал свои владения – лес Стоуви. Внутрь церкви ему хода нет; там он вторгается на чужую территорию. Зато лес – его территория; те, кто проникает туда, нарушают его законы.
Заметив, что гостья смотрит на нее как-то странно, Рут принужденно усмехнулась:
– Извините, я увлеклась. С детства многое знаю о Зеленом человеке, потому что им очень интересовался отец. Разумеется, сама я ни в какого Зеленого человека не верю. Просто у леса Стоуви дурная слава. Здесь чего только не случалось – я имею в виду, нехорошее. Вот почему я встревожилась, когда старый Билли рассказал про полицейскую машину. Надеюсь, ничего страшного там не произошло.
Гостья сразу оживилась, и Рут мысленно отругала себя за болтливость. Что на нее нашло? Почему она делится своими страхами с женщиной, которую видит в первый раз в жизни? Наверное, воспоминания, связанные с лесом, крепко засели у нее в голове. Таятся где-то в глубине, как огромная рыба на дне озера, и всплывают на поверхность, когда их меньше всего ждешь. Но ей повезло. Ее спутница отвлеклась и, вместо того чтобы засыпать ее неприятными вопросами, показала на дорогу:
– Они возвращаются. А вот и машина Алана.
Они направились к воротам. Рут заставляла себя идти спокойно, не ускоряя шаг, хотя ей не терпелось услышать новости. Она думала: «Не желаю слышать ничего плохого, я этого не вынесу. Что делать, если…»
Полицейская машина пронеслась мимо, не остановившись. На заднем сиденье Рут увидела молодого человека лет двадцати восьми – тридцати. Интересно, что он натворил? Зато вторая машина затормозила и остановилась рядом с ними. Из машины вылез высокий, худощавый блондин в свитере и свободных брюках и с улыбкой направился к ним.
Мередит представила его:
– Рут, это Алан Маркби. Алан, это миссис Астон. Она сейчас исполняет обязанности церковной старосты. Кстати, ее отец был последним священником здешнего прихода. Она выросла в том доме.
Неожиданно для самой себя Рут покраснела.
– Я показывала Мередит нашу церковь. Жаль, сейчас она уже почти не действующая. – Она глубоко вздохнула. Полицейский показался ей довольно симпатичным. Такой не станет нарочно скрывать… – Что случилось там, в лесу? – не выдержала она.
Алан пожал плечами; на лоб упала светлая челка. Рут показалось, что внешне он чем-то похож на старого сэра Руфуса.
– Ничего такого, из-за чего стоило бы беспокоиться, – ответил он мягко, но властно.
Такой голос, как у него, у Рут всегда ассоциировался с представителями закона. Услышав его ответ, Рут испытала и облегчение, и разочарование одновременно. Все полицейские одинаковы – подобно докторам и священникам, они надежно хранят чужие тайны и предпочитают не говорить лишнего… Напрасно она надеялась! И зачем только спросила… Рут снова покраснела – от досады и смущения.
Зато Мередит не ведала ее страхов.
– Да ладно тебе, Алан! – воскликнула она. – Мы умираем от любопытства!
– Хочешь сказать – ты умираешь от любопытства, – добродушно уточнил Алан. – Ладно уж, скажу, только вы держите язык за зубами… Один турист укрывался в лесу от дождя и нашел старые кости.
Рут не сдержалась и ахнула.
– К-кости? – заикаясь, спросила она. – Какие еще кости?
– Не скелет, ничего похожего. Несколько костей; сейчас их отдадут на экспертизу.
– Какой ужас! Вы хотите сказать, что кости… не звериные? – Еще того не легче. Рут испугалась, что полицейский что-нибудь заподозрит. Сама по себе новость о находке вряд ли способна так перепугать человека.
– То, что не звериные, – точно, – ответил он. – Кости человеческие. Но, как я и сказал, довольно старые, к тому же их немного. Мы, конечно, попробуем провести опознание, только вряд ли это удастся… – Наконец-то он заметил, как побледнела Рут; она смотрела на него остановившимся взглядом. – Возможно, они очень древние, – сказал он, утешая ее. – Время от времени такие находки случаются; дикие звери выкапывают их из-под земли.
Рут постаралась взять себя в руки.
– Ну да… скорее всего, так и есть. Как… интересно!
– Рут как раз рассказывала мне о лесе, – сообщила Мередит. – Он, оказывается, очень древний.
Рут внимательно посмотрела на полицейского по имени Алан. Видимо, мысли его блуждали где-то в другом месте. Какое-то время он смотрел на них взглядом, абсолютно лишенным выражения, потом поморгал и быстро произнес:
– Мередит, если ты здесь все осмотрела, может, поедем домой?
– Да, конечно. – Мередит как будто опешила. – Рут, спасибо за подробную экскурсию. Мне было очень интересно.
– Не за что. – Гости зашагали к машине. Вдруг Рут по какому-то наитию окликнула их: – Если еще вернетесь в Нижний Стоуви, заходите к нам на чашку чая! Я живу в конце Черч-Лейн. Мой дом называется «Старая кузница», раньше там и правда была кузница. Со мной живет моя университетская подруга. Приходите, мы с Эстер будем очень рады. Нечасто к нам заходят гости!
Мередит и Маркби пообещали, что зайдут, потом сели в машину и уехали. Рут долго смотрела им вслед, но думала о своем. Какой кошмар! Прошло столько лет… возможно ли? И с чего вдруг она пригласила их в гости? Неужели надеялась выяснить, что стало известно полиции? Алан сплетничать не станет, он не такой, тем более он ведь и сам полицейский. Зато его подруга Мередит, может, и проболтается… Теперь Эстер. Что скажет Эстер, когда узнает новость? Правда, Рут просили держать язык за зубами, но поделиться с Эстер она обязана.
Справа, за молодыми тисами, послышался шорох. Темно-зеленые листья задрожали и раздвинулись, и из-за них показалось красное морщинистое лицо с маленькими злобными глазками и курносым носом. Рут даже вскрикнула от неожиданности.
Лицо исчезло. Деревце снова задрожало, и из укрытия вышел старый Билли Туэлвтриз. Она совсем забыла о нем! А ведь следовало предполагать, что он рыщет неподалеку.
– Я все слышал, – прохрипел Билли, проведя языком по пересохшим губам; в его глазах появилось задумчивое выражение. – Кости, значит? Человеческие кости! – Он с шумом втянул в себя воздух и посмотрел вниз, себе под ноги, обутые в прочные ботинки, на полоску травы между двумя могилами. – Прямо как в книжках, верно?
– Кости? – переспросила Мередит, когда они возвращались в Бамфорд.
– Кости. В глуши их находят часто… И совсем не обязательно за ними кроется что-то зловещее.
– По-моему, ты сам себе не веришь, – заметила Мередит, которая отлично знала все повадки своего любимого мужчины. Сейчас он держался нарочито небрежно, беззаботно. Нет, Алан Маркби, ты меня не проведешь! Что же все-таки происходит?
– Я не могу верить или не верить, – осторожно ответил он. – Кости обнаружил один молодой врач, который шел по старой Пастушьей тропе. Когда начался дождь, он решил спрятаться в лесу; поскользнулся, упал в овраг – и вуаля! Увидел кучку старых костей… человеческих костей.
– Похоже, Рут очень огорчилась, – задумчиво сказала Мередит.
– Кто? А, миссис Астон. Говоришь, она – дочь старого Паттинсона? Наверное, надо было упомянуть о том, что я знавал ее покойного батюшку.
Покосившись на него, Мередит заметила:
– Извини, но мне кажется, зря ты скрыл от меня, что уже бывал здесь прежде.
Алан сокрушенно кивнул:
– Да, извини, надо было тебе сказать. Кстати, насчет дома священника ты оказалась совершенно права. Не знаю, зачем я привез тебя смотреть его. Я ведь заранее знал, что он для нас слишком велик.
– Давай я еще раз загляну в агентство недвижимости, – предложила Мередит. – Наверняка у них найдется что-нибудь еще… – Она откинула голову на спинку сиденья. – Когда ты был здесь в прошлый раз, тебе удалось осмотреть церковь?
– Она интересная?
– О да! На стене снаружи вырезано изображение Зеленого человека. Мы именно его разглядывали, когда ты приехал… Зеленый человек очень интересовал отца Рут.
Вдруг Алан оживился:
– Почти на опушке леса есть одна ферма… Она называется «Зеленый Джек». Я побывал на ней в прошлый раз, когда приезжал сюда… Судя по всему, и ферма тоже имеет отношение к Зеленому человеку. Его ведь как только не называют: и «лиственный человек», и «Джек в зеленом»…
Потом они заговорили о другом. Мередит рассеянно пообещала себе заглянуть в публичную библиотеку и почитать все, что найдется о Зеленом человеке. Голова Маркби была занята совсем не древними мифами.
Глава 4
От церкви до дома Рут было совсем недалеко. Она могла бы ходить туда и обратно пешком, если бы не пылесос, которым она чистила ковер в ризнице. Ну и ковер – одно название! Рут негромко фыркнула, с трудом затаскивая громоздкий старый пылесос на заднее сиденье машины. Ковер весь протерся; уже невозможно было сказать, какой там узор. Ковер появился еще при ее отце, если не при его предшественнике. А сейчас нечего и надеяться на то, что его заменят. Может быть, им с Эстер лучше свернуть его и сжечь.
Рут прекрасно понимала, что не станет трогать старый ковер. Он символизирует для нее Нижний Стоуви. Деревня как будто застряла во времени. Правда, Рут была не такой. Для нее ковер, как и деревня, стали равнозначны сознательному отказу от просвещения и надежды. Без надлежащего ухода все лишается смысла, превращается в ничто. Возможно, со временем Нижний Стоуви превратится в сказочную деревню, вроде Бригадуна, которая появляется лишь один раз в сто лет. Иногда, философствуя, Рут задумывалась: да существуют ли они на самом деле, или им только снится, что они существуют? Как в китайской притче о бабочке, которую рассказывал ей отец, когда она была маленькая. Кто я – человек, которому снится, будто он – бабочка? Или бабочка, которой снится, будто она – человек? Впрочем, в своей подлинности Рут не сомневалась; она твердо знала и то, что Нижний Стоуви тоже настоящий. Деревня существует потому, что существует лес. Да и как может выдумка, мираж быть источником таких мучений?
Проехав по улице с черепашьей скоростью, она свернула в переулок и вскоре очутилась у «Старой кузницы». Остановилась, вышла, с трудом выволокла громоздкий пылесос. Пока она загоняла машину в гараж, пылесос стоял на дорожке, как одинокий часовой. Рут совсем уже собралась внести пылесос в дом, но, дотащив его до двери черного хода, почему-то раздумала. Снова поставила его на землю, направилась в дальний конец сада, встала у живой изгороди и стала смотреть на лес Стоуви. Она часто ловила себя на том, что стоит и смотрит на лес. Лес и отталкивал, и притягивал ее. Она чувствовала его зов. В такие пасмурные, дождливые дни, как сегодня, лес как будто делался ближе. Он угрюмо чернел в низине – как болото, в котором тонет все мерзкое, тошнотворное, постыдное.
Чавкала под ногами влажная земля; мокрые зеленые пальцы травы обнимали Рут за лодыжки. Все вокруг казалось свежевымытым; после недавней удушающей жары приятно было вдыхать прохладу. И пахло тоже по-особому: сырой землей и влажной листвой… Запахи кладбища… могилы.
– Рут! Что ты делаешь?
При звуках голоса она вздрогнула и виновато обернулась. Видимо, сегодня такой день: ей суждено пугаться при чьем-то неожиданном появлении. Оказывается, она не заметила Эстер. Подруга подрезала живую изгородь с противоположной стороны. К груди она прижимала целую охапку ревеня; темно-зеленые листья образовали причудливый букет.
– Слишком разрослись, пришлось выдернуть… А завтра их будет еще больше – после ливня-то. Как по-твоему, может, сварить варенье из ревеня и имбиря? Не из этого ревеня, конечно. Этот пойдет на крамбл3.
Рут вздохнула с облегчением. Варенья у них столько, что им вдвоем не съесть. Эстер, благодарная подруге за то, что она пригласила ее к себе жить, без конца варила варенье. Они подружились давно, еще в студенческие годы. Бывало, полночи спорили о литературе, делились сплетнями, планами на будущее. И вот чем все закончилось. Обе всю жизнь работали в школе, а теперь живут в глухой деревне на краю леса. Что ждет их впереди?
И правда, что? До того, как в церковь зашел Билли Туэлвтриз и огорошил ее новостью, Рут считала, что впереди у них долгие серые годы. Они пенсионерки, и ничего интересного в их жизни уже не будет. Самые яркие впечатления последних лет связаны у них с вылазками в Оксфорд, где они вспоминают молодость. Иногда ездят в Челтнем, на скачки, проводимые охотничьим обществом. Они с Эстер не слишком азартны; ставки делают скромные. Им просто нравится смотреть на лошадей и заражаться радостью многочисленных зрителей, особенно приезжих из Ирландии. В Лондон они выбираются редко. Дороги там запружены машинами и выхлопными газами, тротуары – вечно спешащими толпами бледных, невоспитанных людей с пустыми глазами. Лондонская толпа, в отличие от толпы зрителей на скачках, начисто лишена радости. В столице только и чувствуешь, что неумолимый бег времени… А Рут и Эстер достигли той жизненной стадии, когда подчиняться требованиям времени им уже не обязательно.
Они с Эстер не всегда жили под одной крышей, но связь поддерживали. Эстер так и не вышла замуж. Рут вышла, но поздно. Эстер приехала в Нижний Стоуви после смерти мужа Рут. Сначала предполагалось, что она поживет у подруги лишь несколько недель, чтобы Рут не было одиноко. Дело было летом. Эстер в то время еще преподавала, и в ее школе были каникулы. Но она мечтала о раннем выходе на пенсию. Работать ей надоело. И вот они как-то договорились, что Эстер в начале учебного года подаст заявление об уходе и в конце семестра вернется в Нижний Стоуви на неопределенный срок, пока не решит, что делать дальше. Так она и осталась в «Старой кузнице».
Время от времени Эстер, испуганно хихикая, говорила:
– Рут, в самом деле, тебе пора вышвырнуть меня!
В глазах подруги мелькал неподдельный страх. Рут понимала: Эстер говорит так нарочно, чтобы она ее разубедила.
– Ерунда! Что бы я без тебя делала?
Некрасивое, морщинистое лицо Эстер светлело от облегчения; в знак благодарности она принималась стряпать какое-нибудь особенно сложное, изысканное угощение. Готовила она очень хорошо. Сама Рут на кухне отличалась неряшливостью и беспорядочностью; бисквитные коржи у нее упорно отказывались подниматься, а печенье выходило жестким, как подошва. Она очень обрадовалась, когда Эстер взяла готовку на себя. Трудность была в том, что Эстер иногда не знает меры. У нее великолепно получаются и французские соусы, и острые карри, и меренги со взбитыми сливками, но иногда Рут ужасно хотелось чего-нибудь попроще – например, сосисок с картофельным пюре или консервированной фасоли на ломтике поджаренного хлеба.
– Да, пожалуй, крамбл – то, что надо, – согласилась Рут.
Эстер просияла:
– Значит, решено! Только отрежу листья и выкину их в компост. Они, знаешь ли, ядовитые! – Она тряхнула пучком стеблей с увядшими листьями.
– Неужели ревень ядовитый?
– Только листья. А стебли вполне съедобные.
– Да и кто захочет есть лопухи? – вполне логично заметила Рут.
– Люди, знаешь ли, и не на такие глупости способны! – зловещим шепотом ответила Эстер. – Помнишь, пару лет назад на садовой выставке разгорелся ужасный скандал? Никак не могли решить, куда поместить ревень – к фруктам или к овощам. Кстати, кто первый сказал, что ревень – фрукт? Кажется, Эви, жена владельца паба. Она еще удивлялась: как ревень может быть овощем, если его едят на десерт? Кажется, в конце концов решили ревень поместить отдельно…
Рут улыбнулась подруге. Она радовалась тому, что Эстер живет в ее доме, не только потому, что та готовила. Они платили за дом и машину пополам, что пришлось очень кстати. С Эстер можно было поговорить по вечерам, особо не напрягаясь, как с малознакомыми людьми. Рут любила Эстер и, хотя подруга невольно напоминала ей о том времени, которое она пыталась забыть, она считала себя в неоплатном долгу перед Эстер. Рут завещала ей «Старую кузницу» на тот случай, если скончается раньше подруги. Такое решение казалось ей вполне справедливым, и потом, больше у нее все равно никого нет. Ей некому оставить имущество.
– На что ты смотришь? – спросила Эстер, неуклюже переминаясь с ноги на ногу. Ее мешковатые вельветовые брюки намокли снизу, практичные туфли без каблука выпачкались в грязи.
– На лес Стоуви.
Некоторое время обе молчали. Потом Эстер хрипло спросила:
– Зачем?
– Сегодня в церковь зашел старый Билли Туэлвтриз. Он сказал, что туда поехала полиция. Кажется, кто-то нашел какие-то кости.
– Звериные, – тут же предположила Эстер.
– Нет, человеческие.
– Старый Билли, наверное, что-нибудь не так понял.
Рут покачала головой:
– Я познакомилась с одним полицейским и его подругой, Мередит; они приезжали осмотреть бывший дом священника. Мередит зашла осмотреть церковь. Потом вернулся ее друг-полицейский. Он-то и сказал нам, что найденные кости человеческие. К сожалению, старый Билли прятался в кустах и подслушивал.
Эстер подошла ближе к подруге и убежденно заявила:
– Скорее всего, кости очень старые! Ты ведь знаешь, какая древняя Пастушья тропа. Она идет через лес… Какой-нибудь барсук разрыл древнее захоронение… вот увидишь, окажется, что кости принадлежат какому-нибудь средневековому крестьянину. А может, звери разрыли старую цыганскую могилу.
Рут повернулась к подруге и снова улыбнулась:
– Да, Эстер, наверное, ты права. Но знаешь, я вдруг испугалась… что они нашли Саймона.
Подруги переглянулись. Эстер первая овладела собой и воскликнула:
– Чушь!
– Где-то же он должен быть, – заметила Рут.
– И совсем не обязательно в жутком лесу Стоуви!
На эту тему они часто спорили и раньше. Рут решила не продолжать – не потому, что признала правоту Эстер. В глубине души Рут считала, что права она, а не Эстер.
Они побрели к дому. Рут пропустила Эстер в кухню; та тут же принялась мыть стебли ревеня под краном.
– Наверное, не обязательно мыть ревень после такого ливня, – сказала Эстер, видимо пытаясь отвлечь подругу от мыслей о страшной находке.
Настроение у Рут не улучшалось. Неожиданно она вспомнила о старом Билли и оживилась:
– Раз уж ты собралась варить варенье… Может, угостишь Дайлис? Или занеси пару баночек старому Билли, когда будешь проходить мимо его дома! Представляешь, как старик обрадуется сладкому?
Она предложила это порывисто, по наитию; при этом в душе возникло чувство, будто она пытается подкупить старика. Очень глупо. Или все же…
– О господи! – воскликнула она, закрывая лицо руками.
– Перестань! – Эстер тут же очутилась рядом и принялась искренне, но неуклюже похлопывать ее по спине мокрой рукой. – Кости не его… шансы ничтожны – один к миллиону. Ведь ты даже не знаешь – и никто не знает… где он.
– Я всегда знала, где он, – ответила Рут, убирая руки от лица. – Много лет он лежал в лесу Стоуви и ждал, когда его найдут. И вот его нашли. Скоро сама в этом убедишься!
Страшная находка толкала Рут к срочным действиям. Пора, пора ей сделать то, что надо было сделать еще много лет назад. Оставив Эстер на кухне – та хлопотливо готовила обед, – Рут поднялась к себе в спальню и вынула из платяного шкафа маленькую шкатулку палисандрового дерева.
Шкатулка была очень красивая, Викторианской эпохи, дорожная. Вначале в ней было множество отделений для всех нужных мазей, лекарств и других медицинских предметов первой необходимости. Шкатулка принадлежала еще ее отцу; видимо, именно он извлек внутренние перегородки и стал хранить в шкатулке не аптечку, а документы, в основном счета и расписки, связанные с приходскими делами. Рут поставила шкатулку на кровать и подошла к каминной полке. Там, под вазой, она хранила ключ. Повернув ключ в замке, она потянула за медную ручку, впаянную в середину крышки. Ноздри уловили знакомый слабый запах, сразу навеявший воспоминания о тех временах, когда шкатулкой пользовались по назначению. Запахло нюхательной солью, чем-то приторным – возможно, настойкой опия, лавандовым маслом и экзотическим гвоздичным. В шкатулке лежали бумаги, истертые, немного пожелтевшие конверты.
