Мы воплотим богов

– Она справится, – сказала я, когда мы наконец остановились.

Капитан Кирен тут же спешился, чтобы наскоро осмотреть место, где мы собирались спрятаться.

– Я знаю, – отозвалась Нуру, еще больше помрачнев. – Я просто предпочла бы находиться там, чтобы удостовериться. Здесь я бесполезна, любой за секунду меня узнает.

Не найдя слов утешения, я предоставила ей расхаживать взад-вперед и подошла к капитану Кирену.

– Все в порядке? – спросила я.

– Да, ваше величество. Она знает это место, и нам остается только ждать. Хотя, если прождем слишком долго, придется ехать в Куросиму в темноте.

– Вы опасаетесь разбойников на дороге?

– Я опасаюсь всего, ваше величество. Такова моя работа.

В отличие от Нуру, капитан Кирен молча застыл как статуя и наблюдал за дорогой, как будто даже не моргая. Остальные гвардейцы встали в караул, а один присматривал за лошадьми на случай, если понадобится быстро удирать.

По плану Сичи должна была с помощью служанки пробраться в лагерь Эдо, а оттуда спуститься по холму к нам. Предполагалось, что она успеет до наступления темноты, но солнце уже скрывалось за деревьями, а ее все не было видно. Наступила ночная прохлада, еще больше омрачая тревожное настроение, и вскоре я уже вышагивала туда-сюда, просто чтобы согреться, по крайней мере, именно в этом я пыталась себя убедить. Мои мысленные заверения в том, что Сичи способна о себе позаботиться, казались все более отчаянными.

Как только солнце окончательно нас покинуло, мы зажгли несколько неярких фонарей, и капитан Кирен подошел ко мне с обеспокоенным видом.

– Если она не появится в ближайшее время, придется решать, разбивать ли лагерь и дожидаться, что принесет утро, или скакать в Куросиму.

– Она придет, – ответила я. – Она сумеет за себя постоять. Поверьте, она придет.

Он поморщился, но прекратил разговор, оставив меня наедине с паникой. Наконец один гвардеец тихо свистнул, увидев на тропинке свет. Не успели слова вырваться из его уст, как Нуру унеслась прочь, не обращая внимания на все попытки ее отозвать. Она исчезла в темноте, и на несколько долгих секунд мы затаили дыхание. Мерцающий огонек неуверенно покачивался. И тут из ночи появились Сичи и Нуру, широко улыбающиеся от облегчения.

– Простите, что опоздала, – сказала запыхавшаяся Сичи. – Трудно найти время для побега, когда отец так усердно занят своими замыслами. Он велел мне перемерить кучу платьев, чтобы портниха могла их переделать. Клянусь, я чувствовала себя подушкой для булавок.

– Весьма холодной подушкой, – заметила Нуру, растирая ладонь Сичи. – Надо выбираться отсюда – вдруг кто-то за ней следил.

Капитан Кирен тут же согласился, едва оставив мне время с облегчением обнять Сичи, и велел нам садиться на лошадей.

Теперь уже не было нужды скрывать цель путешествия, и он повел нас в темноту по топкой тропе к ближайшей дороге. Не к главной дороге на Куросиму, но все лучше, чем месить грязь, и вскоре под сиянием месяца мы перешли на галоп.

От быстрой скачки в ночи мои руки заледенели и как будто смерзлись с поводьями, но ради избавления от Мансина я готова была вытерпеть и больше мучений, чтобы защитить нас и иметь возможность нанести ответный удар.

По дороге мы один раз останавливались, чтобы дать отдых лошадям. Оямада непрерывно сетовал на холод и свои старые кости, но по мере приближения к святилищу стал настаивать, чтобы мы продолжили путь, а не делали привал еще раз. Наконец мы достигли опушки леса, где стоял указатель на святилище Куросима. Еще несколько миль, и мы окажемся у моста через реку Нуорд. Почти на месте. Почти свободны. Не хотелось замедлять темп, находясь так близко, но лучше подождать еще немного, чем позволить лошадям пасть от усталости.

– Почти приехали, – сказала я, пытаясь подбодрить Оямаду, и придержала лошадь рядом с ним. – А там уже разожжем такой огромный костер, что вы на нем поджаритесь.

– Звучит почти вдохновляюще, – процедил он сквозь зубы. – Надо полагать, вы составите мне компанию?

Я что-то заметила краем глаза и повернула голову, проглотив игривый ответ. В лесу что-то снова мелькнуло, но тут же пропало. И опять. Уже ближе.

– Берегись! – вскричала я, бросаясь к Оямаде.

Ночь прорезал характерный скрип отпущенной тетивы, и я схватила Оямаду за руку. Он охнул, раскинул руки и рухнул – стрела попала ему в плечо. С резким воплем он приземлился на дорогу, капитан Кирен рявкнул приказ, и все гвардейцы схватились за луки и нацелились в лес. Посыпались новые стрелы. Некоторые упали на дорогу. Одна воткнулась в круп лошади гвардейца. Другие сшибли людей с седел, и дрожащие древки торчали из рук, спин и шей.

– Бежим! – выкрикнула Нуру, подводя гарцующую лошадь ближе к Сичи. – Бежим!

Но министр Оямада лежал на земле, и я не могла его бросить.

– Беги сама! – откликнулась я, вытаскивая Хацукой. – Уведи Сичи!

Я приложила первую стрелу и спустила тетиву, целясь в темный силуэт между деревьями. Вокруг царил хаос, невозможно было сказать, сколько врагов таится в тени.

– Надо уходить! – сказал капитан Кирен, разворачивая лошадь. Его лицо было в брызгах крови. – Надо отвести вас в безопасное место, ваше величество.

Стрела чуть не чиркнула по его уху, и он решительно встал передо мной.

– Важна только ваша жизнь, ваше величество. Уходим!

Оставаться было глупо, но взгляд на Оямаду подкрепил мою решимость.

– Заберите его, и можем ехать. Я не брошу своего министра.

Капитан Кирен не стал спорить, а сжал губы в мрачную ниточку и спрыгнул с седла. Гвардейцы вокруг нас выпускали стрелы в темный лес, хотя оттуда уже возвращалось меньше. Что-то явно изменилось, но у меня не было времени на размышления. Капитан Кирен поднял Оямаду на ноги. Стрела глубоко вошла в его руку, из раны сочилась кровь, а лицо было мертвенно-бледным.

– Посадите его в седло!

– Он не сможет ехать в таком состоянии! – крикнул капитан. – Надо…

– Посадите его передо мной! – рявкнула Нуру, подводя лошадь ближе, и убрала саблю в ножны. – Надо выбираться, пока…

В лесу прозвенел крик, а за ним установилась тишина, только удаляющийся топот ног и хруст веток в подлеске, словно затухающее биение сердца. Уцелевшие гвардейцы настороженно вглядывались в лес, стоя наготове.

– Что происходит? – прошептала Сичи, сжимая в дрожащей руке кинжал. – Почему так тихо?

В ночи раздался еще один крик, и откуда-то сверху, с ветки, рухнул человек и покатился по пологому склону на дорогу. Когда он распластался на влажной листве, из подлеска выскочили двое в одинаковой одежде и помчались к нам. Я подняла Хацукой, прицелилась и спустила тетиву. Стрела попала одному из них в грудь, и он споткнулся, но его спутник не замедлил бег. Я снова прицелилась, и тут услышала, как Сичи ухнула и метнула кинжал. С такого расстояния она не могла промахнуться, и кинжал вонзился мужчине в плечо. Тот покачнулся, и, прежде чем он успел выпрямиться, я выстрелила ему в лицо. Стрела отбросила его назад, он упал на дорогу, задыхаясь и весь в крови.

Когда он пополз к лесу, я соскочила с беснующейся лошади. Я наступила ему на ногу, и его колено хрустнуло, а из горла вырвалось сиплое клокотание. Капитан Кирен направил фонарь ему в лицо – лицо незнакомца. Тот что-то прохрипел, плюясь кровью.

– Кто вы? – спросила я.

– Да пошла ты!

– Кто вас нанял?

Он перекатился на бок, но кровь была повсюду, а моя нога по-прежнему стояла на его колене.

– Почему обязательно нанял?

Этот человек, которого я никогда в жизни не видела, ненавидел меня так, что не только хотел убить, но и готов был убить любого вместе со мной. Даже на последнем дыхании он выплескивал ярость.

Я почувствовала волну цветочных ароматов, смешанных с запахом пота – ко мне подошла Сичи.

– Я его знаю, – дрожащим голосом прошептала она. – Он работает на моего отца.

Мужчина насмешливо поклонился. Выглядело это странно, учитывая, что он лежал на дороге, истекая кровью, с торчащей в щеке стрелой, похожей на пробившийся насквозь злобный росток.

– Моя госпожа, – издевательским тоном произнес он.

– Отец велел убить и меня, да?

– Нет, хотя, как по мне, так было бы лучше.

Он плюнул в Сичи, и она отпрянула, кровь брызнула ей на ноги.

– Значит, он хотел убить только меня.

– Давайте, завершите начатое, – проревел он. – Я умру, зная, что начатое мной тоже кто-нибудь завершит.

Он злобно уставился на меня, в его глазах плескалась ненависть, и я не могла не поверить в его обещание. Я лишилась детства из-за наемных убийц, мне приходилось видеть врагов в каждой тени, даже когда их там не было.

«Тебя постоянно будут пытаться загнать в угол, – говорила матушка. – Но не забывай, что ты моя дочь». Она считала это достоинством, а не проклятьем.

Я вытащила из-за кушака кинжал и вонзила его врагу в глотку. Он умер с булькающим звуком хлынувшей крови. Я должна была что-то почувствовать, когда клинок проткнул тонкую, как бумага, кожу, мясистые мышцы и наткнулся на крепкую стену гортани. Сожаления, отвращение или ужас. Но не чувствовала ничего. Опустившись на колени, я вытерла кинжал о его рубаху и убрала в ножны.

– Думаю, он был последним.

И я тут же вскочила на ноги, опять вытаскивая кинжал. Посреди дороги стояла женщина, и оставшиеся гвардейцы с опаской ее рассматривали. Спереди и на манжетах ее полукафтан был заляпан кровью, но, несмотря на кисианский наряд, выглядела она как чилтейка. И это вызывало еще больше беспокойства.

– Кто вы?

– Меня зовут Кассандра, – уверенно ответила она, но взгляд настороженно метался от одного гвардейца к другому. – Я пришла предупредить вас, что чилтейцы не собираются придерживаться договора, вам не стоит выходить замуж за Лео Виллиуса. Что бы он ни пообещал, это ложь.

Я наклонила голову, изучая странную женщину.

– И на кого же вы работаете, если решили предупредить меня, вопреки интересам собственной страны?

– Ни на кого. – Она подняла брови, как будто вопрос ее удивил. – Я… Я знала вашу мать.

Знала.

– Мико, – рявкнула Нуру, которая всё еще придерживала раненого Оямаду, сидящего перед ней в седле. – Нам пора. Ему нужен лекарь.

Как же я могла об этом забыть!

– Да-да, конечно, но… куда ехать? Кому мы можем доверять?

– Наверняка где-нибудь поблизости есть деревни, жители которых не желают тебе смерти и не питают ненависти.

– Все деревни, мимо которых мы проезжали, пусты. – Я прижала руку ко лбу. – И в Куросиме может оказаться то же самое, не считая святилища, но он не сможет подняться по лестнице.

– Есть еще левантийцы, – сказала женщина… Кассандра. – В деревне.

– Левантийцы? Какие именно? – Она не ответила, и я повернулась к Нуру. – Кто мог устроить лагерь рядом с Куросимой?

Она покачала головой. Значит, осталось только гадать. Я могу довериться Раху, но, если мы наткнемся на заклинательницу Эзму, дело кончится плохо.

– У нас все равно нет другого выхода, – сказала я. – Нам нужен лекарь, и если окажется, что этот лекарь нас ненавидит, придется разбираться на месте.

– Согласна, – отозвалась Сичи.

Не сдвинувшись с места, Кассандра осмотрела оставшихся солдат.

– Позвольте вас сопровождать, ваше величество, раз уж этот неприятный инцидент лишил вас многих охранников.

Мне хотелось отказаться, чтобы не быть у нее в долгу, но упоминание матушки никак не выходило из головы, и я кивнула.

– Хорошо. Скачите вперед, чтобы мы вас видели, показывайте дорогу к левантийцам. Капитан Кирен, оставьте здесь двоих, чтобы помогли раненым, а мы поедем вперед.

Капитан кивнул, но тут же мотнул головой в сторону Кассандры.

– Вы уверены, что ей можно доверять, ваше величество?

– Нет, но пока будем считать, что я ей доверяю. Нет времени для споров.

Мы преодолели последний отрезок пути до Куросимы галопом – Кассандра впереди, Нуру в середине группы, обнимая раненого Оямаду. Она ворчала, что седло для этого не предназначено, и ругала лошадь, когда та отказывалась бежать с такой скоростью, но мы продолжали путь, пока не сгустилась ночь, унеся с собой последний намек на тепло дня.

Добравшись до реки Нуорд, мы уже выдыхали облачка пара. После недавних ливней река превратилась в грохочущий поток. Каменный мост был высоким и широким, таким же старым, как святилище и деревня, к которым он вел. Лошадь Нуру замедлила ход на подъеме, но впереди мерцали огни, и я помчалась дальше, преодолела холм и предоставила лошади спускаться в своем темпе. Рядом с горой в деревне горели два каменных фонаря, но больше никаких признаков жизни.

– Деревня выглядит пустой, – сказала Сичи, тяжело дыша рядом со мной во мраке. – Где же…

Она умолкла, вглядываясь в темноту. Вокруг перемещались фигуры – не больше чем тени в ночи. Мне не хотелось драться, но и умирать не было желания, и я снова приложила стрелу к тетиве Хацукоя и оттянула ее усталыми руками.

– Кто здесь?

Ближайший человек шагнул вперед.

– Мико?

Только один человек так произносил мое имя. Я опустила лук.

– Тор. – В глазах защипало от слез облегчения. – Нам нужна ваша помощь.

7

Кассандра

Нас обступили вооруженные до зубов левантийцы, глядя хмуро и неприветливо. Ни один не заговорил, пока они сопровождали нас через лес, только императрица Мико и длинноволосый левантиец обменивались напряженными взглядами. Ночь как будто лишилась воздуха. Холодок неприятных предчувствий ледяными пальцами тронул кожу.

«Возможно, это те левантийцы, что забрали Яконо и Унуса», – сказала я, прерывая молчание.

Кайса не ответила. Она не сказала ни слова с тех пор, как мы бросили Унуса, даже во время нападения на дороге, несмотря на стук сердца, заглушавший всё, кроме моего отчаянного страха потерять дочь.

Мы всё дальше углублялись в лес, и левантийцев появлялось всё больше – призрачные фигуры по пути мимо темных шатров и хижин. Охрана императрицы Мико сбилась ближе. Один гвардеец прошептал ей что-то, и она покачала головой, не отрывая взгляда от левантийцев, выжидавших возле ближайшего костра. Они холодно и недоброжелательно наблюдали за ее приближением, разве что оружие не вытаскивали.

Идущий впереди нас левантиец с длинными волосами остановился у группы людей вокруг костра и, указывая на императрицу и ее сопровождение, принялся что-то объяснять. Кажется, неубедительно, потому что один, с виду предводитель, выступил вперед. Этот главный, в отличие от длинноволосого юноши, больше напоминал тех левантийцев, что мне доводилось видеть: темнокожий, высокий, суровый и широкоплечий, с полоской темной щетины на выбритом черепе. Одного за другим он рассматривал усталых всадников из свиты императрицы, пока не остановил взгляд на ней.

– Императрица, – произнес он единственное слово, которое я поняла до того, как длинноволосый начал переводить. – Что вы здесь делаете?

– По дороге на нас напали, министр тяжело ранен, – напряженным звенящим голосом сказала она. – Я бы не беспокоила вас, не будь ранение так серьезно, поверьте.

Еще один левантиец из собравшихся у костра что-то пробормотал, и довольно громко. Императрица взглянула на переводчика.

– Амун говорит, это хорошо, а то они уже утомились помогать всем подряд.

Предводитель сурово взглянул на говорившего – на Амуна, как назвал его переводчик, – отчего напряженность только усилилась. Наконец предводитель обернулся и кивнул женщине, стоявшей поблизости.

– Диха – их целительница, – сказал длинноволосый переводчик, указывая на женщину. – Она посмотрит, что с министром.

– Благодарю. – Императрица кивнула своей левантийской компаньонке, которая с трудом удерживала раненого, чтобы не соскользнул с седла. – Давай, Нуру.

Девушка направила лошадь к целительнице, и полдюжины левантийцев метнулись из тени, чтобы помочь ей с окровавленной ношей. Императрица Мико смотрела на них, не двигаясь, не пытаясь снова заговорить, и в нарастающей тишине мне страшно захотелось вытащить клинок.

В конце концов главный левантиец заговорил.

– Вы здесь ради доминуса Виллиуса? – спросил он через переводчика. Слова, казалось, вытянули весь воздух из ночи.

– Нет, мы направляемся в святилище на горе. – Императрица Мико бросила быстрый взгляд на одного из своих гвардейцев. – А… доминус Виллиус здесь?

– В каком-то смысле. – Предводитель выпрямился. – Наш лагерь в вашем распоряжении, если желаете остаться на ночь, ваше величество.

Один из гвардейцев императрицы с облегчением вздохнул, и напряжение немного спало. По крайней мере, снаружи. А изнутри мне словно крепко сдавили грудь, и с губ, как вырвавшаяся желчь, слетели слова:

– Унус здесь? – разорвала тишину Кайса. – И Яконо?

Глаза всех присутствующих обратились ко мне, но Кайса только выпрямилась и ответила гневным взглядом.

– Мне кажется, вы говорили, что вы здесь не ради доминуса Виллиуса, – сказал переводчик.

– Я – нет, – отрезала императрица. – Мы встретили эту женщину в лесу. Она спасла нас от нападения.

Эту женщину. Она смотрела на меня холодно и с подозрением, и если бы не твердое намерение Кайсы остаться и найти Унуса, я предпочла бы бежать, и как можно быстрее, лишь бы не страдать от презрения Мико.

– Тор, – произнес предводитель левантийцев и отдал переводчику приказ.

Молодой человек вздохнул.

– Чувствуйте себя как дома, ваше величество, – сказал он, обращаясь к императрице. Потом обернулся ко мне. – Вы можете оставить свою лошадь здесь и последовать за мной. Я отведу вас к друзьям.

Он усмехнулся при слове «друзья», но Кайса соскочила с седла прежде, чем я успела усомниться в разумности такого решения. Лишь один раз оглянувшись, проверяя, идем ли мы следом, Тор под шепот подозрений и бесконечные взгляды наблюдателей провел нас сквозь освещенный кострами лагерь к хижине позади самого большого костра. У двери, как будто в карауле, стояли два левантийца, а третий, сидевший рядом, смотрел на занавешенную дыру, служившую окном.

Тор переговорил с охранниками и жестом пригласил нас войти. Нас наверняка оттуда не выпустят, но, может, и так не выпустили бы – после того как Кайса спросила про доминуса Виллиуса. Не колеблясь, она уверенно и быстро шагнула внутрь. После костров лагеря дух сырости был подобен удару в лицо. Во всяком случае, до тех пор, пока кулак не врезался мне в скулу и мы не отлетели к дощатой стене.

– Какого хрена? – рявкнула я прежде, чем Кайса снова захватила контроль.

Нападавший опустил кулаки.

– Кассандра?

– Яконо?

«Вот видишь, – сказала я. – Ничего с ними не случилось».

«Не благодаря тебе».

Унус сидел, привалившись к стене, и наблюдал за нами из-под полуприкрытых век.

– Ты цел? – Кайса рванула к нему и резко бросила нас на колени. – Чего они от тебя хотят?

– Не знаю, – произнес Яконо, когда Унус не ответил. – Но у нас все хорошо. Ему задавали много вопросов, а мной почти не интересовались. Возможно, потому что я сказал, что убивать людей – моя работа.

– Как, надо думать, и их, – проворчала я, пока Кайса высматривала на лице Унуса следы жестокого обращения. Он выглядел вполне сносно, никаких ссадин, кроме темного пятна на лбу в том месте, куда я попала рукоятью ножа.

– Унус или Дуос?

Он поднял мертвенный взгляд, без слов упрекая нас за этот вопрос. Но Кайса не отставала, и он наконец вздохнул.

– Унус. Я ни разу его не чувствовал с тех пор, как мы сюда попали. – Унус пожал плечами, рубаха шаркнула о шершавую стену. – Здесь, как ни странно, для меня самое безопасное место.

Яконо, наблюдавший сквозь темное окошко за лагерем, невесело рассмеялся.

– Может, сейчас и так, но не думаю, что их снисходительность продлится долго. А пока они нас не выпустят, мы здесь застряли.

– Так, похоже, и есть. – Я встала и присоединилась к нему у окна. – Шансы довольно скверные, хотя у тебя все же больше, чем у меня.

– Если дело дойдет до драки, это будет не из-за нас, а из-за него. – Яконо мотнул головой в сторону Унуса. – Редко доводилось видеть такую враждебность. Не знаю, что им сделал он или его братья, но наверняка что-то очень плохое.

– Использовали левантийцев, чтобы без риска попасть в Мейлян, и нарушили обещание освободить, – ровным тоном произнес из угла Унус. – Убили одного их переводчика. Проникли в голову их предводителю и настроили его против остальных. Лишили их шанса обрести здесь дом. Напали на них в Когахейре. Выкололи глаз их капитану.

Из-за безэмоционального тона этот список казался еще ужаснее.

– Да уж, – вздохнула я. – Им и правда есть за что тебя ненавидеть.

Он не улыбнулся.

– Кассандра, – сказал Яконо. Мое имя так красиво звучало в его устах. – Как ты оказалась здесь?

– Я… – Я не могла посмотреть ему в глаза. – Я пришла с императрицей Мико.

– Так и думал, что поэтому ты сбежала, – совсем просто произнес он, пробуждая чувство вины, которой я не испытывала, предавая Кайсу. Легче было бы, если бы он разозлился. – Рад, что ты нашла ее, но почему она здесь?

– Я едва не опоздала. Одного из ее свиты ранили на дороге, и они пришли сюда за помощью.

– К счастью для нас, – без единой нотки сарказма произнес Яконо.

Раздавшийся в лагере крик избавил меня от дальнейшего погружения в чувство вины, и я подалась ближе к окну. Перед дверью, столпившись, шептались караульные, что-то явно происходило. Где-то там была и Мико, но собравшаяся толпа полностью состояла из левантийцев, их внимание было направлено на взывающую к ним женщину.

– Впечатляет, как высоко левантийцы ценят правила и иерархию своего общества, – заметил стоящий у окна Яконо. Его присутствие согревало меня. – Я видел нечто подобное только в церковных общинах.

– Ты хочешь сказать, что быть левантийцем – это религия?

– Нет, они не превозносят значимость высших сил, они высоко ценят себя и свой образ жизни.

Женщина снаружи заговорила, и левантийцы забеспокоились. Ропот нарастал как прилив, многие переглядывались, словно не могли поверить своим ушам.

– Что происходит?

Яконо покачал головой.

– Понятия не имею. Я никогда не изучал левантийский, а мой разговорный корунский не слишком хорош.

Ну конечно, он знает корунский, а мне неизвестно даже то, где на этом языке говорят. Появилось ощущение, что он не просто лучше меня в своем деле, а превосходит вообще во всем. Нахмурившись, я выглянула в окно.

Речь оборвалась так же резко, как и началась, и последние слова потонули в ночной темноте. В напряженном молчании казалось, что сейчас кто-нибудь закричит и выхватит клинок. Но вместо этого кто-то из задних рядов толпы развернулся и пошел прочь. А за ним последовали другие. Ничего не говоря, они просто один за другим отделялись от группы, чтобы в мрачном молчании вернуться к своим делам.

Кто-то шагнул ко мне, я резко повернулась и едва успела отвести занесенный кулак, чтобы не ударить Унуса в лицо.

– Никогда не подкрадывайся вот так к девушке, – сказала я с бешено колотящимся сердцем.

– Они разделились, – сказал Унус, словно не замечая моего возмущения. – К сожалению. Они хотят моей смерти, но их предводителю, капитану Раху э’Торину, я нужен живым, чтобы больше узнать о происходящем в степях. А его охотница Лашак только что сообщила, что они не смогут мне отомстить, зато скоро вернутся домой. Это вызвало много… смешанных чувств.

– Значит, все это из-за тебя? – с укором поинтересовалась я.

Унус вздохнул.

– Да. И нет. Думаю, дело еще и в их прежнем предводителе Гидеоне, но все мысли… путаются. Шумно. И… очень больно.

– Нужно выбираться отсюда, – сказал Яконо, наблюдая, как сборище рассыпается на мелкие переговаривающиеся группы. – Раз они так злы на тебя, это в любой момент может обернуться и против нас, что бы там их главный ни говорил.

– А кто только что восхищался какими-то там их правилами? – поинтересовалась я.

– Они могут иметь высокоорганизованное сообщество и при этом желание убить нас, Кассандра. Это не взаимоисключающие понятия. – Он внезапно отступил от окна и напрягся. – Кто-то идет.

Возле двери послышались голоса левантийцев, а потом вошел переводчик. В сопровождении воинов с обеих сторон он выглядел поистине самым нелевантийским левантийцем, какого я когда-либо видела. И не только из-за длинных волос – его хрупкая фигура явно не знала тяжелой работы. Кроме того, в нем не было твердости и уверенности, он устало вздыхал, поза выдавала надежду, что никто на него не посмотрит.

– Капитан Рах хочет еще раз допросить доминуса Виллиуса, – сказал он, обращаясь больше к Яконо, чем к Унусу. – Гарантирует, что вернет его в целости и сохранности. Ты останешься здесь.

– Что насчет меня?

Молодой левантиец скользнул по мне взглядом, поднял брови, но при этом умудрился сохранить скучающий вид.

– Я не знаю, кто ты, и мне всё равно, но он идет с ними. – Он указал на Лео, и его вооруженные спутники выступили вперед. – А убийца останется.

Сказав это, он развернулся и вышел в ночной сумрак. Яконо принял боевую стойку в готовности действовать, но я положила руку ему на плечо.

– Не надо, – сказала я. – Я пойду с ним. А ты оставайся здесь.

У него не было времени возразить. Покорившись своей судьбе, Унус уже направлялся к двери, и я поспешила за ним. Переводчик с усталым видом дожидался снаружи, выражение его лица «поскорей бы покончить со всем этим дерьмом» было хорошо мне знакомо.

– Лучше тебе ни во что не вмешиваться, – сказал он. – Они все немного раздражены.

– До тех пор, пока вы его не трогаете, – ответила Кайса, балансируя на краю моего сознания.

Не ответив, молодой человек повел нас к костру в центре лагеря. Большинство левантийцев разошлись, но недостаточно далеко, чтобы мы могли чувствовать себя в безопасности. Из тени в спину Унусу смотрели настороженные глаза.

Стоящий возле костра капитан Рах впечатлил меня тем, что выглядел еще более изможденным, чем Тор. Костер освещал злобные гримасы на лицах его товарищей. Один указал на меня, но единственным понятным мне словом было имя Мико. Они хотя бы не собирались отрезать мне голову. По крайней мере, пока.

Они переключили внимание на Унуса. Никто не смотрел прямо на него, но капитан расспрашивал его резко и быстро, а короткие реплики Унуса вызывали еще больше вопросов. Заинтересовавшись, я обратилась к переводчику, оставшемуся поблизости.

– О чем его спрашивают?

– Ладонь хочет понять его… состояние, если можно так выразиться, – сказал Тор. – Его заявление, что он часть души и у него есть… братья по душе. Я не знаю ваших слов для этого.

Я окинула взглядом круг хмурых левантийцев, язвительным и резким тоном забрасывавших Унуса вопросами.

– Они не верят ему?

Тор ответил взглядом, прочесть который я не сумела.

«Почему их это волнует? – спросила Кайса, в первый раз после нашей борьбы за контроль интересуясь моим мнением. – Если им нужно только отомстить за то, что сделали его братья, для чего сначала пытаться понять его?»

Мне тоже это показалось бессмысленным, но надежда, что его поймут и простят, исчезла. Ближний левантиец, извергая ненависть, с грозным рыком подступил к Унусу, и лишь вытянутая рука капитана остановила его порыв. Унус отшатнулся, и Кайса перехватила контроль над телом, втягивая нас в свару.

– Чего вы не понимаете? – произнесла она, и от этих слов все умолкли. – Душа может родиться больше чем в одном теле. Я видела его братьев, да и сама – ходячее доказательство того, что душа не остается неизменной.

Все взгляды обратились к Тору, а после его перевода левантийцы с недоверием уставились на меня. Им, конечно, легко отвергать эту мысль, но всю жизнь такова была моя реальность. Недоверие левантийцев отрицало само мое существование. Я урод. Чудовище. Ходячая смерть номер три.

Даже теперь из ближайшего тела доносилось постоянное напоминание. Песня смерти вокруг не умолкала, пока один левантиец не откашлялся.

– А я верю, что этот человек – не тот, кого я встречал, когда шел с армией Чилтея, – сказал он через переводчика. – Но доминус Виллиус – слишком ловкий манипулятор, чтобы просто принять это… дикое объяснение.

– Иногда и самое странное оказывается реальным.

Левантиец вздернул подбородок, показывая всем видом, что менять свое мнение не намерен. Я вздохнула.

– Хорошо. Позвольте, я вам это докажу.

Я прислушалась. Кровь пылала во мне вечной обидой, которую я никогда не могла высказать. Я направилась к мертвому телу. Оно пело свою жалобную песнь, лежа возле чего-то вроде святилища – кучи камней, утыканных ветками и разрисованных какими-то символами. Это была женщина, похоже, умершая недавно, не больше нескольких часов назад. Опустившись на колени, я положила руку ей на лоб.

«Твой черед», – сказала Кайса.

– Мой… что?

Ни к чему не привязанная, я выскользнула вперед. Во рту вдруг появился вкус пепла, а за ним пришла тишина. Ни дыхания, ни неотступного стука сердца. Трудно даже представить, насколько шумно живое тело и как странно, когда эти звуки пропадают.

Как вода сквозь трещины, сознание постепенно распространялось по новому телу, отдавая мне контроль сперва над глазами, за ними над языком и губами, потом над руками, пальцами и, наконец, ногами. Голоса надо мной слились в бурю звуков, а Кайса просто сидела, глядя на меня и не обращая на крики внимания. Слабая улыбка тронула уголки ее губ, и на миг я решила, что она развернется и сбежит, и мне ее не поймать. Но она не бежала, просто улыбалась, наблюдая, как я дрыгаю руками и ногами.

Сесть оказалось легче, чем я ожидала. Значит, труп совсем свежий и без болезненной возрастной скованности, уже появившейся в моем теле. Люди вокруг ахали, но я наблюдала только за Кайсой. Она наслаждалась, глядя, как я испытываю нечто одновременно и ужасное, и восхитительно освобождающее, находясь в теле, защищенном от любого вреда, – ведь оно уже мертвое. Опыт, который мы с ней теперь разделяли, сближал – момент единения, заглушающий все обиды.

– Вообще-то, это довольно приятно, – произнесла я, почему-то удивляясь, что голос не мой. – Кроме пепла. Я вполне обошлась бы без вкуса пепла.

Все уставились на меня. Наверное, мне следовало устыдиться, что все видят, какое я чудовище, но сейчас, когда Кайса улыбалась мне моими губами и глазами, ничего ужасного я не чувствовала. Я такая, как есть, какой этот мир создал меня, и моей вины в этом нет.

И, как когда-то Кайса в теле Джонуса, я раскинула руки перед оторопевшими левантийцами.

– Ну, теперь вы мне верите? – произнесла я и в ответ услышала звон клинков.

Все смотрели на Тора, вопросительно и с укором.

Первым заговорил капитан, его голос звучал тревожно.

– Я не знаю, как чилтейцы относятся к смерти, – медленно перевел Тор. – Но у нас мертвое тело неприкосновенно до тех пор, пока не освобождена душа, а ты…

Он прервался. Капитан Рах заговорил снова, теперь уже быстро и обеспокоенно, и по кругу наблюдателей прокатилась рябь вздохов.

– Как ты там оказалась? – спросил переводчик. – Ты сказала, у тебя две души. Что ты сделала с душой Лепаты, почему можешь жить в ее теле?

Посмотрев на Кайсу, я увидела то же смущение, какое испытывала сама. Что-то изменилось. В вопросе не было любопытства, но присутствовал страх – и не перед говорящим и ходящим мертвым телом, как следовало ожидать.