Казнь без злого умысла

Вторник

Константин Кириллович Смелков не любил летать на вертолете. Но ехать до областного центра пять часов, пусть и на очень хорошей машине, но по очень плохой дороге, и потом столько же – в обратную сторону он не любил еще больше. Да и не было у него этих лишних свободных десяти часов. Если занимаешь пост мэра в таком городе, как Вербицк, приходится учитывать каждую минуту. Особенно в предвыборный период, когда к ежедневной работе по управлению городом добавляются необходимые, но такие нудные мероприятия по мотивированию электората.

После вертолетного путешествия всегда подташнивало и накатывала головная боль, посему дорога от площадки до центра города обычно приводила Константина Кирилловича в самое мерзкое настроение. Весь ближний круг об этом знал и с этим считался. Не в том смысле, что любимого мэра берегли и старались оградить в такие периоды от необходимости решать насущные проблемы, нет, разумеется. Мэра никто беречь не собирался, на то он и мэр, народный избранник, поставленный, точнее – посаженный в кресло, чтобы решать проблемы. Берегли себя: старались не соваться в высокий кабинет без особой нужды, чтобы не огрести по полной.

Из нынешней поездки в Перов мэр Вербицка возвращался расстроенным и недовольным. Собственно, целью визита в высокие кабинеты было очередное «вентилирование» процесса подготовки проекта Федеральной трассы. Утверждать его будет Правительственная комиссия в Москве, поскольку средства на строительство будут выделены из Федерального дорожного фонда, но разрабатывают проект здесь, на месте, в области. И вариантов этого проекта на сегодняшний день существует два. А в Москву на утверждение будет направлен только один. Какой из двух? Вот в этом весь вопрос.

Смелков располагает довольно мощными связями на областном уровне и среди ближайшего окружения губернатора, но у его противников, заинтересованных в другом проекте, связи не менее обширные. Борьба идет на равных. И на сегодняшний день самое главное – выиграть выборы в Вербицке и остаться в кресле главы города на второй срок, потому что влияние мэра в любом случае сильнее, чем влияние того, кто выборы проиграет. До тех пор, пока неясно, кто будет руководить городом в ближайшие четыре года, авторитет у Смелкова и его главного конкурента Горчевского в глазах областных деятелей примерно равный, а вот когда выборы пройдут, ситуация станет совсем иной. Кто мэр – тот и прав. Если Смелков победит, ему удастся продавить тот проект прокладки трассы, который ему нужен. Если победит Горчевский – в Москву на утверждение представят совсем другой проект. И тогда все станет очень сложно. И опасно. И вообще плохо. По проекту, в котором заинтересованы оппоненты мэра, трасса должна пройти мимо Вербицка с северной стороны, как раз через то место, где сейчас расположена норковая ферма, одна из двух в области. Звероферму ликвидируют, поголовье продадут за бесценок Перовскому пушному зверохозяйству, которое давно зарится на выведенное в Вербицке элитное племенное ядро. Допустить уничтожения зверофермы Смелков не может. Никак. Ни при каких условиях. А Горчевскому и тем представителям бизнеса, которые стоят за ним, на звероферму наплевать, им нужна земля к северу от Вербицка, они там уже все скупили и поделили и теперь в нетерпении потирают ручонки, ожидая начала строительства Федеральной трассы. Трасса дело выгодное – сразу же появляются желающие перекупить участки под магазины и торговые центры, рестораны, склады, придорожные кафешки и заправки. А уж о жилой застройке вообще говорить не приходится. Вербицк – город традиционно экологически неблагополучный, металлургический и химический комбинаты исправно вносили свой вклад в загрязнение окружающей среды на протяжении десятилетий, поэтому желание построить дачу или загородный дом присуще каждому жителю города. Вопрос только в деньгах. У кого они есть – будут строиться. Значит – будут покупать землю. И покупать именно там, куда можно доехать. А не в глухой тайге.

За звероферму Константин Смелков готов был биться до последнего вздоха. И бился, не щадя себя. В какой-то момент ему показалось, что дело сдвинулось с мертвой точки и его пламенные речи о вековых традициях российского пушного звероводства, о ведущем месте русской пушнины в мировом меховом бизнесе, которое мы потеряли после перестройки и которое сейчас нужно завоевывать снова, наконец, были услышаны. Его вызвали в область, в комитет по транспорту и дорожному строительству, сопроводив приглашение словами: «Есть мнение, что звероферму вашу нужно постараться сохранить». Константин Кириллович воспрянул духом, полетел в Перов, но услышал от высоких чиновников совсем не то, что ожидал и хотел. Трасса пройдет через территорию зверофермы. А саму ферму просто перенесут в другое место. Километров на десять восточнее.

Такая постановка вопроса мэра категорически не устраивала.

Смелков сидел на заднем сиденье, прикрыв глаза и пытаясь не сосредоточиваться на нарастающей головной боли. Впереди, на пассажирском сиденье рядом с водителем, покачивались в такт попадающим под колеса выбоинам мощные плечи охранника Саши, выполнявшего в поездках еще и функцию помощника.

– Соедини меня с Деревянко, – проговорил Константин Кириллович, едва шевеля губами.

Зоя Григорьевна Деревянко была гендиректором Вербицкой зверофермы, прошла весь путь от простой работницы-зверовода до бригадира, потом, получив образование, доросла до старшего зоотехника, потом до главного зоотехника, а теперь возглавляла все хозяйство. И никто лучшее ее, пожалуй, во всем Вербицке проблемой не владел.

Через пару минут помощник-охранник обернулся и протянул Смелкову телефон:

– Деревянко на проводе.

Смелков глубоко вздохнул и взял трубку.

– Зоя Григорьевна, вы могли бы подъехать сегодня? Нет, я еще не в городе, буду у себя минут через двадцать. Попозже? Хорошо, жду вас в девятнадцать часов. Но непременно сегодня, вопрос не терпит отлагательства. Да, насчет фермы.

Закончив разговор, поморщился, вытащил из портмоне конвалюту с таблетками от головной боли, сунул в рот две пилюли, разжевал, проглотил и запил несколькими глотками воды из бутылки, стоящей в специальном держателе. Задумчиво посмотрел на телефон и следующий номер набрал сам:

– Олеся, запиши Деревянко на девятнадцать часов и вызови ко мне Баева. Да, сейчас. Я буду через пятнадцать минут. В приемной есть кто-нибудь? Пусть не ждут, я сегодня никого не приму. Распиши всех на завтра. Кто? Лаевич? Пусть приходит к девятнадцати, он мне будет нужен вместе с Деревянко.

Геннадий Лаевич возглавлял предвыборный штаб Смелкова. Молодой, креативный, он частенько находил оригинальные ходы, казавшиеся на первый взгляд глупыми или нелепыми, но в итоге, к всеобщему удивлению, дававшие очень неплохие результаты. Пусть подумает вместе с Зоей, что еще можно предпринять, чтобы избиратели поняли: ни при каких обстоятельствах норковую ферму трогать нельзя. И только избрание Константина Смелкова на новый четырехлетний срок позволит ее сохранить. Если выберут Горчевского – ферма неизбежно погибнет.

Как и во многих других городах, мэрия Вербицка располагалась в здании, где когда-то находились бок о бок горисполком и горком партии. Конечно, внутри все было заново отремонтировано и приведено в более или менее современный вид, но сама постройка и красивый сквер перед ней оставались все теми же, какими их помнил Смелков с юности. Правда, в центре сквера возвышался раньше памятник Ленину, как было принято повсюду. Памятник убрали, но постамент остался. Долго судили-рядили, как его использовать, кому монумент воздвигнуть, так ни до чего и не договорились, и вид пустого постамента, первое время резавший глаз, тоже в конце концов стал привычным.

Константин Кириллович легко взбежал по ступеням, ведущим в здание, и так же без малейших усилий поднялся по лестнице на второй этаж, где находился его кабинет. Несмотря на так и не прошедшую головную боль, широко и обаятельно улыбнулся секретарю Олесе. Хоть и молодая девочка, а толковая, подумал он, всех отправила, приемная пустая. Хотя… Он же просил вызвать начальника УВД полковника Баева. Где он?

– Все в порядке? – спросил Смелков.

– Да, все как вы велели. Всех со срочными вопросами записала на завтра, с не очень срочными – на послезавтра, некоторых приняли ваши замы, это их компетенция. Игорь Валерьевич будет через три минуты, он вышел покурить, – четко доложила Олеся. – Что вам сделать? Чай, кофе, бутерброды, печенье?

– Мне, будь добра, чайку крепкого и сладкого. А Игорю Валерьевичу – что попросит. И Сашу чаем угости. – Он кивнул на плечистого охранника, вошедшего следом за ним и стоявшего в сторонке.

– Обязательно, – улыбнулась Олеся.

Константин Кириллович знал, что этот новый охранник ужасно симпатичен Олесе, и ничего не имел против их легкого флирта. И потом, это же так демократично, так по-свойски, по-отцовски – опекать, «курировать» чувства молодых людей! Демократичность, доступность и обаяние – вот три кита, на которых зиждется народная любовь к мэру Смелкову. И китов этих нужно кормить, ухаживать за ними и вообще всячески поддерживать в рабочем тонусе. А кто первый и главный распространитель в народе сведений о руководителе? Конечно же, секретарша, это всем известно.

Грузный, с нездоровым отечным лицом, начальник УВД вошел в кабинет, когда Смелков уже сидел за своим столом. Следом за полковником Баевым вплыла Олеся с подносом: чай для мэра, крепкий эспрессо для гостя, сдобное печенье для обоих.

– Плохо выглядишь, – заметил мэр, внимательно разглядывая своего старого друга. – Не болен, часом?

– Здоров, – коротко ответил Баев. – Что случилось? Что сказали в области?

– Предложили перенести ферму в другое место. Сам понимаешь, это не вариант. Я там кое-что замутил, хочу поставить в позу ответственности департамент транспорта, через день-другой узнаю результат. Пусть второй зам будет мне должен, а то его люди Горчевского солидно прикормили. Но я тебя по другому вопросу вызвал. Игорь, ты разберешься когда-нибудь с этими экологами, в конце концов? Еще на вчерашний день разговоры шли о трех убитых, а сегодня их уже стало четыре! Что вообще происходит? Кого опять убили? Почему я должен узнавать об этом по радио, а не от тебя лично?

– Ты собрался от меня лично получать оперативную информацию? – недобро усмехнулся Игорь Валерьевич. – Новых убийств не было. Просто появилась информация о том, что некий Семушкин, обнаруженный мертвым на улице почти две недели назад, тоже был экологом и тоже проводил какие-то исследования в какой-то неизвестной нам лаборатории. До сегодняшнего дня никто этого покойника с экологией не связывал.

– Какая же это оперативная информация, если она на радио просочилась? – недовольно ответил Смелков. – Что у тебя в ведомстве происходит?

– Я разберусь. Это уже не в первый раз, когда кто-то сливает информацию журналистам.

– Игорь, я не понимаю твоего спокойствия. Весь город на ушах стоит из-за этих убитых экологов, я теряю очки в глазах населения, мой рейтинг стремительно падает, потому что все эти разговоры про убийства обрастают слухами. Якобы есть какая-то лаборатория, в которой провели исследования и доказали, что звероферма приносит огромный вред людям. А мэр, то есть я, хочет, чтобы трасса пролегала не с севера, а с юга, потому что у него там финансовые интересы. И на саму звероферму мэру, то есть мне, плевать, но я ею будто бы прикрываюсь, чтобы не допустить строительства трассы с северной стороны. – Смелков, сам того не замечая, начал постепенно повышать голос. – Ты должен – слышишь? – должен в кратчайшие сроки раскрыть эти гребаные убийства и найти мне эту гребаную лабораторию! Потому что до тех пор, пока преступления не раскрыты, журналисты и все прочие будут орать на каждом углу, что я, именно я, а не ты, заинтересован в укрывательстве преступников от возмездия, потому что именно мне выгодно скрыть правду об экологической опасности зверофермы. Не можешь найти убийц – найди хотя бы лабораторию! И мы сами посмотрим, чего они там наисследовали. Я больше чем уверен, что результаты этих исследований можно толковать как угодно, так всегда бывает, и всегда все можно повернуть в нужную сторону. Но народ надо успокоить, Игорь. До выборов осталось три месяца. Ты же сам все понимаешь.

Полковник одним глотком опустошил маленькую чашечку с крепчайшим кофе и поставил ее на блюдце. Смелков так за всю жизнь – а они с Баевым знали друг друга и дружили еще с детского сада – и не привык к тому, что сначала очень крупный и мускулистый, а с годами ставший грузным и оплывшим Игореха умел быть таким точным, аккуратным и неслышным в движениях. Соприкосновение чашки с блюдцем не породило ни единого, даже самого тихого звука.

– Костя, все намного хуже, чем ты думаешь, – негромко произнес полковник. – Поверь мне, мои ребята делают все, что нужно и возможно, чтобы раскрыть эти убийства. Они ночами не спят, они есть-пить не успевают. Но не нашли ни единой зацепки. Ни единой! Никакой информации ни о самих убийствах, ни об этой клятой лаборатории. И если все так, как мы думаем, то речь идет об очень хорошо законспирированной организации. А это, как ты понимаешь, невозможно без очень хорошего финансирования. Значит, у кого-то есть в этом большой и крепкий интерес.

– Ничего нового я не услышал, – презрительно хмыкнул Смелков. – Все эти разговоры мы с тобой вели и три дня назад, и неделю назад. Что изменилось? Ничего! Так почему же ты говоришь, что все намного хуже, чем я думаю?

– Потому что появилось письмо, адресованное этому Семушкину, убийство которого у нас висит уже почти две недели, но которым мы пока совсем не занимались, потому что все силы брошены на убийства экологов. Из этого письма совершенно очевидно, что сам Семушкин тоже занимался вопросами экологии, равно как и автор письма, и они там в лаборатории закончили какое-то исследование, результаты которого позволят – цитирую: «всех отдать под суд».

– Кого – всех? – растерянно спросил Константин Кириллович. – Ты что, тоже веришь в то, что наша звероферма представляет собой экологическую опасность? Но это же бред! Этого не может быть! Никогда еще клеточное разведение пушных зверей не приносило никакого вреда! Никому!

Баев усмехнулся.

– Ты уверен, Костя? А вот известен ли тебе такой документик, который называется «Нормы технологического проектирования звероводческих и кролиководческих ферм»? И не какие-нибудь доисторические нормы, а вполне себе постперестроечные, двухтысячного года. Ну да, ты же мэр у нас, большой начальник, куда тебе с такой мелочовкой связываться. А я, знаешь ли, попроще, чином помельче, я вот не погнушался и почитал. И знаешь, что там написано?

Баев достал из папки файл с распечатанным документом, перелистнул несколько страниц, нашел строчки, выделенные цветным маркером.

– Вот, зачитываю тебе дословно. «Основными источниками загрязнения атмосферного воздуха являются выбросы систем вентиляции из зданий с регулируемым микроклиматом, газодымовые выбросы из котельных. В выбросах вытяжных вентиляционных систем содержатся вредные и дурно пахнущие газы (аммиак, сероводород), пыль и микрофлора, а также водяные пары и углекислый газ. Вредность газодымовых выбросов от котельных зависит от вида топлива и принятой системы дымоочистки». Повторяю, если ты невнимательно слушал: вредные и дурно пахнущие газы – аммиак и сероводород. Ты знаешь, какое топливо используется у Зои на ферме? Ты этим интересовался? А какая система дымоочистки у нее стоит, тоже спросил? А как насчет охраны поверхностных и подземных вод от загрязнения? А в стоках, между прочим, содержатся фосфаты, хлориды и соли аммония. Так что о безвредности пушного звероводства ты своей внучке расскажи лет через пятьдесят. А о том, как в нашей стране соблюдается технология очистки, я тебе рассказывать не буду, сам не маленький.

– Да что ты голову мне морочишь! – возмутился Смелков. – Зоя приличный человек, знающий, в звероводстве всю жизнь проработала, если она мне гарантирует, что у нее на ферме все чисто, я ей верю.

– Да верь, ради бога, – пожал плечами начальник УВД. – Просто на всякий случай имей в виду, что все может быть. И вредные выбросы, и нарушение системы очистки. Одним словом, не забывай о том, что написано в письме: есть основания для возбуждения уголовного преследования. И если все подтвердится, народ горой встанет за то, чтобы ферму ликвидировали раз и навсегда. Против металлургического и химического комбинатов никто слова не скажет, это рабочие места для города и огромные деньги в бюджет, вон один только Петька сколько налогов со своего производства отчисляет! А с фермы этой нашей толку – как с козла молока в общегородском масштабе, никто за нее цепляться не станет. Но это еще не самое плохое.

– Что еще?

– Из Москвы едут какие-то мутные люди. Якобы бывшие сотрудники МВД, давно в отставке. И якобы их направляет банк «АПК» для решения вопроса о возможности покупки земли в нашем районе под строительство пятизвездочного пансионата.

– Что-то много у тебя «якобы» получилось, – покачал головой мэр.

– А это потому, Костя, что ни одному слову в этой легенде я не верю. Только вчера появилось письмо со словами о лаборатории и о результатах исследования, и уже сегодня мне звонят из Москвы и предупреждают, что приедут два человека, и просят оказать содействие, если будет нужно. Ты понимаешь, что все это может значить?

– Плохо, – выдохнул Смелков. – Все это очень, очень плохо. Думаешь, ФСБ?

– Все может быть, – неопределенно ответил начальник УВД.

– Может, Петьку попросим помочь?

– Придется. Хоть ты и не прав был, когда от него дистанцировался, но сейчас это может как раз сыграть нам на руку. Ладно, пойду я, дел много.

И снова Смелков отметил про себя, насколько бесшумно отодвинул стул полковник. Ни скрипа, ни шороха. И как ему это удается?

«И все равно Игореха плохо выглядит, – подумал Константин Кириллович, глядя на закрывающуюся за другом дверь. – Мы ведь ровесники, с одного года. А я по сравнению с ним просто парень жениховского возраста. И веса лишнего у меня нет, и морщин куда меньше, и здоровье явно лучше».

До прихода гендиректора зверофермы Зои Григорьевны Деревянко оставалось время, которое мэр посвятил работе с бумагами, накопившимися за день, ведь в область он уехал, а точнее – улетел, с раннего утра.

Зоя Григорьевна, полная энергичная седая женщина чуть за шестьдесят, с возмущением отмела все предположения о нарушениях в работе зверофермы. И Смелков ей поверил. Впрочем, он никогда не отличался излишней недоверчивостью, ему так было проще. Когда же речь зашла о возможном переносе фермы на десять километров к востоку, попросила принести карту района. Верная Олеся (впрочем, с удовольствием проводившая время в приемной в обществе нового охранника Саши), не уходившая домой раньше шефа, тут же принесла карту и разложила ее на столе для совещаний.

– Во-первых, сюда переносить нельзя. – Зоя Григорьевна ткнула карандашом в место на карте, обозначая участок, где предлагалось построить новую ферму. – Нам природоохрана не разрешит, здесь территория заповедника. Во-вторых, на ферме должны работать люди, а это значит, что они будут туда как-то приезжать и как-то уезжать домой. Как? На крыльях, что ли? Вы дадите денег на строительство дороги от города до фермы? Здесь же заповедные леса, человек только пешком пройдет. Трассы-то еще не будет, ведь прежде, чем ее строить, нужно ферму убрать, а куда ее убирать, если новая не построена? Значит, сначала строим новую ферму, а только потом прокладываем Федеральную трассу, а никак не наоборот. Как вы собираетесь туда технику подгонять для строительства? Ну ладно, под технику вырубите лес, с вас станется, сделаете просеку. А дальше что? Построите ферму, а как на ней работать? Нужны пути для доставки кормов, это обязательное требование. А возят их не в легковушках и даже не на «газелях», а огромными фурами, которые по проселочной дороге не проедут. Нужна строго определенная роза ветров, чтобы наши запахи не доходили до жилых домов. Здесь направление ветров такое, что никто разрешения на строительство зверофермы не даст. Короче, Константин Кириллович, все эти словеса о переносе фермы – просто детский лепет на лужайке. Проект ни в одной инстанции не пройдет.

Про розу ветров и про необходимость путей для доставки кормов Смелков слышал впервые, и это не укрылось от внимания Лаевича, руководителя предвыборного штаба. Лаевич внимательно слушал гендиректора зверофермы и не произносил ни слова, только то и дело бросал изучающие взгляды на мэра.

– Константин Кириллович, а вы сами давно на ферме были? – неожиданно спросил он.

– Да я ж ее вот этими самыми руками строил! – воскликнул Смелков.

Это было сущей правдой. В 1979 году окончивший школу, провалившийся в институт и ожидавший осеннего призыва в армию Костя Смелков действительно работал на строительстве Вербицкой зверофермы. Простым рабочим. Этот факт стал одним из основополагающих в фундаменте всей аргументации мэра в защиту фермы. Выступая перед избирателями и давая интервью журналистам, он постоянно повторял: «Я знаю, как это больно и несправедливо, когда ради чьей-то выгоды или каких-то непонятных мифических благ уничтожается то, что ты сам когда-то сделал своими руками, что любил и чем гордился. Я горжусь тем, что начинал свой путь обычным чернорабочим на стройке, и я не дам в обиду нашу звероферму, которую сам строил вместе с другими жителями нашего города». Обычно это производило хорошее впечатление на слушателей…

– Строили, – кивнул Лаевич, молодой человек лет тридцати с небольшим, невзрачной наружности, с длинноватыми, но очень чистыми блестящими волосами, падающими на лицо косой челкой и почти полностью закрывающими один глаз. – Но с тех пор были хоть раз?

Мэр пожал плечами.

– Не был. А что мне там делать?

– Это надо исправить.

– Каким образом? Говорить на всех углах, что я там был только вчера?

– Ну зачем же, – усмехнулся Лаевич. – Ложь – это всегда плохо. Это неправильно. И это не наш путь. Наш путь – правда, причем легко проверяемая. И этим наша политика ведения предвыборной кампании выгодно отличается от политики Горчевского. Вы должны будете поехать на ферму вместе с телевизионщиками, чтобы это увидел весь город. И вы должны будете ходить по нашей ферме так, как ходит хозяин по своей земле. Вы меня понимаете, Константин Кириллович?

– Не совсем…

Мэр испытующе посмотрел на молодого человека. Не ошибся ли он, сделав его руководителем предвыборного штаба? Может быть, нужно было поставить на это место другого человека, проверенного, того, кто руководил штабом во время прошлых выборов и привел Константина Смелкова к победе? Лаевича рекомендовали как человека, умеющего придумывать неординарные ходы, не выходящие за рамки этики и тем более закона, и мэр сперва намеревался сделать его просто одним из членов штаба, но потом как-то все так сложилось… Прежний руководитель, проверенный, уже давший согласие возглавить штаб, тяжело заболел и работать не смог, а из тех, кто в тот момент был под рукой, Лаевич показался самым деловитым, организованным и сообразительным. Положа руку на сердце, у Смелкова не было к молодому человеку никаких претензий, ибо ни одно из предложенных им решений до сих пор не оказывалось неудачным. Но все равно, когда тебе пятьдесят три, трудно безоговорочно принять мысль о том, что тридцатилетние могут работать не хуже, а порой и лучше, чем твои ровесники. Вот и эта идея с фермой… Ладно, если это поможет – он готов не только на ферму ехать, но и дохлых мышей жрать. А вот что значит «ходить как хозяин по своей земле»? Клетки чистить, что ли? Или что?

– Я, Константин Кириллович, в отличие от вас, на ферме бывал, – спокойно пояснил Лаевич. В этом месте Зоя Григорьевна тихонько фыркнула и с трудом подавила улыбку. – Вот и Зоя Григорьевна смеется, потому что помнит, как это было в первый раз. Как я явился к ней в костюмчике и в начищенных ботиночках и попросил провести меня по ферме, показать, как там все устроено. Она меня в тот же момент развернула и выперла под зад коленкой. А знаете почему?

– И почему же? – спросил мэр с интересом.

О том, что руководитель его предвыборного штаба ездил на звероферму, он действительно слышал впервые. Интересно, что этому пацану там понадобилось?

– А потому, что на звероферму, туда, где звери находятся, никто не ходит в своей одежде, все переодеваются и переобуваются. Запахи там такие, которые мгновенно пропитывают все, что на вас надето, и не выветриваются они потом очень и очень долго. В цивильном можно только в административный корпус проходить, туда, где руководство сидит. А для визита к зверям необходима сменная одежда. И сапоги. И рукавицы. Без рукавиц брать зверя на руки нельзя, а без картинки «мэр берет из клетки очаровательную норочку» никакого эффекта не получится. Кроме того, в организации звероводства довольно много специальных терминов, и если вы не будете ими владеть, в репортаже сразу станет видно, что вы там никогда не бывали. Вы центральный проход шеда от поперечного отличите? Вообще знаете, что такое «шед»? Вот вы приедете, переоденетесь, тележурналист задаст вам вопрос: а покажите-ка, Константин Кириллович, что именно вы тут строили. Вы хотя бы саму постройку узнаете? И сможете правильно сказать, что это такое? Кормоцех? Или убойный пункт? Или, может быть, это вообще теплая стоянка для кормораздатчиков? Или пункт первичной обработки шкурок? И зайдете вы в этот пункт, внутрь, и придется вам журналистам рассказывать и показывать, где тут что: где остывочная, где шкуросъемочная, где обезжировочная, где дообезжировочная, где правилочная, где сушильное помещение, а есть еще помещение съемки шкурок с правилок, помещение откатки шкурок по мездре и волосу, помещение доработки и очистки, сортировочная и, наконец, склад готовой продукции. Я все перечислил, Зоя Григорьевна? Ничего не упустил?

– Ничего не упустил, – со смехом подтвердила Деревянко. – Молодец, Гена, хороший ученик.

– И это я вам только пункт первичной обработки шкурок обрисовал, – продолжал Лаевич. – А если пойдете в кормоцех? Там тоже много всяких помещений, которые имеют разное предназначение и разные названия. И если вы, Константин Кириллович, будете этими терминами легко оперировать, то произведете впечатление человека, которому действительно небезразлична судьба зверофермы. А если вы там будете ходить как экскурсант, который все это видит впервые и знает только понаслышке, то в ваше желание сохранить ферму никто не поверит.

– До сих пор верили, – сердито буркнул Смелков, которому перспектива визита на звероферму уже не казалась такой беспроблемной, как в первый момент.

– Как показывают последние соцопросы, эта вера значительно пошатнулась. Ее заметно подорвал скандал с убийствами экологов. И дело нужно поправлять, – твердо заявил Лаевич. – Заодно вы можете перед камерами поговорить с Зоей Григорьевной об экологии, пусть она расскажет, какое топливо используется, как устроены очистные сооружения, то есть пусть профессионал сам дезавуирует слухи об экологической опасности зверофермы. Этому поверят больше, чем мэру, который на ферме никогда не бывал.

«Надо не перед камерами выпендриваться, а убийства раскрыть и внятно рассказать людям, наконец, кто и за что убил экологов, вот тогда народ действительно поверит, – раздраженно подумал Смелков. – А еще лучше – накрыть эту лабораторию, доказать, что все ее выводы сфальсифицированы, найти тех, кто эту фальшивку проплатил, и вывести на чистую воду». Но вслух, разумеется, ничего говорить не стал. Не надо при Зое высказывать недовольство работой начальника УВД. Он, мэр Вербицка, сам сделал Игоря Баева, своего давнего близкого друга, начальником городского управления, и для всех они – одна команда. Что, впрочем, полностью соответствует действительности. Не нужно, чтобы зародились подозрения в разладе между ними. Да и нет никакого разлада, просто временные трудности в работе.

В голове у Смелкова включилась кнопка «демократ», он подавил недовольство и раздражение и выдал во внешний мир одну из своих самых располагающих улыбок.

– А вы что скажете на такое предложение, Зоя Григорьевна?

– Гена все правильно говорит, – тут же отозвалась гендиректор зверофермы, – вы не волнуйтесь, Константин Кириллович, мы вам все организуем. Приедете к нам пару раз в рабочем порядке, я вам выделю самого опытного зверовода, который больше меня знает, он вам все покажет, все расскажет, вы все запишете, если трудно будет запомнить. Не захотите зверовода – я сама с вами буду ходить всюду. Как вы скажете – так и сделаем. Лишь бы только помогло, Господи! Я уж готова сама вам шпаргалки написать, только бы польза была!

– Хорошо, – подытожил мэр, поняв, что от затеи со зверофермой и телерепортажем открутиться, пожалуй, не удастся. – Так и решим. Гена, согласуй с Зоей Григорьевной и с моим расписанием время поездки. Когда я буду готов к общению с журналистами, Валентина с ними свяжется.

Валентина была пресс-секретарем мэра. Кнопка «демократ» все еще горела, поэтому первой он упомянул занятость гендиректора, а только потом – свое расписание. Это происходило автоматически, без всякого усилия. Руководящей работой Константин Смелков занимался давно, и осознанная необходимость некоторых вещей столь же давно стала просто привычкой.