Czytaj książkę: «Игра на грани фола», strona 2

Глава 4. Коди

– Старт! – командую так, что по полю прокатывается гулкое эхо.

Уилл срывается с места. Ошметки земли из-под его кроссовок летят в разные стороны, темно-каштановые волосы влажные, а по лбу струится пот, но он упорно пробивается вперед. Уилл добегает до линии, сгибается пополам и, расставив ладони по коленям, пыхтит так, будто готов выплюнуть легкие.

– Максвелл, тебе выпала роль шпиона, чтобы ликвидировать противника? – выкрикивает он с другого конца поля, тяжело дыша. – Ты хочешь убить нас до первого матча?

– Зависит от того, где намерен оказаться ты: в конце или начале списка.

Уилл сплевывает и выпрямляется. Его карие глаза сужаются и мерцают в свете солнечных лучей. Я лишний раз подтверждаю догадки касательно хитрости, присущей ему. Уилл один из тех редких случаев, когда думаешь о человеке, что он прост, но на деле все обстоит иначе. Он чертов кубик Рубика, хотя, откровенно говоря, подкупает легкостью. Он первый на моей памяти человек, с которым нет необходимости наводить мосты, они словно выстроены задолго до знакомства.

Я обвожу взглядом парней, притворяющихся мертвыми, и мысленно закатываю глаза.

– Проваливайте в душ. Выглядите, как мешки с дерьмом.

Моя старая команда обладала иным нравом. Никто не отлынивал от тренировки, все приходили на поле с готовностью выложиться на полную. Мы являлись слаженным организмом, каждый выполнял поставленную задачу и благодаря этому команда держала высокую планку. Работали с точностью механизма часов. Черт побери, я из Нью-Джерси. Штата, где зародился американский футбол. Где все началось. Но я больше не с ними. Моя прежняя жизнь накрылась. Я тут, в Огайо, должен играть роль папочки-тренера, пока реального тренера сбила с ног простуда. Многообещающее начало.

Удивительно, что моя нынешняя команда не в списке аутсайдеров. Наоборот, одна из лучших. Отец обмолвился, что школа Гилморта преуспевает в области футбола. И, судя по записям в папке, правда на его стороне. Только меня все еще терзают сомнения.

Когда часть команды разбегается по своим делам, со мной остается Трэвис. Тот, с кем я должен научиться разговаривать при помощи взгляда. Тот, кто является центром. Кто стоит передо мной и подает мяч.

– Расслабься и наслаждайся, – он щелкает языком и толкает дверь. – Это временный ажиотаж.

Перед глазами предстает заполненный школьниками длинный коридор. Я поворачиваю голову и смотрю в серые как сталь глаза Трэвиса, отражающие равнодушие ко всему живому. В отличие от позитивного Уилла, Трэв является хладнокровной бронебойной машиной, которая прет вперед, с легкостью минуя преграды. Он единственный человек на поле, не проронивший ни слова против тренировки, после которой у некоторых подкашивались ноги.

– Я должен знать что-то о королеве улья?

Трэв поднимает бровь, сканируя меня проницательным взглядом.

– Предпочитаешь найти проблему?

– Предпочитаю выиграть чемпионат в этом году.

– Тогда просто пошли Британи к чертям. Я сделал то же самое.

Я не могу скрыть улыбку и направляюсь вперед по коридору.

Ни для кого не секрет, что к новеньким относятся настороженно, даже скользко. За ними следят. О них говорят. Про них узнают. Подавляющая часть представительниц женского пола решила, что я из тех слабоумных спортсменов, что бросаются на девушек как на ароматный кусок мяса. Они кокетливо улыбаются и, стоит пройти мимо, как разворачиваются друг к другу лицом, перешептываясь. Это ожидаемо и банально. Кто-то другой мог воспользоваться положением, но не я. Я никогда не сворачивал с пути. Никогда не отклонялся от цели. Всегда видел дорогу и конечную цель. Моя цель осуществилась, но не там, где желал. Ни одна симпатичная девчонка не поставит под удар то, ради чего работал годами.

В кафетерии выбираю убойную порцию углеводов и занимаю свободный стул за столом рядом с приятелями по команде, избегая оживленную болтовню. Несмотря на хорошие коммуникативные навыки, чувствую себя чужим среди своих. Это моя команда, но в то же время кажется, что я должен быть в кругу других парней. Я стараюсь не привязываться к людям и местам, но, так или иначе, испытываю тоску по родным улицам. По людям, с которыми рос. По атмосфере, которую невозможно воссоздать. Кливленд никогда не станет Трентоном, пусть и имеет схожий климат.

– Есть разговор, – говорит Трэв, вгрызаясь в бургер, из которого вот-вот выскочит котлета и шлепнется на пол.

– О чем?

– Это касается команды. Тебя.

Взглянув на приятеля с толикой замешательства, разворачиваю свой бургер, с боков которого свисает до золотистой корочки обжаренный бекон. Желудок одобрительно урчит, и я не жду приглашение, откусываю кусок и мычу от удовольствия.

Мать твою, за летние каникулы, большую часть времени которых занимала расфасовка вещей по коробкам, я успел забыть, какой зверский аппетит способна пробудить тренировка на свежем воздухе.

– Меня? – пробубнив с набитым ртом, я вопросительно вскидываю бровь и, тем самым, задаю вопрос «какого-черта-чувак?».

– Есть странная статистика побед.

– При чем тут я?

Непроницаемое лицо Трэва говорит о том, что он вполне серьезен.

Я шумно вздыхаю.

– Выкладывай.

– Есть одна девчонка, которая обязательно появится. Не позволяй ей запудрить голову.

– Шутишь? – я фыркаю и смахиваю крошки с серой футболки с логотипом НБА, которую утром стащил у отца, ведь большую часть времени он выглядит как с иголочки в накрахмаленной рубашке. – Я похож на того, кто клюнет на красивые глаза?

Трэв дергает уголком губ.

– Ты похож на того, кто гарантирует превратить нашу жизнь в ад.

– Твоя правда, – я смеюсь и возвращаюсь к обеду, но что-то внутри щелкает и подталкивает задать вопрос: – Она играет в футбол?

– Она предпочитает играть с капитанами.

Я пялюсь на приятеля с неприкрытым недоумением и поневоле размышляю, а не мучает ли его паранойя или что-то похуже. Но веселье угасает, на смену ему приходит недоверие. Я из тех, кто не верит в случайные совпадения. Любая случайность чаще всего оказывается заранее продуманным ходом.

– Как звали девчонку, с которой ты познакомился?

Проклятье, откуда мне знать?

Она оказалась забавной, и не стану скрывать, довольно симпатичной, но я не уточнял имя. Не рассчитывал, что мы встретимся снова. Это была самая обычная девушка, которых вокруг полно, а я не могу расслабляться в выпускном классе. Не тогда, когда на кону стипендия. Дин Максвелл, сыном которого выпала честь родиться, растил меня в гордом одиночестве. И он согласен покрыть будущее обучение в университете. Но своим примером он научил тому, что я должен рассчитывать исключительно на себя, сделать себя самостоятельно. Ввязываться в отношения, разрыв которых неизбежен после выпускного бала, то же самое, что пустить на самотек все, к чему стремился.

– Я не спрашивал, как ее зовут, – в конце концов озвучиваю я.

– Ньюман по счастливым обстоятельствам оказывалась той, с кем был знаком каждый капитан. Два года подряд чемпионы, совпадение?

Я кривлюсь.

– Без обид, но, если на матче вы выкладываетесь так же, как на тренировке, то причина прямо у тебя перед носом.

– Ее отец – футбольный тренер школы Легксингтона, – Трэв вытаскивает мобильник из кармана джинсов и водит пальцем по экрану пару минут, после чего поворачивает телефон. – Ты познакомился с ней?

Я открываю первую фотографию, где девушка в желтом сарафане окружена ореолом солнечного света. Ее голубые глаза смотрят в мои прямо как пару дней назад, но искрятся озорством. Она хохочет, будто присутствующий по ту сторону камеры произнес что-то смешное и запечатлел живой кадр. Ее смех подобно звону в ушах. Мне довелось его услышать. Кнопочный носик задран вверх. Золотистые волнистые локоны переброшены на одну сторону и несколько прядей ниспадают на глаза. От снимка веет теплом, жизнью, беспечностью, из-за чего не решаюсь взять мобильник Трэва и пролистать остальные, словно опасаюсь подпустить ее ближе. И не зря. Если Трэв прав, то ей почти удалось обвести меня вокруг пальца.

– Это она? – подталкивает к ответу приятель, заблокировав телефон и вернув его в карман.

Не желая признавать оплошность, я бормочу что-то нечленораздельное.

– Каждая команда сложилась как карточный домик, – продолжает он, будто мое бормотание является положительным ответом. – Они раскатали всех всухую. Играли так, как будто знают тактику.

Тот факт, что девчонка ехала с другого конца города, чтобы забрать что-то в типографии и встретить кого-то в кофейне, ставит под сомнение буквально все. Например, ее фальшивую улыбку.

Я. Не верю. В совпадения.

«Я должна встретить кое-кого».

Ха. Черт возьми. Кого, если не меня ты должна была встретить, маленькая лгунья?

Глава 5. Коди

– Как дела в школе? – спрашивает отец, как только переступаю порог дома и бросаю рюкзак на пол.

Он появляется в проеме между кухней и прихожей и запускает пятерню в короткие волосы оттенка горького шоколада. Рукава белой рубашки закатаны до локтя, верхние пуговицы расстегнуты, и в целом ткань помята в нескольких местах. Отец явно старается выглядеть бодрым, но усталость в глазах выдает внутреннее состояние. Было наивно полагать, что его расписание станет менее плотным. На самом деле работы только прибавилось. Я не могу скрыть удивление, застав его дома раньше семи.

– Я думал, ты планируешь работать до ночи и наше общение скатится до телефонных звонков.

Он морщится и скребет щетину, а я ощущаю укол вины, к тому же чувствую себя ребенком, который требует внимания.

– Можем поужинать в городе.

– Например?

– Я приметил одно местечко. Посмотрим окрестности, познакомимся с местной кухней.

Подавляю улыбку и бросаю в сторону кроссовки, которые бьются о коробки. Холостяцкий дом, как-никак. Мы не особо придирчивы к порядку, но, как ни странно, у нас действительно чисто.

– Хочешь найти мне новую мамочку? – дразню его.

– Сын и отец, как в старые добрые.

– О, – я хлопаю его по плечу и заглядываю в глаза. – Дерьмовый из тебя лжец. Нужно больше практики.

Хватаю с пола рюкзак и поднимаюсь по лестнице.

– Это ты слишком проницательный, я не так тебя воспитывал, – смеясь, ворчит он вслед.

– Видишь, еще и воспитание хромает.

– Серьезно, парень, мы не вылезали никуда на этой неделе. Еще немного, и я сойду с ума, а ты лишишься единственного родителя.

Я останавливаюсь на последней ступени и оборачиваюсь, хитро улыбаясь.

– А мне полагается многомиллионное наследство?

– Узнаешь после моей смерти.

– Встречаемся через час? – предлагаю я. – Хочу принять душ, побрить ноги и сделать прическу.

Отец подставляет два пальца ко рту и издает рвотный звук.

– Не переусердствуй. Я начинаю комплексовать на твоем фоне.

– Тебе не помешает сходить в спа и расслабить булки, – выкрикиваю я, направляясь вдоль коридора к своей комнате. – Там нашпигуют, как индейку на день Благодарения.

– Не надо меня шпиговать! – его голос наполняется ужасом.

Я смеюсь, стягиваю толстовку, отбрасываю ее в сторону и падаю на кровать от усталости.

Еще один день подходит к концу, а я все еще тоскую по дому. И по парням, как бы сопливо это ни звучало. Они уже исключили меня из общей беседы, что о многом говорит. Знаю, это неизбежно. Рано или поздно ниточки порвутся и связь окончательно потеряется. Но душой я еще там, со своей прежней командой. Может быть, это неправильно, но вряд ли прошедшая неделя сотрет воспоминания нескольких лет.

Это мой первый переезд. Отца повысили, и нам пришлось упаковать вещички, потому что отказаться от должности управляющего в новом филиале – самая большая глупость на свете. Последние месяца он пропадал на работе ради нас двоих, потому что моя биологическая мать слиняла с родовой палаты, вероятно, не удосужившись переодеться. К черту, я никогда не проявлял рвения найти ее и познакомиться. Искать встречу с человеком, который предал, не взглянув на ребенка, желает только полный кретин. Но если мы когда-нибудь и увидимся, все, что смогу сделать – пройти мимо. Чаще всего в свидетельстве о рождении в графе отца ставят прочерк, в моем же иные данные. Отец забрал меня после рождения, и на тот момент ему едва стукнуло восемнадцать. Ради меня, он забыл о тусовках, бурной молодости, девчонках. Обо всем. Не стоит сбрасывать со счетов бабушку и дедушку, но они ушли из жизни слишком рано, я не успел достигнуть семилетнего возраста, когда нас осталось двое Тот, кто встал на ноги в полном одиночестве и с младенцем на руках, достоин звания героя.

Я окидываю взглядом комнату и прихожу к заключению, что она загромождена хламом.

Несколько коробок у окна, которые до сих пор не разобрал. Дверцы гардеробной распахнуты, а с полок свисают футболки. За прошедшее время все, что потрудился сделать – повесить телек на стену. Не могу без него, хотя последние дни скучать не приходилось. Наш дом выглядит как городская свалка с дюжиной коробок, на которой изредка появляются люди. График отца расписан выездными проверками на строящиеся объекты, а мой сосредоточен на освоении в школе и подготовке к сезону. Сейчас идея вытащить задницу на улицу была более чем привлекательная. Я не вижу ничего кроме потолка перед сном и футбольного поля.

Поднимаю телефон и перехожу в мессенджер, где вижу ту же печальную картину: Коннор О’Брайн исключил вас из беседы.

Никто из бывших друзей не написал что-то вроде «Прости, чувак, ты больше не с нами». Как будто меня там вовсе не было. Раздраженно фыркнув, убираю мобильник, но он издает жужжание и, поднявшись на локти, замечаю, что меня включили в новую беседу с названием «тигрята». Я фыркаю второй раз, но от смеха. Тигрята.

Экран гаснет, но вспыхивает снова, как и мое любопытство.

Коул: Чувак, ты хочешь, чтобы он сводил нас с ума тут?

Трэвис: Пожалуйся на это мамочке и отрасти яйца.

Бен отвечает на сообщение Трэва: Я уже пожаловался твоей.

Я давлюсь смешком и вмешиваюсь в диалог.

Коди: Я составлю график тренировок для вас двоих лично. Никакой жалости.

Коул: О, да пошел ты, Максвелл.

Он отправляет эмодзи красного сердечка, и я снова смеюсь.

– Планируешь разобрать вещи?

Я поворачиваю голову и замечаю в дверях отца.

Он выглядит посвежевшим после душа. Волосы все еще влажные, от щетины не осталось и следа. Сейчас в серой футболке и джинсах он выглядит на несколько лет моложе. Чаще всего нас принимают за братьев, из-за чего приходится мириться с косыми взглядами и кокетливыми улыбками, направленными с соседних столиков. Для человека, прошедшего тяжелые времена, он смотрится довольно лакомым кусочком. А сумма на банковском счете делает его еще слаще. К счастью, отец не торопится связывать себя священными узами брака, и он ни разу не знакомил с потенциальной мачехой. Не буду кривить душой, в его постели бывают женщины, одна из таких однажды проскакала мимо меня в нижнем белье и глупо хихикнула, чем вызвала легкое недоумение. К слову, больше я ее не видел.

– Питал надежды, что ты передумаешь и предложишь вернуться в Трентон.

– Пути назад нет.

– По-братски, – ерничаю я, как только он делает шаг в сторону своей комнаты. – Принеси чистое полотенце. Пожалуйста.

– По-братски, – передразнивает отец. – Мой сын просит меня по-братски.

– Я добавил пожалуйста.

– Тогда по-братски давай без тусовок? Без девчонок? Без алкоголя?

– По рукам, но это относится и к тебе. Никаких высокопоставленных говнюков в тройках на нашем диване. То же самое касается полуголых женщин.

– Требуешь взять обет целомудрия? Не слишком самонадеянно?

– Я имел в виду диван. Развлекайся в комнате, тебе не всегда будет тридцать шесть. Часики потенции тикают.

Оскорбление на его лице вызывает смех. Он исчезает и возвращается спустя минуту. Не успеваю опомниться, как полотенце летит прямо мне в лицо.

– Засранец, ты под домашним арестом.

– То есть сегодня я никуда не могу выйти? Тебе придется ужинать и гулять в гордом одиночестве!

– Арест вступает в силу после возвращения и ни минутой позже, – отзывается отец и хлопает дверью своей спальни.

Не знал, что старики такие обидчивые, нужно быть с ним поосторожнее.

Мысль вызывает новый приступ смеха. Я волочусь в душ и на полчаса превращаюсь в русалочку, продолжая хихикать как душевнобольной.

Когда мы наконец покидаем стены дома, солнце наполовину скрылось за горизонтом. Небо окрашивается в малиновые оттенки и влажный воздух со стороны озера Эри щекочет нос. Выбранный отцом дом расположился в уютном районе города, благодаря чему днем можно услышать звонкий детский смех за забором. Для того, чтобы добраться до школы, нет необходимости качаться полчаса в автобусе, а всего стоит десять минут прогуляться пешком. Я благодарю дальновидность отца, который предусмотрел все нюансы перед переездом. С учетом его занятости, он нашел время для выбора школы с лучшей командой, за что еще раз выражаю признательность. Я не привык быть в аутсайдерах.

– Как дела в школе? – интересуется отец.

– Ты уже спрашивал.

Искоса взглянув на меня, он настораживается.

– У тебя проблемы в общении со сверстниками или с новой командой?

Мы оба знаем, что мои коммуникативные навыки на высшем уровне. Я могу договориться с Сатаной, и он проведет экскурсию по аду. Собственно, унаследовал этот талант от отца. Он способен найти общий язык с любым человеком на планете.

– Нет, все в порядке.

– Что тогда?

Кому, как не ему, проделавшему длинный тернистый пусть от трех работ к одной, где он – управляющий филиалом, можно довериться и получить взамен дельный совет? Он был вынужден рано повзрослеть, поэтому опыта и мудрости хватит на нас двоих.

Я выдыхаю и делюсь размышлениями. Мне все еще не дает покоя девчонка, решившая обвести меня вокруг пальца. Я и полагать не мог, что стану мишенью и оступлюсь в первые дни. Пересмотрев ее профиль, но уже в одиночестве, собрал небольшую информацию о Виктории, которая, как оказалось, задействована в школьном театральном кружке и является членом группы поддержки. А, может быть, когда-то ею являлась. В ее ленте не так уж и много фотографий в форме, последние публикации датируются годами ранее. Основная часть снимков либо не говорят о ней ничего, либо связаны с театром. Желая отпустить ситуацию, я в то же время чувствую потребность раскусить ее игру. Если бы не Трэв, поделившийся замечанием, я мог забыть или зайти дальше, а после наблюдать, как кубок отдают в чужие руки. Кубок, который хочу я. Победу, которая нужна мне.

– Ты не взял ее номер? – отец задумчиво скребет подбородок, что делает всегда, когда тщательно обдумывает какую-то идею.

– Нет.

– Но она понравилась тебе?

– Зачем ввязываться в отношения, у которых нет будущего? – вопросом на вопрос, отвечаю я. – Я хочу получить стипендию, а это значит, должен сконцентрироваться на футболе.

– В таком случае что мы обсуждаем? Ты не планируешь приглашать ее на свидание.

Я украдкой улыбаюсь.

– Может быть, так даже интереснее: наблюдать, как она изворачивается.

– Она зацепила тебя, – довольно смелое замечание, если учесть, что я не думал о ней до того момента, пока Трэв не открыл рот.

– Я не хочу играть со слабаками. Я хочу обыграть сильнейших. Радоваться безвкусной победе то же самое, что жевать подошву ботинка.

Отец насмешливо дергает бровью.

– Ты завелся?

Я моргаю и прислушиваюсь к внутренним ощущениям.

Да, я завелся на пустом месте, но лишь потому, что предпочитаю противника сильнее. Я всегда стремился к большему. Всегда желал обыграть лучшего. Азарт, от которого невозможно отказаться. Это в крови.

– К черту девчонку, – резюмирую я.

– Предохраняйся, – подытоживает отец.

С губ срывается смешок.

– Спасибо за совет. Если бы ты воспользовался им восемнадцать лет назад, то не болтал бы со мной сейчас.

Он протягивает руку и взъерошивает мои волосы.

– Я рад, что был полным тупицей тогда.

Мое сердце, будь оно проклято, наливается теплотой.

Отец никогда не выказывал сожаление в связи с моим незапланированным появлением на свет. Методом проб и ошибок научился совмещать работу и воспитание ребенка. Окружил тем, что порой не способна дать полная семья: вниманием, поддержкой и любовью. Я не могу сдаться, потому что перед глазами пример лучшего отца и друга. Нам легко найти общий язык несмотря на весомую разницу в возрасте. Мы можем оставаться при разных мнениях, но уживаемся на одном квадрате. Компромисс – вот что слышу, если нет точек соприкосновения. Это касается любых аспектов.

В уютной семейной закусочной нас размещают у окна.

Массивная лампа, нависающая над столом, отбрасывает тени на наши лица и теплым светом освещает деревянный стол. Коричневые стены с квадратным орнаментом украшают черно-белые снимки достопримечательностей. Мне еще предстоит познакомиться с городом, в котором проведу выпускной год. Я глубоко втягиваю аромат специй и слышу урчание в животе.

– Как дела на работе? – я беру меню и изучаю его.

– Привожу документы в порядок. Через месяц будем работать как часы.

– Теперь у тебя есть секретарша, которая приносит кофе?

Отец закатывает глаза.

– Сейчас у меня есть только геморрой размером с булыжник и горящая задница.

– Да ладно, старик, ты справишься. Тебе больше не нужно менять подгузники и искать няню.

Я слышу его смех и улыбаюсь.

– Через пару десятков лет ты воздашь мне должное, если, конечно, не отправишь в дом престарелых.

– Я буду чутким и внимательным, разжевывая для тебя овощи.

Мы возвращаемся домой ближе к девяти вечера с полными животами.

Я торможу у самой двери. Отец недоуменно смотрит на меня.

– Ты говорил, если переступлю порог, меня ждет домашний арест, – напоминаю я.

– И?

– Не придется.

Я отступаю и иду на задний двор.

Дурацкий домашний арест не входит в планы, и я намерен цепляться за любую возможность избежать неприятности. Может быть, это не совсем честно, но в получении желаемого все средства хороши.

В кустах у стены нахожу лестницу и взбираюсь по хлипкой конструкции в окно своей спальни.

– Технически, порог я не переступил, – моя самодовольная улыбка заставляет отца прищуриться.

Он расставляет кулаки по бокам и дергает уголком губ.

– На этот раз тебе удалось перехитрить меня.

– На этот раз?! – я оскорбляюсь и просовываю ногу в приоткрытое окно. – Я всегда на шаг впереди. Спасибо за ужин, па.