Американская грязь

5

Дома в маленькой комнате Луки на прикроватной тумбе стоял ночник в форме Ноева ковчега. Не слишком яркий, он давал достаточно света, чтобы видеть, где босые ступни мальчика соприкасаются с плиткой, когда посреди ночи тот вдруг просыпался от кошмара, скидывал с себя одеяло и бежал к Папи. Поэтому теперь, проснувшись в гостинице «Дукеса Империал», он был в растерянности. Разглядеть что-либо в темноте не представлялось возможным. Усевшись в незнакомой постели, он свесил ноги на пол.

– Папи?

Сначала мальчик всегда звал Папи. Подходил к кровати родителей с его стороны, хлопал отца по плечу – и тот укладывал Луку рядом, обхватив его рукой, и никогда не отправлял обратно к себе. От отцовской подушки немного пахло янтарной жидкостью, которую Папи пил перед сном. С Мами было здорово в дневные часы; но Папи оказывался лучше, бесконечно лучше, когда приходилось терпеть ночные пробуждения Луки.

– Папи! – снова позвал Лука. Его голос странно разносился вокруг, не натыкаясь на стены.

Вцепившись пальцами в толстое одеяло, мальчик попробовал по-другому:

– Мами?

Где-то рядом слышалось дыхание, которое на миг прервалось, а затем прозвучало:

– Я здесь, мой милый. Иди ко мне.

Мами. Укутав ноги одеялом, мальчик прислонился спиной к подушкам в изголовье – и тут все вернулось одним махом. Воспоминания о случившемся. Осознание, где они находятся. Из его тельца вышел весь воздух, коленки подтянулись к подбородку. Лука спрятал лицо в ладонях и закричал, сам того не желая: звук вырвался невольно. Мами быстро вскочила на колени и дернула выключатель прикроватной лампы. Комната озарилась светом, но Лука ощущал его лишь сквозь опущенные ставни своих век. Мать притянула мальчика к себе и, затолкав под него свои ноги, заключила в объятья; очень долго Лука просидел, сжавшись в комок на ее коленях. Мами не пыталась его утихомирить, она просто была рядом и держала его крепко-крепко. Казалось, они угодили в эпицентр бури. Спустя минут пятнадцать, когда худшее миновало, у Луки щипало глаза и он по-прежнему не мог расслабить мышцы, но, по крайней мере, снова дышал. Вдох-выдох, вдох-выдох. Его лицо опухло от слез.

Затем Лидия, одетая в одну из тех длинных футболок, что они купили в супермаркете, поднялась с постели. Лука скорчился от боли. Это мимолетное отчуждение вызвало в нем настоящие физические мучения. Лидия взяла со стола бутылку воды и вернулась к сыну.

– Я здесь, – сказала она. – Я никуда не ухожу.

Лука лежал на боку, свернувшись клубком. Мами открутила крышку и глотнула, а потом протянула бутылку мальчику. Ее черные волосы ниспадали беспорядочной волной. Лука замотал головой, но мать настаивала:

– Садись. Попей немного.

Он заставил себя сесть. Лидия приложила к его губам горлышко бутылки и стала понемногу его поить – так же она делала, когда сын был еще совсем маленьким.

– Мне однажды сказали, что единственное, что можно посоветовать человеку в горе, – побольше пить. Все остальное – просто chingaderas^[17].

Мами снова выругалась! Уже второй раз со вчерашнего дня. Лука вытолкнул горлышко изо рта, сжав губы, и тогда Лидия вложила бутылку ему в руку.

– Попей еще, – велела она.

Кожа Мами покрылась пятнами, но была сухой; под глазами у нее лежали темные круги. Такого выражения на ее лице Лука никогда прежде не видел и теперь боялся, что оно останется там навсегда. Казалось, будто семь рыбаков поймали ее на свои крючки и теперь тянули в разные стороны. Один крючок был у нее во лбу, второй – в губе, третий – в носу, еще один – в щеке. Искаженное, перекошенное лицо. Она наклонилась к будильнику на прикроватной тумбочке, чтобы проверить время. В этот момент у нее из-под ворота вывалилось обручальное кольцо, и к нему по золотой цепочке скатились три других колечка. На фоне большого кольца Папи они теперь выглядели совсем крошечными. Мами спрятала цепочку обратно под футболку.

– Четыре сорок восемь, – сказала она. – Встаем, да?

Лука ничего не ответил. Он пил воду из бутылки. Лидия собрала свои растрепанные волосы в хвост и, снова поднявшись с постели, включила телевизор. Найдя канал с мультфильмом на английском языке, она сказала:

– Вот. Практикуйся.

На самом деле Луке не нужно было практиковаться. Он и так прекрасно знал английский.

Мами заказала в номер завтрак: яйца с тостами и фрукты. От одной мысли о еде у мальчика скрутило живот, поэтому он решил переключить внимание на что-нибудь другое. Он позволил своему взгляду зацепиться за телевизор, и его тело обмякло. Голова была как чугунная, нос заложило. Он начал тихонько дышать через рот, но, когда Мами зашла в ванную и включила душ, спрыгнул с постели и последовал за ней. Лидия сидела на унитазе, и мальчику пришлось ждать, прислонившись к краешку ванны. Потом настал его черед. Не потому, что ему хотелось, но потому, что он не мог находиться в комнате один. Лука сидел, спустив трусы к лодыжкам, пока не услышал, как выключился душ. Лука встал с места и спустил воду – как раз в тот момент, когда Мами отдернула шторку.

– Тебе тоже стоит помыться, – сказала она, заворачиваясь в полотенце. – Не факт, что в ближайшие пару дней представится такая возможность.

Лука взглянул на мамино отражение в зеркале и мотнул головой. Нет-нет, только не это. Он больше не может сидеть сжавшись в кафельных стенах, пока во дворике у бабушки гремит перестрелка. Мальчик снова помотал головой и зажмурил глаза, но это не помогло. Он опять переживал случившееся; его тело сжималось в судороге, дыхание сбилось. Из него вырывался не то плач, не то визг; он пытался перекричать грохот стрельбы в своей голове.

– Все хорошо, все хорошо, – зашептала Мами, обнимая его.

И хотя правды в этих словах было немного, Лука цеплялся за них из последних сил.

В конце концов Лидия решила помыть его в раковине мыльной водой и мочалкой, как мыла его совсем малышом. Шея, уши, подмышки, живот, спина, попа, пах, ноги и ступни. Она оттерла всю грязь, засохшую кровь, липкие кусочки рвоты. А потом вытерла чистого ребенка насухо мягким, теплым полотенцем.

Хотя Лидия и Лука ждали официанта с завтраком, стук в дверь заставил их дернуться. Горе сделало их нервными; тишина усиливала каждый звук. Лука нехотя согласился посидеть взаперти в ванной, пока Мами будет принимать доставку. Оставшись в одиночестве, мальчик принялся мычать себе что-то под нос, но это не было похоже на напев. Мелодии не получалось. Лидия разрывалась между двумя запертыми дверями. За одной слышалось нестройное мурлыканье сына, за другой – мужской голос, повторявший что-то про доставку и завтрак. Босая, она дрожащими руками отодвинула от прохода стул. Потом потянулась к дверной ручке. Ей хотелось встать на цыпочки и посмотреть в глазок, но как она могла? Что, если по ту сторону она увидит темное дуло пистолета? Если ее и правда ждет такая судьба, то нет, она не будет открывать дверь и приглашать ее войти. Задержав дыхание, Лидия положила ладони по обе стороны глазка. За дверью ждал молодой человек с тележкой, заставленной серебряными подносами. Он был одет в униформу. На его лице темнели рытвины от угревой сыпи. На груди – беджик с именем: «Иктан». С точки зрения безопасности, все эти факты ничего не значили. Лидия опустила пятки на пол, бесшумно прошла к комоду и достала из верхнего ящика мачете.

– Сейчас открою, минуточку! – крикнула она.

На ней был плотный халат, который она чуть раньше обнаружила в шкафу. Спрятав нож в один из мешковатых карманов, Лидия крепко ухватилась за рукоять. «Ладно», – вслух сказала она самой себе и наконец открыла дверь.

При первом же взгляде на Иктана стало очевидно: он, конечно, не sicario. Он едва тянул даже на доставщика еды. Парень стоял, вжав голову в плечи и откашливаясь, и, судя по всему, ему было неловко находиться в гостиничном номере наедине с постоялицей в халате. Отведя глаза, он шагнул мимо нее и поставил поднос на стол с почти виноватым выражением лица. Затем вернулся к своей тележке и протянул Лидии чек на подпись. Она чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы на несколько секунд разжать мачете и расписаться. Поблагодарив молодого человека, Лидия уже почти захлопнула за ним дверь, как вдруг тот сказал:

– Подождите! Чуть не забыл!

В то же мгновение она снова ухватилась за рукоятку ножа, но парень всего лишь протянул ей две пары столовых приборов, обернутых в льняные салфетки.

– А еще… вот это, – добавил он, выудив с нижнего яруса тележки пухлый бумажный конверт. – Внизу попросили, чтобы я принес это вам.

Лидия попятилась назад.

– Что это такое?

– Посылка. Доставили для вас вчера вечером.

Женщина покачала головой. «Никто не знает, что мы здесь. Никто не знает, что мы здесь», – с ужасом повторяла она про себя.

Молодой человек протянул ей пакет, но Лидия не шевельнулась. Она впилась глазами в коричневую бумагу. Никаких отметок – даже ее имени.

– Хотите, я положу его рядом с подносом? – Молодой человек указал на стол, однако явно не собирался заходить без приглашения.

– Нет. – Лидия понимала, что ведет себя как сумасшедшая, но ей было все равно. – Мне это не нужно.

– Простите?

Она мотнула головой и повторила:

– Мне эта посылка не нужна. Просто выкиньте ее.

Иктан уверенно кивнул – в попытке скрыть озадаченную гримасу. Затем положил пакет обратно и, побрякивая тележкой, зашагал прочь. Когда он поравнялся с лифтами в конце коридора, Лидия вдруг передумала. Она открыла дверь и побежала за ним с криком:

– Стойте!

По возвращении в номер женщина увидела, что Лука выбрался из душа и теперь стоит над подносом с едой, поднимая крышки с блюд. Держа конверт на вытянутой руке, Лидия отнесла его к раковине, а потом аккуратно опустила в ванну на разложенное полотенце. Затем вышла обратно к сыну и закрыла за собой дверь. Взяла только кофе и одним глотком осушила целую чашку, после чего быстро натянула новые колючие джинсы прямо под гостиничный халат.

Лука ел стоя, в одних трусах. Он был страшно голоден, и это чувство казалось ему предательским. Как же так получалось, что его тело по-прежнему требовало пищи? Он запихнул в рот кусочек тоста. Почему масло казалось таким вкусным? Тщательно прожевав, мальчик сглотнул. Краем глаза, не отрываясь от экрана телевизора, он наблюдал за Мами. Заметив, как она скривила губы, Лука решил, что теперь будет о ней заботиться. И больше не будет вести себя как маленький. Он принял это решение без особых раздумий, в одно мгновение, и точно знал, что так оно и будет.

– Мы должны поехать на север, – сказал Лука.

Он подозревал, что именно туда и собиралась отправиться Мами, и таким образом подтверждал, что да, план действительно хороший. Это был единственный способ оказаться на той планете, где никто не сможет их достать.

– Да, – согласилась Мами.

Она стояла в джинсах и банном халате, словно позабыв, что так до конца и не оделась. Казалось, будто Лидия одновременно и очень спешит, и не может пошевелиться.

– Мы поедем в Денвер, – добавила она.

В Денвере жил ее дядя. Продев голову в однотонную футболку, Лидия скинула халат и переступила через него. С нее будто содрали кожу, так что даже от мягкого прикосновения хлопка по ее телу забегали мурашки. Растерев плечи, она велела сыну заканчивать с едой и одеваться.

Затем Лидия снова подошла к ванне и внимательно изучила конверт, который по-прежнему лежал на дне. Она не знала, правильно ли поступила, забрав эту посылку. Может, это и неважно. Кто-то уже выяснил, что они здесь, поэтому нужно срочно уходить, – что бы там ни пряталось под коричневой бумагой. За посыльным с тележкой Лидия побежала вовсе не из любопытства. Ей не было интересно, что там внутри, но она понимала: отныне безразличие стало роскошью, которую она не могла себе позволить. Если они с Лукой хотят выжить, с этого момента необходимо обращать внимание на любую, даже самую незначительную деталь. Она должна быть начеку, чтобы не упустить ни единой крупицы полезных сведений. С этими мыслями Лидия подняла конверт за уголок и внимательно изучила печать. Ничего необычного. Придется вскрывать. Прямо здесь, в ванной? Или, может, лучше отнести на балкон – на случай, если посылка рванет?

– Carajo! – выругалась Лидия.

– Мами? Это ты мне? – спросил Лука через дверь.

– Нет, mijo. Давай, одевайся!

Она приложила пакет к уху, но ничего не услышала. Ничего не пикало. Не тикало. Тогда Лидия принюхалась, но никакого особенного запаха не учуяла. Подцепив ногтем запечатанный край, Лидия зажмурилась и медленно вскрыла посылку указательным пальцем.

В ее голове барабанил ужас – настолько оглушительный, что она почти не слышала хруста надорванной бумаги. Наконец дело было сделано. Самый обыкновенный коричневый конверт. Из него не высыпался ядовитый порошок. Не вылетело смертоносное облако.

Внутри оказалась книга, перевязанная голубой ленточкой: «Любовь во время чумы» на английском языке. Они с Хавьером как-то раз обсуждали этот роман, один из множества их общих любимцев. Между страницами книги что-то топорщилось. Потянув за ленточку, Лидия развязала узелок, и та упала к ее босым ногам. Ее тело было словно выпущенная стрела, которая еще не вонзилась в цель. Она рассекала воздух, выписывала дугу, подчиняясь законам гравитации. Открыв книгу, Лидия вынула из разворота незапечатанный конверт. Конечно, она знала – еще с того момента, когда во дворе ее матери раздался первый выстрел, – что Хавьер виновен в смерти ее родных. Это казалось столь же невероятным, сколь и очевидным. Однако вплоть до настоящего момента Лидии удавалось не осознавать этот факт до конца. Она понимала: стоит ей принять неопровержимость случившегося, как придется признать и свою вину. Она знала этого человека. Знала. Однако не смогла понять, насколько он опасен; не сумела защитить свою семью. Но пока что думать обо всем этом она не могла – слишком рано. Необходимо было как-то отсрочить момент полного отчаяния. Единственное, что сейчас имело значение, – Лука. Ее Лука. Он по-прежнему находился в опасности.

– Одевайся! – снова крикнула Лидия, и ее голос взмыл вверх по незнакомой траектории.

Она полистала книгу; один отрывок был подчеркнут карандашом. Овдовевшая героиня, Фермина Даса, пытается смириться с утратой мужа и неожиданно встречает Флорентино Арису – человека, которого отвергла пятьюдесятью годами раньше.

«Фермина, – сказал он, – полстолетия я ждал этой возможности: еще раз повторить клятву в вечной моей к тебе любви и верности»^[18].

Лидия отшвырнула книгу прочь, и та кувырком улетела обратно в ванну. В руках у нее остался конверт, и на мгновение она задумалась: может, его тоже выбросить? Оставить в ванной вместе с книгой? Но нет, ей требовалось знать, что говорится в письме. Живот у нее крутило. Лидия вытащила открытку с изображением белых лилий и надписью: «Mi mas sentido pésame»^[19]. На другой стороне – знакомый почерк:

Lydia.

Hay sangre en tus manos también. Lo siento por tu dolor y el mío. Ahora estamos destinados a permanecer eternamente unidos por este pesar. Jamás imaginé este capítulo para nosotros. Pero no te preocupes, mi reina del alma – tu sufrimiento será breve.

Javier

Лидия.

Твои руки тоже в крови. Сожалею, что тебе и мне пришлось страдать. Теперь мы навечно связаны общим горем. Я никогда не думал, что нам уготована эта участь. Но не отчаивайся, владычица моей души, – твои мучения продлятся недолго.

Лидия выпустила открытку из рук. Та упала в унитаз и сразу потемнела. Лидия и сама не знала, на что надеялась, открывая этот конверт. Что бы ни написал Хавьер, теперь его слова уже ничего не изменят. Сколько ни трать чернил и бумаги, они не вернут ее мать и мужа. Никакие извинения и объяснения не оживят мозг Йенифер, не втолкнут ее душу обратно в тело. От этой девочки пахло сладким грейпфрутом, а теперь ее нет. Лидия попыталась подавить рыдания с помощью английского ругательства, которое ей никогда не нравилось: «Fuck!» Это помогло, и женщина повторила слово еще раз, а потом еще и еще. Возможно, она надеялась, что письмо Хавьера что-то прояснит. Она перечитала открытку, плавающую в унитазе; чернила уже начали растекаться. Ей стало жутко от того, как хорошо знаком ей этот почерк. Женщина изо всех сил старалась осмыслить случившееся, и от напряжения у нее закружилась голова.

Совершенно ясно было только одно: Хавьер знает, где они находятся. Времени паниковать и обдумывать ситуацию у Лидии не было. Требовалось увезти Луку как можно дальше отсюда. Прямо сейчас. Им нужно бежать. Распахнув дверь ударом ноги, Лидия еще раз шикнула на сына, чтобы тот поскорее одевался. Мальчик не ответил, и, подняв глаза, она обнаружила, что Лука уже почти готов: он сидел на стуле в своих новых джинсах и красной отцовской бейсболке и натягивал носки.

– Ándale^[20], – сказала Лидия. – Молодец.

Расправившись с одним носком, Лука потянулся к подносу за едой, и Лидия тут же рванула к нему. Она выбила из его руки кусок хлеба, и тот шлепнулся на пол.

– Мами! – оторопел Лука.

Лидия покачала головой:

– Не ешь это. Ничего здесь больше не ешь.

Мальчик молчал.

– Это небезопасно.

Она подумала: может, затащить Луку в ванную и засунуть два пальца ему в рот? Но времени уже не было. Все их вещи Лидия затолкала в красный саквояж и два рюкзака. Она даже не успела надеть лифчик. Некогда. Ее волосы не успели высохнуть, и на футболке образовался влажный полукруг. Всунув босые ноги в золотистые кроссовки матери, Лидия закинула на плечи рюкзак и взяла саквояж.

– Готов? – спросила она.

Лука молча кивнул и взял второй рюкзак – тот, что они купили в супермаркете.

– А теперь – очень тихо, – предупредила Лидия. – Ни звука!

Лука сжал губы.

У выхода Лидия остановилась, приложила ухо к двери и прислушалась. Наконец, прижав сына к стене, она открыла дверь одним резким ударом. В коридоре было пусто и тихо, только слышно было, как у постояльцев напротив работает телевизор. Лидия взяла Луку за руку и вытащила из номера. Закрывая дверь, подсунула в проем полотенце, чтобы не щелкать замком. Стараясь не шуметь, они побежали к служебной лестнице, как вдруг в дальнем конце коридора звякнул лифт. Лидия пихнула сына в двери, сама рванула за ним. Семью этажами ниже Лука наконец спрыгнул на последний лестничный пролет; она бежала за ним, перепрыгивая через две-три ступеньки.

6

Со служебной лестницы они попали на небольшую парковку позади кухни; мусорные баки у дверей дышали горячей вонью. Лидия сказала Луке, что все будет в порядке, нужно только сохранять спокойствие и действовать быстро. Нельзя терять голову. Невдалеке тянулась живая изгородь, скрывавшая от гостей подноготную туризма; пробравшись сквозь нее, они ступили на ухоженную дорожку, петлявшую среди сверкающих бассейнов до самого пляжа. Лидия держала ухо востро, опасаясь погони, но пока что было слышно только, как океан хриплым голосом приветствует берег. Палатка с полотенцами пока не работала, но к ней уже направлялся мужчина с тележкой. Когда Лука и Лидия поравнялись с ним, тот предложил им полотенце; улыбнувшись, женщина взяла одно и накинула себе на плечи.

– Спасибо, – сказала она и попросила второе полотенце для Луки.

Выйдя на песок, мать и сын скинули обувь и постарались изобразить из себя обычных отдыхающих. Через несколько минут они успешно добрались до территории соседнего отеля. Там они обулись, зашли в фойе через заднюю дверь и устремились к парадному входу, по дороге оставив свои полотенца на одном из шезлонгов. Проскочив горшки с пальмами, они оказались среди официантов, разносивших апельсиновый сок, и ароматов свежесваренного кофе; Лидия прихватила два маффина с бесхозного подноса. У парадных дверей ждал маршрутный автобус, и Лидия с Лукой забрались внутрь. Проезжая гостиницу «Дукеса Империал», Лидия выглянула в окно и увидела на парковке три черных джипа. Она сжала в руке обручальное кольцо Себастьяна, висевшее на золотой цепочке, и стала перебирать три сцепленных колечка.

Как Хавьер их нашел? И зачем? Возможно, он просто пытался до смерти ее напугать? Помножить горе на ужас? Обесценить ее страдание своим отвратительным, извращенным сочувствием? Понять, чем он руководствуется, было невозможно. Взять хотя бы тот абзац из книги – умерший муж, вульгарное объяснение в любви. Неужели Хавьер не помнил, что происходит дальше? У Фермины Дасы это признание вызвало лишь отвращение, она вытолкала мужчину на улицу с проклятиями, пожеланиями скорейшей смерти и наказом больше никогда не возвращаться. Лидия ничего не понимала.

На мгновение – лишь на одно короткое мгновение – она задумалась, не попросить ли водителя остановиться. Она представила, как подойдет к одному из тех джипов и постучит в окно со стороны водителя. Как отыщет Хавьера, где бы тот ни находился, впервые увидится с ним за пределами своего магазина. Возможно, она его обнимет, отдастся на его милость, потребует объяснений. Возможно, будет молить поскорее покончить со всем этим. А может, будет колотить и пинать его, а потом выхватит мачете, исполосует его лицо, перережет глотку. Но затем Лидия взглянула на сына, и все эти мысли растворились без следа. Она ехала в душном автобусе; на ее сиденье было что-то липкое. Призрак леденца, оставленного каким-нибудь ребенком. Рядом сидел Лука, и Лидия собиралась защищать его любой ценой. Только это теперь имело значение. Впереди автобуса на перекрестке медленно катил черный джип.

– Вы не могли бы отвезти нас на автовокзал? – спросила Лидия у водителя.

– Мне запрещено отклоняться от маршрута, – ответил тот.

– Но ведь кроме нас тут никого нет, а автовокзал совсем близко. Никто не узнает.

– GPS узнает. – Водитель показал на экран, встроенный в приборную панель. – От отеля к вокзалу ходит другой автобус. Этот едет в торговый район. Вам нужно вернуться и сесть на другой автобус.

– Пожалуйста, – взмолилась Лидия. – Я вам заплачу.

Вместо ответа водитель ударил по тормозам и распахнул дверь. Метнув в него злобный взгляд, Лидия все же собрала вещи и, пропустив Луку вперед, вышла на улицу. Магазины еще не работали, и на улицах не было ни души. Автобус закрыл двери и медленно двинулся с места. Мать с сыном стояли на широком, пустынном бульваре. До автовокзала было всего полмили, они могли дойти пешком, но Лидии этот путь казался невозможным, словно им предстояло пересечь поле битвы без брони и оружия. Она умело прятала свой страх, но Лука все равно ощутил его в скользкой холодной ладони матери.

Дорога до автовокзала напоминала Луке какую-то безумную версию игры Crossy Road, где им с Мами приходилось не уворачиваться от такси и грузовиков, а прятаться от наркодилеров, которые сидели в джипах с тонированными стеклами. Непреходящая угроза обстрела снова грохотала в сознании Луки, словно неожиданно появившийся поезд.

– Не волнуйся, – сказал он Мами. – Если кто-то и вправду нас ищет, он поедет к главному автовокзалу, так? Откуда им знать, что мы тут, в Диаманте?

Лука не знал про посылку, но Лидия улыбнулась тому, как логично он рассуждает.

– Вот и я так думаю. Умница.

С этими словами она опустила козырек красной бейсболки сыну на лицо. Шагал он слишком быстро.

– Не торопись так, – сказала Лидия. – Мы должны идти как обычно.

– Но обычные люди тоже иногда опаздывают на автобус, – ответил Лука, подергиваясь.

– Автобусы ходят часто.

В семь минут седьмого Мами купила в кассе два билета до Мехико в один конец; до отправки автобуса оставалось тринадцать минут. Автовокзал был современным зданием, почти полностью из стекла; и хотя солнце еще не встало, небо уже посветлело и Лука сумел разглядеть очертания машин на парковке. Там стоял только один джип, на первый взгляд пустой. Но внутри мог кто-то находиться: может, он откинул сиденье и спит на работе. Пока Мами забирала у кассирши сдачу, Лука внимательно изучал джип. Сейчас, утром воскресенья, все автобусы до Мехико будут забиты семьями, спешащими домой после выходных на море. Лука с Мами вполне сойдут за такую семью. В зале отправлений уже собралась кучка непоседливых детей, которые щебетали и нарезали круги подле сонных родителей со стаканчиками кофе в руках.

Мами отвела Луку в женский туалет и велела зайти в кабинку для инвалидов и встать ногами на унитаз. В обычных обстоятельствах она бы отругала его за такое поведение. Мальчик был почти уверен, что на вокзале их никто не заметил, – он внимательно смотрел на лица окружающих, – но если кто-то за ними наблюдал, если этот кто-то выследил их сначала до вокзала, потом до женского туалета и, наконец, до кабинки для инвалидов, то стоять на унитазе, прислонившись спиной к стене, – идея как будто не самая удачная. Лука уперся ладонями в коленки и попытался унять дрожь. Мами сняла с плеч рюкзак и положила его в угол; красный саквояж она повесила на дверной крючок. В поисках носков она перерыла сумку почти до дна. Носки соединяла пластиковая петелька, которую Мами разорвала пальцами. Лука не знал, как она это делает. Ему всегда приходилось разрезать петельку ножницами. Мами не выглядела особенно крепкой, но мальчик знал, что она очень сильная, потому что она всегда рвала эти петельки как нечего делать. Потом она достала из саквояжа лифчик и кое-как натянула его под футболкой. Застегнув на ногах золотистые кроссовки, Мами повернулась к Луке спиной: чтобы ее мыски смотрели в правильную сторону, на случай если кто-то решит заглянуть под дверь кабинки. Кроме них, в туалете никого не было, но Лука все равно разговаривал шепотом – так они смогут услышать, если кто-то откроет дверь.

– Мы едем в Колорадо, да?

Лидия кивнула, и мальчик обвил ее шею руками.

Опустив подбородок ей на плечо, он сказал:

– Отличный план.

– Никому и в голову не придет искать нас там.

Уставившись на саквояж, висевший перед ней на дверном крючке, Лидия пыталась вспомнить, не упоминала ли Денвер в разговорах с Хавьером. С другой стороны, зачем? Она там никогда не бывала и не видела дядю много лет – с тех пор, как была еще ребенком.

– К тому же это далеко, – сказал Лука.

– Да, – ответила Мами. – Очень далеко.

На самом деле мальчик точно знал, как далеко от Акапулько находится Денвер (почти две тысячи миль, если ехать на машине). Знал он это потому, что был наделен абсолютным чувством местности – так же, как некоторые обладают абсолютным слухом. Он с рождения ощущал свое положение на планете, словно у него был встроенный GPS, который помогал Луке прокладывать путь через вселенную. Стоило ему однажды увидеть какое-то место на карте, как оно навсегда впечатывалось Луке в память.

– Я пропущу олимпиаду по географии, – вздохнул мальчик.

Он готовился к ней полгода. Школа заплатила шестьсот песо за его участие в международном конкурсе, потому что учитель Луки верил: тот привезет домой главный приз – десять тысяч долларов.

– Мне очень жаль, mijo, – ответила Лидия и поцеловала сыну руку.

– Да какая теперь разница. – Мальчик пожал плечами.

Еще два дня назад эта олимпиада была важнейшим событием в жизни семьи; теперь же она казалась совершенным пустяком – как и все остальные дела, которые Лидия раньше записывала себе на листок. Заполнить церковную заявку для причастия Луки. Заплатить за воду. Отвезти мать к кардиологу. Купить подарок на день рождения Йенифер. Пустая трата времени. Лидия почувствовала раздражение, оттого что ее племянница не увидит подарок – музыкальную шкатулку. Она так дорого стоила! Это была дикая, отвратительная мысль, но Лидия не могла ее отогнать. И даже не стала себя упрекать; она милосердно простила свой поломавшийся мыслительный аппарат.

Лука зашептал Лидии на ухо:

– Население Денвера составляет почти семьсот тысяч человек. Город располагается к востоку от подножия Скалистых гор, в связи с чем получил прозвище Город на высоте мили. – Мальчик вспоминал текст из учебника по географии. – Столица штата Колорадо. Около четверти населения – выходцы из Мексики.

Лидия сжала плечо сына и провела рукой по его черным волосам. Два года назад, летом, его стойкий интерес к географическим картам стал превращаться в одержимость, и тогда Лидия нашла ему занятие в своем книжном, в отделе путеводителей и атласов. Удивительно, но еще совсем недавно жизнь в Акапулько била ключом: туристы, магазины, музыка, море… По пляжу скакали сизые голуби. Гигантские круизные лайнеры ссаживали на берег тысячи обутых в кроссовки туристов, чьи карманы были набиты деньгами, а кожа лоснилась от солнцезащитного крема. Их доллары оседали в местных барах и ресторанах. Заполняли кассовый аппарат книжного магазина. Туристы покупали путеводители и карты, серьезные книги и бульварные романы, брелоки и крошечные склянки с песком, которые Лидия держала рядом с кассой в огромном пузатом аквариуме. О, все они обожали Луку. Она сажала его на табуретку, как куклу, и тот на чистом английском рассказывал о тех местах, откуда приехали покупатели. Ему было шесть лет. Вундеркинд.

– Население Портленда составляет шестьсот сорок тысяч человек. Город расположен на пересечении двух рек: Колумбии и Уилламетта, – и является крупнейшим населенным пунктом и столицей штата Орегон. Основан в 1851 году, на шестьдесят пять лет позже своего восточного тезки в штате Мэн.

Генри из Портленда, штат Орегон, смотрел на Луку с открытым ртом.

– Марж, поди сюда! Ты должна это увидеть! Ну-ка, еще раз!

Когда к ним присоединилась жена Генри, Лука повторил свою речь.

– Невероятно! Пацан, да ты талант! Марж, дай ему денег.

– А ты не выдумал все это? – скептически спросила туристка, но все же полезла в кошелек за мелочью.

– Нет, он же сказал названия рек, – вступился за Луку мужчина. – Как такое выдумаешь?

– Все по-настоящему, – подтвердил Лука. – Просто у меня хорошая память. Особенно на карты и всякие места.

– Что ж, в таком случае Генри прав: это невероятно! – Женщина дала ему доллар. – А какой замечательный у тебя английский! Где ты научился так хорошо говорить?

– В Акапулько, – ответил Лука. – Ну и Ютьюб помог.

Лидия молча наблюдала за происходящим и чувствовала гордость – просто неприличную гордость. Настоящее самодовольство. Какой же идеальный был у нее ребенок: такой умный, образованный, веселый и красивый. Она учила его английскому почти столько же, сколько он говорил по-испански. Лидия знала: в туристическом городе мальчику всегда пригодится второй язык. Очень скоро Лука превзошел мать в познаниях, и тогда они стали учиться вместе – через компьютер и телефон. Сериалы, Ютьюб, «Розетта Стоун». Они часто болтали по-английски между собой, если рядом не было Себастьяна; иногда переходили на английский при нем, притворяясь, будто что-то от него скрывают. Друг на друге они испытывали новый сленг. Лидия звала сына dude^[21], а тот в ответ называл ее shorty^[22]. Марж и Генри остались под впечатлением от деловитого обаяния Луки и на следующий день привели в книжный своих друзей с круизного лайнера. Туристы давали мальчику доллар за рассказ о каждом новом городе. В тот день Лука заработал тридцать семь долларов и мог бы заработать больше, если бы туристам не пришлось возвращаться на корабль.