Czytaj książkę: «За дверью. Часть 2», strona 18

Я нарисовал пальцем в воздухе спиральную кривую.

– Снова повторю, что хотя в общем круговом движении верха и низа не существует, но при виде сбоку получается синусоида, как растянутое во времени движение вверх и вниз по вертикали. И в этой двумерной плоскости на верхнем и нижнем закруглениях срезы вибраций, если представить их как горизонтальные линии, проходят почти параллельно самим вибрациям. Эти участки наиболее подвержены влиянию множества факторов, там «дождь» преобладает над «волнами», отчего физические проявления миров нестабильны и легко смешиваются друг с другом. Такие закругления вибраций на плоской синусоиде назвали зонами Хаоса. А когда вибрация проходит по средней части синусоиды, она более стабильна и закономерна. Горизонтальные срезы вибраций, образующие физические миры, близки к перпендикулярам и потому отчетливо выражены. Эти фазы назвали Порядком. Так вот то, что мы понимаем под разумной жизнью, и антропогенные Отражения в том числе, расположены на возрастающей фазе Порядка. Этим теория объясняет эволюцию жизни, ведущую к усложнению проявляемых в физических мирах организмов. На убывающей фазе Порядка вибрации порождают как бы «недоразвитый разум» самых разных существ. А уж в зонах Хаоса не то, что разумной жизни не встретить, там бы свой разум не потерять. И при этом не забывайте, что идеализированная синусоида одной вибрации на самом деле проходит прямо через нас. И не одна, а мириады мириад с разными амплитудами, периодами и продолжительностями. Так что и Закон, и Хаос в разных вибрациях смешиваются на одном Отражении. Вибрации с большими амплитудами и долгими продолжительностями образуют неживой мир. Именно от них зависит соотношение упорядоченности и хаотичности на физическом уровне Отражения. Быстрые вибрации с маленькими амплитудами лежат в основе живых существ. Поэтому из них получаются такие противоречивые личности, объединяющие в себе Порядок и Хаос. Вот так устроен наш многомерный мир. Он состоит из вибраций, и бытие не имеет никакой сущности.

– Под сущностью я подразумевал не материю, а цель бытия, – сказал Савелий Афанасьевич.

– Цель бытия – это некорректное определение. Точно так же можно спросить про цель реки. Река движется и впадает в озеро или море. Но это не значит, что она хочет туда попасть или что кто-то ведёт её туда. Просто река – это временная совокупность вещества – воды. В физическом мире вода подвержена закону тяготения и потому стекает вниз. Река не имеет разумной цели. Река течёт просто потому, что она такая, какая есть.

– Я много раз представлял себе встречу с магом по крови, но никак не ожидал, что он окажется материалистом и атеистом, – усмехнулся целитель.

– Ну, допустим, не материалистом, так как материи-то как раз и не существует. Я, скорее, назвал бы себя реалистом и рационалистом. Я считаю, что нет ничего сверхъестественного. Всё объяснимо, всё изучаемо и всё может быть использовано при достаточном развитии знаний о мире.

– Неужели ты совершенно отрицаешь возможность существования высшего разума, Бога?

– Давайте различать понятия «высший разум» и «Бог». Высший разум может не быть Богом, а Бог может не быть высшим разумом.

– Я готов допустить, что древних магов люди впоследствии стали считать богами. Но ты так и не сказал, кто производит вибрации.

– Дело в том, что тот порожденный вибрациями многомерный мир, который я вам описал, на самом деле лишь часть ещё более многомерного мира. И, вполне возможно, существует не просто высший разум, или, как его обычно называют маги «высшая сущность», но и множество этих сущностей.

Брови Савельевых снова одинаково поднялись.

– Снова представьте себе одну вибрацию в виде плоской синусоиды. Только синусоиду нарисуем не гладкой линией, а как бы мелко дрожащей, описывающей мельчайшую спираль виток за витком вокруг основного направления движения. То вот эта маленькие спиральки, эта дрожь, эти вроде бы незначительные отклонения и есть вибрации нашего мира. Они словно случайные «капли» на «волнах» неких более глобальных движений. Мы только предполагаем, что эти движения цикличны, как и наши вибрации, но точно утверждать этого не можем. Они превосходят время существования всего нашего многомерного мира. И ещё можно предположить, что вибрации, порождающие нас – даже не вторичные, а сторичные и тысячеричные отблески таких глобальных колебательных движений, которые мы не можем осмыслить из-за того, что мы таковы, какими являемся. Также можно допустить, что как нас материализуют совмещения вибраций, так и глобальные движения формируют неких высших сущностей. Очень условно и приблизительно нас можно сравнить с муравьями в биосфере планеты. Мы можем бороться за власть в своём муравейнике и можем стремиться к покорению других муравейников. Но в то же время мы никогда не станем хозяевами всей планеты от дна океанов до верхнего края атмосферы. А если даже и станем, то останется космос с неисчислимыми звездами и галактиками. Наш муравейник, который для нас представляется целым миром, для кого-то лишь кучка земли и травинок. Нас могут раздавить, даже не заметив. Или, что ещё хуже, мы можем заинтересовать какого-нибудь муравьеда. Мы даже не способны сообщить о своём разуме высшим сущностям, если, конечно, они присутствуют в мирах глобальных движений. Если муравей попытается привлечь к себе внимание человека, то он может это сделать только доступными ему способами общения: потрогать усиками-антеннами или укусить. Что сделает человек в ответ на такую попытку контакта? В лучшем случае стряхнёт с себя насекомое, в худшем – раздавит. Является ли человек по отношению к муравью Богом?

Вопрос был риторический, поэтому, не дожидаясь ответа, я сразу продолжил:

– Некоторые религии утверждают, будто наш мир некогда был создан Богом. Дескать, самостоятельное появление мира и сложных живых объектов невозможно. Но тогда возникает логичный вопрос: а кто создал самого Бога? Если невозможно самостоятельное происхождение материи и разума, то самостоятельное происхождение Бога невозможно тем более. Откуда вдруг появилось разумное существо столь сложное и могущественное, что смогло создать наш мир? Почему не допустить, что Бога, создавшего нас, создал ещё более великий Бог? А того – другой Бог. И цепочка таких Богов-создателей уходит в бесконечность. Понятие Бога обычно подразумевает некую высшую силу, которая целенаправленно нас создала, которая наблюдает за нами, оценивает нас и направляет к некоему результату. Конечно, хотелось бы верить, что нас ведут к вершинам разума и культуры. Однако это типичные эгоцентризм и антропоцентризм. Они возникли ещё тогда, когда жители каждого отдельного Отражения считали его центром мироздания, а себя – вершиной природы. Однако нет никаких доказательств, что мир создан для нас и ради нас. Я уже объяснил ранее, почему Бог, если он существует, и если он создал наш мир, не добр и не благ. С такой же вероятностью мы можем оказаться результатом посева некоей высшей субстанции на БАК-анализ, материалом одного из миллиарда миллиардов заурядных опытов. И, убедившись в нашем появлении и развитии, некий высший лаборант смоет нас в канализацию и стерилизует после нас свои инструменты. Ещё существует теория, что мы все – это урожай, некогда посеянный кем-то значительно нас превосходящим. Если жизнь была целенаправленно сотворена, то можно предположить, что кто-то посеял простейшие микроорганизмы, чтобы они со временем развились в разумных существ. То есть те вибрации, которые составляют нас самих и наш разум – это чья-то пища. И когда мы достаточно увеличим свою численность, разовьём свой интеллект и выработаем всеобщую гуманистическую мораль, это будет означать, что мы «созрели». И тогда нас придут и соберут, чтобы переработать и поглотить. И наше мнение будет значить примерно столько же, сколько значит для нас мнение пшеничных зёрен, которые перемалывают в муку, чтобы испечь хлеб. Ещё может быть, наш мир – винтик в какой-то великой машине. Или он представляет собой виртуальную реальность в чьей-то компьютерной игре. Или же наш незначительный эффект отклонений глобальных движений никто из высших разумов просто не принимает в расчёт, как современная наука сейчас не учитывает хаотичность в субатомных вибрациях, «дождь на волнах». Или все мы – сон Вишну, дремлющего на Ананте. Тысячи цивилизаций придумали миллионы гипотез, теорий и верований, но ни одна из них не может быть проверена, подтверждена или опровергнута. Мы не можем узнать, что происходит на следующих уровнях глобальных движений, пока мы остаёмся такими, какими являемся на своём уровне. Вот осознание всего этого много-много-многомерного мироздания и привело часть древних магов к выводу о том, что тщетно пытаться управлять другими разумными существами. Тщетно влиять на них. Потому что сколь бы великую власть маги не обрели, она всё равно окажется ничтожной в сравнении с превосходящими нас сущностями. Если, конечно, таковые вообще имеются на следующем уровне глобальных движений.

Савелий Афанасьевич покачал головой:

– Как-то это всё очень безрадостно.

– Да уж, это не религия, которая просто говорит: «Будь покорен, плати деньги и тебе воздастся!» На самом деле никто не даст вам воздаяния: ни Бог, ни царь и ни герой. Образующие вас вибрации со временем разгруппируются и изменятся, что будет соответствовать прекращению существования вашего тела и сознания. Потом отдельные вибрации где-то и когда-то снова сблизятся с другими вибрациями и овеществятся в этом или других Отражениях в виде живой или мёртвой материи. Это проверенные и доказанные факты.

– Требуется время, чтобы всё это осмыслить, – произнёс Савелий Савельевич.

– Можно не торопиться, – я пожал плечами. – Всё это осознано и осмыслено магами по крови в Изначальном мире ещё десятки тысяч лет назад. А маги других форм жизни в других мирах осмыслили это намного раньше. Но наш мир от этого не изменился. Не стал добрее, честнее, справедливее. Знания о мире – инструмент. Знания можно использовать для активного изменения мира или для его отрешённого созерцания. Их можно использовать для обеспечения самого себя всеми возможными удовольствиями или для труда во благо многих.

– Это всё понятно. Но какой путь изберёте вы? Что вы ответите на мою просьбу и на моё предложение?

– Чтобы я не торопился устраивать «конец света» и сотрудничал с вами для постепенных преобразований общества?

– Примерно так.

– Мне надо подумать, – коротко сказал я. – Как я смогу с вами связаться, когда захочу встретиться в следующий раз?

– Вот мои телефоны! – Савелий Савельевич достал из кармана визитную карточку.

Хотя с помощью магии я давно уже снял копию с визитки и материализовал её в своём кармане, я не хотел лишний раз напоминать простым смертным, насколько они для меня прозрачны.

Я посмотрел на часы:

– Скоро утро. Мы с вами проговорили всю ночь, и, пожалуй, пришло время расстаться.

Не дожидаясь прощальных слов от отца и сына Савельевых, я встал со стула, дематериализовал его и прямо перед собой открыл дверь на ледяную равнину. Мои собеседники всё ещё сидели на диване, поэтому не могли видеть, куда я направляюсь, однако я решил не рисковать. Я сделал шаг вперёд и покинул Изначальный мир. И только потом открыл дверь в каменную пещеру, ведущую в подземелье Браспасты.

Я так и не выяснил, знал ли кто-то из Савельевых о засаде агентов КОЛО в доме напротив (им в течение всей ночи так и не привезли новое оборудование взамен испорченного). Если Савелий Савельевич советовал отцу плотнее задёрнуть шторы, то, возможно, он опасался слежения за квартирой со стороны ОЕП. Однако, если бы он сам установил пункт наблюдения, то он не мог не знать, что для следящего оборудования закрытые шторы не являлись помехой.

Всё равно, будущее покажет, насколько можно доверять Савелию Савельевичу. Он должен был понимать, как много придётся изменить в Изначальном мире, если я соглашусь на сотрудничество. Правящие боблины просто так не уступят свою власть. Возможно, они решат, что с хозяевами магических энергий договориться будет проще, чем со мной. Не зря же маги сохранили одну базу целой и невредимой. Я предполагал, что в соответствии со стратагемой Сунь-Цзы, они оставили правителям Изначального мира «золотой мост», но не для отступления, а для посылки парламентёров. Никто не хотел глобальной войны между Отражениями. Предпочтительнее было запугать противника своими возможностями и навязать ему свои условия взаимного существования.

Я вспомнил комбинаторику. Есть я, есть Изначальный мир. Каждый из нас может либо продолжить жить, либо погибнуть. Так что получается четыре варианта развития событий: я живу, и мир живет; я умираю, а мир продолжает жить; я живу, но мир уничтожаю; я умираю, и вместе со мной умирает весь мир. Все просто рассчитать, и в то же время очень сложно сделать окончательный выбор. Гамлету было проще, ведь он решал только свою судьбу и выбирал всего из двух вариантов: «Быть или не быть?».

Глава 10. Сомнения.

На просторной площади, вымощенной огромными каменными плитами, собралось человек пятьдесят. Они стояли несколькими группками, негромко переговаривались между собой и осматривались, кто украдкой, а кто смело и открыто. А посмотреть было на что! Площадь окружали величественные строения разных архитектурных стилей: сложенные из громадных блоков ступенчатые пирамиды, ажурные здания с множеством колонн, грибообразные сооружения с широко распростёршимися открытыми террасами. Позади строений обзор закрывала сплошная стена растений всевозможных оттенков зелёного цвета с яркими пятнами больших и маленьких цветов.

На одной из террас, видящие всё происходящее на площади, но невидимые снизу, за столиком с лёгкими кушаньями сидели я, Браспаста, Отшельник и тётя Вика. Лёгкий ветерок доносил до нас ароматы цветов, плодов и листьев, спешивая их с запахами пищи и делая её ещё более аппетитной. С высоты террасы мы видели не только площадь перед нами, но и разбросанные по округе другие комплексы зданий. Соединяющие их дороги нельзя было рассмотреть, потому что их закрывали густые кроны высоких деревьев.

Мы находились в тропической части своего Дубля. Наше здание не только внешне походило на гриб, оно имело своеобразную «грибницу» – уходило глубоко под землю, к огромным залам и тоннелям с работающими на жаре магмы и паре механизмами. Эти механизмы двигали подъёмники, доставлявшие к террасам всех желающих полюбоваться видами сверху.

Люди внизу были беженцами, только что выведенными с другой планеты Дубля из-под власти религионеров. Несколько семей провёл через дверь между мирами маг по крови Илин, как и мы, принадлежавший к противникам религионерской тирании. Сейчас Илин находился на площади вместе со своими подопечными. Он был ровесником родителей Браспасты (плюс-минус сотню лет), но выглядел значительно моложе. Не отличаясь большой магической силой, Илин довёл до совершенства искусство оставаться незаметным в мире религионеров. Он вёл жизнь обычного человека и стремился не столько сражаться с враждебными магами, сколько просвещать подвластных им людей и пушистиков. Результатами его пропаганды становилось распространение антирелигионерских взглядов и бегство на нашу часть Дубля тех, кто окончательно готов был порвать с униженным существованием под бременем внушённой вины.

Вырвавшимся из более чем скромных условий беженцам окружающие леса и здания могли показаться Обителью Праведников, которую после смерти религионеры обещали тем, кто всю жизнь покорно нищенствовал и пресмыкался. Нехитрые пожитки беженцев были сложены на краю площади, и люди изредка бросали взгляды в их сторону, чтобы убедиться в сохранности. Хотя Илин, несомненно, рассказал им о свободной части Дубля и о том, что отношения между жителями тут совершенно не похожи на те, к которым они привыкли с детства.

– Сейчас начнётся, – сказал Отшельник. – Прукс, пожалуйста, налей мне ещё кофе.

По столу на мгновение промелькнула округлая тень с несколькими конечностями, и чашка мага наполнилась.

– Благодарю, Прукс!

Когда стало окончательно ясно, что возвращение старого боблина к прежней жизни в Тассисудуне крайне опасно и потому невозможно, мы произвели туда вылазку и помогли ему забрать все вещи, которые уцелели от разгрома, устроенного истребителями магов. Также Отшельник забрал на Дубль всех своих домовых. Тут было очень мало теллургических вибраций, вступающих в диссонанс со специфическими не полностью проявляющимися в материальном мире вибрациями домовых, и они чувствовали себя гораздо лучше, чем в Изначальном мире. А Прукс теперь не только помогал Отшельнику дома, но и всюду следовал за ним, словно боялся вновь разлучиться.

Тем временем на вершину одной из ступенчатых пирамид поднялся ещё один из наших товарищей – маг по крови Дангма. Он был одет в блистающее облачение и держал в руке посох с пылающим синим пламенем навершием.

– Приветствую вас в нашем мире! – торжественно произнёс он, и его голос, усиленный магией, разнёсся по всей площади.

Тут же все взгляды беженцев обратились на него. Для большего эффекта Дангма ещё добавил себе роста и окружил себя колышущимся сиянием.

– Теперь вы освобождены от обмана и угнетения. Вы больше не рабы, а свободные граждане. Вы стали полноправными и ответственными членами общества равных тружеников.

Беженцы радостно заулыбались, а Дангма продолжил говорить ещё более возвышенно:

– Так возблагодарите за это Единого Бога, облагодетельствовавшего вас своей снисходительностью!

На лицах большинства беженцев возникло недоумение.

– Закройте глаза перед ослепительной благостью Единого Бога, по милости своей одарившего ваши ничтожные существа вхождением в мир великолепия!

Эти слова так походили на риторику религионеров, что вызвали у беженцев смятение. У мужчин сжались кулаки, женщины схватили за руки детей. Большинство стало озираться со смесью страха и недоверия, они искали Илина, который рассказывал им совсем о другом свободном Дубле. Однако три человека – два мужчины и женщина – послушно закрыли глаза.

– Опуститесь на колени и низриньтесь ниц в своей жалкой незначительности перед великой наградой, коей вы не заслуживаете!

Те беженцы, которые закрыли глаза, выполнили и эти приказания, не видя, что большинство осталось стоять.

С огромной террасы соседнего грибообразного здания, расположенного за спинами беженцев, прыгнули вниз два огромных существа. На половине пути к земле они расправили крылья и бесшумно заскользили над площадью. Это были металлически-серый Армани и угольно-чёрная Шанель – самые шустрые и непоседливые драконы из выводка Иплотегра. Молодые драконы ловко подхватили распростёртых в самоуничижении на каменных плитах людей.

Всё произошло так быстро, что не закрывшие глаза и не павшие ниц беженцы почувствовали движение воздуха от крыльев и увидели огромных летающих существ только тогда, когда те уже выполнили свою работу. Раздались крики ужаса и негодования.

– Спокойно, спокойно! – закричал Илин.

В то же время Дангма скинул свой величественный образ и одним прыжком переместился с вершины пирамиды в толпу.

– Вы уж извините за этот спектакль! – он весело и дружески хлопнул по плечу ближайшего мужчину. – Мы с Илином знали, что религионеры внедрили в вашу группу своих агентов. Мы разоблачили их тем, что подчинённые религионерам люди мыслят не сами, а повинуются внушёнными им правилами. А вы, не подчинившись, доказали, что ваше мышление освободилось от догм и стереотипов.

– И что с ними теперь будет? – поинтересовался кто-то из беженцев.

– С ними побеседуют и отпустят на том Дубле, который они сами выберут. Либо тут, либо вновь там, где унижаться приятнее, чем чувствовать себя равным и свободным.

– Но драконы…

– Это милейшие и приятнейшие существа! – воскликнул Илин. – Вы с ними познакомитесь и подружитесь. А ваши дети смогут на них полетать… Если, конечно, вежливо об этом попросят самих драконов.

Взгляды детей с затаённым предвкушением и восторгом обратились к удаляющимся и исчезающим за лесом тёмным крылатым фигурам. Армани и Шанель со своей «добычей» улетали к драконьему поселению, представлявшему собой сеть пещер в горах. Там своих детей поджидал Иплотегр с остальным выводком. В теологии религионеров драконы назывались чудовищными порождениями тьмы, олицетворениями зла. Иплотегр был уверен, что клин можно вышибить клином. Множество внушённых религионерами страхов он собирался уничтожать тем, что на деле воплощённый ужас оказывался добрым и мудрым существом. Сейчас там, на террасе, Иплотегр постарается объяснить агентам религионеров, насколько лживо всё то, что им внушалось с детства и что поневоле стало их собственной натурой. Если они поймут это и проявят желание измениться, то смогут остаться на нашем Дубле. Если так и не сумеют осознать всю глубину навязанных им заблуждений, то их вернут обратно. И пусть религионеры решают судьбу своих провалившихся агентов.

Так что Илин и Дангма сказали беженцам правду. Жители нашего Дубля всегда говорили правду друг другу.

– Пойдёмте, мы вас накормим и поможем разместиться на первое время! – позвал беженцев Илин.

Те с готовностью подняли свои вещи и следом за ним зашагали к зданию, скрытому за колоннадой. Там беженцы окончательно определятся со своими пожеланиями трудоустройства на нашем Дубле и оттуда маги их переправят в разные города и поселения.

В отличие от нереальной Обители Праведников, на нашем Дубле надо было трудиться, чтобы содержать себя и свои семьи. И беженцев заранее об этом предупреждали. Они знали о том, что рабство и бесправие в мире религионеров сменится честной оценкой их труда и обменом его на результаты труда других жителей Дубля.

«Кто не приносит обществу пользу, тот причиняет ему вред». Это правило распространялось и на магов, и на драконов, и на людей, и на пушистиков, и на всех тех, кто пожелал бы тут жить. К сожалению, это общество не было лишено недостатков. Именно о них мы и рассуждали, пока нашу беседу не прервала проверка беженцев.

– Наш Дубль хорош только в сравнении с Дублем религионеров, – объяснял я свою точку зрения. – И хорош он только для тех, чья личность достаточно развита, чтобы не терпеть лжи и несправедливости. Но таких, увы, меньшинство. Как не старается тот же Илин, поток беженцев из-под гнёта религионеров не так уж и велик.

– Это и хорошо! – сказала Браспаста. – Если сюда переселится половина их Дубля, тут просто не хватит места.

– И это тоже большая проблема, – подхватил я. – Пространства, пригодного для жизни людей и родственных им существ, на нашем Дубле слишком мало. К счастью, изобильные тропики пока в состоянии прокормить всех желающих тут жить. Но если количество переселенцев увеличится втрое, вчетверо? Неизбежно возникнут конфликты, придётся ужесточать законы. Мы превратимся в таких же тиранов, как и религионеры.

– Мы можем создавать пищу, если её всем не хватит, – предложила Браспаста.

Я издал короткий смешок:

– Нам придётся только этим и заниматься. Тогда уже мы превратимся в рабов, а те, кого мы содержим, станут бездельниками и иждивенцами. И чем больше мы станем им давать, тем меньше у них будет стимулов что-то делать самостоятельно. Нет, с большим сожалением надо признать, что нынешнее общество на Дубле не идеально и не долговечно. Мы пытаемся воспроизвести древние времена, когда мудрые маги справедливо не столько управляли, сколько помогали смертным. Но все мы знаем, чем это закончилось.

– Можно контролировать рождаемость, – сказала тётя Вика и сама же себя оборвала: – Впрочем, это тоже окажется формой диктата и угнетения.

– Есть ещё и другие Отражения, другие планеты, – напомнил Отшельник.

Я пожал плечами:

– Практически на всех пригодных для белковых существ планетах жизнь уже материализовалась из вибраций. Конечно, теоретически можно было бы превращать пригодные для жизни небесные тела в обитаемые планеты, но для воплощения этой идеи мало быть магами по крови. Придётся менять орбиты планет и их массы, чтобы создать нужные сочетания давления и температуры для поддержания воды в жидком состоянии. Это означает управление таким количеством вибраций, которое не доступно ни одному магу.

– Может быть, пока не доступно? – намекнула Браспаста, показывая всем на меня глазами.

Я покачал головой:

– Я бы не стал на это рассчитывать. Давайте исходить из того, что у нас есть.

– А есть у нас немного, – напомнила тётя Вика. – И времени тоже маловато.

Все замолчали, так как о нападении религионеров и так уже было много сказано.

– Есть и другая проблема, – прервал я молчание. – Сколько бы мы не говорили о равенстве жителей нашего Дубля, на самом деле это не так. Мы, маги, по существу такие же хозяева людей, как и в других обществах. На нашем Дубле собрались добрые и справедливые маги. Но их положительные качества понятны простым смертным только в сравнении с отрицательными качествами других магов. Если бы не с чем было сравнивать, нас бы тоже назвали тиранами. И как бы мы не старались изображать, что различий между нами и простыми смертными нет, они всё же есть. Есть различия и между самими смертными. Кто-то красивее, кто-то талантливее, кто-то трудолюбивее. А где есть различия, там неизбежно появятся зависть и преступления. Ведь преступления, насколько я знаю, тут уже были?

– Да, были, – нехотя произнесла Браспаста. – Были случаи воровства, случались драки, были попытки изнасилований. Но маги быстро восстановили порядок и нашли виновных. Справедливость восторжествовала. Преступников мы даже не наказывали, а просто выслали на Дубль религионеров.

Я подхватил:

– И тем самым ещё раз продемонстрировали смертным своё отличие от них. Своё несоизмеримое превосходство. С драконами проще.

– Кому проще? – спросила Браспаста.

– Драконы стали своего рода промежуточным звеном между магами по крови и простыми смертными. Вроде бы огромные летающие создания, но всё равно ближе к смертным, чем к нам. Вы не замечали, что люди, а особенно пушистики, всё чаще и чаще обращаются за помощью не к магам, а к драконам? Если надо переместить что-то тяжёлое или с высоты распланировать пространство под строительство поселения, то просят об этом драконов.

– Надо бы предложить Иплотегру позвать сюда из Мира Магии побольше своих соплеменников, – сказала Браспаста.

– Это очень хорошая мысль, – иронично одобрил я. – Вообще, чем больше разных форм жизни тут соберётся, тем лучше. Получится точная копия цивилизации Мира Магии. А мы превратимся в подобия хозяев магических энергий и станем друзьями религионеров.

– И что же ты предлагаешь? – спросил Отшельник.

Я грустно усмехнулся:

– Это тоже проблема. Мне нечего предложить. Жизнь есть жизнь. От первой амёбы, сожравшей другую амёбу, до могущественных магов по крови, сражающихся насмерть за власть над мирами. Каждый считает именно себя достойным превосходства над остальными. И каждый по-своему прав.

– Вы-то так не считаете? – наполовину с вопросом, наполовину с утверждением произнесла тётя Вика.

Мы с Браспастой переглянулись.

– Конечно, считаем, – честно ответил я. – Все так считают. Только мы себя сдерживаем и ограничиваем, а другие – нет.

– А почему вы себя ограничиваете?

– Потому что мы хорошие! – рассмеялась Браспаста.

Все заулыбались, снимая напряжение. Я тоже улыбнулся, но сказал:

– Прибегать к искусственно придуманным категориям «хорошо-плохо» – это не ответ и не решение принципиальных противоречий жизни.

– Если не будет противоречий, не будет развития, – сказал Отшельник.

– Скорее, не развития, а изменения, – поправила Браспаста. – Изменения – не всегда развитие. Калки прав: на нашем Дубле мы пытаемся воспроизвести примитивное сообщество с простейшими потребностями. Это изменение сознания жителей в сторону упрощения: отказ от амбиций, от мечтаний о недоступном. Каждый член общества старается создавать только то, что гарантированно будет положительно оценено. Именно поэтому беженцами становятся в основном труженики-производители: сельскохозяйственные и промышленные работники, мастера, инженеры, организаторы производств. Деятелей искусства, когда Илин им рассказывает о нашем обществе, пугает перспектива оказаться невостребованными. Поэтому они предпочитают остаться под властью религионеров.

– Ну, это вполне понятно, – сказал Отшельник. – Так называемые «творческие личности» очень не любят сами копаться в земле, чтобы вырастить урожай себе на пропитание, или обтёсывать брёвна, чтобы выстроить себе дом. Им проще раболепствовать перед власть имущими, перед теми, кто отбирает у народа последние крохи и бросает объедки своим лизоблюдам. Хотя тут на Дубле я познакомился и с поэтами, и с художниками. Они занимаются творчеством в свободное от основной работы время. У них весьма неплохо получается. И фильмы тут хорошие снимают, добрые. Не то, что в Изначальном мире.

– Тот, кто занимается творчеством не профессионально, а по зову души, обычно и создаёт самые великие произведения, – заметила тётя Вика. – Кто не зависит от политической и финансовой конъюнктуры, может честно и открыто дарить людям свой талант.

– Ладно, я согласна, что творческие холуи нам не нужны, – сказала Браспаста. – Без ростовщиков, банкиров, жуликов мы тоже как-нибудь обойдёмся. И изворотливых адвокатов, которые обвинят честного бедняка и оправдают богатого преступника, нам тут тоже не надо.

– Но и постоянно рассчитывать на вмешательство свыше, на помощь магов, тоже нельзя, – возразил я. – Люди, драконы, пушистики должны уметь обходиться без нас. Они должны без нас поддерживать справедливый порядок и самостоятельно изолировать от общества преступников. Хорошо, что сейчас есть другой Дубль, и мы можем производить сепарацию: «чистых» отдельно, «нечистых» отдельно. Если на нашем Дубле родится ребёнок, который захочет стать адвокатом или «правозащитником»? Если он не сможет осознать, что права есть только у честных граждан, а нарушители чужих прав должны лишаться собственных? Если он станет защищать преступников? Что с ним делать? Отправить на Дубль религионеров?

– Разумеется, – сказала тётя Вика. – Если на нашем Дубле соберутся все те, кто честно трудится сам и уважает труд других, а на другом Дубле окажутся тунеядцы, мошенники, воры и лжецы, то разве это плохо?

– Какая интересная идея! – воскликнула Браспаста. – Превратить два мира Дубля в планету Закона и планету Беззакония и, как выразился Калки, сепарировать всех согласно их взглядам и наклонностям.

– Остаётся только уговорить религионеров реализовать эту идею на своём Дубле, – усмехнулся Отшельник. – Пусть они отпустят к нам всех тех, кто их сейчас кормит, одевает и обслуживает. А себе оставят только бездельников. И скорее сами умрут от голода.